Substitution

      Он мог бы выйти из тени и сказать хоть что-нибудь, хоть что-нибудь сделать, но так и остался стоять, молча глядя на Чонина, который стоял неподалёку и не замечал его. Или делал вид, что не замечает?       Было слышно, как гулко бьётся сердце, и Чан медленно выдохнул, пытаясь успокоиться. С Чонином всё в порядке, об остальном можно было не волноваться. Даже о том, что он сейчас улыбается незнакомому мужчине, который что-то говорит ему. Нежно говорит — это было видно. «Ревность — плохое чувство, ты знаешь об этом, Бан Кристофер Чан?» «Отвяжись» «Ай-яй-яй, что же так грубо? Я же с добром, а ты… Эх»       Чан не отводил взгляда от Чонина, который что-то говорил этому мужчине. Что-то говорил этому мужчине, да. Держа его за руку и улыбаясь. С Чаном он никогда так себя не вёл, почему тогда?..       Мужчина наклонился к парню, оказавшись слишком близко. Чан был готов сорваться с места и броситься на него, игнорируя свою природную застенчивость. Был готов оттащить Чонина от него, злобно рыча будто озверевший, обхватить своего мальчика за талию и… Улыбаться только ему. «Вау, какие мы смелые. Или только в мыслях? Попробуй сейчас сделать так же, как планировал»       Чан даже не стал спорить, понимая, что в чем-то голос прав. Смелости у него вряд ли хватит, чтобы осуществить задуманное.       Поежившись от холода, он одернул короткую куртку. Начало января было настолько холодным и мокрым, что становилось тошно. С неба постоянно капал мелкий дождь, из-за которого подтаявший снег в скором времени становился льдом, на котором разбиться было несложно. И чем он только думал, когда, увидев знакомую фигуру из окна, выбежал на улицу, накинув сверху только тонкую куртку, которая почти не грела? Хотя, что уж тут говорить, он не думал. Абсолютно ничем не думал, лишь мечтал поскорее оказаться на улице и удостовериться, что глаза его не обманывают. И они не обманули — Чонин действительно был с неизвестным Чану мужчиной.       Ревность разъедала его изнутри, и Чан ничего с этим не мог поделать. Почему, почему Чонин сейчас выглядит счастливее, чем когда-либо? Счастливее, чем когда был с Чаном? Почему? «Потому, что ты не для него» — послышался ехидный голосок. — «Не для него» «А кто тогда для него?» — Чан начинал раздражаться. Пусть… прекратит уже, это невыносимо. — «Кто тогда? Этот… непонятный… да?» «Именно!» — воскликнул голос. — «А мы быстро учимся, не так ли? Посмотри, насколько счастливым выглядит Чонин рядом с ним. Разве это не знак? Хотя, что это я, ты же не поймёшь»       Чонин вправду сейчас смеялся над чем-то, сказанным мужчиной. Растягивал губы в широкой искренней улыбке так, что и так узкие глаза превращались в щёлочки.       Мужчина был довольно симпатичным, так что неудивительно, что он понравился Чонину. На душе стало тяжело от этих мыслей, но Чан всё продолжал стоять в отдалении от них, наблюдая за идиллией и психологически насилуя самого себя. Вот же мазохист, а? «Я же знал, что ты боишься, Бан Кристофер Чан. Ну неужели это так сложно — подойти к ним и, высказав всё, что хотел, увести Чонина, а после признаться ему?» «Признаться в чём?» «Не глупи, сам же знаешь» «А если честно?» — Чан нервно ожидал ответа. Что голос имеет в виду? В чём признаться?       Голос замолк, предоставляя Чану самому разобраться во всём. Даже не настаивал ни на чём больше, что настораживало.       Чан заметил, как мужчина смотрит на Чонина, и понял, что теряет свой наверняка единственный шанс. Этот взгляд показал, что Чан проиграет, если не решится. Проиграет и не сможет выжить без своего милого Чонина, из-за которого будет ночами не спать от беспокойства, скрывать слезы, уткнувшись в подушку, и выть. Громко и протяжно, от бессилия и злобы на самого себя. Умрёт, осознавая, что не справляется с самим собой; вполне возможно, что покончит жизнь самоубийством. Будет легко, если всё быстро сделать. «Я смогу, смогу, смогу» — шепчет он, тут же вздрагивая, когда видит почти незаметное движение мужчины — он осторожно кладёт свою руку на талию Чонина.       Терпение лопнуло так же, как и неуверенность Чана.       Шаги были широкими и решительными; через несколько мгновений Чан уже стоял перед мужчиной, сверля того неприязненным взглядом. Мужчина, в свою очередь, лишь вопросительно смотрел на него, не понимая, что случилось. — Здравствуйте, — Чан кивнул мужчине, натягивая на лицо улыбку. — Слежу за вами уже некоторое время и начинаю бояться за своего кузена, — он указал на Чонина, который непонимающе смотрел на него, пытаясь что-то сказать. — Ваше намерения кажутся мне подозрительными, и я намерен пресечь их на корню. — Я… — мужчина улыбнулся, покачав головой, но Чан его перебил. — И сейчас я забираю своего кузена, чтобы больше за него так не волноваться, — Чан взял парня за руку, прощально кивая мужчине. — Надеюсь, что мы больше не встретимся, и мне не придётся прибегать к таким мерам.       Он бросил последний взгляд на мужчину, который искривил губы в улыбке, и прошёл мимо него, таща за собой Чонина, который до сих пор не сказал ни слова.       Странная уверенность покинула его, когда Чан отошёл на безопасное от мужчины расстояние. Устало выдохнув, он повернулся к Чонину и натолкнулся на вопросительный взгляд. — Я спас тебя и сейчас спокоен, — попытался улыбнуться, но не получилось. Лисьи глаза младшего смотрели на него с каким-то… презрением?.. Что он сделал не так? — Не нравится, когда такие типы к кому-нибудь пристают… К тебе в частности.       Чонин поджал губы, вырывая свою руку из хватки старшего, который, не понимая резкости того, даже не протестовал? — Зачем?       Чан запнулся, не зная, что ответить. Сказать честно про ревность? Или что ещё? — Я… Этот тип выглядит как минимум подозрительно. Ты знаешь, что он мог бы сделать, если бы я не… — Всё было бы отлично, если бы не вмешался, — еле слышно пробормотал Чонин. Чан вопросительно поднял брови, не веря ушам. Он серьёзен? — Постой, ты… — Да! Зачем ты припёрся и влез не в своё дело? — младший был вправду серьёзен. — Тебя кто-нибудь просил?       Чан открывал рот, чтобы хоть что-то сказать, но ни слова не произнёс. Просто не верилось, да, Чонин шутит, это такая забавная шутка. Дежавю — недавно он так же «шутил». — Ты же шутишь, да? — он беспомощно смотрел на младшего, с каждой секундой понимая, что он не шутит. «Жестокая и беспощадная правда» — Я не шучу, — Чонин покачал головой, пытаясь игнорировать взгляд старшего. Неверящий взгляд, Чан надеется, что он шутит. — Зачем ты вообще лезешь? — Я… хочу помочь. — Мне не нужна твоя помощь, я уже говорил.       Каждое слово причиняло ему боль, и Чонин это видел, но не останавливался, хоть и знал, что потом не исправит это. — Я… — по позвоночнику пробежал холодок, но это не из-за погоды. Чан чувствовал, что на него смотрят, и даже знал, кто. — Я просто… — Просто уйди, — голос младшего внезапно охрип. Хриплый, но такой красивый. — Мне осточертело всё это. Твоя помощь и ты… в частности, — последние слова были произнесены едким тоном. Чан молчал, пытаясь не показаться слабым. Особенно, когда за ним наблюдают издали. — Дай мне покоя с Уджином.       Уджин? Так вот, как зовут того… типа. А что ещё Чонин знает про него? А этот Уджин про Чонина? «И что, ты сейчас просто кивнешь и, повернувшись, с гордо поднятой головой уйдёшь? Всё так просто? Ты не будешь спорить, стоять на своём? Хочешь отдать Чонина неизвестному типу, который только притворяется хорошим? А если…»       Он был прав. Чан схватил младшего за запястье, снова осознавая, насколько оно худое, и покачал головой. — Не оставлю, — он засмеялся неожиданной идее, пришедшей в голову. — Не оставлю, не дам, не уйду, не прекращу. — Что?.. — Чонин, похоже, испугался неожиданной перемене поведения. Только что чуть ли не плакал, а сейчас смеётся? — Нет, нет, нет, — старший снова покачал головой, давая понять, что не собирается сдаваться. — Сейчас ты просто пойдёшь со мной, полностью забыв про какого-то Уджина, понятно?

***

      Сейчас он был готов пойти на всё, лишь бы снова увидеть его улыбку, от которой его аккуратный носик забавно морщился. Может, сказать ещё раз? — Ты мне вправду нравишься, Ли Феликс, — повторил Хёнджин, держа его маленькие ладошки в своих. — Очень нравишься. — Говорил уже, говорил! — воскликнул Феликс, счастливо улыбаясь. — А я тебе?       Глупый, но такой необходимый вопрос. Без него никак, надо ведь проверить, нравится ли Хёнджин Феликсу. Со всеми своими странностями — неожиданной неконтролируемой агрессией, со своей не самой светлой биографией, со всеми своими заскоками.       Но Феликс кивает, будто забыв про всё это. Кивает, добровольно подписывая договор с самим дьяволом. Кивает же, наивный мальчишка, кивает. Подозревает, что, возможно, совершает глупость, но кивает. — Ты не пожалеешь, Ли Феликс, честное слово, — он обещает, хоть и не может поручиться за себя. — В этом я не сомневаюсь.       Зачем же так быстро соглашаться, Феликс? Подумал бы, взвесил все за и против, а не соглашался сразу. — Я сделаю так, чтобы ты ни разу не усомнился во мне, Ли Феликс.       Хёнджин говорит очень серьёзно и держится, хоть в глазах и стоят слёзы. Почему он вообще хочет заплакать? От радости или от того, что вряд ли сможет сдержать свои обещания? Он просто хочет, чтобы Феликс был счастливым. Хоть какое-то время — хоть несколько дней, несколько недель, месяцев, лет. А Хёнджин постарается для него, честное слово постарается. Он же сможет продержаться хотя бы несколько недель? Этого времени достаточно, чтобы… — И я верю тебе, Хёнджин. «Пожалуйста, не говори так»