Substitution

      Ну а что ему ещё делать? Он сжимает кулаки, пытаясь успокоиться, выдыхает, пытаясь прийти в себя, но не выходит. Он боится, что сейчас набросится на Феликса и снова причинит тому боль. Ликс почувствует отвращение к нему, и всё пойдёт насмарку. Феликс сидит рядом — можно только руку вытянуть — и, похоже, совсем не замечает стараний Хёнджина. Не видит его напряга, когда тот смотрит на испещрённую шрамами руку. — Поговорим о чём-нибудь? — предлагает Феликс, зная, что тишина затянулась надолго. Неловкая тишина. — А то просто…       Он смотрит на Хёнджина и, видя его странный взгляд, теряется. — Джин? — Что? — старший только сейчас приходит в себя и отрывает от Ликса взгляд. Внезапно понимает, что совсем не помнит, что было несколько минут назад. Что он делал? — О чём-нибудь… поговорим?       Хёнджин искренне не понимает, что младший от него хочет. Помутневшее от слабого приступа сознание не воспринимает информацию, поэтому ему сейчас бесполезно что-либо говорить.       Феликс меняется в лице, когда видит сжатые кулаки, и мгновенно всё понимает. Сдерживал приступ? А если бы не сдержал? — Мне в ванную, — бормочет он, поднимаясь с кресла. Хёнджин вопросительно смотрит на него, но не делает попыток встать и остановить.       Ликс понимает, что это до ужаса глупо, что не случилось ничего такого, но он закрывается в ванной и плачет. Дёргает ручку двери, чувствуя холодный металл, дёргает до боли в кисти и плачет. Плачет, садясь на холодный плиточный пол и хватаясь за край ванны. Ванна в нескольких местах ржавая, и ржавчину сейчас можно ощутить, лишь прикоснувшись к эмалированной поверхности. Шершавая и слоистая, больно колит ладони.       Слёзы мешают видеть, и парень вытирает их другой, свободной рукой. В горле першило, и он закашлялся, чувствуя боль. Было действительно больно даже сейчас, когда ничего не происходило.       И зачем он только пригласил Хёнджина к себе? Остался бы сегодня один дома, занялся бы каким-нибудь делом. Но нет — взял телефон и с первого раза позвонил, даже не колеблясь. Сказал что-то про одиночество и боль, и Хёнджин сразу же пришёл. Отказался от всего, что предлагал ему Ликс — кофе, чай, что угодно -, и просто сел рядом, наблюдая за ним. Но если бы Феликс не пригласил его, то сейчас не сидел бы на полу в ванной и не всхлипывал, еле успевая вытереть слёзы руками.       Он взглядом нашаривал что-то. Неосознанно, на подсознании, но всё-таки что-то искал. Что-то сильно знакомое, но что?.. Одноразовая бритва.       Упаковка таких бритв у него лежала с тех самых пор, когда он съехал от родителей. Прихватил лишнего, называется, вот и случайно забрал их у отца. Тот тогда, посмеявшись, сказал, что через несколько лет Ликсу они взаправду понадобятся. И они пригодились, только значительно скорее, чем предполагал отец. Но он даже не предполагал, что его сын использует их не по назначению       Одноразовая бритва иной раз помогала не один, а два или даже три раза. В этом и был их так называемый плюс.       Феликс протянул руку к полке, но сразу понял, что для того, чтобы дотянуться, надо встать на ноги. Сил не было вообще, поэтому он снова вытянул руку, чувствуя кончиками пальцев уголок полки.       Хёнджин сегодня заходил в ванную, но он их не заметил — не конфисковал же — из-за, наверное, обманчивой упаковки. На коробке не было ничего ни написано, ни нарисовано, поэтому её с большим успехом можно было принять за упаковку какого-то крема. Удобно же, блядь.       Достав до полки, Феликс попытался достать теперь коробку, которая лежала почти на самом краю. Резкое движение рукой, и — успех — коробка, ударившись о бортик раковины, упала на пол. Бритвы не выпали из-за плотно закрытой и заклеенной кусочком скотча крышки.       Руки тряслись от скорее волнения, чем страха. Ликс научился за довольно маленький промежуток времени наслаждаться болью, так что сейчас предвкушал ноющее чувство на правой руке. А может быть и на левой, он ещё не решил. — Ликс? — за дверью раздался приглушённый голос старшего, и Феликс выронил коробку. На этот раз, когда крышку открыли, бритвы упали на пол с характерным скрежетом, что наверняка насторожило уже полностью очнувшегося Хёнджина. — Ликс? Что ты там делаешь? — Ничего, — судорожно выдохнул младший, бросая быстрый взгляд на дверь. Замок закрыт, значит, Хёнджин не сможет сюда войти. — Ничего, Хёнджин, уходи.       Старший недоуменно вслушивался во вновь наступившую тишину за дверью и даже попробовал открыть её, но ничего не вышло. Блядь, он снова ничего не помнит из произошедшего.       Что он сделал Ликсу, что тот внезапно заперся в ванной? Днём… Сейчас сколько? Час тридцать дня. — Почему ты вообще там? — Хёнджин прижался к двери, чувствуя пыльный запах. Надо бы протереть дверь. — Ликс~и, пожалуйста, скажи мне, что я натворил?       Феликс молчал, глядя на дверь и шаря рукой по полу, нащупывая бритвенное лезвие. Сейчас главное отвлечь старшего хотя бы на пять минут. — Пожалуйста, ответь мне, — старший чувствует липкий страх. Начинает подташнивать, когда он понимает, что дверь заперта. Зачем он заперся, зачем? — Феликс. — Всё в порядке, я скоро выйду.       Голос дрожит, и Феликсу страшно. Держит в дрожащих пальцах бритвенное лезвие и смотрит на него. Радость куда-то улетучилась, если, конечно, она вообще была.       Сжимает большим и указательным пальцем бритву и легонько проводит ей по руке, просто пробуя. Больно не будет — будет приятно. В воздухе запахло железом, хотя кровь ещё даже не выступила.       Бритва какого-то яркого цвета, сквозь слёзы видно плохо. Цинично, конечно, да. Феликс любит яркие цвета: голубое небо, ярко-карие глаза Хёнджина, алую кровь. Обожает, можно сказать. — Ликс, открой, пожалуйста, — голос стал совсем тихим — сил не хватает. Джин с ужасом прислушивается к тишине за дверью. Сейчас даже идиоту стало бы понятно, что младший там делает. Как он мог это допустить? Идиот ненормальный.       Кажется, это всё-таки розовый. Слёзы капают на руки, прямо на запястья, заставляя Ликса поморщиться от боли. После того, как он, наверное, раз в пятый надавил лезвием на запястье, кровь всё-таки потекла. Он с ненормальным интересом взглянул на красные капли на плитке пола. Мило, мило.       Повернувшись к двери, Феликс коснулся лицом дерева, вдыхая его запах. Именно сейчас за дверью стоял, а может быть и сидел, Хёнджин и так же прижимался к ней. Совпадение. — Знаешь, — внезапно прошептал младший, заставляя Хёнджина вздрогнуть от неожиданности. — Мне очень нравится, когда светит солнце. — Боже, Феликс, — кажется, он всхлипнул. — Сейчас не время для признаний, умоляю, открой дверь, пожалуйста. — Не хочу, — Ликс покачал головой, морщась, когда в кожу впилась заноза. — И…       Оказывается, у Хёнджина проколото ухо. Феликс обнаружил это совсем недавно, наверное, в тот самый день в больнице, когда попросил поцеловать его. Когда Джин наклонился над ним, Ликс и заметил эту блестящую серёжку. Круглая, изогнутая, привлекающая взгляд. Блестящая, Феликсу понравилась. — Обожаю тебя, — выдохнул он, снова проводя по запястью. Кровь капала на колени и мочила ткань штанов. Ну и ладно. — Обожаю тебя, Хёнджин. Пока.