Найти выход

      На Глэйд медленно опускаются сумерки — солнце почти полностью скрылось за каменными стенами, склоняясь к горизонту и окрашивая небо и облака в темно-синие и оранжевые оттенки. Близится вечер.       На окраине леса Ньют провожает взглядом удаляющегося в сторону кухни Фрайпана: тот ранее завалился в его спальню, прогремев, что хочет поговорить, поэтому последние полчаса они провели в лесу, где повар высказывал все свои жалобы, накопившиеся за неделю. Ньют был рад, что Фрайпан пришел к нему сам, а не стал доводить все до ругани с подопечными. Нужно только проветриться, выговориться, выпустить пар — и шаткая кухонная гармония будет восстановлена.       Ньют задумчиво проводит пальцами по губам, просматривая только что сделанные на основе слов повара записи: «новая кастрюля», «опаздывают», «из холодильника пропадает еда», «сломалась микроволновка». В голову на секунду закрадывается навязчивая мысль, что все замечания и недовольства повара могли спокойно подождать до следующего Совета, но Ньют тут же откидывает ее: сейчас Фрайпан вновь в хорошем расположении духа, а значит и конфликтов в ближайшее время на кухне не будет, и ужин сегодня состоится по расписанию.       Ньют опирается спиной на дерево, качает головой и, спрятав пожелтевший блокнот в задний карман, оглядывает Глэйд. Привычно кипит работа: со стороны Хомстеда доносятся удары молотка, на плантациях пыхтят Копачи, из загонов доносится хрюканье свиней — тут и там негромко переговариваются Глэйдеры. Всё идет своим чередом…       — Иди сюда, недомерок, я тебе сейчас обе руки выкручу!       Яростный крик Галли привлекает внимание и заставляет каждого оторваться от своих дел — всем интересно узнать, что на этот раз вывело из себя куратора строителей.       «Ну вот опять.»       Ньют стремительно направляется в сторону Хомстеда, по пути жестом призывая отвлёкшихся от работы любопытных глэйдеров вернуться к своим обязанностям. На него уже летит недавно прибывший паренёк — Генри, за которым разъяренно несется Галли с явным желанием причинить вред. Генри добегает до Ньюта, с мольбой глядя ему в глаза, и останавливается позади него.       — В чем дело? — Ньют делает шаг навстречу подбежавшему к ним Галли, выставляет руку перед собой и упирается ладонью ему в плечо, не давая подступить ближе. Ньют замечает, что колени у того в крови, на руках краснеют свежие ссадины.       Куратор строителей опускает суровый взгляд на останавливающую его руку Ньюта и подается назад, переводя взгляд на притихшего новичка.       — Салага ни глазами пользоваться не умеет, ни руками, а взялся доски перетаскивать…       — Я случайно споткнулся, я не думал, что ты упадешь… — принимается оправдываться Генри, но Галли не дает ему закончить.       — Заткнись! Скажи спасибо, что не головой ударился, иначе ты бы следующий по тыкве получил!       — Полегче, Галли, иначе до завтрашнего вечера просидишь в Яме вместе со своими угрозами, — твердо произносит Ньют, все еще держа руку перед собой на случай, если Галли все-таки захочет добраться до новичка. Он смотрит на раскрасневшееся лицо куратора строителей, на его насупившиеся густые брови и широко раздувающиеся от тяжелого дыхания ноздри и думает о том, что вечер сегодня как-то не задался: сперва взорвался Фрайпан, теперь — Галли. Вот только Фрайпан к разговорам склонен гораздо больше, и нарастающий конфликт можно уладить еще до того, как он проявится во всей красе. С Галли такой трюк не работает, особенно после его прохождения через Метаморфозу.       — Салаг прибывает все больше, а мы Хомстед достроить не можем… Такими темпами и не достроим, — ворчит ему в ответ Галли, но перспектива голодных суток в Яме все же заметно его отрезвляет. Ньют, увидев ясность в его глазах, опускает руку и разворачивается к новичку.       — Генри, объясни, что произошло.       Паренёк кидает пугливый взгляд на Галли, боясь проронить хоть слово и вновь обрушить на себя гневные ругательства, делает вдох и быстро выдает:       — Я не... Галли стоял на лестнице на крышу, и я должен был подать ему доски, но, — он все еще пытается отдышаться, — я нес их, споткнулся, и доски повалились на лестницу, и она упала. И Галли упал. Мне правда жаль…       Ньют вскидывает брови и понимающе кивает. Это далеко не первый несчастный случай среди строителей: были и вывихнутые ноги, и гвозди в стопах, и отбитые молотком пальцы, даже несколько обрушений. Вероятно, Галли сегодня совершенно не в духе, раз так бурно отреагировал на очевидную случайность.       «Испугался падения, наверное», — думает Ньют, но вслух не озвучивает.       — Жаль ему, — сплевывает Галли и собирается добавить что-то еще, но его перебивает Ньют:       — Лады, так. Галли, ты согласен с тем, что сказал Шнурок, или будут какие-то дополнения?       Галли нехотя качает головой, неотрывно глядя на новичка и все еще тяжело дыша. Ньют удовлетворительно кивает и хочет подвести обсуждение к концу, но видит напряжение, которое исходит от Галли, и понимает, что оно вот-вот найдет свой выход. И не ошибается.       — Какого хрена этого криворукого шанка вообще взяли в строители?       Голос Галли полон недовольства, но его интонация уже не несет в себе никаких угроз — куратор бесится просто потому, что уже заведен.       Ньют вопросительно выгибает бровь.       — Ты же сам его и взял.       На лице Галли на секунду мелькает тень досады, губы сжимаются в тонкую полоску.       — Сам взял, сам и выгоню. Ушмарок! — рявкает он напоследок в лицо Генри и быстрым шагом уходит в сторону Хомстеда.       Новичок с явным облегчением выдыхает, все еще глядя на удаляющуюся фигуру своего куратора.       — Ему не надо к медакам? Кровь идет, — задумчиво произносит он, и Ньют, услышав искреннее беспокойство в его голосе, переводит на него взгляд.       Генри — последний прибывший в Глэйд мальчишка, года на три-четыре, как казалось Ньюту, младше его самого. Высокий рост, широкие плечи, крепкие руки — Галли еще в первый день прибытия Генри заявил, что возьмет его к себе в строители, и Ньют, недолго думая, согласился, сомневаясь только в благополучии новичка, эмоциональное состояние которого и без того было подорвано. Но, к его удивлению, Генри быстро адаптировался в рядах строителей, хотя Ньют не раз видел мелькавший в его глазах испуг, когда Галли повышал голос. Генри казался ему слишком добродушным для того, чтобы работать под руководством Галли, и Ньют заранее предупредил его о характере куратора строителей, но новичок никогда не жаловался. Ни на что. Не каждый прибывший в Глэйд мальчишка мог похвастаться такой стойкостью, особенно в первый месяц своего пребывания.       — Разберется, не маленький, — пожимает плечами Ньют и ободряюще похлопывает Генри по спине. — И не волнуйся, он тебя не выгонит: Галли — псих, но не идиот. Хорошие строители нам всегда нужны. Но будь аккуратнее, здесь никто никуда не торопится… Не спеши, иначе только больше огребать будешь.       Генри согласно кивает в ответ.       — Остаток дня проведешь у Зарта, пусть Галли перебесится сначала. Остынет к утру. Лады?       — Лады, — соглашается он и, помедлив, добавляет, — спасибо, Ньют.       Он уходит к плантациям, оставляя Ньюта одного, и тот глубоко выдыхает, запрокинув к сине-оранжевому небу голову.       Выслушивать глэйдеров и регулировать между ними конфликты — непосредственная часть работы Ньюта, особенно в те дни, когда Алби отправляется в Лабиринт вместе с Бегунами. Он записывает основные моменты жалоб и предложений, а после выносит их на Совет, где кураторы после совместного обсуждения приходят к решению.       До драк разборки глэйдеров доходят редко, на порядок реже, чем в первый год их пребывания в Глэйде — большая заслуга каждого, кто следует установленным в нем правилам. Но подростки есть подростки, и инциденты между парнями нет-нет да случаются. Ньюту конфликты никогда не нравились — он уверен, что даже в забытой части его жизни он не был конфликтным человеком, — поэтому разнимать сцепившихся глэйдеров радости ему не приносит. Но сил хватает, иногда на помощь приходят первые добравшиеся до места драки ребята, и уважение, заслуженное среди глэйдеров, делает свое дело — его воспринимают наравне с лидером. Хотя сам Ньют до сих пор не до конца понимает этому причин, ведь себя и свои решения он подвергает сомнениям гораздо чаще Алби — тот более категоричен и непреклонен.       Ньют опускает взгляд на циферблат часов — скоро должны вернуться Бегуны. Он оборачивается на все четыре окружающие Глэйд стены и направляется в Картохранилище, надеясь увидеть кого-нибудь из друзей.       Еще не дойдя до каменного домика, Ньют слышит возбужденный голос Минхо и, почувствовав тревогу в груди, переходит на бег, чтобы скорее убедиться в том, что все в порядке, что за день в Лабиринте ничего страшного не случилось.       — ...прямо там! Думал уже, все, конец моей славной жизни!       Ньют буквально залетает в Картохранилище и широко распахнутыми глазами оглядывает его: Минхо, сидя на столе, вытирает тряпкой потное, но отчего-то довольное лицо, а перед ним, на земле, скрестив ноги, сидит Бэн, расположив на коленях лист бумаги с его сегодняшним маршрутом.       — Здарова, — машет тряпкой Минхо, — ты чего такой ошалелый?       При виде друзей Ньюта накрывает волна облегчения — кажется, все живы, а у Минхо просто яркая манера речи.       — Что-то случилось?       — Все как обычно, — пожимает плечами Бэн, откладывая свой листок в коробку к остальным чертежам. — Это мы сегодня рано — в моей секции ничего не изменилось.       — А я гривера встретил, так что пришлось ускоряться, — Минхо перекидывает тряпку через шею.       Ньют ежится. Голос его друга звучит обыденно, словно ничего особенного и не произошло, но Ньют слишком хорошо знает Минхо, чтобы не заметить тень страха в его глазах и озабоченность произошедшим.       — Он тебя увидел?       Минхо кивает.       — Думал уйти незамеченным, но не вышло — этот слишком бдительный оказался. Погонялись с ним, и он отстал. Знаешь, как будто только напугать хотел.       — А мог вообще до самого Глэйда преследовать, — мрачно произносит Бэн, и между ними повисает молчание.       Ньют нервно качает головой — днем гриверов не видели уже порядка трех недель. Либо этот случайно оказался в Лабиринте в дневное время, либо же Создатели решили напомнить о том, что расслабляться не следует. Как будто кто-то может расслабиться в Лабиринте…       — Лады, главное, что все обошлось, — выдыхает Ньют. Худшего удалось избежать, в этот раз им повезло.       — Да хрень, — отмахивается Минхо и, спрыгнув со стола, садится рисовать свой маршрут. — Что новенького в нашей деревне?       Ньют хмыкает, в который раз удивляясь, с какой завидной скоростью его другу удается переключаться между событиями — даже если пофигизм Минхо показной, играет он отменно.       Ньют жмет плечами, складывая руки на груди.       — Сначала Фрайпан чуть не разнес кухню, потом Галли свалился с лестницы и попытался прикончить Генри.       — У-у-у, веселье, — довольно протягивает Бэн, откидываясь спиной на стену.       — Генри? — Минхо бросает Ньюту вопросительный взгляд и тут же щелкает пальцами. — А, Шнурок-добряш. Чем он не угодил Галли? Разве мелкий не у него работает?       — Добряш? — С губ Бэна слетает короткий смешок, и Ньют, поддавшись смене настроения, тоже улыбается.       Минхо довольно кивает.       — Ага, добряш. Спрашивает у меня время от времени, как дела, желает удачи и безопасных пробежек по Лабиринту.       — Скоро отбоя не будет от фанатов, а, Минхо? — Бэн хохочет и тут же получает тряпкой в голову. Улыбка Минхо становится только шире, когда он получает тряпку обратно.       — Завидуй молча. Так что произошло?       Ньют вкратце пересказывает им слова мальчишки, на что Минхо предлагает каждый раз перед появлением новичков отправлять Галли в Яму на сутки — после чего тот «ласковый и шёлковый будет воспитывать Шнурков». Бэн поддакивает и довольно гогочет на его предложение, а Ньют шутливо отвешивает Минхо подзатыльник.       — Вот на Совете мы тебя и послушаем, — усмехаетя Ньют, падая на стул рядом с другом. — И Галли я держать не буду, ты же вроде Бегун, успеешь ноги унести.       Минхо корчит ему в ответ неприличную гримасу и принимается за свою карту. Тревога Ньюта целиком и полностью сходит на нет.       Вскоре в Картохранилище подтягиваются и остальные Бегуны, рассказывают о своих секциях, перерисовывают свои маршруты — гривера в Лабиринте сегодня встретил только Минхо. Алби недовольно качает головой, услышав его историю, и решает завтра тщательнее осмотреть эту часть Лабиринта. По мере того, как ящики наполняются новыми листами, Бегуны, голодные и уставшие, один за другим отправляются ужинать, чтобы после пойти отдыхать.       Последними из Картохранилища выходят Минхо и Алби, договорившись вместе отправиться на рассвете в то место, где был замечен Гривер. Ньют обещает догнать их через минуту и проходит к дальней стене помещения, на которой виднеются множество аккуратно высеченных вертикальных линий — подобие календаря, придуманное ребятами в первые дни пребывания в Глэйде.       Ньют достает из близ стоящей коробки нож и высекает вертикальную черту, после чего делает еще одну — горизонтальную, перечеркивая линию из семи черточек. Отсчитывает четыре перечеркнутых линии, отмеряющих еще один месяц пребывания Глэйдеров в стенах Лабиринта, и крест накрест перечеркивает их. Нож летит обратно в коробку, Ньют отряхивает от каменной пыли ладони и окидывает взглядом бетонную стену — что-то вдруг щелкает в его сознании, желудок неприятно сводит. Ньют еще раз пробегается по всем перечеркнутым месяцам, загибая пальцы, и рвано выдыхает, делая шаг назад.       Два года…       — Ньют, че застрял, ты идешь или нет?       В дверном проеме показывается Минхо, и Ньют вздрагивает, оборачиваясь.       — Да… да, идем.       Он вновь косится на стену и, под полным интереса взглядом друга, спешно выходит из Картографической. По дороге на кухню Ньют молчит, предоставляя Минхо еще одну возможность выплеснуть эмоции, накопившиеся за день.       Страха, вызванного встречей друга с гривером, Ньют почти не чувствует, а в голове вертится только одно: они находятся в Глэйде уже два года.

***

      Ужин и разговоры с друзьями позволяют Ньюту на время отодвинуть нахлынувшее на него осознание на второй план. Пока парни уплетают тушеную свинину, кто-то делится мыслями о прибытии новичка утром, строя догадки о том, к кому он в итоге будет распределен. Минхо и Галли не удерживаются от предложений новых шуток, которые они каждый раз норовят сыграть с новоприбывшими, и Ньют смеется вместе с ними. Алби рядом с улыбкой качает головой:       — Будете лично месяц ходить за Шнурком на цыпочках, если он перестанет разговаривать после ваших приколов!       Глэйдеры ложатся спать, и Ньют, приняв душ, делает последний обход по территории, разгоняя задержавшихся ребят. Беспокойство возвращается ровно в тот момент, когда он садится на свой матрас в Хомстеде. Слева от него, укрывшись спальником по самую голову, спит Минхо, у противоположной стены с широко раскинутыми руками храпит Алби. В комнате темно, прохладно — из щелей со стороны окна немного поддувает. Спать Ньюту не хочется. Ровно как и находиться сейчас в комнате. В голове разрастается рой мыслей, и Ньют, сжав челюсти, решает пройтись — нужно привести себя в порядок, иначе он не сможет выполнять свои обязанности, чего допустить, особенно завтра, никак нельзя. Ньют тихо выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь, и, под скрип досок, покидает Хомстед.       На улице заметно похолодало, однако, чувствуя ветер на своем разгорячившемся лбу, Ньют с заметной легкостью выдыхает. Сейчас он все обдумает, как делал уже не раз, и вернется отдыхать — он будет в порядке, они все обязательно будут в порядке. Так ему хочется верить… Но давно забытая тревога с каждым шагом все тяжелее оседает в груди, не позволяя себя обнадеживать.       Ньют не сразу понимает, что сидит на земле перед южными Воротами. В ночи каменные стены кажутся еще более массивными, устрашающими — давят сильнее, сжимаются, словно норовя раздавить Глэйд и его жителей. Ньют смотрит куда-то сквозь каменную толщу — по спине пробегают мурашки при мысли о том, чтобы оказаться по ту сторону в такое время. Лабиринт не прощает. Никого.       Два года… Два года в стенах Лабиринта, два года бесконечных поисков, построения карт, вечного анализа, выявления закономерностей передвижения стен. Два года ежедневного преодоления трудностей, конфликтов. Два года неопределенности, страха. Два года потерь… Более десятка погибших друзей, глэйдеров.       День за днем, ночь за ночью они проводят за постоянной работой в попытках выбраться — ни единой зацепки. Когда однажды, анализируя карты, Ньют и Минхо осознали, что Лабиринт изучен полностью, Алби им не поверил. Потому что это значит, что, будь из Лабиринта выход, они бы его точно уже нашли, и тогда вывод напрашивается один — они заперты здесь навсегда. Мириться с этим не хотелось, и Алби велел продолжать изучать Лабиринт и закономерности его изменений, проверить каждый поворот, каждую стену, каждую лозу плюща. Они определенно что-то упускают…       После этого Ньют перестал ждать хороших новостей от бегунов. Радовался тому, что друзья возвращаются живыми, — этого оказалось достаточно, чтобы поддерживать моральную стабильность и не потерять себя в бесконечном страхе еще раз.       Левая нога ноет, напоминая о темных временах, и Ньют уже рефлекторно тянет к ней руку, сжимая пальцами бедро. Тогда он, полный ужаса и отчаяния, потерявший всякий смысл, видел выход только в том, чтобы отдаться всепоглощающей тьме целиком и полностью.       Со временем отчаяние сменилось смирением. Ничего больше не оставалось, кроме как принять положение вещей, а надеяться на волшебное спасение — глупо и только больше тяготит душу. Если им все еще суждено жить в этом месте, надо сделать все, чтобы эта жизнь была настолько достойной, насколько она может быть. К Бегунам после получения травмы он не смог вернуться, и тогда Глэйд стал ему настоящим домом. Поддерживать порядок, следовать правилам, режиму, вводить в курс дела новичков — при всех имеющихся условиях такая жизнь Ньюта более чем устраивала.       Однако сегодня, когда Ньют отмерил на стене второй год пребывания в этом месте, что-то давно забытое, темное вновь коснулось его сердца. Ему не хотелось бежать или прятаться — панику Ньют ощутил только в момент осознания, — но чувство буквальной безвыходности сдавливало горло, стремительно бежало по венам и заставляло заламывать пальцы. Некогда закаленный трудностями и смирением, внутренний стержень Ньюта пошатнулся — едва заметно для окружающих, но достаточно заметно для него самого, чтобы выбить из привычной колеи.       Ньют обязательно разберется с беспорядком в своей голове, он постарается…       — Надеешься, что Создатели испугаются твоих нахмуренных бровей и откроют Ворота сразу к выходу?       Ньют чуть ли не подпрыгивает на месте, когда на его плечо опускается рука — в следующую секунду рядом, кряхтя, садится Минхо.       — Нет, думал, если буду долго смотреть, то смогу прожечь дыру насквозь сразу через весь Лабиринт, — подыгрывает он другу, ладонью указывая направление.       — Да, давай, окажи услугу Гриверам, они как раз так и норовят сюда попасть, — тихо смеется Минхо, и они замолкают.       Ньют заправляет еще влажные после душа волосы за уши и поворачивает голову к другу.       — Чего не спишь-то?       — Проснулся под храп Алби, увидел, что тебя нет, вот и пошел искать. А ты?       Ньют вновь переводит взгляд на Ворота и поджимает губы, перебирая пальцы.       — Сегодня ровно два года, как мы в Глэйде…       К своему удивлению, произнесенные вслух слова отдают тупой болью ровно на одно мгновение, а после — ничего. Словно сказанная фраза имеет смысла не больше, чем ежедневная ругань глэйдеров.       — Да, я видел, как ты таращился на стену в Картохранилище, — кивает Минхо и слабо, натянуто улыбается. — С новым годом.       В голове у Ньюта белыми пятнами мутнеют воспоминания о некогда существовавшим в его жизни празднике, но никаких четких образов. Он хмыкает.       — Ага, и тебя тоже.       Ньют опускает глаза на землю и ковыряет ногтем травинку, отмечая про себя, что ему стоило поднять эту тему еще в Картохранилище — возможно, тогда он не сидел бы сейчас в ночи перед Лабиринтом, терзая себя мыслями на протяжении нескольких часов. Однако Минхо хватило потрясений за день, и Ньюту не хотелось выматывать его еще больше. Только теперь он понял — Минхо выслушал бы его в любом случае. Они друзья, они есть и всегда были друг у друга даже в самые темные времена.       С самого первого дня, как они очнулись возле Ящика, окруженные каменными стенами, Минхо был рядом. Они подружились не сразу — в отличие от Алби, Минхо казался слишком беззаботным, хамил каждому второму, отпускал дурацкие шутки, которые Ньют первое время принимал на свой счет. Ровно до того момента, пока спустя несколько дней после прибытия они не просидели всю ночь под деревом на краю леса, начистоту обсуждая все происходящее. Тогда Ньют впервые на своей памяти так сильно плакал, впервые видел, как кто-то так сильно плачет перед ним. Тогда они пообещали друг другу разобраться во всем вместе: понять ситуацию, вернуть воспоминания, найти дорогу домой.       После того разговора Ньют всегда чувствовал поддержку со стороны Минхо. Алби был доволен тем, что они поладили, и именно в них он видел опору для себя и всех прибывших, не смотря на то, что сам предпочел держаться более отстраненно. И что бы они ни делали, что бы ни говорили, какое решение ни принимали, Ньют знал — они пойдут друг за другом.       Поэтому сейчас, погруженный в воспоминания, Ньют четко понимает одно: даже если он совершенно не помнит свою прошлую жизнь, в этой он никогда не был и не будет одинок.       — Ньют, — вдруг очень тихо зовет Минхо, вытягивая Ньюта из водоворота мыслей. Тот поднимает голову и сталкивается с темными, потускневшими глазами друга. — Иногда так страшно.       Ньют еще несколько секунд всматривается в лицо друга и чувствует всю полноту отчаяния в его голосе, в устремленном куда-то в пустоту взгляде. Это же отчаяние Ньют чувствует у себя в сердце.       — Страшно, — выдыхает он, переводя глаза на уходящие далеко в небо каменные стены. — Мне тоже.       Какое-то время они сидят в тишине, разделяя тяжёлый груз мыслей на двоих, пока Минхо вдруг не подбирает близ лежащий камень.       — Каждый день вижу эти стебанутые стены, одни и те же повороты, хоть с закрытыми глазами беги! — Камешек летит точно в стену — стук камня о камень раздается тонким звоном. Минхо собирает вокруг себя еще и резко запускает один за другим, сопровождая каждое слово новым броском. — И никакого намека на выход. Аж блевать охота.       Каменная дробь вскоре прекращается, гулом оседая в ушах ребят. Ньют глубоко выдыхает, опустив голову на колени, и запускает пальцы в волосы.       — Аж блевать охота, — отрешено повторяет он. Минхо рядом с ним тяжело дышит через нос, подкидывая очередной камешек в ладони.       — Мы столько людей потеряли. Друзей… И хоть бы на шаг приблизились к выходу, но ведь ни разу! — Перед ними в нескольких футах мелькает красным жук-стукач — камень со свистом летит в его сторону, но механическое существо быстро скрывается в темноте ближайшего куста бурьяна. Минхо вновь шумно вздыхает, пропуская пальцы через и без того взъерошенные волосы, но к камням больше не тянется.       Ньют пустым взглядом утыкается в место, где пропал жук.       — Создатели все видят. Знают. Смотрят, как мы носимся по Лабиринту словно подопытные крысы, смотрят, как мы умираем. Интересно, сколько удовольствия им это приносит?       — Столько же, сколько удовольствия нам принесет их смерть. — Ньют удивляется и несколько пугается серьезности ответа друга, но чувствует — это то, что он действительно имеет в виду.       Мысли о расплате с Создателями заметно бодрят Минхо: он расправляет плечи, поднимает голову.       — Отыщем каждого и убьем, — твердо произносит он, сжимая кулаки, — и будем свободны. Отомстим за каждый гребаный день, проведенный здесь. Но сначала выберемся отсюда.       Голос Минхо полон решимости, и Ньют едва заметно приподнимает уголки губ, откидываясь на локтях на землю. Только сейчас он замечает, что замерз — по ребрам и между лопаток пробегают мурашки.       — Выберемся, — повторяет он слова друга и тут же осекается. Минхо слишком хорошо расслышал предательские сомнения в его голосе, и Ньют пожимает плечами, чувствуя на себе его многозначительный взгляд.       — Выход там, Ньют, — Минхо указывает в сторону закрытых каменных ворот, — мы обязательно выберемся. Вот увидишь, так или иначе, мы сделаем это.       Ньют с большим усилием переводит глаза на друга — Минхо едва заметно хмурится, челюсть напряжена, но глаза полны уверенности и стремления. Он готов действовать, готов пойти на все, чтобы отыскать выход, чего бы оно ни стоило. Как будто до этого было сделано недостаточно…       — А что, если не выберемся?       Вопрос, душащий Ньюта весь вечер, вырывается сам собой, и он почти жалеет о том, что все же его задал.       Молчание нависает над друзьями тяжелым облаком, наседая на плечи все сильнее. Ньют чувствует, как его сердце глухими пульсациями отдает в ребра, и выжидающе смотрит в глаза Минхо — ему не хочется верить, что его друг, как и он, почти потерял всякую надежду. Минхо молчит: грудь и плечи движутся в такт ровному дыханию, голова чуть опущена, на лбу несколько хмурых складок. В его темных глазах — привычные твердость и решительность, словно прямо сейчас он продумывает сразу несколько вариантов их действий на случай, если они так и не сумеют найти выход.       К удивлению Ньюта, губы Минхо растягиваются в полуулыбке.       — Тогда я поверю в полюбившуюся всем Шнуркам теорию о том, что мы серийные убийцы, так нам и надо, — хмыкает он. Ньют несильно пинает его в голень.       — Ты стебанутый клоун, Минхо, — качает головой он, усмехаясь, и чувствует некоторое облегчение. Минхо довольно похлопывает себя по груди.       — Вы бы загнулись со скуки без меня, — он укладывается на спину и выпрямляется, закладывая руки за голову. Немного помолчав, тихо добвляет: — Я не знаю, Ньют… Продолжим жить, как живем?       Ньют возвращает голову на колени и только собирается ответить, как Минхо продолжает:       — В любом случае, пока сюда присылают новеньких, я думаю, что это должно как-то закончиться.       — Пока сюда присылают новеньких, эксперимент продолжается, — кивает Ньют и тут же кривится. — Звучит паршиво.       — Как и все, что с нами происходит, — добавляет Минхо и привстает на локтях. — Но мы и так делаем все, что в наших силах, поэтому, да, — он ухмыляется, — живем нашу жалкую жизнь.       Ньют разделяет горькую усмешку Минхо и согласно качает головой то ли его словам, то ли собственным мыслям в голове. Даже если его друг скрывает ужас занавесом юмора, Ньют слышит в его словах подтверждение, которое он так стремился найти — нужно продолжать делать то, что они делают вот уже два года. Это единственный и лучший вариант, который у них есть, по крайней мере на этот момент. Ведь они действительно делали все, что им под силу, экспериментировали, перепробовали все мыслимые способы выбраться — и несколько раз поплатились за это жизнями.       Ньют чувствует, как давящая на него весь вечер безысходность постепенно сменяется холодным, уже привычным смирением. Вместе со смирением приходит легкость, подкрепленная давно забытым осознанием — они стараются держать под контролем все, что получается контролировать, сами обустраивают свою жизнь в Глэйде в отведенных им условиях.       — Ну, не такие уж мы и жалкие, — Ньют старается вложить в голос значительную долю обиды. — Порядок установили, все при деле, еда есть…       — Да-да, куда мы без вашей помощи и руководства, мастер Ньют, — Минхо хлопает его по спине. — Построили рай в аду, ай да мы.       Ньют театрально закатывает глаза, и в тот же момент замечает красный огонёк справа от него — еще один жук-стукач. Существо пробегает по ветке дерева, и Ньют провожает его взглядом, пока оно не пропадает из виду, затерявшись в густой листве.       — Эх, так и вижу нас лет через пять-десять, — мечтательно тянет Минхо. — Будем все также шариться по Лабиринту, Галли, может, сделает из Хомстеда дворец, Алби научится улыбаться, а ты продолжишь нянчиться с глэйдерами и Шнурками. Может, заведем себе ручного Гривера?       Ньют оборачивается на друга, заранее зная, насколько довольную физиономию он сейчас увидит. Действительно: Минхо, закинув голову, широко улыбается и беззвучно хихикает, пытаясь разглядеть реакцию друга через полумесяцы хитрых глаз. Ньют не может сдержаться и улыбается в ответ. Он достает из кармана резинку для волос и, зажав ее зубами, собирает руками хвост повыше.       — Выгуливать его будешь ты, — отвечает он Минхо, перевязывая почти сухие волосы.       — Как скажете, мастер Ньют, — быстро соглашается его друг и, поднявшись на ноги, медленно потягивается и протягивает руку. — Пойдем, тебе завтра гостей встречать, а мне, — он кивает в сторону ворот, — бежать.       Ньют хмыкает и, ухватившись за руку Минхо, встает и зябко ежится, ощутив контраст с теплой кожей друга. Они молча направляются назад к Хомстеду, и сейчас каждый шаг дается Ньюту гораздо легче, чем когда он, переполненный мыслями, брел к Южным Воротам.       На подходе к Хомстеду Ньют привычно бросает взгляд на полную спящих глэйдеров поляну.       — Думаешь, мы когда-нибудь вернем наши воспоминания? — тихо спрашивает он, не отрывая глаз от отдыхающих мальчишек.       — А надо оно нам уже? — зевает Минхо, когда они останавливаются возле деревянной двери Хомстеда. Ньют смотрит на сонное лицо друга и пожимает плечами, не найдя, что сказать в ответ.       Под скрип досок они поднимаются по хилой лестнице на второй этаж и на цыпочках заходят в комнату. Алби, скрестив руки на груди, спит на боку, и друзья переглядываются, с облегчением отметив, что им, кажется, удалось не потревожить лидера.       — Вы где были?       Не удалось. Даже полусонный, басистый голос Алби в тишине ночи звучит громко — Ньют и Минхо разом замирают на своих матрасах. В темноте не получается проследить за взглядом Алби, и пока Ньют ищет, что ответить, его опережает Минхо:       — Ньют волосы сушил, все в порядке. Спи!       Алби издает то ли вздох, то ли всхрап и отворачивается к стене, явно не намереваясь выяснять подробности — будь это что-то важное, ему бы рассказали. Минхо самодовольно хмыкает и откидывается на свою подушку.       — Все, воздухом подышали, теперь можно и спать. Увидимся утром!       — Спокойной ночи, — шепчет ему в ответ Ньют и тоже ложится, натягивая на плечи спальный мешок.       Уже через минуту он слышит размеренное сопение Минхо, однако самому заснуть не удается — Ньют раз за разом прокручивает в голове слова друга. Так ли нужны им воспоминания?       Конечно, все мальчишки хотели вернуть себе память, как только впервые очнулись в Глэйде: цеплялись за свои имена, хватались за любую, казавшуюся им знакомой деталь, мечтали хотя бы во сне увидеть что-то, связанное с их семьями, хоть обрывок воспоминания. Даже спустя год, когда их жизнь приобрела более-менее стабильное положение, кто-нибудь нет-нет да начинал говорить о далеком доме, который у каждого, конечно, был. Ребята представляли, как выглядели их комнаты, как проводили каждый день, какую еду им готовили их матери — некоторые даже помнили про существование аттракционов и кинотеатров. Но сейчас, по прошествии двух лет, только новички вслух волнуются о своей памяти.       Ньют ловит себя на мысли, что сам он о воспоминаниях беспокоится скорее по старой привычке, а не потому, что действительно хочет их вернуть, и это осознание отдается внутри непонятным уколом совести. Нет, будет хорошо, если однажды у них получится вспомнить, но… Минхо прав. Ньют может жить и без них. Возможно, даже лучше и спокойнее.       Кем были Глэйдеры до Лабиринта, где жили, чем занимались давно перестало иметь всякий смысл, потому что ничего уже не изменить, ничто не будет прежним. Единственная вещь, которая для всех действительно имеет значение, — это то, кем они стали уже здесь, в Глэйде.       Сбоку раздается звучный храп и неразборчивое, но раздраженное бормотание — Алби, видимо, кого-то отчитывает во сне. Ньют переворачивается на бок и широко зевает, подтягивая к себе колени. Мысленно напоминает себе: не забыть завтра закинуть в Ящик перед отбытием список с необходимыми вещами. Не хотелось бы снова иметь дело с радасованным отсутствием пергаментной бумаги и необходимых круп Фрайпаном и недовольным Галли, оставшимся без строительных материалов.       Ньют легко выдыхает, закрывая глаза. Как хорошо, когда голову ничего не разрывает изнутри, как приятно слышать тишину. Несмотря на то, насколько насыщенным выдался день, Ньют не чувствует себя чрезмерно уставшим, но ему точно нужно хорошенько поспать — встречать новичка лучше будучи полным сил и на свежую голову. Одной неспособной здраво мыслить головы в Глэйде будет более чем достаточно.