Наследники Гекаты

Саша Привалов обнаруживает, что Хогвартс сильно отличается от НИИЧАВО, а Финеас Найджелус Блэк хлопочет перед Хунтой о спасении своего рода

POV Привалова. Ворота глухо лязгнули и медленно открылись. «Фотоэлемент?» — мелькнуло у меня в голове, потому что буквально за мгновение до этого Хунта осветил створки своим умклайдетом. Перед нами открылся проход в скупо освещенную аллею, в конце которой несуразной громадой темнело какое-то здание. — Добро пожаловать в Хогвартс! — раздалось совсем рядом. Все еще чувствуя легкую тошноту и слабость в коленях, я оглянулся по сторонам, но так и не увидел нашего собеседника. — Вы бы показались, товарищ, а то так очень неудобно разговаривать, — пробормотал я в растерянности. — Спокойно, Алехандро. Нас пригласили войти. Не исключено, что хозяев здесь нет, но вряд ли им будет приятно, если ворота замка останутся открытыми слишком долго в это тревожное время. Он шагнул вперед, и я безропотно последовал за Хунтой. За нами с реликтовым скрипом сомкнулись створки. Я невольно оглянулся в поисках привода. Что у них тут? Червячный редуктор с концевыми выключателями? Или новомодные гидроцилиндры с плавным и бесшумным ходом? В любом случае, петли следовало бы смазать консистентной смазкой на основе оксида лития, ну или солидолом в крайнем случае… Странно. Сколько я не таращился, но никаких следов привода не обнаружил. Пусть даже ворота и управлялись магией, но сам-то привод должен быть? — Алехандро, не отвлекайтесь на мелочи, — шепнул Хунта, правильно интерпретировав мой заинтересованный взгляд, — здесь нет традиции заколдовывать предметы, которые чем-то управляют. Чары накладывают на сам материальный объект, не утруждая себя его маскировкой от немагического населения. «Эх, агностики чертовы, Ломоносова-Лавуазье на вас нет! — подумал я растерянно. — Впрочем, им тут стесняться некого, надо понимать». Что-то щелкнуло, и над нашими головами вспыхнул светильник. Я прищурился. Хунта прав. Ни столба тебе, ни фонаря на нем, ни проводов для приличия. Болтается в воздухе яркий сгусток, напоминающий холодную газовую плазму, и больше ничего. Никаких имитаций. Все не по-нашему! Впереди послышались быстрые шаги. Невысокая худощавая фигура приблизилась к нам и откинула капюшон мантии. То, что эти балахоны называются именно мантиями, я уже знал. Кристобаль Хозевич объяснил. Из-под капюшона показалось лицо немолодой женщины с тонкими и строгими чертами. — Здравствуйте, рада видеть вас. Меня зовут Минерва Макгонагал. Директор попросил меня встретить вас. Его вызвали в министерство магии, но он рассчитывает вернуться еще до полуночи. — Кристобаль Хунта, к вашим услугам миссис. Позвольте представить моего помощника — Алехандро Привалов. — Можно просто Саша, — в очередной раз чувствуя себя идиотом, пробормотал я. Хунта только засопел раздраженно. А чего сопеть, я и сам не рад, но не умею знакомиться, хоть тресни. — Следуйте за мной, господа. «Господа все в Париже!» — всплыло у меня из какого-то реликтового тайника революционной памяти. А может это из «Козары»? Я ее раз пятьдесят посмотрел! Я с деревянной галантностью пропустил вперед магистра и нашу провожатую, и пошел вслед за ними в шагах этак пяти, как и положено помощнику и вообще подчиненному лицу. Меня ощутимо покачивало и водило из стороны в сторону. Оставалось только пожалеть свой вестибулярный аппарат, на корню подорванный местными средствами передвижения. А я еще жаловался на наш мотоциклетный тандем, который за время путешествия в Лондон сквозь время и пространство изрядно намял мне пятую точку. Это, можно сказать, просто безобидная кресло-качалка по сравнению со зверской центрифугой для тренировки космонавтов, которую здесь по недоразумению считают автобусом. Да еще назвали как — «Ночной рыцарь»! Я думаю, ни Гагарину, ни Леонову, ни тем более Терешковой не досталось столько во время подготовки к космическим полетам, как досталось мне за те три четверти часа, что я провел в этой чудовищной машине. Посмотреть бы в глаза ее конструктору! Хотя не исключено, что он проектировал ее для полетов в поясе астероидов между Марсом и Юпитером. Это многое объяснило бы. И мгновенные скачки ускорений до шести же, и ударные торможения, и боковые прыжки по трассе, и ситуационные изменения формы и габаритов в зависимости от того: между какими астероидами, тьфу, автомобилями, надо было протиснутся! В общем, если бы после третьего полета из конца в конец автобуса Хунта не приклеил меня к креслу, а после последовавшего полета вместе с креслом не приклеил к полу и само кресло, то меня по возвращении в НИИЧАВО из-за полученных увечий не только в космонавты, но даже в команду домовиков-ассенизаторов Модеста Матвеевича Камноедова не взяли бы! Спасибо титану. Спас, благодетель… Тем временем мы поднялись по ступенькам и вступили в здание. Было очень темно, и я почти ничего не видел вокруг. Наша сопровождающая, как ее там, миссис Макгонагал, кажется? Язык сломаешь с такими именами. Так вот, она освещала нашу дорогу своей палочкой, но света хватало лишь на то, чтобы вовремя разглядеть перед собой ступеньки или пороги. Я уже сократил дистанцию с Хунтой до одного шага, опасаясь упасть, отстать и потеряться в этих бесконечных переходах, залах и лестницах. Мэтр был спокоен и невозмутим. Он шел рядом с провожатой и позвякивал своими несуществующими шпорами. Впрочем, после того, как Хунта продемонстрировал мне свою невидимую шпагу, я уже не был столь категоричен во мнении, что шпор у него нет. Ведь что-то звякает? То-то и оно. Конечно, проще было бы считать это слуховыми галлюцинациями. Вон в «Текник Интернейшел» писали, что японцы изобрели устройство, изображающее журчание воды в унитазе. Для экономии воды. Дожили, как говорится, в западном мире. Воды у них уже не хватает. Но применительно к Хунте в такие штучки уже не верится. Есть там у него шпоры. Точно есть! Зловеще искривленные, сантиметров двадцать длиной с остро заточенными звездчатыми колесиками на конце, готовыми впиться в бока богатырского коня, закованного в сияющие латы! Мне сразу послышался отдаленный топот копыт. Я опомнился и понял, что трушу. Просто трушу, как маленький мальчик, угодивший в темный лес, где ему мерещатся страшные тени за каждым деревом. Мне надо успокоиться, взять себя в руки, решить мысленно пару уравнений звездной статистики и вспомнить, что я не безвестный идальго, а начальник вычислительной лаборатории НИИЧАВО, у двери которой толпятся десятки магов. Которым, между прочим, эта, как ее там, Макгонагал и в подметки не годится! Надо просто разозлиться и все! Где там мой умклайдет? Я вытащил из кармана свою «волшебную палочку», сжал ее в руке. Палочка выдала из себя луч не хуже, чем китайский фонарик с тремя батарейками. Знай наших! Хунта обернулся и неожиданно одобрительно кивнул. — Спасибо, мистер Саша, но мы уже пришли, — сухо отреагировала провожатая. «Неприятная тетка, — подумал я про себя и луч гасить не стал из чувства противоречия, — слишком педантичная. Надсмотрщица какая-нибудь. Местный вариант товарища завкадрами Демина». — Кислотные леденцы! — ни к селу, ни к городу объявила Демина-Макгонагал, и серая туша статуи какого доисторического животного отъехала в сторону, открыв нам ступеньки, двигающиеся по спирали вверх. «Ого! Спиральный эскалатор! — сообразил я. — Такие обсуждали в технических журналах для ленинградского метро и для подземных переходов, но оказалось, что двигатели потребуются специальные. Китежградцы рассчитали, что механизм получится слишком дорогим в производстве. Идея метростроевцев не прошла. А здесь, смотри-ка, работает. Надо бы чертежи попросить в рамках технического и магического обмена. А мы им Самовыдергивающуюся морковку профессора Выбегаллы предложить можем. Или ботинки Самонадевающиеся. В крайнем случае, Брюки-невидимки Магнуса Редькина. А что? Тоже неплохо. Хотя они тут все в балахонах ходят…» — Заходите, Алехандро, — негромко поторопил Хунта. И я отважно шагнул на спиральный эскалатор, пытаясь хотя бы по ощущениям оценить, насколько удалось британским магам-технарям воплотить в жизнь задумку ленинградцев… * * * Макгонагал спросила, не требуется ли нам что-нибудь, предложила чаю, получила вежливый отказ и покинула кабинет, сообщив, что прибытие директора Дамблдора ожидается с минуты на минуту. Я вздохнул с облегчением, но как оказалось, совершенно преждевременно. Кабинет оказался весьма необычным. Интересным он оказался. И страшным. То есть страшно интересным. И не поймешь, чего больше. Пока я дивился на пыхтящие, дымящие, вращающиеся и подпрыгивающие серебряные приборы в шкафах, Хунта рассматривал портреты на стенах кабинета. Кстати, изрядная часть их изображала уже знакомые мне викторианские стулья. Пустые. Это наводило мысль на то, что это не портреты, а своеобразные натюрморты. На остальных были изображены всевозможные благообразные старцы в невообразимо древних нарядах. Я не великий специалист в живописи, но сразу понял, что это творения настоящих мастеров, потому что портреты были ну прямо как живые. Только не подмигивали. В этот момент один из портретов, словно услышав мои мысли, весьма отчетливо мне подмигнул и тут же снова окаменел лицом. Я поспешно отвел взгляд. Потом снова взглянул на него. Тьфу-тьфу, показалось. Или померещилось. Что-то я нервный сегодня. И мнительный. Надо мной кто-то завозился и на мою голову посыпался мусор. Странный какой-то мусор. Неожиданный. Это были ярко-красные перья вперемешку с серыми хлопьями пепла. Перья дымились. Я вскочил, вытряхивая из волос тлеющий мусор. — Спокойно, Алехандро! Надо понимать, что это феникс. Он только что сгорел, но должен возродиться. Я рассмотрел подставку, прибитую к стене. На ней стояла клетка, из которой поднимались вверх клубы неаппетитного дыма. Завоняло жженым пером и еще какой-то дрянью, то ли сгоревшим эфиром, то ли жженой пластмассой. — Должен возродиться? — переспросил я, вспомнив о попугайчике У-Януса. — Он контрамот? — Нет. Это птица Феникс, сгорающая в огне и возрождающаяся из своего пепла. Символ вечного круга жизни. — Так это же легенда. — Все легенды в той или иной степени являются результатом взаимодействия магического и немагического миров. Точнее, легенда — это то, что помнит немагический мир о факте столкновения с магией. Правда, факт этот обычно бессовестно перевранный в угоду шарлатанам и властителям. Я вспомнил о своей магической неполноценности и погрустнел. Впрочем, для любознательного наблюдателя здесь просто раздолье. И я продолжил осмотр кабинета. — Христо? Я вздрогнул. Голос раздался не из дверного проема и не из камина, которые здесь использовали для сетевой трансгрессии, а откуда-то сверху. Еще один феникс? На этот раз говорящий? — Фин? Ты что тут делаешь? А-а-а… я должен был догадаться. Хунта смотрел вверх на один из портретов, который еще минуту назад был натюрмортом. Теперь же рядом с викторианским стулом стоял благообразный пожилой человек в старомодном камзоле и в явном волнении махал рукой магистру. — Мессиры! — обратился он к кому-то. — Семейное дело моего рода! Мне надо переговорить с нашим гостем наедине. Все люди на портретах мгновенно ожили и, делая поклоны и приветственные жесты, удалились куда-то за рамы своих картин. Я от неожиданности шарахнулся в сторону и ударился головой об угол. В глазах у меня все раздвоилось, но ничего не исчезло, и я понял, что это не галлюцинация. Тихонечко опустившись на край стула, я весь окоченел от внимания. — Прекрасно выглядишь, Христо! А я, видишь, в каком положении. — Давно? — В двадцать шестом. Драконья оспа. — Типично европейская проблема. У нас все магические рептилии были привиты еще в прошлом веке. Итак, ты здесь. Я чем-то могу помочь? — Не издевайся. Как можно помочь покойнику? Но у меня к тебе действительно есть просьба. Альбус может появиться в любой момент, поэтому я буду краток. Мой род прервался. Весной погиб мой пра-правнук Сириус Блэк. — Соболезную, Фин… — Не перебивай, Христо. Есть в этой истории какая-то странность. Видишь ли, с моей стороны бытия его нет. И с твоей стороны его нет. Понимаешь? — Жизнь не является обязательным атрибутом смерти, — пробормотал Хунта формулировку одного из своих малопонятных открытий. — Ты думаешь, он запечатан? — Да! Да! И еще раз, да! Но я ничего не могу предпринять отсюда, а Альбус в мою теорию не верит. Или делает вид, что не верит. Христо, мне нужна твоя помощь! Делай, что хочешь, но ты должен найти его и распечатать. — И? — лицо начальника отдела Смысла Жизни приобрело черты зловещего вдохновения. — Да, — обреченно кивнул головой старик на картине, — я расскажу тебе все, что знаю об этой стороне бытия. То, что не может знать никто из магов, пока жив. Запомни адрес — Лондон, площадь Гримо, дом двенадцать. Это родовой дом Блэков. Там висит мой второй портрет. — Не боишься наказания? — Продолжение рода важнее. Пообещай мне! — Обещаю! — Кристобаль Хозеевич поднял вверх правую руку с раскрытой ладонью. — Спасибо тебе, Христо! Я слышу, он идет. Не верь ни одному слову Дамблдора! Ни единому! С этими словами старец, которого Хунта называл Фином, резко повернулся и вышел, вновь осиротив свой портрет до натюрморта. Я понял, что стал свидетелем чего-то важного и запретного, но не успел разобраться в своих впечатлениях, как в камине сверкнула вспышка фиолетового пламени, и в нем показался благообразный старец, убеленный сединами до самого пояса. Кто-то из вернувшихся портретов провозгласил: — Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор! Поприветствуем директора Хогвартса, мессиры! Раздались аплодисменты. Я взглянул в лицо Хунте и увидел, как в глазах бывшего Великого Инквизитора зажглись ледяные искорки интереса…