На Темной улице города

      Я страшно не выспался.       Всего час назад я отпустил своего самого дорогого в жизни человека надолго в заключение и все вокруг изменилось, стало ненастоящим и фальшивым. Матрица, другое измерение, фильм, сон — что угодно, но не реальность, в которой я привык жить. Глаза неистово болели и вспухли, не выплакав ни слезинки. Из меня будто вырвали целую часть и оставили с пустотой, тянущей болью изнутри, не позволяющей освободиться от неистерпимой тоски. Нытье и жаление себя были бы роскошью для меня, и потому я заранее решил отвлечь себя важными планами.       И все же это бессонное утро не оставило во мне никаких сил.       Я попробовал взбодриться, найдя кофейный автомат. За пределами стен этого почти безлюдного здания стояла невыносимая жара, но внутри было просторно и отчего-то прохладно.       — Извините, а вы не знаете, куда поедет та электричка?       Какой-то незнакомец спросил меня об этом, когда я все оплатил и только собирался нажать на кнопку выбора на автомате. Я оглянулся, чтобы понять о чем речь и как ответить. Это уже третий человек за день. До этого к нам с Ромой докапывались прямо на улице, и по какой причине мы, невыспавшиеся парни с грустными мордами, удостоились такой чести и стали помощниками этого города — неизвестно, но грубияном я был только с другими грубиянами, а ведая ответ, не мог сказать «не знаю». Объяснив, что электричка уедет через две минуты, а за ней приедет дальний поезд, я обернулся обратно и нажал, как мне казалось, на нужную картинку, однако, получив стаканчик с горячей темно-коричневой жижей от жужащего кофейного автомата, я осознал свой промах. Вместо орехового капучино вышел горячий шоколад. И как меня это должно взбодрить?       Я вздохнул, вытащив свой билет и сверившись с настенными часами. Ждать целых полчаса. В пустом вокзале подозрительно тихо, а тот благодарный незнакомец куда-то испарился. И так как помещение с сидушками для ожидания было закрыто на ремонт, мне ничего не оставалось, как выйти на перрон со стаканчиком никому ненужного горячего шоколада и найти где присесть там.       Электричка уехала сразу же с моим приходом, обдувая теплым душным воздухом уходящего лета. Рельсы снова нагревались, асфальтированные платформы уже были горячими, вид на зеленые луга и лесопосадку вдалеке плыл от жары, а небесное светило нещадно пеклó из меня пирожки. Даже купи я мороженное, оно тут же бы потекло по моим руками и никак бы не помогло, а потерянная бейсболка едва бы уберегла от солнечного удара. Нужно что-то придумать…       Было чудом, что я повернулся и тут же нашел пустую скамейку с навесом.       Я присел под спасительной тенью и оставил стаканчик на свободное место рядом. Захотелось дико спать, веки прикрылись сами собой.       Сердце защемило, как только перед глазами представились наши последние минуты в такую же жару. Рома тогда взял меня за руку и медлил перед полицейским участком, сбивчиво говоря: «Может… сбежим?» — и с большим усердием удерживал себя от такого поступка, не смея его совершать без моего разрешения. Я и сам хотел ему это предложить, полностью готовый жить с ним в бегах, и почти высказал согласие, как он тут же передумал: «Нет. Прости, я не должен был такого говорить. Скоро вернусь, не скучай, ладно?» — и с легкой улыбкой, стоившей ему подавления своего самого сильного желания — остаться со мной — отпустил руку. Его спина без его любимой куртки и в одной футболке, очерчивающей силуэт лопаток, выглядела не только беззащитной, но и очень одинокой и тоскливой. Я думал, что разрыдаюсь сразу же после его ухода, но того не произошло.       Я снова не мог дышать полной грудью и душевная тяжесть поселилась по соседству с моей верной спутницей бессонницей на предстоящие долгие месяцы. Еще и эта жарень. Поскорее бы пришла осень…       Уже чувствуя себя вспотевшим, я подергал за футболку и услышал со стороны девичий голос:       — Не подскажешь, поезд ведь на этом пути остановится?       Меня спрашивали прохожие уже в четвертый раз, и я закатил глаза, прежде чем ответил:       — Да, здесь. Скоро приеде… — тотчас я заметил знакомые черты и резко оглянулся, а спрашивающая меня девушка также застыла на месте с козырьком, бросающим тень на ее личико. Все те же весело качающиеся хвостики и милый комбинезон, но мы будто знали друг друга совсем немного. Она улыбнулась и подошла, намереваясь сесть на скамью и снимая с себя розовый рюкзачок:       — Поняла, спасибо.       Я поспешно двумя пальцами взялся за стаканчик и передал в другую свою руку, чтобы Милана ненароком не разлила его, беззаботно присаживаясь и чуть не задевая мое правое плечо. Было как-то неловко после всех произошедших событий, хотя на площади тем роковым вечером граница между нами была стерта.       — Уже собираешься в колледж? Оля не провожает?       — Я решила сбежать, чтобы не пришлось прощаться, у меня это скверно выходит. Ты ведь тоже?       — Я уже успел предупредить всех, так что мне простительно. А вот тебе нет, — я сызнова перенес через себя тот самый горячий кофе и вручил ей. — Кстати о прощении, вот твое наказание за предательство.       — Горячий шоколад? В такое пе́кло? — у нее округлились глазки, и она на самом деле перепугалась. — Вот блин, я думала, что, вернувшись обратно во времени, то предала бы вас снова, но теперь думаю, что мне бы стоило еще раз подумать…       — Предала бы нас снова? Те слова про то какие мы неудачники были все-таки правдой?       — Ну, не будь в моих словах хотя бы доля правды, Илья бы не поверил моей великолепной игре, — Милана чуть дернула уголком губ, смотря на свое «наказание» в виде обжигающего пальцы напитка. — Мы были маленькой группой отбросов, оказавшихся на самом краю — это однозначная гибель. Как можно верить, что мы выстоим против их всех лишь втроем? Я даже не думала, что может что-то из этого получиться, просто плыла по течению, рано или поздно все бы закончилось под конец лета. Но это не значит, что мне не было с вами весело и я не дорожила нашими пиратскими набегами, просто, выбирая между бандой и вами, я выбрала вас и не сожалею.       Она отпила горячий шоколад и ойкнула, так как обожгла язык, но все равно после этого сказала слегка печально: «Вкусно» — и приняла все последствия, которые получила за свои деяния. В тот момент я все ей простил.       — Вот бесстыдница, — и ухватился за ее макушку, мотая в разные стороны. Милана тут же запищала, чем вызвала мой смех, и попыталась освободиться, но руки были заняты стаканчиком, и потому могла только хлестать своими хвостиками. Мой лучик света, готовый жертвовать всем ради своих товарищей, вернулась ко мне, хоть и в ином виде, почему-то радующем меня намного больше.       Послышался гул и через несколько секунд объявился издалека и сам поезд. Остановив ее мучения, я встал с места без всякого рюкзака, ведь все необходимое помещалось у меня в карманах.       — Мой вагон находится в хвосте, так что я пойду.       — Иди-иди, — потрепанная и насупившаяся Милана поглаживала свою голову и вдруг что-то вспомнила. — А, точно, я же хотела спросить! Покажи мне тот паспорт, что тебя тогда спас!       Я удивился, не понимая, зачем ей паспорт Ромы, что я так и не решился вернуть владельцу (не хотел расставаться с единственной вещью, связанной с ним, все равно ему надо менять на новый). Вытащив запачканный моей засохшей кровью проткнутый паспорт, я отдал его Милане, и та с характерной для нее любопытностью стала его везде осматривать, крутить и вертеть, а после задумчиво, словно серьезный ученый, делая невероятное научное открытие, заключила:       — Если вы поженитесь, тогда кто-то у кого-то возьмет фамилию. Он будет Роман Суворов или ты будешь Иван Холодный? По мне, так твоя фамилия круче, хе-хе.       Я резко отхватил паспорт, процедив смущение:       — Милана, о чем ты опять думаешь? Мы оставим свои фамилии, нам никто не позволит пожениться.       — А если вы вдруг соберетесь в другую страну? Там-то все можно! — хихикнула она, махнув на прощание. — Ну ладно, я тоже тогда пойду. Удачи тебе, Вань!       — И тебе.       Прощание с Миланой далось мне намного легче, чем с Ромой. Так могло показаться вначале, однако, зайдя в вагон, на меня обрушилась невыносимая тоска от еще одного расставания, ставшего последней каплей. Я отвлекался чем мог, но в итоге разрыдался один в купе, после чего не мог успокоиться несколько часов, еле сдерживал вой и вырубился от покинутых меня сил. Мне снилась наша ночь, все еще яркая в моей памяти и ничуть не исказившаяся.       Рома тогда по привычке проснулся раньше меня и, дождавшись моего пробуждения, только потом отправился на второй этаж, а я без колебаний забрался за ним и сел рядом. Отныне мне не нужно прятаться у лестницы и поглядывать на его силуэт издалека. Я могу расслабленно сесть рядом, прижаться и молча, никуда не торопясь, наслаждаться его близостью.       Ушедшее пару часов назад солнце оставило после себя черно-синий безграничный небосвод и темные облака. Будь существование банд еще действительно, подростки бы только-только оживали на бывшей территории Темной улицы, ходили ли бы в цветных одеждах, собирались группами и проводили вместе летние ночи, наполненные захватывающими приключениями, желтым светом фонарей и запахом свободы. Я разрушил все это ради спокойных вечеров, где не нужно создавать грозные банды, защищаться и бояться, а можно просто проводить время с друзьями, гулять и веселиться, как обычные люди. Они быстро привыкнут к новому распорядку — я не сомневался в этом, и потому остаточная капля совестного укора испарилась без следа.       — Ром, чего бы ты хотел?       — Хм?       — Ты ведь задумывался, что будешь делать дальше, после того как все закончится?       — Ну, меня скоро посадят на несколько месяцев, может и на год, так что нет, не думал.       — У тебя отличная возможность придумать что-то сейчас.       Воцарилась тишина, прерываемая лишь стрекотом сверчков. Мы молчали почти десять минут, не меньше, прежде чем Рома сказал:       — Хочу постричься.       — Да хоть завтра утром, сразу как откроется, так и пойдем. Это слишком легкое, давай что посложнее.       — Хм. Хочу пирсинг на ухо, но пока не знаю какой. И набить тату. Правда с этим тяжелее берут на работу, но мне всегда хотелось попробовать.       — С твоей судимостью станет еще сложнее найти работу, так что можешь уже не брать в голову. Сделаем сразу, как выйдешь на свободу. Еще что?       — Хочу пойти на рыбалку.       — Мы как раз успеваем сегодня к раннему утру. Еще?       — Хочу жить с тобой до скончания своих дней.       — Это выполнимо, только не умирай завтра же.       — Ха-ха, — его искренний смех был как бальзам на душу. — Хорошо, но тогда обещай, что умрешь позже меня. Уж очень беспокоит твоя тяга к смерти.       — Она сама меня находит и дышит в затылок, я не просил ее так часто ко мне заявляться, — я с досадой вздохнул и продолжил более решительно. — Если ты правда этого хочешь, то я клянусь умереть позже тебя. Это жестоко, и я не представляю, как буду жить дальше, если тебя не станет, но понимаю, что если умру первым я, то всему живому конец.       — Верно мыслишь.       — Однако, если наши чувства изменятся, то все обнуляется, понял?       — И кто из нас тут жесток?       Тень падала именно на ту сторону его лица, где когда-то он носил повязку, тем самым возвращая облик Ромы, в котором я впервые с ним встретился. Он потянулся меня поцеловать и...       Я проснулся под мерное стучание поезда и убаюкивающее качание, еле разлепив истекшие мокрые веки и обнаружив напротив занятую кем-то койку. Видимо, кто-то подсел после моей отключки. Прошло всего четыре часа, так что бодростью я не отличался. Пытался, конечно, привести себя в порядок в маленьком туалете, но получилось не воодушевляюще. Купив у проводника какую-то шоколадку, я перекусил и снова лег на свою койку без белья, качаясь в такт поезду. Как прошли остальные сорок минут, я не знал, так что, пребывая в тумане разума, дождался своей станции и вышел в душный вечер.       Мой путь лежал в родительский дом, где я был прописан и проживал почти всю свою жизнь. Родной город вдруг перестал быть мне родным: мой взор угадывал знакомые здания, но не принимал их как за свои, и чувство неправильности заставляло ощущать себя максимально неуютно. Встреча с семьей тоже не сулила ничего хорошего.       Я не звонил в дверь, так как мне по обыкновению никто не открывал кроме сестры. Также вероятность того, что она дома, невелика. Сестра постоянно пропадала где-нибудь на кружках или соревнованиях, изредка на прогулках, реже на мероприятиях, и чаще ходила на подготовительные курсы, ведь у нее в этом начинающемся учебном году экзамены. Родители вложились в нее по-крупному и поддерживали как могли, бросив на это все свои силы и навсегда забыв про меня. И впервые мне было поистине на это плевать.       Доставая ключи и пытаясь открыть дверь, я с опозданием понял, что вход не заперт и зашел без всякого сопротивления, озадаченно осматриваясь в знакомой прихожей. У входа на кухню прямо с горла кувшина жадно пила воду девушка в велосипедках и свободной белой футболке. Допив бесцветную жидкость до самого дна, отложив кувшин и распустив каштановые волосы простым стягиванием резинки, она выдохнула и протянула:       — Ну и жара, да, братец?       — Довольно душно, согласен, — я закрыл за собой дверь и заново посмотрел на яркие очи, пылающие янтарем при дневном свете и согревающие своей уверенностью, чем сильно они и отличались от моих скучных и непримечательных карих радужек. Что-то было в ее честном, открытом и наблюдающем взгляде, потому я никогда не решался говорить с ней вот так напрямую.       Но я изменился.       — Насть.       — А?       — Родители еще на работе? — спросил я как бы невзначай.       — Да. Придут через два часа, а что?       — Я думаю с ними поговорить. Хотя вряд ли они станут меня слушать, а бесконечно ждать чуда я не собираюсь. Можно тогда передать все через тебя?       — Ого, — она действительно была поражена и слегка усмехнулась, исчезая в зале. — Наконец-то ты обратился ко мне за этим, я уж думала, не дождусь. Давай, рассказывай, я все передам.       Следуя за ее голосом, я плюхнулся с ней на диван и позволил себе расслабиться после выматывающего путешествия длиной в пять часов. Она также дала волю своей лени и взялась за пульт, прокручивая его в руке, но никак не включая телевизор — тупо уставившись в потолок. Ситуация была до того непривычной, что я не сразу собрался с мыслями. Хотелось рассказать все и в то же время ничего: и похвастаться, и промолчать, и нажаловаться на все, что только можно, и тихо, недовольно сопеть. Упущенные года сжались в какие-то жалкие два метра между нами на диване. Все казалось слишком невероятным.       — Я собираюсь переехать в другой город, к дяде, и после сдачи экзаменов поступить туда в универ. Буду сидеть на шее у своего родственника, пока его сын отбывает свой срок, а там, как тот вернется, я уже сам встану на ноги и начну жить отдельно. Такие дела.       — Илья за решеткой? В такое верится с трудом, знаешь ли, — Настя сразу сообразила, о ком я говорю. Я считал ее настоящим Шерлоком, но проверять это не собирался. Наверняка, скажи я ей максимально завуалированно — она бы все равно поняла.       Однако, есть кое-что, до чего моя сестра никогда бы не догадалась.       — Еще я встречаюсь с парнем.       — ЧТО, — она вскочила в положение сидя, резко взбодрившись. — С парнем?!       — Ага. Он тоже пока отбывает свой срок, но когда он выйдет — я уже буду сдавать экзамены.       — Боже, Ваня, что у тебя вообще там происходило эти три месяца?       — Кто его знает? — невольно улыбнулся я, говоря с теплотой. — Но это было здорово.       — Эх, а вот теперь я тебе страшно завидую, — сестра налегла на диванную подушку и уперлась локтем, подпирая голову. — Я отдыхала всего пару недель, а потом мама с папой снова насели на меня с этими тренировками и учебой, и я с подругами от силы два раза за все лето увиделась….       — Подожди, ты сказала, что завидуешь мне?       — Конечно, и всегда завидовала. Ты ведь свободен, как птица, что хочешь, то и делаешь. Никакого контроля — просто красота. Не нужно оправдывать ожидания родителей, не нужно подстраиваться под их нужды и вечно пахать, быть лучшим и т.д. Они освободили тебя от этой головной боли, и я отдуваюсь вместо тебя, — она пожала плечами. — Я думала, ты и так это знаешь.       — Но разве ты не получаешь их поддержку и любовь взамен? У тебя есть опора и блестящее будущее, а я этого лишен, завидовать тут нечему.       — Да уж, без их помощи я бы не выдержала такого давления, однако, мне уже пятнадцать, а личной жизни как не бывало. Ну что это такое, даже ты нашел себе парня, а я еще нет! Тем более я устала как собака и хочу лениться, как и все подростки этого мира, например, вот так с тобой болтать и ничего не делать.       Она подбросила пульт и ловко его словила, улыбаясь и смотря так, словно ждала меня вечность и наконец-то встретилась лицом к лицу, неотрывно и уветливо. Я немного смутился.       — Не нужно так торопиться с парнем, всему свое время.       — Видимо, придется ждать семнадцатилетия, чтобы как ты сбежать в другой город и искать себе отношения там.       — Эй, не бери с меня пример!       Она рассмеялась. Передав подушку мне, сестра вскочила с дивана и вышла из зала, продолжая громко говорить из кухни:       — Когда ты уезжаешь?       — Я собираюсь переводиться, так что пока с документами не будет все готово, придется остаться, — сжимая от скуки подушку, я смотрел на ровные швы. Подобные стежки когда-то были на моей ране, но их уже сняли. Хорошо, что все зажило до отъезда.       — О, значит мы успеем погулять?       — Что? Гулять?       — Ну а когда я еще смогу поболтать со своим братом? Как раз расскажешь про своего парня, надеюсь, он очень крут! Еще можем посетить могилу бабушки, ты ведь всегда за день до ее поминок приходишь сам, чтобы не сталкиваться с родителями, а сегодня мы пойдем вместе. Она обрадуется, — Настя была полна энтузиазма воплотить все сказанное и выглянула из прихожей. — Идешь?       — Ты и правда Шерлок, — улыбнулся я и поднялся с дивана, чтобы последовать за ней на выход.

***

      И все, как назло или на счастье, в моей жизни начало налаживаться после расставания с Ромой. Как же мне его не хватало, однако все, что я мог делать, — покорно ждать, разбираться со своими проблемами и подготавливать для нас беззаботную совместную жизнь.       Сначала я решил все проблемы с переводом в другую школу и переездом, вернувшись к дяде и сделав из него моего опекуна, пока нет моего брата. Его, к великому моему ликованию, посадили из-за кучи обнаруженных махинаций помимо связи с наркоторговцем. Потом я взялся за учебу, чтобы догнать по материалу все упущенное, встречался периодически со своими друзьями: с Олей, чтобы скрасить ее одиночество и погасить тоску по Милане, с Женей и Королевой, чтобы разбавить их жизнь парочки своим обществом, дать советов и поиграть с ними в видеоигры, с компашкой Кобальт, потому что она постоянно меня звала посплетничать, со Скелетом, поддержать на выставке, в которой он участвовал с тем проектом, и, конечно же, с Сашей, чтобы тот передавал мне информацию о Роме, который будто под лед провалился, ни встреч нельзя было организовать, ни сообщения от него получить. Мой азиатский друг успокаивал меня обрывочными вестями, что Рома засветился, жестко разделавшись со Спортсменом и ныне искал Илью, но от такой новости было наоборот неспокойно.       Чтобы не сойти с ума от постоянных мыслей о Роме, я устроился еще и на подработку в мини-кофейню, где брали с шестнадцати лет и мой возраст подходил. Дело бариста далось мне на удивление быстро, а от покупателей не было отбоя, сработала моя популярность. Коллеги всегда подшучивали надо мной, обращаясь ко мне «Разрушитель» и сильно раздражали, несмотря на свое дружелюбие, так что сближаться и входить в их круг общения я не имел ни малейшего желания.       С некоторых пор мне начали все чаще и чаще признаваться в симпатии девушки, но я никогда не отвечал взаимностью. Про себя я спрашивал: «Рома, неужели тебе тоже так признавались? И с каких пор я стал настолько же привлекательным, как ты?» — но, полагаю, все дело в известности. Вряд ли я начал всем нравится, когда в начале лета появилась моя родинка у губы, которую ты любил исподтишка целовать. Но я до сих пор сбит с толку, до сих пор признания продолжаются и до сих пор при отказе я думаю о любимом.       Во время Хеллоуина была крупная вечеринка в Небесах ангелов: все нарядились в разные костюмы и надрались в хламину. То тут, то там на утро лежали мумии, привидения и прочие фантастические твари, несуществующие в нашем мире всерьез. Я же, вполне трезвый, был наряжен в полицейского и еще до начала вечеринки пошел пугать Драгомира (мы до сих пор терпеть не могли друг друга), но испугался до усрачки только сам Саша, за что я еще долго извинялся и выслушивал его заунывные жалобы на сердечный приступ. Все в клубе также перепугались с моим приходом, но потом они поняли, что я не настоящий, и все позабыли об этой шутке. Один Драго ничего не забыл — теперь мы с ним враждуем еще сильнее. Я жду не дождусь того момента, когда смогу ему напакостить как следует, если вдруг снова его встречу (Прости меня Саш, надеюсь, ты больше не попадешь под раздачу).       Новый Год я проводил в небольшой группе людей, но не менее шумной. Из-за того, что Саша нанял Женю как телохранителя для своей двоюродной беременной сестры, мы праздновали вместе. С нами также были Королева в изящных шмотках, словно он пришел работать моделью, сестра Саши Алина и вечно непоколебимый телохранитель Макс. Оля встречала куранты с приехавшей на каникулы Миланой, я решил их оставить наедине и не звать. А вот Драго остался со своими многочисленными братьями и сестрами, так что испортить нашими перебранками этот праздник мы никак не могли. Зато Королева не прекращал ворчать, Женя старалась нас с Сашей подбодрить, ведь мы оба встречали наступающий год без своих вторых половинок, а Алина, с появившимся животиком, уютно улыбалась и поддерживала своего телохранителя в своих стремлениях.       Не хватало только тебя, Рома, что уже не ново.       Иногда я выходил в зимнюю ночь, смотрел на медленно падающие снежинки, выдыхая пар, и размышлял, как ты там и что делаешь. Иногда навещал нашу базу, очищал от снега, порой игрался с коркой заледеневших сугробов, ломая их поверхность с приятным хрустом, часто прибирался внутри двухэтажного дома, счищал ту пленку, защищавшую разрушенную стену, планировал к весне устроить ремонт и созванивался по этому поводу с твоей заботливой и беспокоящейся Хозяйкой. Иногда рыдал без остановки весь выходной день, не справившись с наплывом ностальгии и то, как меня рвет на части боль разлуки. Я мучался сильнее того летнего периода, проведенного без тебя. После каждого срыва чувства якобы гасли на долгое время, но на самом деле только крепли, как и неустанное желание тебя видеть, обнимать и заниматься любовью, оттого накопившиеся донельзя переживания опять вырывались вспышками.       Сколько еще тебя ждать? Скоро ли я тебя увижу?       Даже та ночь, что снилась мне в поезде и в последующих днях поблекла и перестала сниться. Я представлял твой голос, воскрешал и собирал воедино по кусочкам драгоценные воспоминания о тебе, беспомощно хватаясь за них, как и за твой потрепанный, кровавый и дырявый паспорт, чуть ли не ставший мне талисманом, что всегда со мной и напоминает мне твою внешность, твое имя, что я произношу своими губами, твое существование и защиту от бед всего мира.       Я общался с тобой мысленно и просил вернуться, и тем не менее настоящий ты никогда меня не слышал или же слышал, но просто не слушался.       И вот наступила весна. Лужи, грязь, долгожданное тепло и лежащий на обочине мусор — все как по заказу. Недавно я прикупил себе пальто на пришедшую зарплату и торопился в нем в роддом — Алина родила немного раньше срока, однако мальчик был здоровым по словам Саши и волноваться было не о чем. Женя не отходила от нее всю ночь и подбадривала при родах, потому валилась с ног от счастья, ведь на свет появился ее долгожданный племянник, и по телефону попросила лишь пару банок энергетика, иначе не выдержит и вырубится, а это как-то не по-солдатски. Королева был на очередном конкурсе талантливых художников, так что обязанность по выполнению ее просьбы легла на меня. Купив все нужное, я также задумался и о подарке, не приходить же мне с пустыми руками, и побрел мимо магазинных витрин, высматривать что-то полезное. В отражении мелькнул рыжий цвет. Я сначала принял все за глюк, какой обычно посещал меня в очередном бреду, но вернувшись и присмотревшись, заметил не только их, но и целого человека с собранными в хвостик отросшими волосами, в кожаной куртке, игриво улыбающемся мне своими красивыми морскими глазами с примесью зеленых оттенков. С участившимся сердцебиением, я с разворота кинулся на него, крепко-намертво обнимая, чтобы впредь никогда не отпускать. Хотелось и поцеловать его, и ударить одновременно за то, что заставил так долго ждать, так еще и не сообщил о своем выходе и не позволил его забрать самолично из тюремного участка, но все это не главное и все потом. Сейчас было важным лишь одно.       — С возвращением, — сказал я, сдерживая слезы.       — Я вернулся, — ответил мне Рома полушепотом, слишком мне радуясь.       В этот момент я смог задышать полной грудью и наконец понять, кто я есть, что делаю, что должен делать в действительности и что не собьюсь со своего пути.       И новая глава моей жизни началась.       Конец.