***
Костя появился только к концу ужина. Смачно чмокнув в щеку жену, он с усталым видом откинулся на спинку кресла, говоря: «Как меня все достало». Верх рубашки расстегнут ниже положенного, глаза искрятся, а губы вздрагивают в судорожной улыбке. Я пристально вглядывалась в брата. В чувственные губы, крепкие и сильные мужские руки, похотливо ласкающие глаза, слегка взъерошенные волосы. Атлетическая грудь вздымалась в ритм сбивчивого дыхания. От него за километр несло изменой, запах чужой женщины разливался по всему залу ресторана. На мужских губах еще горел вкус поцелуев, он изредка проводил влажным языком, снимая остатки прекрасно проведенного времени. Я скользила взглядом ниже по его рукам. Правая в немом спокойствии лежала на столе, левой он листал экран телефона — отвечал на сообщение. Отправитель явно вызывал в нем возбуждение. Было заметно, как по его телу пробежала жаркая волна. Костя поправил ворот рубашки, ему стало душно от желания. Скулы нервно задергались, а правая рука стиснулась в кулак. Вслепую вот этими руками брат мог повторить форму тела отправительницы сообщения, наверняка кончики пальцев до сих пор хранили прикосновения к ее коже. Я испугалась, что брат сейчас скажет, что ему нужно срочно покинуть нас, встанет из-за стола и убежит. Я читала его мысли. Пару минут он напряженно думал, потом откинулся на спинку. Я поблагодарила Бога. Переключив внимание на Макса, сидящего рядом со мной, сжала родную руку, переплетая свои пальцы с его. Он обернулся и озарил мягкой, мальчишеской улыбкой, притягивая к себе и обнимая за плечи.Часть 7. Ксения
30 ноября 2022 г. в 14:13
Я пряталась от Удальцова в архиве: комната с одним-единственным не открывающимся окном. Моя тюрьма на много дней. Я то искала надзорки, то составляла описи. Все что угодно, чтобы быть подальше от начальства. К такому виду исправительного режима я приговорила себя сама. Все эти мучительные дни меня не покидало чувство стыда, словно я была нашкодившим ребенком, которому строго-настрого наказали не трогать сладости, но все равно это сделала. Удальцов был спокоен, абсолютное спокойствие, будто не его губы целовали мою шею и не его руки пытались потрогать мою грудь. Никаких эмоций, никаких нервов! Выражение мужского лица говорило, что именно так и нужно настраивать взаимоотношения между сотрудниками, улучшать рабочую атмосферу!
Сначала поведение этого мужчины бесило, злило. Я тем вечером летела, как кипятком ошпаренная, не чуя земли под ногами, ночь не спала: все пыталась придумать траекторию движения следующего дня. Что сказать, как выстроить диалог, или лучше не показываться на глаза? Меня разрывало изнутри, я хотела кричать, прыгать, топать ногами. Но утром Иван Николаевич Удальцов встретил меня с обыкновенным видом. Тогда я решила — держаться подальше. Приговор окончателен и обжалованию не подлежал — пожизненное содержание в архиве. От предлагаемой должности я отказалась, так и не рассказав об этом предложении родителям. И Удальцов не настаивал, покрутил ручку в пальцах, крутанулся на кресле, заглядывая в раскрытое окно, и сделал вид, будто ничего не произошло, только позже напомнил о разбросанной кипе статистических карточек, которые по моей вине остались не проверенными.
Но со временем наши с ним отношения (в частности рабочие) пришли в норму, не зря же мудрые люди говорят, что время все стерпит. Я немного успокоилась, пришла в себя. Удальцов вел себя как обычно, не вспоминая и ничего не спрашивая. И я снова поверила в то, что все может обойтись. И даже позволила себе помочь начальнику с отчетностью.
На место Павла пришла женщина. Маленький дьяволенок, сидящий внутри меня, обрадовался такому событию, захлопал крошечными копыточками, ликуя и зловеще улыбаясь.
Мы сидели в кабинете Удальцова. Он расписывал почту, а я заполняла электронную таблицу. Для начала нужно было разобрать все процессуальные документы. Итак, первое, по внутренним органам: органы следствия, дознания, следственный комитет и приставы. Дальше по содержанию: возбуждение, приостановление, продление, прекращение, соединение. Осталось самое простое, по дате и номерам уголовных дел, и можно смело заполнять таблицу, которая в итоге самостоятельно выдаст отчетные цифры.
Зазвонил телефон, и на экране высветилось имя Иры, Костиной жены. Мне пришлось выйти из кабинета в коридор, чтобы спокойно поговорить без любопытного взгляда Удальцова, следящим за мной.
— Да, Ир, что-то случилось?
— Можно и так сказать. Сейчас звонил Костя, сказал, что не сможет пойти с нами вечером в театр. У него аврал на работе. Сама же понимаешь, конец месяца, отчеты. Плюс первое время на новой должности. Ему, конечно, не очень легко, но я уверена, все поймут.
— Мы попросили Костю один раз! И именно этот раз он не может. Пусть выходит завтра на работу в четыре утра и делает свой драгоценный отчет. — Бессмысленность данного разговора была настолько очевидна, что мне хотелось разбить телефон о стену и закричать. — Это семейный вечер, приехал твой отец, с которым ты видишься раз в пять лет. Неужели этим возможно пожертвовать ради отчета, который твой «вечно занятой» муж сдает каждый месяц?
— Ты не справедлива к нему. — В ее голосе звучала обида за мужа. — Просто у Кости сложный период, нужно ко многому привыкнуть, войти в нужную колею. И если необходимо пожертвовать сегодняшним вечером, то все нормально. Папа все прекрасно понимает.
— Как скажите, ради Бога! То есть я могу сказать родителям, чтобы они сами добирались до театра?
— Да. Домой он вас доставит точно по расписанию и по месту назначения. Он обещал.
— Обойдемся без его услуг, сами доберемся. — Я была довольна резка с Ирой, меня злило, что она все время покрывает Костю, даже в таких моментах.
Планировалось, что Костя сразу же после работы заедет за родителями, и они поедут в театр, в то время как Ира поедет со своим отцом и его супругой. Дело было в том, что родители Иры развелись, когда она была маленькой девочкой. Ее отец встретил другую женщину, и они уехали жить к побережью Черного моря. Ира осталась здесь с матерью, ненавидевшей бывшего мужа и не простившей предательскую измену. Именно поэтому Ира не виделась с родным отцом очень долгое время. Но она мечтала о встрече с ним и делала все возможное, дабы исполнить мечту. Когда Ира с Костей окончили первый курс университета, то на летние каникулы решились поехать на море, к ее отцу. И, может быть, для уверенности или еще для чего-то она попросила Костю взять с собой меня.
Так состоялась моя первая встреча с морем. Я была совсем крошкой. Из того приключения в памяти отложились только морской запах и злые попытки брата научить меня плавать, от которых соленая вода шла носом.
— Ксюш, ну перестань. Не дуйся.
— Ир, ты ни причем. Просто я снова глупо понадеялась, что в кои-то веки для Кости семья выйдет на первый план. — «Чем его собственные желания» чуть не продолжила я, но вовремя остановилась. — Нет, так нет. Никакого смысла обсуждать дальше нет. Увидимся вечером, жаль вот только мама расстроится.
— Мне тоже жаль. Увидимся.
Она первая положила трубку.
Придется сообщить маме. Я набрала ее номер.
— Мам, слушай, тут такое дело. Кости с нами не будет на спектакле. — Я попыталась сделать голос более спокойным и обычным, хотя подобная информация стала для всех нас обыкновеннее обыкновенного уже давным-давно. — У него много работы, он задержится и за вами не сможет заехать.
Отец уже как два года перестал водить машину. С ухудшением зрения последовало ухудшение внимательности. И он оставил, по его мнению, это гиблое дело. Машина была отдана Максу со словами: «Попрошайским трудом самому на машину не заработать». Макс обиделся и не принял ключи, на что папа серьезно ударил его по плечу, «по-мужски», и грозно сказал: «Ты мальчишка в обидки играть или артист? Хватит к парадному входу на трамвае подъезжать!»
— Ну как же так? — Естественно, мама расстроилась. — Ладно, ничего страшного. Думала увидеть его, он так редко бывает у нас дома. Последний раз виделись на юбилее, а с того раза прошло два месяца.
— Не хочет, как хочет. Насильно же не заставишь любить и уважать собственную семью. — На самом деле присутствие или отсутствие брата меня вовсе не волновало. Мне было жаль родителей, Иру, ее отца, приехавшего черт знает откуда. Картинка счастливой семьи растекалась мазками по холсту. — Все равно назад домой с Максимом. Он, кстати, останется дома на ночь.
— Очень хорошо. А ужин в ресторане в силе?
— В силе. Будем сидеть как белые люди, промакивать губки белоснежными салфетками! — я иронизировала. Это была Костина идея — провести ужин в ресторане.
— Мы с отцом весь шкаф перерыли, чтобы найти что-нибудь подходящее. Я надену свое единственное вечернее платье. Ты же знаешь, как мне все это не идет. Хорошо, что у отца сохранился костюм.
— Главное, что костюм не со времен вашей свадьбы, остальное фигня. Отец Иры и его жена — простые люди. Потому уверена, такие завышенные культурные посиделки им тоже не по душе.
— Могли бы собраться у нас, дом большой, места всем хватит. Или у Кости. Ира прекрасная хозяйка, она готовит чудесно.
— Мам, не заморачивайся. Сходим, на людей посмотрим, себя покажем. Все будет хорошо! Ладно, давай до вечера. Папе привет. — Я закончила разговор.
Я прошла в кабинет и села за стол. Поглядела на постановления, но что с ними делать дальше, сообразить не могла. Мысли блуждали в другом месте. Я тупо уставилась на бумажные листы. Удальцов тронул меня за плечо.
— Все хорошо? — с осторожностью спросил он. Я кивнула. — Точно? — Я еще раз кивнула.
Достала телефон и написала Максу сообщение: «Кости не будет». Следом отправила вторую: «У него отчеты».
Немного погодя пришел ответ: «Я не сомневался, страховать - тонкое дело. Нужно проявлять особую деликатность в этом непосильном для других труде».
Ни я, ни Максим не верили в историю про неотлагаемый отчет. Костя лгал. Его постоянная занятость была лишь предлогом. Новая должность, до этого ему приходилось усердно и много трудиться, чтобы получить новую должность. Каждый раз повторялось одно и то же. Во лжи брат не проявлял оригинальности. Просто очень занят на работе.
На самом деле все было настолько понятно, что и не требовалось гадать на кофейной гуще. Зная Костю, я догадывалась, но всегда давала себе шанс поверить в обратное. Позже я утратила в него веру навсегда. Невозможно верить человеку, который живет в угоду своего наслаждения, играет не по правилам морали, а по законам животного инстинкта.
Поэтому, когда я увидела все своими глазами, то вовсе не удивилась. Я и Надя сидели в кафе на обеде в честь ее дня рождения, когда позади нее спустя некоторое время я заметила одну странную парочку. Мужчина сидел ко мне спиной, но лицо видеть было необязательно. Эту фигуру я знала с пеленок. Спутница оказалась молодой привлекательной девушкой с явным «интеллектом» на лице. Они смеялись, поглаживали руки, кормили друг друга. Девушка была раскрепощена и не стеснялась, когда принялась поглаживать пах мужчины под столом. Наверное, у меня перекосилось лицо, отчего Надя сначала подумала, что в еде оказался посторонний предмет или таракан, но проследив за моим взглядом, поняла — дело не в еде. «Ничего себе дамочка! Ни стыда, ни совести. Испортили аппетит своим бесстыдством». Надя была возмущена, а я сгорала от того самого стыда, которого так не доставало этим двум.
Мы с ней встали и прошли мимо парочки. Я демонстративно повернула голову на брата и вскинула осуждающе бровь. Он левой рукой из-под локтя правой показал мне очень интригующий жест — средний палец. Вот придурок!
Как-то я ехала в автобусе и бессмысленно глядела в окно. Автобус остановился на светофоре, равняясь с соседним потоком машин. Я прислонила голову на стекло, ехать далеко, хотелось спать, тяжелые веки смыкались. Напротив в автомобиле страстно целовались. И я тут же отвернулась, чтобы не быть невольной свидетельницей. Но через секунду до меня дошло. Костина машина, Костя за рулем, а спутница уже другая девушка. Он ее пожирал ртом, да так, что чуть голову бедняжке не отгрыз. Меня затошнило от увиденного, и пришлось выйти на ближайшей остановке — подышать воздухом, чтобы восстановить свою жизнеспособность.
Наивно я надеялась, что только мне судьба дарит подарки в виде Костиных измен, но вторым баловнем стал Максим. Перед выступлением он выскочил в магазинчик рядом с театром, и когда возвращался, то прямо у парковки перед театром его чуть не сбила машина. Максим открыл рот в изумлении, увидев голову брата, высунутую из окна. Костя прикрикнул ему: «Эй, идиот, ты чего под колеса бросаешься?» Он сделал вид, будто не знал Макса. Костя привел новую пассию на спектакль, при этом пятнадцать минут назад едва не сорвав его, оставляя без главного солиста, а пассию без культурного мероприятия. Я точно знала: Максим не все рассказывает мне. Были и другие случаи, просто он щадил меня.
Костя не заводил романов, пусть мимолетных, но ослепленных влюбленностью. Не имел параллельно с семьей серьезных отношений с другой женщиной, как это бывает у некоторых. Он первобытно тешил одну лишь потребность. С каждой, которую желал. Иными словами, брат был победителем в своем деле, знал и гордился победами. Как послужным списком боевых вылетов.
— Ксень, с тобой точно все в порядке? Ты уже минут тридцать смотришь в одну точку. — Голос Удальцова вернул меня к реальности.
— Да, — с горьким вздохом произнесла я, — со мной точно все хорошо.