Каэр Морхен
Эскель широко открытыми глазами осматривает двор, глубоко напуганный высокими каменными стенами и мрачными лицами проходящих мимо людей. Среди них совсем нет женщин. Его дядя пожимает руку самому старому и мрачному мужчине, разворачивается и уходит, оставляя Эскеля в одиночестве. Старый и мрачный мужчина смотрит на него сверху вниз и хмурится, и Эскель тяжело сглатывает, стараясь не заплакать. У старого мужчины жёлтые глаза с узкими, как у кошки, зрачками, и шрамы по всему лицу, и он — самое пугающее зрелище, которое Эскелю довелось видеть за все пять лет своей жизни. А потом из-за ног старого мужчины появляется мальчик одного с Эскелем возраста. — Мастер Весемир, а это кто? — спрашивает он, зачарованно глядя на Эскеля. — Новый ученик, — отвечает мрачный старый мужчина, — Эскель, — он слегка хмурится и указывает на них двоих. — Разделите комнату. Проводи его. — Есть, мастер Весемир, — говорит мальчик и протягивает руку, весело и беззубо улыбаясь Эскелю. — Я Геральт! — Эскель, — отвечает он, принимает протянутую руку и позволяет мальчику затащить его в крепость. Почему-то всё кажется менее страшным, когда Геральт направляет его.***
Испытание Травами
Эскель просыпается. У него всё болит, но он жив — что удивительно, на самом деле. Три из десяти, говорили учителя, и Эскель не такой дурак, чтобы действительно верить, что он будет одним из трёх счастливчиков. Какая удача — если становление ведьмаком можно назвать удачей. Он медленно садится и моргает, осматривая простые каменные стены вокруг. Единственный источник света — это тусклое мерцание угля в камине, но видит он так же хорошо, как и днём. Он может почувствовать запах своего собственного кисловатого пота, лаванды, рядом с которой хранились простыни, и материала поленьев — дуба и сосны. Дверь открывается, и высокая стройная фигура проскальзывает внутрь. — Эскель, — говорит голос, который Эскель узнал бы, будучи пьяным в хламину, полумёртвым и за милю от источника. Геральт садится на край кровати, всматриваясь в его лицо огромными золотыми глазами, настолько наполненным облегчением, что больно смотреть. — Ты очнулся. — У тебя волосы белые, — немного глуповато говорит Эскель. Геральт морщится и проводит по светлым прядям. — Ага, — отвечает он, — а у тебя — нет. — Ну и здорово, хотя бы Ламберт перестанет притворяться, что не может нас различить, — говорит Эскель, не придумав ничего лучше. Они с Геральтом действительно похожи, но не настолько сильно, как кажется Ламберту. — Ага, — говорит Геральт — и в следующее мгновение бросается вперёд, чтобы заключить Эскеля в объятия. Эскель отвечает с тем же энтузиазмом, зарываясь лицом в белые волосы. Позже ему придётся узнать, какие из соучеников не преодолели Испытания, но сейчас, каким-то чудом, они с Геральтом оба выжили — и этого достаточно.***
Ард Каррайг
Эскель бесшумно приземляется на каменную дорожку за зубчатой оградой и низко пригибается, чтобы его силуэт не выделялся на фоне неба. Геральт уже ждёт его. За ними Ламберт, Койон, Аксель, Седрик и Лето — они все тенью скользят по стене. Семь ведьмаков против целого города — и Эскелю было бы жаль Каэдвенских стражников, если бы они не защищали настоящего монстра в короне. — Лестница, — шепчет Геральт так, что это не может услышать никто, кроме ведьмаков, и уводит их с дороги в город. Эта охота отличается от тех, в которых Эскель участвовал, но есть и сходства: потребность в тишине и укрытии, передвижение от тени к тени между нависающими зданиями; растущее предвкушение скорой добычи; горький привкус эликсира Кошки в горле. Дворец в самом центре города громадный, но Лето уже бывал здесь раньше — поэтому Змей и был выбран для этого задания. Он ведёт их, когда они ступают на землю дворца, проскальзывая мимо стражников и придворных — не то чтобы многие из них не спят сейчас, в ведьмин час. Ведьмачий час, думает Эскель, и запоминает эту шутку, чтобы рассказать Геральту, когда всё закончится. Король Каэдвена спит, а стража не очень-то его охраняет. С другой стороны, с чего бы им? Все ведь знают, что армия ведьмаков, разбившая лагерь за воротами города, не имеет при себе осадных орудий, и не существует способа пробраться через армию, стены и целый город, чтобы создать угрозу для короля. Не существует же? Эскель использует Аксий, даже не сбиваясь с шага, и глаза охранников становятся стеклянными, когда ведьмаки проходят мимо — и остаются стеклянными, когда они возвращаются с завёрнутым в одеяло свитком, перекинутым через плечо Геральта. Через несколько часов, на рассвете, Эскель наблюдает, как Геральт ловит стальным мечом свет, и думает, действительно ли стоило использовать серебряный. Серебро ведь для монстров, в конце концов. Но сталь слишком хороша, чтобы рубить ей голову Каэдвенского короля.***
Белый волк
— Это что? — переспрашивает Эскель. Мужчина отшатывается, дрожит, и горький запах страха становится ещё сильнее. — Дань уважения, господин, от Шимона, Короля Каэдвенского, его сеньору Белому Волку, Владыке Севера, лидеру Ведьмаков. — Его сеньору, — медленно повторяет Эскель. — Геральту. — Белому… Белому Волку, господин, — голос мужчины дрожит, — тому, что убил старого короля перед вратами Ард Каррайга, освободив нас от его тирании. — Да, я там был, — говорит Эскель, глядя на длинную вереницу повозок, тянущихся по дороге. Как они протащили их вверх по тропе — загадка, над которой можно долго ломать голову. — Итак, Король Шимон считает Волка своим… повелителем. — Да, господин. — Ага… — тянет Эскель, сбитый с толку. Это не входило в изначальный план Геральта. — Ну, я, можно сказать… правая рука Волка. Скажите Королю Шимону, что мы принимаем его… предложение. — Благодарю вас, господин! — говорит мужчина, отдавая ему связку поводьев. — И я не господин, — добавляет он, — я просто Эскель. Мужчина нервно кивает головой. — Как скажете, господин Эскель. Ох, ё. Эскель берёт поводья, и лошади, к счастью, не пытаются угодничать или делать что-то равное по нелепости. Эскель помогает людям спуститься по тропе, отправляет Ламберта, Обри и всех, кого смог выхватить, разбирать добро из повозок, и отправляется на поиски Геральта — и не находит его. Зато находит Весемира, выглядящего в равной мере раздражённым и удивлённым. — Этот мальчишка, — говорит он, когда Эскель спрашивает о Геральте, — рванул в гору на всех порах, как только услышал, что ему принесли дары. Эскель вздыхает и чешет лоб. — Ну, когда он вернётся, ему придётся подумать, что Владыка Севера собирается делать дальше. Весемир ухмыляется. — А тем временем ты можешь начать в этом разбираться, правая рука Белого Волка. — Блять, — чертыхается Эскель, а потом идёт искать решение.***
Детёныш
Эскель не сразу полюбил Цири. Ей всего девять месяцев, когда Геральт приносит её в Каэр Морхен. Она — крошечное визжащее существо с копной пепельных волос и удивительными зелёными глазами, которые, должно быть, достались ей от матери, потому что глаза Геральта никогда не имели такой цвет — даже перед Испытаниями. Так что реакция Эскеля понятна — недоумение и недоверие. Только Геральт мог уйти в свой, вероятно, последний Путь в качестве обычного ведьмака, а не Владыки Севера, а вернуться с маленькой девочкой. Эскель, конечно же, заботится о ней — это всё-таки детёныш Геральта: он помогает обустроить одну из башен под детскую, отправляет Ламберта в ближайшее поселение, чтобы он нашёл кормилицу, и иногда даже меняет подгузники (он не может понять, как такой маленький человек может издавать такой мерзейший запах — самый ужасный в жизни Эскеля, а он часто сталкивался с мерзким запахом в работе), но он делает это только потому, что это всё равно придётся делать. Он слышал, что обычно родители в восторге от возможности нянчить своих детей — и не может этого понять. А потом, когда он держит её, пока Геральт носится с простынями в её кроватке, маленький человек в его руках протягивает ручку и кладёт ладошку прямо поверх шрамов на его лице, от которых передёргивало даже других ведьмаков, и говорит с обожанием: — Дядя Эссель! И Эскель чувствует, как его медленно бьющееся ведьмачье сердце пропускает удар. Ламберт потом издевается над ним за то, что он обожает детёныша — не то чтобы сам он сильно лучше, — но Эскель умрёт и будет убивать за неё, и не имеет значения, кто ещё об этом знает. Она — его детёныш не в меньшей степени, чем Геральта; его дитя из лунного света. Его сердце — в её маленьких ручках.***
Сирень и крыжовник
Эскель чешет лоб. Он постоянно это делает в последнее время — нахождение в статусе правой руки Владыки Севера приносит куда больше головной боли, чем он ожидал. — И зачем вы хотите присягнуть на верность Волку? — спрашивает он, смотря на магов с настороженностью. Их тут восемь, а восемь магов — это даже больше, чем нужно, чтобы учинить здесь больше хаоса, чем Эскель может разрулить. Их лидер — невыразимо красивая девушка с глазами-фиалками — выглядит как неприятности. — Я бы наврала вам о том, что мы жаждем присоединиться к Белому Волку, чтобы защищать континент от монстров, — говорит женщина с глазами-фиалками, — но я слышала, что ведьмаки могут чувствовать ложь, к тому же врать мне уже надоело. Владыка станет самым могущественным властителем континента через десять лет, если не меньше, и мы хотим быть на его стороне. Ну, это… грубовато. Но что важнее — честно, и армии Волка в самом деле нужны маги. Существуют вещи, которые нельзя уничтожить серебром и сталью. Маги приносят самые мощные клятвы, которые Геральт, Эскель и Весемир только смогли найти за три дня и три ночи отчаянных поисков в библиотеке, и селятся с ними. Это тяжело, но приносит массу пользы. Три месяца спустя Йеннифэр приходит к Эскелю, выглядя крайне расстроенной, и требует ответов: — Ладно, где, твою мать, обман? Не может же он в самом деле делать это только для того, чтобы защищать людей. — О, ты сильно недооцениваешь его упорство, — вздыхает Эскель. — Это действительно единственная причина. — Блять, — говорит Йеннифэр, а потом со смехом плюхается на стул без какой либо грации — Эскель никогда ещё не видел её такой. — Не пойми меня неправильно: я действительно хочу силы. Но, видимо… видимо, мы здесь всё же, чтобы убивать монстров. Потому что я, чёрт возьми, не могу подвести его. Это — вымученное признание правды. Йеннифэр выглядит так, будто не ожидала, что когда-нибудь произнесёт его. Эскель салютует ей кружкой с некрепким элем: — Тогда добро пожаловать в стаю. Мы все тут просто следуем за Волком. Йеннифэр хихикает, качая головой, и наколдовывает себе кубок вина, чтобы чокнуться с Эскелем. — За проклятого Белого Волка и его грёбаную мораль, — бурчит она и осушает бокал.***
Цветочек
Эскель уже привык к повозкам с данью, вереницам лошадей, мулам с седельными сумками, набитыми золотом, драгоценностями и специями. Но паренёк на лошади — это что-то новенькое. И нежелательное. Что за херню говорят в этой Редании, раз они там думают, что Волк хочет людей в качестве подношений? Парень, конечно, красив, но ещё он не может пошевелиться от переполняющего ужаса, и у него связаны руки — это не оставляет сомнений в том, что он тут не по своей воле. Эскель прячет жалость во взгляде, отсылает спотыкающихся реданцев назад и заводит лошадь юноши в крепость. В крайнем случае они пристроят его в одной из деревень под властью Волка — там, где никто не попытается сделать какую-то глупость, например, отправить его Волку, как кусок мяса. Острый запах страха — редкость в Каэр Морхене, и Эскель рад, что они никого не встретили по пути, за исключением Ламберта — пусть и засранца, но знающего, когда лучше держать язык на замке. Он планирует предложить отправить парня обратно с горы, как только Геральт отойдёт от шока, если Геральт сам не сделает этого. А потом выясняется, что у парня стальные яйца, хоть он и напуган до полусмерти. Эскель видел взрослых, закалённых в сражениях мужчин с кучей регалий, которые падали на колени под взглядом Геральта, видел, как гордые чародеи вздрагивали перед Белым Волком во всей красе, а этот пацан твёрдо стоит на ногах и высоко держит голову, перечисляя не дрогнувшим голосом свои способности, несмотря на то, как дрожат его руки. И горько усмехается, полностью демонстрируя своё мнение о том, что он тут в качестве жертвы тому, кем, по мнению грёбаных реданцев, является Геральт в постели — что заставляет Эскеля и Йен синхронно вздрогнуть. Такой юный, такой уязвлённый и такой храбрый. Если что-то и способно произвести впечатление на ведьмаков — так это храбрость. Не так много людей способны смотреть Геральту в глаза и не дрожать. Лютик, да? Симпатичный, ядовитый и выносливый. Хорошее имя для придворного барда Владыки Севера. Эскель не удивлён, что Геральт решает оставить парня при себе. Красивый, смелый и талантливый? Он будет грёбаной кошачьей мятой для ведьмаков, если когда-нибудь перестанет пахнуть страхом. О, и к тому же он, оказывается, хорошо ладит с Цири. Эскель даёт восемь месяцев на то, чтобы Геральт влюбился. Йен, циничная ведьма, ставит на год. (К его огромному раздражению, она права. Они оба видят то, как Геральт отдаёт своё сердце, когда маленький бард клянётся в верности Волку и тянется к его руке, заявляющей свои права, почти через год после прибытия.) Эскель никогда бы не подумал, что их стая нуждается в барде. Ему не стыдно признавать, что он был неправ. Видимо, даже волкам нужны цветы.