Беседы неважных о (не)важном

      Один человек спросил другого: — Слушай, а ты веришь во что-то? — Во что например? — Ну, в бога там, в Христа, Одина, Локи, бесов, ангелов. Ну, во что-то такое. Да хоть в науку? — Ну, как и многие, в кое-что верю. — Во что? — Да не так важно. Чего спросил-то? — Ну, просто интересно… — Понятно.       Не возвращались к разговору месяц. Но потом человек снова спросил: — Слушай, помнишь, я спросил, веришь ли ты во что? — Ну? — И всё-таки? — Чувак, надо ли оно тебе? Сказал же, что верю. — Но во что? Христианин, да? — Тебе зачем это знать? — Ну интересно же! Что такого-то? Ты сатанист или отчего морозишься? — Я просто не понимаю, зачем тебе. Посмеяться или что-то вроде? — Почему сразу посмеяться. Просто спрашиваю. Чего ты так сразу? — Я верю в Демона-Попугая и Алого Короля, всё? — Ну я же серьёзно! — И я серьёзно. — Ну, чувак…       Снова забыли на два месяца. Разговор снова случился, когда на общей встрече друзей они решили выпить вина и наверстать упущенное общение: — Не знаю, почему ты так боишься рассказывать. — Снова за своё… — Я же без агрессии спрашиваю. Ты чуднОй человек, и размышления у тебя иногда странные, вот я и подумал, не язычник ты какой-нибудь. Ну, знаешь, типа этих «неоязычников» — чуваков, которые начитались мифов и решили, что боги древности круче христианства, и надо им поклоняться. Я думал, ты что-то вроде того, и хотел вопросы позадавать — а ты заморозился, будто вопрос веры — это что-то личное. — Вообще-то, я думаю, что это и есть—… — Раньше я, например, в бога верил. Ну, у бабушки часто был, она мне библию читала. Но вырос, и вера в бога отошла куда-то к вере в деда мороза.       Собеседник, задумчивый, допивает бокал вина, и серьёзно отвечает: — А я верю в Деда Мороза. — Ах-ха-ха! — А обещал, что смеяться не будешь. —… погоди, ты это серьёзно сказал? — Ага. — В деда мороза? — Ага. И в каждого персонажа, что существует в этой Вселенной. Вымышленный он, основан на прототипе, или он религиозный персонаж… Какой бы истории ни принадлежал, и какой путь бы ни пережил. — Постой-постой… Ты это сейчас серьёзно, да? Без шуток? Так… И в чём твоя вера конкретно заключается? Ставишь вместо иконы арты из девиантарта и молишься каждый вечер? — Я верю, что персонажи — личности. У них нет физических тел, они не видят, что о них говорят тут, что думают, но они… как бы объяснить. Я верю, что Дед Мороз есть, потому что он — Дух Чуда, Дух мороза и жестокости, который со временем нашёл себя в чём-то новом. Я верю, что греческие, как и скандинавские, славянские, и другие языческие боги существуют, потому что когда-то они были нужны, и где-то вне времени они живы до сих пор, пусть и стали менее востребованы. Я верю, что существует Иисус — и был он человеком с телом, который совершил много чудес, или он просто персонаж и выдуман кем-то — не так уж и важно… Факт остаётся в том, что личность Иисуса есть — и она повлияла на человечество, задала ему новую моральную ветку развития. То, что сейчас кажется нам очевидным, воплотилось в нём и распространилась — сама Идея, что обрела личность. И так со всеми, не только с богами или мифическими созданиями: персонажи книг, фильмов, сериалов, игр, аниме и мультиков, легенд и сказаний, комиксов и манг, персонажи театра, музыки, кино, стихов — всё это жизнь в истинном его воплощении. Личность, созданная из Идеи, но она — тоже живая. Она мыслит, чувствует, независимо от того, знают ли об этом читатели и пишет ли об этом автор. У неё есть своя воля, которая может пойти даже вразрез с создателем — и в каких-то случаях эта воля пересилит волю автора. Живая душа. Вот что для меня Персонаж. — Постой… Не понял как-то. Ты это ведь метафорически рассуждаешь, о «жизни» вымышленного персонажа? Или буквально? — И метафорически, и буквально. Персонажи чувствуют, мыслят, и проявляют свою волю — через авторов, через истории, влияют на собственный сюжет, выдавая иногда такие странные повороты и принимая такие решения, которые собственный создатель не мог придумать, и которые никогда не замысливал — и даже не хотел замыслить. — Господи… ты и вправду чокнутый.       Собеседник лишь устало вздыхает, но не спорит и ничего не возражает. Допивая бокал, говорит: — Сам спросил. — Блин, но я же не думал, что там всё настолько… плохо.       Собеседник тянется к новой бутылке вина. — Ну… Хорошо. Тогда можешь представить себе, что я просто слишком пьян, и всё это мой пьяный бред. — Да, пожалуй, так и сделаю…       Но он не сделал, и через пару недель радиомолчания они снова встретились, а человека как прорвало: — Нет, я просто… Не понимаю. Чушь какая-то. Откуда ты вообще этого набрался? Философию какую-то перечитал? — Мы вроде договорились, что я был пьян. — Но сейчас ты трезв, и твои идеи же никуда не исчезли? Нет?       Человек устало вздыхает и не отвечает. — Я просто… Ты же отличник. Научные статьи писал. И всё с доказательствами, всё как положено! Что-то по астрофизике рассуждал! Учёным хочешь стать… И тут такое… — Бывают в жизни огорчения. — Тебе смешно? Тут не смеяться, плакать надо… — Если тебе хочется поплакать, то постарайся выбить время после пар, у нас сегодня семинар. — Катись к чёрту. — Вряд ли моё общество ему понравится.       Ещё раз возобновился разговор, между делом перед зимними праздниками: — Ну, как, получил что-то от Деда Мороза, малыш? Или тебе ещё не сказали, что его не существует? — И тебе добрый вечер. Как планируешь отдыхать? — Хорошо планирую, дома. Слушай, а к тебе инопланетяне во сне не прилетают? Они же тоже иногда фигурируют как персонажи в некоторых фильмах… тоже, получается, существуют…       Собеседник смотрит и молча ждёт продолжения. — Ну так что, вертятся летающие тарелки?       Молча встав с дивана, он ушёл. — Деду морозу написать письмо не забудь! — крикнули вслед.       По дороге домой: — Прости за шутки. Не думал, что у тебя чувство юмора куда-то подевалось. — Бывает. — Так вот, об инопланетянах… А чужие? Хищники, Пеннивайзы, всякая другая дрянь из ужастиков — она вся тоже? Существует? — Что-то ты как-то зациклился на этом. Да, существует, в своих мирах, как и каждый персонаж — в своём мире существует. — Ну, в своём мире — да, а в нашем? — В нашем мире тоже, они же персонажи. Мы даже говорим о них прямо сейчас. — Но они вымышленные! Они просто фантазия однажды набухавшегося писателя и прочих представителей креативного класса! Как фантазия может быть «живой», как ты утверждаешь?       Тяжёлый вздох: — Может, потому что может. А может и не может, и у меня вино не выветрилось. Но я считаю, что может.       Агрессивно зашелестели страницы. — Значит, если я сейчас порву книгу, все персонажи в ней почувствуют боль, да? Типа, как в Марвеле, «Мистер Старк, что-то мне нехорошо»?       Собеседник взял корешок сжимаемой книги и прочитал название. — Не думаю, что персонажи почувствуют на себе боль уничтожения окошка в их мир. Но ты точно почувствуешь боль, когда библиотекарь отхуячит тебя палкой по заднице за испорченный «Золотой Горшок» Гофмана.       Книгу убрали в сумку. Подуспокоился. — Тебе зачем она вообще? Ты же на историческом. — Сестра попросила взять, она не любит электронку, а в универ читать надо… Чувак, ну правда, я не понимаю! Ну как… Как! Это же шизофрения какая-то. — Предлагаешь мне к психиатру походить? — Да, наверное, лишним не будет. — Оплатишь? — Ты охренел? — Тогда довольствуйся той справкой о вменяемости, которую я получил два года назад. С собой, правда, нет, но могу принести. — Обойдусь…       В последний такой разговор, на вечеринке в честь Нового года, подхмелевшие приятели снова столкнулись: — Правда не могу переварить. — Я уже догадался. — Но ведь такая тупость… — Десять раз пожалел, что рассказал… —… и, прости меня, ребячество. Инфантильность! Как взрослый человек, вменяемый, как ты говоришь, физик-теоретик, в конце концов, может на серьёзных щах в такую хрень верить? Ещё и говорит, не стесняясь?       Нервы собеседника сдали, и кружка глинтвейна стукнула об стол с такой потаённой яростью, что удар прозвучал, как взрыв. — Ты что хочешь услышать от меня? Ответь только серьёзно, без мнимой возвышенности. Ты хочешь узнать, «почему» и «как», чтобы переубедить меня со всем уровнем своих 11 классов и двух курсов исторического факультета? Хочешь узнать, что в моей жизни привело к тому, что я верю в то, во что верю? — Я просто хочу понять, почему ты, образованный человек, можешь верить в… антинаучную чушь! — Окей, допёк, получи: не знаю. Я не знаю. Не знаю, блять, не знаю — и это самый честный ответ. Множество людей, пытаясь как-то оправдаться за себя, объяснить, почему они пришли к вере в Бога, в Дьявола, в Домового, в Ктулху, в Макаронного Монстра, в Треугольник с глазом отвечают примерно: «я просто так чувствую». Но даже если я отвечу тебе: «я просто так чувствую», это нихрена тебе не даст, потому что это вообще значит? Почему я так чувствую? А я не знаю!       Человек выдохнул и потянулся за бокалом. — Вот чего ты хочешь от меня? Обоснования, доказательств того, почему я принимаю за реальное то, что даже увидеть не способен? Это я понимаю, в наше время это важное желание — важнее даже, чем найти работу и купить свою квартиру. Но я не смогу тебе объяснить причины. Я не смогу привести тебе какие-то доказательства, из-за которых надо считать реальным то, что думаю я. Их попросту нет — и я это осознаю. Я не встречал человека, который раскрыл мне глаза на правду; я не родился семи пядей во лбу и со знанием, как устроен этот бренный мир; мне во сне не прилетали инопланетяне на летающих тарелках и не поясняли за законы квантовой физики, не рассказывали теории о существовании антиматерии, антиатомов и параллельных миров, в которых может быть буквально что угодно, а мы об этом не знаем.       Человек тяжело вздохнул, переводя дыхание, и продолжил: — Я так же, как и ты, учился в школе, на той же системе образования, нам задавали те же книги и объясняли те же вещи, что и тебе. Как и ты, я прекрасно знаю, что существует гравитация, благодаря которой мы не разлетелись по космосу, оторвавшись от крутящегося в огромном безвоздушном пространстве шарика. Я знаю, как и ты, что не доказано существование Бога, что превращение воды в вино физически и химически, и вообще по законам существования нашего мира — невозможно. Если только не с помощью супер-продвинутого прибора, которого во времена жизни Иисуса, если таковой был, попросту не было. Я в курсе, что существование бестелесной, но живой и способной влиять на наш материальный мир сущности как таковой — не доказано, и доказано быть не может, зато у нас находится множество причин опровергать его существование, ведь всё, что говорит нам Библия, нельзя повторить на практике, а события, о которых она ведает, не зафиксированы в признанных источниках. Как и ты, я живу в светском государстве в обществе, где не верят в призраков, демонов, ангелов и духов — и у меня среди одноклассниц была подруга, которая не верила ни во что, что нельзя потрогать руками или увидеть глазами, а потому такие вещи, как любовь, горечь, скорбь и что-то за гранью телесного и животного, что-то на уровне осознания своей маленькости и никчёмности в этом непомерном мире — для неё не более чем шалящие в голове гормоны, призванные регулировать наше человеческое существование, провоцировать размножение, социализацию и прочее дерьмо. Вот только социализация и потребность размножаться всё ещё не может объяснить, почему мы продолжаем любить мёртвых, как и не может объяснить, почему мы смотрим в ночное небо и мечтаем о звёздах, которые нам, возможно, ничего и никогда не смогут дать для выгоды и развлечений. Почему существуют мечтатели, если всё наше существование можно объяснить простой потребностью жить и выживать? Размножаться, есть, подчинять, разрушать… Всё обратное — последствия эволюции и сложного строения психики? Может быть. Но тогда чувства уже не такая однозначная вещь, хотя доказать это я тоже не могу.       Сделал глоток, чтобы промочить горло. — И этот факт почему-то не мешает верить тебе в то, что любовь существует, и что твоя связь с сестрой и родителями — большее, чем просто генетическая потребность семьи держаться вместе для комфортного выживания в конфликтных условиях внешней среды. — Но это… Всё-таки другое… — Ну да, другое. Я ведь посмел без доказательств и однозначных указаний поверить в то, что персонажи могут быть чем-то большим, чем наша фантазия и марионетки для самовыражения. И это в двадцать первый-то век, подумать только. Получил 11 классов образования, учусь, теории строю, статьи пишу, а почему-то думаю, что сознание и личность не ограничено органикой, и даже не в ней суть заключается. Ебать! Кошки живут с собаками, полная анархия, звоните в дурку! Да что там — повесить меня сразу, чтобы общество не отравлял. — Не перебарщивай уж. — А что? Ты… Три раза меня спрашивал, есть ли что-то, во что я верю. Ты, видимо, был готов и к тому, что я христианин, ведь я был крещён в младенчестве и крестик ношу; и даже язычника предположил. Но в душе ты, скорее всего, надеялся и верил, что я атеист. Ну не пойдёт же верующий в науку, да? Но называй меня хоть чокнутым — мне всё равно. В мире 7… нет, блять, уже 8 миллиардов людей и каждый несёт свою хуйню, так почему бы не встроиться моей? Неужели то, чем я живу, настолько хуже того, чем живёт условный маньяк, получающий удовольствие от убийства своей жертвы? Моя вера настолько хуже веры фанатика, который уничтожает душу и жизнь своего ребёнка просто из-за того, что его картина мира — единственно верная, и другой он не приемлет? Твоего внимания и выноса мозга удостоился именно я — это значит, что идей разрушительней и страшней веры в Персонажей в нашем обществе просто нет, да? Не существует уже расизма, гомофобии и ксенофобии, нет в мире насилия; никто никого не посылает умирать за чужую выгоду, все следят за словами и действиями, страдания исчезли, и поэтому вера в иную жизнь и в иное сознание — это самое, блять, ужасное, что может быть. Ведь мысль о том, что созданного автором персонажа нельзя ломать под свои хотелки просто ради создания говно-сиквелов, для выжимания денег, для почёсывания своего эго или дроча разбалованным фанатам материалом, которого в оригинале даже близко не предполагалось, — это явно сигнал начала ядерной войны. Что мысль о том, что уважать личность, независимо от того, заключена она в оболочку из костей и мяса или в оболочку из слов, чернил, образов, бумаги и экрана — или она вообще без оболочки — это мракобесие и от лукавого. Так?       Собеседник хмуро молчал. — Я прекрасно знаю, что тебя так задело. Вещь, которая для тебя такая откровенная хрень — настолько несуразная, что её существовать не должно в чьём-то мозгу. Вот и доебался до меня, почему-то думая, что, объяснив законы физики и доказательства не существования нематериального, ты на что-то мне глаза откроешь. Вот только я знаю то же, что и ты, как и знаю несовершенство человеческого знания, как и знаю несовершенства собственного сердца и ума, которые просто «чувствуют», и просто «верят», и просто «так думают». Просто я однажды задумался: «если на действие есть противодействие, то есть ли на материю — нематерия?» Мысль развивалась, я наблюдал, я общался со многими творцами и многими, у кого есть персонажи или кто работал с ними; я смотрел много художественных работ, читал много книг и изучал историю их создания — и думал: «А вдруг такое возможно?» В чужих строках я находил отблески и эхо собственных мыслей и предположений. Я не один чувствовал это и не один об этом задумывался. И вряд ли я такой последний.       Собеседник устало потёр глаза. — Хорошо… А если ты всё-таки неправ? И твоя теория просто ошибочна? — Тогда одной безумной идеей больше, такое ли большое событие? Земля не перестала вращаться, насколько успел заметить. Никому ничего не навязываю и даже особо не рассказываю, потому что…       Человек посмотрел на собеседника. — Даже если я просто поверивший в сказку безумец, я не намерен от этого отказаться ради фактического ничего. Мне никто не выдаст медальку за то, что «я как все», и мне нахуй не сдались похвалы от сверстников за то, что «я думаю правильно». Доказать я ничего никогда не смогу — у меня недостаточно мозгов для открытия новых физико-простраственных теорем, и я это осознаю; и у меня нет технологий или других известных способов, чтобы как-то найти объективные подтверждения своей вере. И есть ли в этом вообще смысл? Что бы люди ни открывали, они находили способ испоганить это. Так что пусть какие-то миры остаются для нас закрытыми, пока мы не эволюционируем достаточно, чтобы не разрушать всё на своём пути… Начиная хотя бы друг с друга. Начиная хотя бы с вымышленных персонажей.       На какое-то время оба замолчали. Потом первый рассмеялся и как-то облегчённо, даже расслабленно, сказал: — Может, тебе надо было на философский поступать, а? — Я планировал это как второе высшее.