***
Артур встретил Чарльза, когда от Джона уже полгода не было слышно никаких новостей. Жизнь в банде Датча ван дер Линде продолжалась своим собственным неторопливым размеренным чередом, никто из группы не порывался начинать его искать, а значит и Артуру следовало спустить это на тормозах. На данном этапе жизни Артура его больше волновало настоящее — новенький в банде Чарльз Смит. Он Артуру изначально не так уж и приглянулся: невзрачный и тихий, до пугающего тихий, он выглядел скорее, как тень от большого широкого дерева, падающая на всех, кто проходил мимо неё, как пантера, только и выжидающая правильного удачного момента для летального нападения. Артур сторонился его, это правда, и Чарльз воспринял это по-своему, но тоже враждебно, скорее всего думал, что Артур избегал из-за его общей внешности, и из-за, как бы сказали в цивилизованном обществе, его происхождения. Конечно же, Артур сторонился Чарльза абсолютно не поэтому. Датч как мог пытался развеять скопившееся над его подопечными напряжение, и для этого зачастую отправлял на охоту именно их двоих, к тому же Чарльза можно было считать абсолютным мастером в этом деле, а Артуру практика бы уж точно не помешала: в прошлый раз он побежал на кроликов с двуствольным ружьём, да так раздробил бедолаг, что в конце концов плюнул на это дело, поехал в город и просто купил нормальных. Поэтому Чарльзу пришлось обучать своего новоиспечённого соохотника с абсолютного нуля, и это принесло свои плоды, пусть и не в той области, где хотелось Датчу — для него приоритетом были боевые навыки. Чем чаще они вдвоём выходили на поле с косулями и лес с оленями, тем всё больше и больше начинали понимать друг друга, и Чарльз больше не казался таким и ужасающим в своей отчуждённости, а Артур — таким расистом. — Давай, как учил. Спокойно и мягко, — и Артур сделал ровно так, как его учили: взмахнул рукой и одним плавным движением поставил острую стрелу в нужное положение, затем, вдохнув поглубже, сосредоточился на голове и шее косули, лишь затем выпуская стрелу из рук. Вот только стрела пролетела мимо. Даже в животное не попала, просто улетела, будто бы её ветром взяло и сдуло, хотя вполне вероятно, что оно так и произошло, вот только сейчас это казалось уже не столь важно. Косуля абсолютно свободно сорвалась с места и убежала, Артур сокрушённо опустил руки и покачал головой, а Чарльз коротко усмехнулся — никогда так позорно Артур ещё не упускал сегодняшний ужин. Да, даже когда охотился на кроликов с дробью, там он в них хотя бы попадал. Особо не совещаясь, мужчины решили, что упускать такую удивительно увёртливую косулю стало бы просто преступлением, поэтому последовать за ней на тот момент им показалось разумным решением. Листва низкорастущих деревьев и невысоких кустиков зашуршала под ногами двух довольно крупных мужчин, при этом абсолютно не пугая гуляющих в нескольких метров индюков. Парочка метров вперёд, несколько влево, и вот они вышли уже не к одному, но к целому стаду животных, что не могло не радовать. Коротко переглянувшись с Артуром, Чарльз уже сам вынул из-за спины свой личный лук, аккуратно выделанный из тёмного дуба, при этом украшенный кусочками кожи и детальной резьбой на самых концах — настоящее произведение искусства, если бы его не использовали как средство для убийства животных. Пока Артур упивался невероятным видом оружия, Чарльз довольно быстро встал в нужную позицию, заранее готовясь стрелять. Сам же Артур опомнился лишь после того, как понял, что его компаньон уже полминуты смотрит на него с нечитаемым, как он это обычно умел, выражением лица. Резко отвернувшись, Артур тут же переключил всё своё внимание на предмет охоты, при этом пытаясь понять, что именно хотел сделать в данной ситуации Чарльз. Как оказалось, его план сформулировать было достаточно просто — оба мужчины стреляют одновременно, и вместо одной косули приносят в лагерь сразу две. В идеале, конечно же, если стрела Артура на этот раз не откажется попадать в цель, ибо если так произойдёт, то это будет самый настоящий позор и повод для шуток ещё последующие несколько месяцев, благо Чарльз не такой и злопамятный. Хотя, признаться честно, он вообще никогда ничего злобного не говорил в чужой адрес, за исключением Майки, которого чистосердечно ненавидел, и это тоже Артура впечатляло в мужчине — вся эта аура, атмосфера вокруг Чарльза ощущалась как тёплый ореол костра, как тихая игра на гитаре в ночи, как необъятные просторы Запада. Задумавшись, Артур чуть ли не пропустил мимо ушей момент, когда Чарльз подал сигнал для выпуска стрелы, а потому выстрелил с небольшим запозданием — оружие ранило шею косули по касательной, животное с глухим стуком упало на землю, но продолжало жить, мучаясь от полученного ранения. Чарльз неодобрительно нахмурился, однако Артура решил пока что не ругать, лишь подошёл ближе и прикончил животное одним резким ударом ножа, в то время как убитое им ранее легло ровно там, где раньше и жевало траву. Его выстрел выглядел ровным и чётким, даже сама стрела вошла прямо на девяносто градусов, будто бы он всё это время вымерял угол. Да, возможно, Артур немного приукрашивал, но ему хотелось это делать — приукрашивать, хоть раз в жизни. Чуть позже, когда туши погрузили на лошадей, а луки убрали за спину, мужчинами было решено, что выдвигаться к лагерю под вечер не имело никакого смысла — следовало начать путь уже утром, тем более что погода ночью обещала быть крайне приятной для посиделок у костра. Место для временного привала нашли быстро: удобно сваленный огромный ствол стал идеальной основой для навеса над спальными мешками, а расположение между крон высоких хвойных деревьев отлично скрывало дым от открытого костра. На ужин они приготовили себе заднюю часть одной из косуль, той, которую подстрелил Артур — она оказалась более плохого качества. — Никудышный из меня охотник, — сокрушительно констатировал будто бы ни с того ни с сего Артур, прожевав кусочек недавно пожаренной на костре голени; Чарльз на такое откровение лишь мягко усмехнулся и пожал плечами, параллельно только-только заканчивая готовить свою порцию еды, — Ну правда, я не шучу. Столько ошибок сделал — и толку? Мог бы на охоту кого-нибудь попрофессиональнее взять, — Артур знал, что Чарльз специально взял с собой именно его, а не Хавьера или Ленни, но всё равно это не могло уложиться в его голове. — Ты постоянно отвлекался, — начал объяснять ошибки своего товарища Чарльз, параллельно пытаясь добавить к своей голени немного приправ, — Это никуда не годится. Тебе нужно научиться сосредотачиваться, — Артур открыто усмехнулся; Чарльз, конечно же, понятия не имел, почему его компаньон столь часто обращал внимание совсем не на цель, — Ничего смешного в этом нет, Артур. В следующий раз, если ты ни во что не сможешь попасть, мы пойдём назад с пустыми руками, — абсолютно детская угроза — они оба ясно осознавали, что Чарльз так с бандой не поступит, просто станет дальше охотиться в одиночку. Артур не знал, что следовало сейчас ответить своему другу. Он понимал и принимал свои ошибки, но поделать с ними ничего не мог — это казалось вне его способностей, вне его сил. Артур никогда не считал себя религиозным или суеверным человеком, но иногда ему казалось, что над ним постоянно висело одно большое проклятие, словно грозовая туча, которое омрачало не только его существование, но и окружавших его людей. Оно всегда витало где-то рядом, всегда присутствовало в нескольких шагах, преследовало, как охотник преследует свою намеченную жертву. Наверное, поэтому Джон сбежал — он понял, что рядом с Артуром находиться просто нельзя. Интересно, к какому времени это осознает Чарльз? — Да ладно, у нас и хуже с тобой разы были. Нечего так убиваться по этому поводу, — снисходительно проговорил Чарльз, подсаживаясь ближе к своему товарищу и опуская горячую ладонь на чужое напряжённое плечо; он явно заметил, как лицо Артура в один момент помрачнело, а его взгляд расфокусировался, и только действия Чарльза помогли ему вернуться из своих мыслей в реальный мир, чему Артур был в своём роде благодарен. От Чарльза исходило некое чарующее тепло, которое грело в сотни раз сильнее, чем костёр. Его спокойный, почти бархатный, тон, его мягкие черты лица, кофейные волосы и блестящие шоколадные глаза — всё это не могло не околдовывать, и Артур свободно поддался чужому колдовству, словно соломенная кукла. Его лицо больше не излучало тоску и отчаяние, его озарила лёгкая полуулыбка, которой Чарльз оказался доволен, а потому мужчина обратно отсел немного дальше, но сделал это как-то неуверенно, нехотя что ли. Несмотря на то, что расстояние между ними увеличилось всего на сантиметров десять, тепло, которое подпитывало Артура, исчезло в мгновение, и улыбка потухла следом. Он захотел придвинуться вновь, но не стал этого делать, может потому, что побоялся чужой реакции, а может побоялся и своей, но так или иначе Чарльз оказался уже слишком далеко. Артуру только и оставалось, что наблюдать за играющими всполохами огня и следить за летающими вокруг источника света мотыльками. Отойди он на пару метров от костра, и начнёт холодать.***
Можно сказать, что Джон вернулся к банде не совсем вовремя. Хорсшу Оверлук стал для банды стабильным, но крайне нежеланным пристанищем, это даже не обращая внимания на дневную жару, что и тень не спасает, и ночной холод до костей, что уж говорить об остальном. Артур с Джоном общаться не стремились, да и сам Джон не пытался завести диалог, несмотря на то, что он явно это сделать очень и очень сильно хотел, но что-то особое внутри сдерживало все его порывы. Артуру, в общем-то, на его порывы было абсолютно всё равно — слишком уж сильную рану оставила их последняя встреча перед побегом, и открывать её Артуру особо сильно не хотелось. Поэтому большую часть времени, когда он не выполнял поручения Датча, предпочитал проводить время в компании Чарльза. Общение с ним размеренное, свободное: такое не хочется прекращать, не хочется забывать и отпускать. Сегодня стоял хороший тёплый вечер, в который Артур, впервые за долгое время решил отдохнуть от суматохи последних недель. Он смог выкроить для себя время уже почти на закате, когда остатки дневного солнца только начали скрываться за линией горизонта, покрывая плато прямо под Оверлуком ярко-алыми, почти что огненными красками, словно картину, нарисованную небрежным художником. Весь лагерь уже полчаса как готовился ко сну, суетясь и бегая по всей территории то за вёдрами с водой, то за тёплыми шкурами, дабы утеплиться во время прохладной ночи, то ещё бог знает зачем, однако Артур на всю суету не обращал никакого внимания. Чарльз сидел на камне чуть поодаль от обрыва спокойно, неторопливо вырезая из гибкого дерева новую стрелу. Он всегда считал, что, сделанные собственноручно, в бою они проявляли себя гораздо более эффективно, чем те, которые можно купить в любом ближайшем оружейном магазине. Артур ему верил, однако всё равно использовал фабричные, то ли по привычке, то ли ещё по какой причине, мужчина для себя решить всё никак не мог. Руки Чарльза даже издалека выглядели шершавыми, рабочими, однако им всё равно удавалось столь искусно привязывать наконечник стрелы к древку, что это становилось удивительным. Неторопливые движения, укладывающие плотные нити крест-накрест, просто не могли не завораживать, будто бы насильно заставляли смотреть на них, не отрывая глаз. Но Артур оторвал. Хорошо, что Чарльз вовсю был поглощён работой, иначе бы точно одёрнул Артура, или, что ещё хуже, просто ушёл, а Артур этого хотел меньше всего. Под ногами мужчин трава ощущалась свежей, чуть влажной из-за прохладного воздуха вокруг, при этом достаточно высокой, чтобы через неё можно было пропустить пальцы и не коснуться промёрзлой неприятной земли. Между травинками, салатовыми и зелёными, если постараться, то можно было разглядеть небольшие белые цветы, растущие низкими кустиками — они только расцвели после продолжительной зимы, только проснулись и только увидели свет. Артур коснулся кончиками пальцев одного из цветков и почувствовал приятный бархат поверхности лепестка, поразивший своей непривычной нежностью. Самое мягкое, что в последнее время держал в руках Артур, так это только кожаную подпорку для однозарядной винтовки, недавно приобретённой им в Валентайне. Он оторвал цветок легко, без особых усилий, и посмотрел на него ближе: оказалось, что самая серединка выкрасилась в фиолетово-лиловый оттенок, плавно переходя к концам в тот самый белый цвет, который и заметил в первую очередь Артур. Как оказалось, Чарльз наблюдал за своим товарищем уже некоторое время, ибо он мягко усмехнулся, спрашивая: «И давно тебе начала нравиться здешняя флора?». Артур, в общем-то, не часто интересовался растениями, за исключением полезных свойств подобных вещей, вот только именно этот цветок ощущался для него особенным, сакральным в своём роде. Он не понимал, зачем сорвал его, и зачем его сейчас рассматривал, но он уже знал, куда его можно применить. Чарльз находился не так уж и далеко от Артура, поэтому мужчина легко, чуть приподнявшись на локтях и присев на минимально удобные корточки, наклонился ближе к своему другу, практически прикасаясь своим плечом к его. Удивлённый Чарльз не отодвинулся, но и приближаться не стал, просто выжидал и думал, что Артур будет делать дальше, возможно даже затаив дыхание. Также непринуждённо, как Артур срывал растение, он вплёл его в волосы Чарльза прямо около виска, опирая белые лепестки на внешнюю раковину уха так, чтобы цветок уж точно не упал. Этот жест был краткий, практически даже и незаметный, но Артур подумал, будто бы прошла целая вечность: он чётко увидел и осознал, как глаза Чарльза, слегка округлившись, выражали непонимание, но в то же время какой-то глубокий трепет и нетерпение. Прохладный ветер трепал его длинные ореховые волосы, и от этого они лишь сильнее спутывались, а косичка, которую мужчина только недавно заплёл, понемногу терялась. Артуру тут же захотелось провести по ним рукой, привести в порядок, почувствовать под своими пальцами не холодную траву, не твёрдую землю, и даже не курок ружья, но чужую мягкую горячую кожу. Хотелось много чего, но он этого не делал, он лишь трепетал от волнения под чужим невообразимо завораживающим взглядом. Хотя, даже так, смотря издалека, мужчина находил себя поражённым красотой сидящего напротив, этой непринуждённостью в лице, этой мягкой покровительственной улыбкой, этой успокаивающей аурой. Может быть, Чарльз тоже, как и Артур, не хотел, чтобы этот мимолётный момент заканчивался? Может быть, ему тоже хотелось стать ближе? Нет, такого быть просто не могло. Он ошибся, как раз за разом ошибался с Джоном, как делал ему больно, не подозревая об этом. Артур отпрянул от лица Чарльза, словно его всего прошибло молнией, и резко вскочил на ноги. Чарльз тоже, вслед за ним, встрепенулся, и из его прекрасных шоколадных глаз ушёл тот самый трепет, заместив его на сконфуженность и потерянность. Артур практически сбежал с того места, где всего минуту назад ощущал истинное наслаждение, не оглядываясь в сторону своего товарища, при этом чуть не сбивая с ног и без того неровно идущую в их сторону Карен, держащую в крепкой руке бутылку неизвестного содержания. — А чё то с ним? — голос девушки оказался, несмотря на её состояние, крайне бодрым, и он стал последним, что разрушило трепетную атмосферу этого места и этого момента окончательно, — Отличный аксе- акс- аксесу- Тьфу, цветок красивый. Откуда взял? — похоже, её и впрямь заинтересовало новое украшение Чарльза, ибо она разглядывала его с завидной дотошностью, при этом наклоняясь к его лицу так близко, что ещё чуть-чуть, и то самое неизвестное содержимое станет известно чужим только недавно постиранным штанам. — Нашёл, — его голос, по сравнению с Карен, звучал невероятно приглушённо, почти что подавлено, но девушка этого, в её-то состоянии, абсолютно не заметила, продолжив говорить о чём-то своём, что Артур уже не стал слушать — он с большим удовольствием направился к своему спальному месту, где его ждали столь нужные ему сейчас тишина и одиночество. Джон поймал взглядом Артура лишь тогда, когда его бывший товарищ начал готовиться ко сну.***
Всё, что только могло пойти не так — пошло. Ограбление? Громкий провал, проблем от него гораздо больше, чем полученных денег. Но Артур не задавал вопросов, ибо знал, что у Датча точно припасён план. Он у него всегда присутствовал, всегда лежал где-то отчуждённо, в самом укромном далёком и пыльном углу, но он там был, поэтому Артур верил. Следующей их остановкой стал Клеменс Поинт в соседнем штате Леймон, прямо рядом с небольшим городком Роудс и особняком бывших южных рабовладельцев. Это местечко ощущалось уже теплее: ночи не такие суровые, как в Хартлэндс, зато дни оказывались удивительно жаркими, так что от удобных тёплых вещей пришлось отказаться. На этот раз прямо рядом с лагерем находилась небольшое озеро, в котором водилось предостаточно рыбы для полноценного питания на ближайшие пару недель уж точно. Артур редко когда ходил рыбачить, в основном это делали Хозеа и Киран, которые получали от процесса хоть какое-то минимальное удовольствие, в отличии от всех остальных нетерпеливых членов банды. Поэтому Артур стал чуть чаще выезжать в Роудс — обычно с Ленни или Биллом, но в этот раз его сопровождал только Джон, чему Артур оказался не очень сильно рад. С большим энтузиазмом и желанием он отправился бы в город с Чарльзом, ну на крайний случай с Хавьером, да и то десять раз подумал бы, а тут… Джон выглядел помятым, и даже не столько из-за рассекавших его лицо свежих шрамов, которые уродовали лицо ещё практически юного парня, сколько из-за его внутренних переживаний и мыслей, Артур это замечал. Замечал все нервные взгляды, жесты, движения, он даже конём управлял как попало, по пути в Роудс чуть пару раз не влетев на галопе в дерево, Артур еле успевал его каждый раз окрикивать. Именно поэтому многого от этой поездки он не ожидал, хотя Датч всего-то приказал пообщаться с местным шерифом, разузнать поподробнее о семье Грэев, к коей он принадлежал, затем вернувшись в целости и сохранности в лагерь. И, как и ожидалось Артуром, дело было сделано в кратчайшие сроки, пусть и каких-то откровений от шерифа он не получил, зато бандит успешно выторговал себе и Датчу по значку помощника шерифа, что уже большой скачок в продвижении к столь желанному богатству. Быстро покидать Роудс мужчины не особо хотели, учитывая невероятный успех миссии, которая впервые не окончилась массовым убийством, и тот факт, что здешний салун выглядел довольно презентабельно — они просто не могли упустить шанс наконец отдохнуть вне лесов и палаток. Пусть Артур оказался не в восторге от компании, в которой оказался, но отказываться от неё не стал, всё же Джон никогда не был плохим или бесчестным человеком, и не заслужил прямо-таки тотального игнорирования, однако пожурить его ой как хотелось. Салун оказался двухэтажным: с баром и жилыми комнатами на нулевом, а ванной на первом, что являлось удобным в большинстве ситуаций — прилично выпил возле барной стойки, и до комнаты идти всего несколько метров. Так они с Джоном действовать и планировали, эффективно и быстро, как они оба умели, научившись этому ещё до всей произошедшей в Блэкуотере неприятной ситуации. Они часто вдвоём напивались вусмерть в местном баре, а затем успешно или не очень доходили до снятой заранее комнаты, и оказывались предоставлены только друг другу всю последующую ночь, иногда даже часть утра, затем вновь возвращаясь в привычный поток бандитской жизни. Однажды, они, будучи в достаточной после выпитой бутылки вишнёвой настойки кондиции, чтобы не особо отвечать за свои действия, но ещё и не валиться с ног, решили устроить привал на лавочке, не доходя до комнаты в соседнем здании. Почему они так сделали — никто из них уже и не помнил; всё, что сохранилось в памяти после этого дня, так это чистый искренний смех возле салуна, лёгкие небрежные прикосновения и ощущение непередаваемой эйфории. Насколько Артур мог вспомнить тот день, они бесконечно рассказывали друг другу абсолютно несмешные анекдоты про южан и северян, и сами же с них смеялись, раздражая всех проходящих мимо добропорядочных граждан. Джон заметил, как Артур начал улыбаться себе под нос, и тоже непроизвольно приподнял уголки рта, неловко прокручивая в руках бутылку с каким-то местно выращенным пивом неизвестной марки, лишь изредка отпивая из неё горькую жидкость. Оба мужчины сидели за дальним столиком, ближе к окну, не очень подозрительно и не очень открыто — стандартное место, стандартный заказ на алкоголь, всё в этот раз было максимально стандартным. Не дай бог они сейчас устроят хоть одну, даже самую мелкую, потасовку, и весь их план с шерифом пойдёт коту под хвост, ещё и впоследствии от Датча им точно достанется. Поэтому мужчины сидели тихо, настолько тихо, что, казалось, пролетающая рядом муха звучала громче, хотя, пока никого вокруг это не волновало, всё проходило идеально. Со стороны такая тишина, возможно, и выглядела нормально, однако внутри явно натягивалась струна напряжения, да настолько быстро и сильно, что, казалось, она вот-вот порвётся, выпуская всё, о чём мужчины ранее предпочитали молчать. — Вспомнил что-то хорошее? — немного запоздало среагировал Джон, явно в попытке хоть как-то развеять нарастающее напряжение; Артур перевёл тяжёлый и совсем уже не смеющийся взгляд на своего бывшего друга, особо не спеша отвечать, что вынудило Джона ещё сильнее сжать бутылку в руке и стыдливо уставиться на неё же. — Да, — после некоторой паузы честно признался Артур, позволяя своему собеседнику наконец-то выдохнуть; Артур держал чужие эмоции у себя в руках, Джон самостоятельно отдал ему всего себя, и теперь они оба страдали от такой безраздельной власти, — Очень хорошее, — на его лице вновь промелькнула тень грустной улыбки, практически незаметной, только его собеседник смог бы её уловить, никто другой, и Джон окончательно смог расслабиться, при этом не спеша отставлять алкоголь далеко. Почувствовав определённый уровень свободы действий, Джон начинал пить всё активнее и активнее, при этом подначивая следовать его примеру Артура, который, в общем-то, уступать в этом плане и не планировал. Неизвестно, сколько времени Джон держался без алкоголя до этого, однако сейчас он захмелел крайне быстро, постепенно теряя последнюю связь с реальностью. Нельзя сказать, что Артур считал это каким-то неправильным, напротив, мужчина чувствовал непривычную за столько месяцев расслабленность и лёгкость, подпитываемую тремя стопками виски подряд, к тому же он решил, что немного веселья под конец дня ни ему, ни Джону не повредит, несмотря ни на что. Всё закрутилось крайне быстро и как-то неожиданно — пять долларов ушли, три новеньких бутылки мексиканского виски появились, настроение резко поднялось. Роудс только с виду казался чахлым забытым городком: когда людям позволяли обстоятельства, они веселились не хуже других, может быть даже и лучше. А ведь всё началось с того, что сразу после того, как Артур и Джон, достигнув достаточной кондиции, начали плясать под быстро играющее пианино и смеяться словно дети, к ним присоединилось ещё несколько человек, включая сопровождавших их дам. Бармен резвее начал подавать алкоголь, посетители шумели и веселились, а Артур с Джоном не могли оторвать друг от друга глаз. Пиво преспокойно мешалось с бурбоном, радость переходила границы, танцы становились всё развязнее и развязнее, люди вокруг залезали на столы и стулья, а Артур просто не мог себе позволить прекратить пялиться на впервые за всё это время улыбающегося друга, такого же жизнерадостного, как и полтора года назад. Его глаза горели огнём, они отражали не только тотальное опьянение и не столько алкоголь в крови, сколько ситуацию и компанию, в которой он находился. Шрамы больше не уродовали, они добавляли остроты, привлекательности, руки больше не сжимали до побеления костяшек бутылку, они мягко придерживали ладони Артура в танце, а напряжение — о нём никто из мужчин и не думал вспоминать, им обоим хотелось больше, хотелось ярче, хотелось быть ближе, как раньше. Пианист играл громко, люди кричали ещё громче, бесконечные тепло-жёлтые цвета мелькали перед взглядом Артура, он видел, как некоторые начинали петь, и окружавшие их люди подпевали, Артур тоже пытался, потому что это пытался делать в первую очередь Джон. Артур не знал, когда конкретно они покинули салун и переместились в свою комнату, но даже из неё отдалённо улавливались музыка, пение и крики, которые подначивали мужчин не прекращать этот бесконечный танец даже наедине. Джон держал свою левую руку на поясе Артура, а правой придерживал ладонь, будто бы пытался танцевать с ним вальс, хотя никто из них правильно этого делать, естественно, не умел. Передвигались они медленно, не так активно и ярко, как в баре: Джон расслабленно положил свою голову на чужое плечо, носом утыкаясь прямо в изгиб шеи, при этом абсолютно по-идиотски улыбаясь самому себе. Краски из ярких оранжевых сместились на тёплые тёмно-зелёные, почти синие — их комната ничем, кроме луны, выглянувшей из-за большого облака, не освещалась, но им этого было достаточно. Им всегда этого являлось достаточно, чтобы почувствовать друг друга, увидеть лицо и улыбнуться. Артуру казалось, что по прошествии стольких месяцев это изменится, но оно не изменилось, и он не понимал, радоваться ему от такого осознания или плакать. Джон вёл своего друга мягко, самостоятельно задавая темп танцу, и у него это прекрасно получалось, будто бы он делал это всю свою сознательную и не очень жизнь, не прекращая ни на секунду. Его руки тёплые, волосы спутанные и давно немытые, грудь плотно прижата к чужой, а нос касался открытого участка шеи, слегка щекоча дыханием ключицы, и это всё возвращало Артуру давно оставленные и похороненные воспоминания, которые, чудилось, уж и забылись. Но, как оказалось, такое забыть было вне его возможностей. Артур чуть сильнее, чем это нужно для танца, прижал друга к себе и прислонился щекой к тёмным волосам, вдыхая запах крепкой вишнёвой настойки, при том, что они её даже не пили. Он запоздало почувствовал, как Джон в его объятьях мелко задрожал и коснулся губами того места, где недавно спокойно лежала его голова, при этом прекратив поддерживать ладонь Артура и переместив свою на чужое плечо. Артур перестал двигаться, даже дышать и то стал реже, как только почувствовал губы не только на шее, но и на скуле, а затем и на щеке, под глазом, в углу губ — эти поцелуи чувствовались мимолётными, небрежными, но до дрожи в коленях чувственными, полными обожания и заботы. Пересилить себя мужчина не смог, может даже не пытался, а потому поддался чужой игре, и в тот момент ни о чём не жалел, подставляя себя уже гораздо более пылким ласкам. О Чарльзе Артур вспомнил только на следующее утро. Наверное, он и правда ужасный человек.***
Артур с Джоном вернулись в лагерь только к концу дня, под густеющими дождевыми облаками. Первую половину дня они потратили на то, чтобы прийти в себя после столь насыщенной пьянки накануне, а вторую — на непосредственно дорогу. Вести Датчу обязаны были понравиться, равно как и новенький значок помощника шерифа, в то время как у Артура от поездки остались смешанные ощущения, о которых раньше он никогда и не задумывался. Не задумывался он, как оказалось, много о чём, включая не только свои собственные эмоции, но и приказы Датча — Артур в упор не мог понять, зачем им вторгаться в конфликт двух семей, когда им самим нужно было давно залечь на дно и спасти собственные шкуры от всё больше и больше растущих врагов буквально везде, куда бы банда не направилась. Хотя, может у Артура просто не получалось увидеть какой-то большей картины, он не мог понять пазла, который вот-вот должен был сложиться, но, так или иначе, Артур никогда никого не бросит на растерзание ни Пинкертонам, ни О’дрисколлам, ни кому бы то ни было ещё. Половина лагеря, включая и самого Датча, недавно ускакали на своих лошадях на очередную миссию, оставив позади лишь Кирана, Билла и Чарльза, при том что самого Чарльза Артур найти взглядом ни с первого, ни даже со второго раза не смог. Киран уверял мужчину, что его товарищ оправился в ближайший лес на охоту, вот только кто ему позволил покинуть лагерь в одиночку в такое время — этого бывший О’дрисколл не пояснил, то ли в попытке прикрыть себя, то ли Чарльза. Радовало только то, что юноша хотя бы смог примерно описать, в какую сторону направился их бесстрашный охотник, и на том спасибо. Отмахнувшись Джону не волноваться об этом, Артур, подуставший от последних двух дней, совершенно неумело залез обратно в седло и, в ненужной попытке успокоить, мягко погладил свою тёмную гнедую лошадь по шее. Протесты своих товарищей, как только Артур начал выдвигаться, явно замечая сгущающиеся тучи, он не услышал. Несмотря на то, что и погода не содействовала, и кобыла явно не искрила энергией, продвигался Артур всё равно довольно-таки быстро, а потому на след лошади Чарльза, Таимы, мужчина напал ещё до того, как его размыло начавшим капать небольшим дождиком. Таиму Артур заметил издалека: его кобыла даже внешне выглядела тяжеловесной, и она была уж точно крупнее практически миниатюрной пони Артура, за что остальные члены банды любили посмеиваться над своим товарищем — все, кроме Чарльза и Джона. Спешившись и решив продолжить свой путь уже своим ходом, дабы не мучить лошадь, Артур заметил, что дождь и не думал прекращаться, сгущая тучи всё сильнее, а погоду делая всё холоднее, до такой степени, что об убранных тёплых вещах Артур по-настоящему сожалел. На кой чёрт Чарльзу понадобилось выбраться на охоту именно сегодня — Артур не имел ни малейшего понятия, да ещё и след товарища окончательно потерялся среди травы, листвы, грязи и веток, что задачу по поиску не особо-то и облегчало. Издавать громкие звуки и кричать в поисках друга Артур не решился, так как с некоторой вероятностью его голос мог не столько отвлечь от охоты Чарльза, сколько привлечь нежелательных гостей в лице волков. Ветер дул ему в спину, холодные, практически ледяные, капли дождя били в лицо, а обувь утопала во всё более и более мягкой почве под ногами — и зачем он только решился на эту поездку? Ради чего? Он устал, он не мог её осилить, но почему-то, когда он услышал, что Чарльз ушёл один в дикий лес, Артур не смог сдержать себя, хотя следовало бы. Артур чувствовал — что-то приближалось. Что-то тёмное, и что простым временам постепенно приходил конец. Лишь чужая горячая рука смогла вернуть Артуру чувство реальности, за секунду до того, как его лицо встретилось с размякшей почвой, а лёгкие свело доселе неизвестной ему дикой судорогой. Дождь усиливался.***
Сквозь пелену сна Артур мог уловить чужой низкий бархатный голос, вот только кому именно он мог принадлежать — определить оказалось гораздо сложнее. Уши Артура будто бы заколотили пробками, настолько плохо они воспринимали входящие звуки, руки и ноги не хотели слушаться своего обладателя, а горло першило до такой степени, что, казалось, из него в скором времени полезут ножи и вилы, стоит ему только начать разговаривать. Глаза размыкать не хотелось, однако делать это нужно было, несмотря ни на что, и он через боль и нежелание, всё же пересилил себя. На улице стояла середина дня, и только тень от навеса палатки Артура скрывала его сетчатку от ожога — это стало первым, что порадовало его за весь этот день. Второе, что смогло вызвать у мужчины улыбку, так это нахождение рядом с ним двоих самых дорогих его сердцу людей — Джона и Чарльза. Мужчины смотрели на своего друга озабоченно, изредка бросая волнительные взгляды друг на друга — что-то явно случилось, пока Артур лежал без сознания, только вот что — пока оставалось неизвестным. Только Артур попытался встать со своей койки и направиться в сторону своей недавно оставленной в лесу лошадки, как чужая тонкая рука легла на плечо Артура и с лёгкостью остановила его, вернув обратно на мокрую то ли от влаги, то ли от пота подушку, вынуждая вновь прикрыть глаза. После этого ещё несколько секунд ладонь продолжала придерживать его грудь не отпуская, и Артура это прикосновение магически успокаивало, а потому, как только чужое тепло постепенно начинало исчезать, то из последних сил он смог несильно, скорее даже отчаянно, схватиться за запястье и вернуть руку на место. Тихий смешок последовал за этим действием, и лежанка слегка продавилась под дополнительным весом, а ладонь начала медленно и до дрожи в теле нежно поглаживать грудь Артура, расслабляя. Подал воду Артуру кто-то другой, но тоже ужасно знакомый, родной и близкий, а потому он полностью и безраздельно доверился ему, подставляя губы для глотка из железной неприятной на ощупь кружки, которая к тому же добавляла вроде бы как чистой родниковой воде привкус металла. Однако брезговать не приходилось, тем более, что вся банда только такие и использовала, а потому Артур выпил всё содержимое до последней капли. Боль в горле понемногу начинала отступать, ноги переставали ощущаться такими уж и ватными, да и глаза больше не жгло от любого вида солнечных лучей — наконец-то мир предстал перед Артуром не мыльным пятном жёлтых отблесков, а единым целым. Джон и Чарльз более не выглядели такими уж и напуганными, скорее просто беспокоящимися за своего друга. Рука, находившаяся всё это время на груди Артура, как оказалось, принадлежала Джону, а Чарльз держал рядом с собой металлическую кружку, и Артур усмехнулся, но сделал это как-то горько, болезненно. Чем он заслужил такую доброту? Он подначивал и играл эмоциями Джона в баре, он избегал и не давал пути для откровений Чарльза, он делал всё, чтобы мужчины его возненавидели, так почему сейчас, когда Артур мог спокойно лежать в том самом лесу под дождём лицом в грязь, он находился тут, у себя дома? Джон, явно заметив чужие гнетущие эмоции на лице, отдёрнул руку и вновь неуверенно переглянулся с Чарльзом, на что тот лишь пожал плечами, отдавая мужчине всё ту же пустую железную кружку. Джон, при этом тяжело выдохнув, направился в сторону бочки с питьевой водой рядом с палаткой Пирсона, в то время как Чарльз присел на корточки прямо у изголовья кровати, рядом с Артуром, так, чтобы отчётливо видеть чужое заметно побледневшее лицо. — Хэй, — тихо поприветствовал друга Чарльз, приопираясь локтем на железный каркас кровати; Артур ответил на это лишь лёгкой улыбкой и практически незаметным покашливанием, в попытке ответить хоть что-то, но Чарльз благоразумно его становил: — Расслабься, ладно? Ты нам нужен живой, — Артур хотел было задать вопрос, кому именно «нам» и зачем он им живой, однако его прервал подошедший сзади Джон, державший в руках на этот раз уже подогретую на костре воду, в которую Пирсон из какого-то своего сострадания бросил несколько чайных листиков. — Вот на кой хер ты поехал непонять куда? — злобно выпалил Джон, при этом, конечно же, удостоверившись, что его друг находился в достаточном для нотаций состоянии, — Ты должен был остаться в лагере. Чарльз бы сам добрался, он не маленький, — Чарльз кстати, в этот момент стыдливо отвёл взгляд, будто бы посчитал себя виноватым в случившемся; у Артура от такого вида неожиданно болезненно сжало сердце, — Ты-то куда полез, блядь? У нас что, мало проблем по-твоему? Датч нам обоим чуть вчера головы не открутил за это! — несмотря на злобное выражение лица, Джон довольно аккуратно передал тихо лежащему Артуру ту самую чайную воду, которая на вкус оказалась гораздо лучше обычной. — Заботься лучше о Джеке, а не обо мне, — холодно и как-то грубо ответил Артур, отставляя кружку подальше от себя, на соседний столик, и отворачиваясь от своих друзей в противоположную сторону, предпочитая не видеть разочарование в чужих глазах; мужчина был в курсе, что Джон ненавидел, когда Артур говорил о его сыне в таком контексте, а потому в скором времени тот услышал грубые удаляющиеся шаги. Артур знал, что Чарльз такие злобные и абсолютно ненужные комментарии не одобрял, однако по какой-то причине его ухода он не почувствовал, даже наоборот, чужая успокаивающая рука мягко провела по его влажным волосам в попытке успокоить, расслабить, и у неё это прекрасно получилось. Чарльз словно хотел передать своему другу немного своего спокойствия, своей сдержанности и чего-то ещё, что Артур не думал замечать, не желал ощущать и открывать этому своё сердце. Но сейчас ему почему-то больше не хотелось вспоминать о плохом, когда Чарльз стал не просто аккуратно проводить по чужим волосам, но и запускать в них пальцы, играть с прядями и даже касаться открытых участков шеи. Не заметив то, как Артур сам начал подставляться под прикосновения, Чарльз даже не попытался остановиться, просто поддался чуть ближе и позволил руке опуститься ниже, на плечи, предплечья, а в конце и на бёдра, вот только коснувшись их Чарльз как будто пробудился из забвения: мужчина неловко прокашлялся и молча поднялся со своего места. Поняв, что и Чарльз покинул его вслед за Джоном, Артур вновь остался один.***
Особняк сгорел, сгорел дотла, остался позади. Очередное разрушение, тянущееся следом за бандой Датча ван дер Линде словно проклятье, точно такое же, которое окутывало и самого Артура. Особняк горел цветами воспоминаний, тёплыми, хорошими, теми, которые окружали его и Джона во время пьянок и рассказа анекдотов, теми, которые присутствовали в тот момент, когда Артур подарил Чарльзу цветок. Так хотелось вернуться туда, двигаться дальше было страшно, думать о том, куда это всё приведёт и что его ждёт в конце пути. Время — самый страшный враг, который победит всех и вся, вне зависимости от навыков, познаний и каких-то там планов. Время…. Сейнт Дени оказался городом, который раньше Артур не видывал: большой, массивный, шумный и постоянно находящийся в движении — днём он очаровывал, ночью пугал, оставляя после себя смешанные ощущения. К тому же, банда впервые остановилась не просто в палаточном лагере, но в самом настоящем здании, пусть оно целиком и пропахло тоской и смертью своих предыдущих обладателей. Так или иначе, состояние группы со времен Хорсшу Оверлук не улучшалось, учитывая ещё и тот факт, что им еле-еле удалось спасти бедного Джека из лап местного криминального барона — Анджело Бронте. Отношения Артура с Джоном не улучшились, всю свою заботу и терпеливость мужчина направил на своего сына, и Артур чувствовал радость за то, что Джон наконец-то нашёл себя в Джеке. Так оно и должно было быть, так правильно, так будет лучше для всех, включая Артура. — Нам нужно отдохнуть, hermanos, и срочно, — Хавьер всегда считался спокойным, но страстным человеком, готовым костями лечь не только за идею, но и за более простые вещи, такие, как дорогое вино, одежда и красивая стрижка; именно поэтому Сейнт Дени так сильно его заинтересовал, — Вы в последнее время ужасно скучные, — собравшиеся вокруг молодого человека Джон, Артур, Чарльз, Сейди и Ленни смотрели на товарища с недоверием и неприкрытым скептицизмом, как загнанные в клетку животные, — О чём я и говорю! Пора бы нам выбраться за пределы этого клочка земли, расслабиться и провести хотя бы одну ночь только для себя. — Шон погиб, Джека чуть не продали непонять куда, а всё, о чём ты можешь думать, так это о попойке в баре? — Артур прямо-таки поднимал настроение своим грубым сухим голосом, полным боли и отчаяния — ну самая настоящая душа компании; однако, как только он встретился с не менее уставшими и потухшими взглядами своих товарищей, то моментально сменился не только в голосе, но и лице: — Ладно, думаю, что один вечер нам не повредит. Только никаких потасовок, драк, перестрелок и воровства, — все собравшиеся согласно закивали и наконец начали переговариваться более активно, предзнаменуя хоть какое-то хорошее событие впервые за несколько недель; Джон и Чарльз на Артура даже не взглянули. Из лагеря решили выдвигаться ближе к середине дня, при этом не забыв получить самое ценное: неохотное согласие Датча, и оставив крупнокалиберное оружие в своих палатках во избежание недопониманий в самом городе. Команда собралась крупная, состоящая из шести человек, поэтому их целью стал самый вместительный бар, который они только могли найти, ибо в слишком маленьком они бы теснили постоянных посетителей, а такое никогда никому не нравится. К тому же, их совместных личных накоплений вполне могло хватить и на более дорогие удовольствия, а потому скромничать не стоило, тем более подобного шанса им может не представиться ещё очень и очень долго. Сейнт Дени встретил гостей приветливой тёплой погодой, жар и духота от окружавших город болот распространялся по всем узким тонким улочкам, покрывая всё прилегающее пространство небольшой пыльной дымкой. Ковбои медленно продвигались к центру, внимательно наблюдая за окружавшей их обстановкой: кто-то в поте лица работал, не обращая внимания на вошедших, кто-то спокойно прогуливался, следя за тем, чтобы их красивый костюм не обрызгали проезжающие кареты, а кто-то попрошайничал, изредка подымая полный отчаяния взгляд на проходящих мимо людей. Никто им не противодействовал, а потому попала кампания в центральный салун, прямо рядом с театром, легко и непринуждённо, предзнаменуя в общем-то неплохое времяпрепровождение. Пили много, так, чтобы выбить любые негативные мысли из головы как можно быстрее и чем дольше эта самая голова сохранится пустой — тем лучше. Артур не хотел думать, впервые за последние несколько месяцев ему по-настоящему хотелось забыться и почувствовать себя свободным хоть на секунду, даже на мгновение, ему бы хватило. Пил он виски, а потом, когда оно становилось для него слишком дорогим, перешёл на бренди местного разлива, совершенно не обращая внимания на резко ухудшившийся вкус. Будучи в достаточном состоянии, чтобы согласиться на любую вещь, которую ему только предложат, Артур неожиданно нашёл себя за покерным столом, вместе с Хавьером, Сейди и Джоном, которые находились не в лучшем виде, хотя Хавьер, вроде бы, держался покрепче остальных. Откуда у Артура появились фишки и за какие деньги он их купил — вспомнить у него никак не получалось, да и ставил он их как попало, без оглядки на свои карты в руке и чужие реакции. Джон, сидящий по правую руку, тоже мало что понимал, к тому же выглядел он так, будто выпил даже больше, чем Артур, хотя, казалось бы, как можно было. Артур уж и не помнил, кто и как оттащил его под локоть от игорной стойки, однако он явно сопротивлялся такому исходу событий, ощущая непреодолимое желание потерять за покером последние накопления. Дальше он оказался за столом с Ленни, где пытался играть с ним в ножички, но успел сделать лишь пару движений и порезать всего один палец перед тем, как его обратно схватили за ворот рубашки, отправив на этот раз уже в снятый на троих номер. В шести квадратных метрах и четырёх стенах веселье не собиралось останавливаться — Артур, вместе с оказавшимся там Джоном, подпевал звучащей из-за двери музыке, при этом продолжая время от времени отпивать из бутылки разбавленный водой бурбон. «Give me a kiss to build a dream on, and my imagination will thrive upon that kiss», — Артур попадал в ноты лучше, Джон хуже, Чарльз не пел вовсе. Кажется, именно он всё-таки и привёл их обоих в номер, а может и кто-то другой, сложно было сказать с уверенностью, да и в общем-то какая разница. Какая разница, если им сейчас так хорошо: Джон раздирает горло, подпевая своим прокуренным голосом, Артур, поддерживая друга спереди за талию, пытается параллельно с пением не упасть на пол, даже Чарльз, кажется, мягко улыбается и стучит ногой в такт по-своему плавной мелодии. «Sweetheart, I ask no more than this, a kiss to build a dream on», — Артур попытался вовлечь Чарльза потанцевать вместе с ними, но тот скромно отказывался каждый раз, хотя и явно хотел. Он словно чего-то стеснялся, что-то прятал, реальные эмоции Чарльза всегда было проблематично понять, особенно сейчас, когда глаза Артура замылены выпитым алкоголем и притягивающим его к себе всё ближе и ближе Джоном. Артуру хотелось смотреть на обоих мужчин одновременно, не выпуская из поля зрения никого, но так получалось, что кто-то из них обязательно обращал на себя внимание чуть сильнее. Джон постепенно разгорячался, не так, как в Роудс — более резко и нетерпеливо, стянул с себя сначала верхнюю удлинённую куртку, а потом и жилет, оставшись в одной белой слегка грязноватой рубашке. «Give me a kiss before you leave me, and my imagination will fill my hungry heart», — На секунду, всего на небольшую секунду, Артур почувствовал себя невероятно лёгким, словно пёрышко, летящее на ветру. Это ощущалось так странно и непривычно, почти не к месту, но сейчас, когда и Джон, и Чарльз одновременно находились в такой непозволительной близости к нему, Артур позволил себе немного расслабиться. Да настолько, что его ноги моментально перестали держать своего пьяного хозяина, и Чарльзу, как самому трезвому, пришлось как можно быстрее его спасать. Мужчина схватил своего друга со спины, поддерживая того под руки, при этом что-то бубня себе под нос, но всё ещё не отпуская Артура, который, в общем-то, даже не пытался найти в себе силы стать ровно и перестать опираться на Чарльза. Джон заметил проблему Артура с запозданием, и тоже неуклюже поспешил на помощь, которая уже, собственно, ему и не требовалась, но он всё равно придержал друга за бёдра. «Leave me one thing before we part, a kiss to build a dream on», — Так они стояли ещё некоторое время. Артур ощущал тёплую крепкую грудь сзади и тонкие неуверенные пальцы спереди, при этом думая совсем не о своём плачевном состоянии опьянения, но совсем о другом. Одной рукой он аккуратно прикоснулся к острому плечу Джона, а вторую положил на предплечье Чарльза так, чтобы его товарищи подумали лишь о том, что Артуру просто нужна дополнительная поддержка, а не о том, что ему до дрожи нравится то положение, в котором он оказался. Наверное, Артуру и самому стыдно о таком даже думать, но пересилить себя и свои желания он не мог, как бы ни старался, тем более, подобного рода жесты ещё можно было назвать невинными. Артур понял, что они находятся в таком положении слишком долго лишь тогда, когда Чарльз неуверенно переступил с ноги на ногу, при этом слегка ослабляя хватку, но не так резко, чтобы Артур вновь потерял равновесие. А может, ему самому не хотелось уходить? «When I'm alone with my fancies, I'll be with you, weaving romances, making believe they're true», — То ли это алкоголь настолько сильно затуманил его инстинкт самосохранения, то ли он просто не мог больше терпеть, но его ладони, до этого спокойно лежавшие, теперь начали перемещаться — одна к лицу Джона, а вторая к шее Чарльза, на что мужчина сзади ответил лёгкой дрожью от неожиданности такого движения, а Джон, кажется, даже не придал этому большого значения. Джон, кстати, всё это время смотрел на Артура с невероятным трепетом и обожанием, как верный пёс, и от этого взгляда Артуру сразу стало не по себе, как будто бы он скоро снова огорчит его, снова бросит, и Джон потеряет эту мягкость, преданность, заменив её на злобу и обиду. Кажется, алкоголь постепенно выветривался из его организма, а это плохо, нужно было глотнуть ещё, забыть, не думать о плохом, но успокаивающая рука Чарльза на бедре сработала тоже неплохо. Она мягко поглаживала ткань плотных штанов, изредка встречаясь с не сдвинувшейся ни на миллиметр ладонью Джона, но даже так Артур её прекрасно чувствовал, постепенно вновь расслабляясь в чужих объятьях. «Give me your lips for just a moment and my imagination will make that moment live», — Чарльз коснулся чужих оголённых участков шеи губами, куда только смог дотянуться, крайне неуверенно, почти что боязливо, однако Артур только этого и ждал, а потому неосознанно подставился ближе, так, чтобы Чарльз мог более свободно покрывать его поцелуями. При этом, Артур пытался не выпускать из рук Джона, не желая терять ни тепло Чарльза, ни жар Джона, который только сейчас начинал понимать, что именно с ним происходило. Ни на секунду не задумываясь, как он умел, Джон резко, почти что отчаянно, соединился с Артуром в поцелуе, моментально пуская в ход язык и зубы. Чарльз тоже решил не отставать, а потому, выправив чужую рубашку из штанов забрался ладонью под неё, изучая впалый живот, и Артуру ничего более не оставалось, кроме как получать от происходящего сносящее голову наслаждение. Руки Чарльза сильные и требовательные, а губы Джона тонкие и дразнящие — Артур находился между двух огней, и его разрывало изнутри от переполнявших его эмоций, умноженных вдвое. Казалось, он был абсолютно готов поддаться всему и сразу, только бы эти ощущения не пропадали. «Oh give me, what you alone can give — a kiss to build a dream on»***
Гуарма — это было долго. Весь последний месяц, что он провёл на этом богом и цивилизацией забытом острове, Артур думал о том, что случилось, и о том, что с ними после этого всего будет. Почему будущее такое непостоянное, такое обманчивое и туманное? Почему, как только ему становилось по-настоящему хорошо, за этим всегда следовали боль и потери? Есть ли в этом мире справедливость, и кто определяет, что правильно делать, а что — нет? Так много вопросов, и на них никогда нет достойных ответов. Как бы Артуру хотелось, чтобы Джон и Чарльз сейчас оказались рядом с ним, просто присутствовали где-то поблизости, помогали словом, поддерживали делом. Иногда, особенно часто перед сном, Артур представлял, что он просыпается в своей палатке на Хорсшу Оверлук, а рядом с ним расслабленно сидит Чарльз и делает новую стрелу. Иногда Артур видел перед собой потолок салуна в Роудс, слышал тихое сопение Джона и чувствовал на своей руке его длинные немытые волосы. А иногда, совсем даже редко, он представлял себя вновь в Сейнт Дени. Может быть, именно эти воспоминания позволяли мужчине продержаться ещё день, два, три, неделю, даже целый месяц. Жить воспоминаниями — так делают лишь отчаявшиеся люди, или те, которые уже отжили своё и ежедневно сидят на своём ранчо, следя за пасущимися коровами, и Артур ну никак не подходил ни под одно из описаний. Датч положение не спасал, всё сильнее и сильнее погружаясь в свои мрачные мысли и бестолковые советы Майки, теряя последнюю связь с реальностью. Похоже, череда неудач и потерь начинали влиять и на его моральное и ментальное состояние — иначе такое поведение было объяснить просто невозможно. Наверное, будь Чарльз сейчас с ним, то он бы подсказал Артуру, что ему следовало сделать и как поступить, но его нет. А если бы рядом находился Джон, то Артур точно смог бы и горы свернуть, только чтобы вернуться домой. Интересно, как они там без него — скучают ли, волнуются ли, или, может быть, они рады, что Артур так далеко? Как бы Артуру хотелось перестать задавать самому себе вопросы и начать действовать. Как бы хотелось вновь почувствовать их поддержку.***
Только недавно Артур узнал, что у туберкулёза есть стадии, и что иногда он влияет на разные органы и имеет разные последствия. Да и вообще, зря он не читал раньше медицинские книжки, возможно сейчас всё произошло бы по-другому. Бивер Холлоу –последнее пристанище банды Датча ван дер Линде, и последняя надежда Артура на хороший поступок, он это чувствовал, как чувствуют опасность травоядные животные. Банда окончательно раздроблена и потеряна, постоянные всё новые и новые планы Датча звучат с каждым разом только хуже, и Артур постепенно терял веру, суть их борьбы. Для чего Артур грабит, убивает и выбивает долги? Ради ещё одного несчастно прожитого дня? Ради Гуармы? Ради туберкулёза? Жить для Джона, для Чарльза — к этому он готов, с этим он согласен. Ради их улыбок и жизнерадостного смеха, ради песен у костра, ради любви, которая расцвела в его сердце — ради этого стоит жить, нужно жить. И он проживёт. День, два, месяц, год, сколько ему отведено, это его не волновало. Он проживёт, ради них.