Пылкая зазноба

      Весенний вечер не вечен, пожалуй, так же, как и счастье обездоленных. Держится не дольше нескольких мгновений, дальше только грязь. Кровать на редкость застлана прилично. Удивительно, как при такой хлипкости она выдерживала на себе двоих людей.       — Завтра завезут товар. Деньги я тебе оставлю.       — Почему ты не заберёшь его сам? Я хочу съездить в город завтра. Думала ты мне позволишь.       Два десятка лет, а разума столько же, сколько у резвого ребенка, только-только входящего в подростковый период. Все не серьёзно, все подождёт, желания важнее. Лишь этот грязный подонок заботился о хоть малом куске пропитания. Мужчина курил, прикрыв глаза. Ему не хотелось глядеть на измученную красавицу, переубедить, говорить одно и тоже в сотый раз по кругу, поскальзываясь на каждом слове. Его личный ад разверзался каждый раз при одном звуке этого голоса. Девчонку он украл из тёплых лап благополучия давно. Так давно, что вспоминать не хотелось. Было желание забыться. Завтрашний улов для перепродажи не принесёт ни-че-го. Вновь. Шорох и лёгкое постукивание под кроватью не отвлекало людей от созерцания своего несовершенства.       А Эмиля очень отвлекало. Он тоже был несовершенен. Как и все. Правда, «всем» это не могло стоить жизни. Если он будет издавать звуки слишком часто, то его точно заметят, а это значит, что уже завтра родная умная голова будет торчать на палке возле главных ворот. Спустя некоторое время мужик, что лежал с молодой красоткой и, судя по всему, делал её несчастной, громко захрапел. К сожалению, от девушки такого вряд ли дождёшься, но, честно говоря, очень хотелось бы. Тогда Эмиль бы точно знал, что все спят, и он может спокойно покинуть эту комнату, потом этот город и в конце концов эту страну. Смотря пустым взглядом на грязь и паутину, что нависла над ним из досок кровати, Эмиль не совсем понимал: хочет он уезжать или нет. Но выбора не оставалось. Если всё ополчилось против тебя и хочет твоей смерти, остаётся только исчезнуть.       Поэтому что рискнёт, что не рискнёт. Выбора не было. Эмиль аккуратно и осторожно покинул комнату. Очень аккуратно открыв дверь, он вышел на крыльцо. Воздух вечером был особенным. С неба падали капли. И в воздухе поднялся резкий аромат пионов, растущих неподалёку. Он уже без всякой осторожности открыл калитку. Он не знал куда идёт. Он просто хотел развеяться. Фонари на тот момент светили слабо. Он размышлял: «что я забыл в этом грешном мире?». Он просто шёл и забрёл в неблагополучную часть города. Там полно вандалов, но что сделано, то сделано, и пошёл дальше. Эмиль не понимал, чем он занимается и почему он не смог найти себя в жизни.       Тёмные улочки переплетались подобно заколдованному лабиринту, местами потухали фонари — время близилось к двум, значит. Отдалённый шум машин и поездов лишь нагнетал, топя сердце в одиночестве. Где-то можно было услышать писк крыс, совсем рядом, правда, думать об этом не очень-то и хотелось. Мысли тяжелели до такой степени, что становилось тяжело дышать, Эмилю приходилось останавливаться каждые несколько метров, дабы отдышаться. А затем в глазах потемнело. Изо рта потекла маленькая алая струйка, и живот так скрутило, что колени сами опустились на асфальт. Нож в печень — никто не вечен. Какая нелепая смерть. Очередное нападение в подворотне, очередной грабитель забирает рюкзак. Вот и всё, жизнь окончена. Значит, так и должно было быть. Значит, ничто не миновать. Взгляд уставился на мусорный бачок сбоку. Вот это он увидит в конце? Какая жалость. Однако вокруг бачка этого появилось подозрительное сияние. «Предсмертные галлюцинации», — подумалось Эмилю, но как бы не так. Сначала появилась нога, затем ещё одна, крыло, рука, глаз, и вот перед ним появилось чудесное создание в белоснежных одеждах.       — Я Михаэль, ангел смерти. Ты вёл слишком скучную жизнь, было бы грустно забирать её просто так…       Прежде чем осознание сваливается на голову каменным градом, Эмиль ни на шутку обижается: какую такую скучную жизнь? Да он!.. Он же!.. Он умер. Что-то холодное прокатывается внутри, мешается с кровью мертвеца, чтобы по аорте попасть в небьющееся сердце и заставить его сжаться. Михаэль смотрит прямо: на всё и ни на что одновременно. Эмиль таращится во всю, думая, что его отпетый друг был прав, по синьке вынеся пророчество: убийцей будет печень.       —…было бы грустно забирать её просто так… Желаешь ли ты, сын божий, услышать слово ангела господнего?       Эмиль смотрит на свои белые пальцы, при жизни чувствовавшие кровь; смотрит на ноги, которые ходили по земле, где вершились судьбы; смотрит куда-то вглубь воспоминаний, видя там лица торговцев, лежащих на кровати; смотрит, наконец, на Михаэля и выдаёт:       — Чё, бля?       — Сказанное моими устами — слова бога, слушай внимательно, несчастный, я расскажу тебе одну историю перед тем, как ты сам выберешь свой путь…       Михаэль демонстративно игнорировал Эмиля, держась в одной позе — ни одному лучу света не было позволено лечь неправильным образом и затенить светлый лик, ангел и сам наслаждался своей властью, блаженно улыбаясь, по-змеиному прикрыв глаза и держа мягкие руки протянутыми к человеческой особи. —       — Ты меня не услышал, придурок? Я сказал: «чё, бля?», а не «просвети меня, пидорас с крыльями», — недавно скончавшийся мужчина был не на шутку оскорблен, и пусть он потерял свои кулаки, но острый язык, кажется, было разрешено провозить на рейсе в ад. По привычке, Эмиль с громким хрипом сплюнул на землю у ног Михаэля, попытался сунуть руки в карманы штанов и очень разозлился, когда полупрозрачные конечности прошли «навылет». — Сначала ты пояснишь за свой гнилой базар, а потом я решу, что с твоими сраными байками делать, это у кого это из нас жизнь скучная, а? — К счастью, будучи призраком, он все еще мог садиться на кортаны. Только вот Эмиль никак не ожидал, что ангелы тоже так могут, из-под белых одеяний выскользнула пачка беломора, щелчок мягкими и светлыми пальцами, словно у богородицы, сигарета уже во рту.       — Сейчас я тебе поясню, дружок… Дружище, сколько раз ты в этой жизни наслаждался?       Эмиль попытался вспомнить все свои похождения на дома, семьи которых он грабил, и, как ему казалось, испытывал в эти моменты истинное удовольствие. Но что-то ему подсказало, что не об этом его спросили, и он молчал.       — А я каждый раз, когда на меня вываливаются такие ублюдки как ты. Много болтаешь, защищаешь свое крошечные эго, ущемляешься… Да, я видел твою жизнь от и до, а если точнее от вульвы до той жопы из которой ты ко мне вылез. Там, откуда я к тебе сошел, не церемонятся. Кому ты нужен? Я тебе показу кое-что. Но для начала… хотел ли бы ты жить снова?       — В своём теле?       — Глупый вопрос, — и, не дождавшись конкретики, Михаэль щелкнул пальцами.       Эмиль огляделся. Вокруг снова рвота и крысы. Он похлопал себя по телу, по карманам. «Вот оно, моё тело». Однако кроме него ничего не было. Нагая кожа.       — А теперь за дело, мальчик, — Михаэль злорадно улыбнулся и нагнул строптивца. — По каким правилам будем играть?       Ангел молчал, плотоядно уставившись на Эмилев зад. Он всегда знал, что обладал весьма сочной и привлекательной филейной частью, но чтобы совратить ангела… О да, его отжарят за это в аду. Михаэль смотрел, но не касался. Честно говоря, Эмиль начал замерзать. Ещё немного и от его достоинства останется только грустная маленькая честь. А время всё шло…       — Ну? Заканчивай начатое или отпускай, хер пернатый. Мне долго так стоять?       Кажется, только сейчас Михаэль вынырнул из волн оцепенения. Он сжал горло Эмиля и начал что-то шептать. Сонная луна вышла из-за чёрных ночных туч, проливая меланхолично-холодный цвет на всё происходящее. На этот вонючий проулок, на мусорку и на человека, что стоял за баком. Что это за место такое магическое? Почему возле него постоянно кто-то стоит?       — Эй, смотри, ангел, за нами наблюдают, — Эмиль раздражённо прервал шёпот Михаэля.       Тот оглянулся, насторожился, но Эмиля не отпустил. Спустя мгновение на свет вышел парень, которому уже давно семнадцать. Его кожа сияла в лунном свете подобно алмазной крошке под ярким светом ламп. Хотя, возможно, это просто хайлайтер.       — Чего тебе, дьявольское отродье? — с насмешкой гаркнул Михаэль.       — Ничего особенного. Я пришёл на запах блуда и разврата, — Неизвестный вынул из кармана яблоко, протянул его Михаэлю.       — Присоединишься?       — Только если с другом.       Из-за второго бака медленно вышел огромный волк, от которого несло мокрой шерстью и тупостью. Боже. Только зоофилии не хватает.       Тут у Эмиля появился белый шум в голове. Он нервно смотрел на этот кошмар. И он решил: либо бей, либо беги! И он рванул. Если тогда ещё моросило, то в этот момент дождь начал лить как из ведра. Он просто бежал и не понимал, где он. «Что это за цирк уродов? Может это кошмар? Или мой персональный ад?». Тут он понял, что он в любом случае умрёт и просто рухнул на землю.       — Михаэль! — В ответ тишина. И он тихим голосом сказал: —…тварь…       — Вообще-то я всё слышу.       — У меня фиговая жизнь, ты был прав…       — Ох… Ну если ты это осознал, то ты уже на пути к исправлению. — Ангел, посмотрев на него, ухмыльнулся. — Давай руку… Ну, смелей! — тут его улыбка сменилась на грустное выражение лица.       Эмиль дал руку.       — Ну что ж…       Эмиль появился в гробу, который был уже закопан.       — А как тебе такое?       Эмиль появился под водой и начал тонуть.       — И это ещё не всё.       — Ладно! — закричал Эмиль. — Я понял. Моя жизнь могла быть и хуже.       — Вот и чудно. В общем, я могу сделать твою жизнь чуток красочнее, а именно: я нанимаю тебя своим секретарём. Пошли со мной в моё тёмное королевство, — и он крепко схватил руку Эмиля, и они оказалась в мрачном месте напротив замка.       У Эмиля было много вопросов: кто тот человек?       Мрачное место чем-то напоминало старые компьютерные игрушки из нулевых: шипы, торчащие из холмов, выглядели так нелепо и ровно, будто их вырезали из пикселей, ей богу. Фиолетовые поля, красное небо. Что ж, если это и не ад, то персональное пекло для дизайнеров точно. Температура воздуха жаркая, но не слишком, Эмиль даже удивился, ибо на даче у бабули бывало и жарче, а тут терпимо. Помимо всего вышеперечисленного, Эмиль ещё заметил, что здесь и атмосфера была совсем другая. Сила притяжения слишком странная, всё твердые предметы тянуться вниз, а жидкие, вроде капелек пота и крови — вверх. Кроме того, он почувствовал… странный дискомфорт в штанах. Будто бутылка Балтики девятки вот-вот выпадет. Но наверх.       — Мне стоит посвятить тебя в жизнь секретаря, — Михаэль шагал размеренно и в то же время слишком быстро, ноги Эмиля просто не поспевали за ним, — Во-первых, кусты. Адские кусты растут слишком быстро, ты должен подстригать их дважды в день. Если пропустишь хотя бы раз — они отрастят шипы и, пусть и не убьют тебя, но сделают очень неприятно. Во-вторых, списки. Ты должен вести списки мёртвых. Понимаю, это слишком тяжёлая работа, в секунду умирает двадцать четыре человека, но давай ты будешь записывать всех, у кого имя начинается на букву «Э»? Вот начни с себя как раз. В-третьих…       А что было в-третьих, Эмиль слушать уже и не мог. Стояк слишком мешал.       Эмиль облизнул пересохшие губы и помутневшим взглядом ещё раз скользнул по помещению. В-третьих, в-третьих, в-третьих… В штанах становится всё теснее и… Эмиль громко и почти что болезненно сглотнул. Откуда взялись штаны? Призрачные пальцы коснулись кожаной ткани так же робко, как прикладывалось внимание к Михаэлю. Он замолчал. Замолчал, снова обрастая по-страшному влекущей силой.       — Тебя что-то смущает?       — Ясен хуй, — сплёвывает Эмиль. — Я одет как шлюха.       — Ты и есть.       — Чё?       Михаэль медленно обходит Эмиля со спины, и шорох его одеяния, ставшего слишком-слишком-слишком прозрачным, впивается в уши самым громким криком. Дыхание замирает. Холодная выбеленная ладонь снова повторяет контур горла. Спускается ниже. По ключицам, груди и напряженному животу. Низкий голос опаляет ухо. Эмиль подаётся всем телом назад, чувствуя бедром всю ту секретарскую работу, что обещал ему Михаэль.       —…это «в-третьих», — шёпот касается чувствительной кожи за ухом так, что ощущения сливаются в одно шевеление волос на затылке. И перестаёт чувствоваться то, как спускаются собственные штаны, то, как ангельская рука движется всё настойчивее, почти достигая запретной грани, то, как своё же тело становится предателем и по-предательски же тяжелеет в руках мужчины.       — А как же… Бог? Это… — Эмиль запинается, чувствуя, как пальцы Михаэля опустились за пояс штанов. —…грех?       — Тебе мало того, что я ангел?       И пальцы Михаэля кольцом смыкаются на члене Эмиля. А потом все пропадает. Слышен только лишь шёпот… Тяжелый… Гнетущий…       — Белла…       За спиной у Эмиля происходило что-то достойное полноценной мелодрамы: на коленях перед бледной девушкой стоял один труп, не считая собаки рядом. Михаэль на секунду отвлекся, все еще удерживая пояс штанов мужчины, приподняв одну бровь он пару секунд стоял на месте, а потом сорвался с места.       — Скажи им, пусть подождут, я за пивом! Эмиль лихорадочно обернулся в сторону убегающего Михаэля.       — Чипсы не забудь! — не желая пропускать ни секунды, он снова обернулся, встал со стула и для удобства перевернул его в сторону темно-серого обрыва в тумане. Сквозь облака сочился холодный свет, подсвечивая точеные скулы вампира россыпью бриллиантов, когда вдруг собака рядом в считанные секунды обратилась в человека.       — Белла, ты знаешь, что я всегда буду любить тебя, буду любить так, как небо любит землю, но… — юноша бросил томный взгляд на стоящего рядом оборотня, — небо никогда не сможет быть с землей.       Девушка мелкими шажками отступала назад к обрыву, одна рука у сердца, другая протянута к юноше и собаке, но ни тот ни другой на нее не реагировали, буравя друг друга взглядами. Оборотень медленно встал с колен, придерживая сверкающего молодого человека за руки.       — Ты знаешь, что любовь была разной, какой-то можно пожертвовать, а какая-то остается навеки, — его руки, кажется, тоже начали сверкать от прикосновения к другому юноше, кажется, это все-таки хайлайтер, — и мы приняли свое решение.       Белла была в опасной близости к краю обрыва, никто не знал, что было по другую его сторону, но, кажется, это уже никого не волновало, сплетенные друг с другом, юноши с силой толкнули ее. Один единственный крик быстро прервался.       — К черту Беллу.       Солнце вышло из-за плотных туч и сияние усилилось. Эмиль не мог рассмотреть, что происходит и, нахмурившись, встал со стула, с опаской приближаясь к блистающим силуэтам, даже оказавшись в десяти сантиметрах от них, он все еще не мог понять. Эмиль потерял бдительность: сверкающая рука схватила его за воротник рубашки, мужчина стал частью этого чудесного симбиоза, ему не нужно было изучать их тела: он был их телами. Почему-то по нему пробегали чьи-то маленькие и холодные лапы с коготками. Впрочем, кого это волнует, когда ты буквально разрываешь сам себя изнутри? Шершавыми волнами шерсть прокатывалась то по сверкающей коже как оказалось Эдварда (кто знает когда Эмиль успел узнать его имя…), то по его собственному бестелесному существу. Квинтэссенция ощущений, верх человеческой и не только похоти.       — Ну я же просил подождать! — откуда-то издалека послышался голос Михаэля, но его здесь уже никто не ждал…