Сказка начнётся, когда догорит свеча. Стужа на стёклах пейзажи свои напишет. Снежные ангелы выпьют имбирный чай С ложкой варенья из тёмно-бордовых вишен…
***
«Коломбина — самая настоящая голубка: изнеженная, великолепная, милая, совсем проста и идеальна в своей легкомысленности. Её пёрышки мягки, словно ты тронул одуванчик, а волосы пахнут подснежниками. Нимб над головой сияет как доказательство невинности. Коломбина — ангел, зимний ангел, приближена к Царице словно адепт Ли Юэ’льский, но совсем не так. Будто компаньон, она за архонтом по пятам, верная советница в делах многих, разносчица любви, как купидон, и всегда утешит в трудную минуту. Несмотря на то, что она — воплощение первого чистого снега, от Коломбины всегда чувствовалось тепло, забота, уют: девчушка словно грела одним своим присутствием. А голосок её — заслушаешься просто! Пение девушки слаще мёда». Именно так отзываются об этом светлом ангеле другие, и никто не скажет про Коломбину слова плохого, ведь это грех страшный. Легенды ходят среди жителей Снежной, что именно по её воле, а не Царицы, снег укрывает всё вокруг; крио архонт создаёт только метели, но первый снег — красив, меры нет… — это удел ангелочка, и все зимние радости и великолепие этого времени года — ответственность компаньона правительницы. Коломбина порхает вслед за ней, напевает что-то тихо, дает любоваться собой. Девушка привлекает внимание всех своим очарованием. Она не привлекала своих коллег-предвестников. Им было не до неё: свои дела и планы грандиозные, и какое им дело, совсем не романтичным и не людям искусства, до какой-то голубки, и даже какая-то зависть была от того, что эта девчонка — какой-то ангел, — приближена к их архонту больше всего. Она даже ничего не делает, только поёт и говорит что-то там, по религиозной части. И откуда она только взялась, так ещё и место третье по силе? Возможно, так думали все, но кроме одного человека. Грех самого ангела, тягость, но и она была в радость, запретный плод, но такой сладкий, желание Коломбины, очарование её — тот мужчина… необыкновенный. Чем-то манит, вероятно холодом своим, но такая ли он «льдина»? Девушке было известно, что у Капитано — пиро глаз бога, и она иногда задумывалась над тем, что ему подошел больше крио или электро, несмотря на то, что предвестники в большинстве своем пользуются глазами порчи. Особенно в те редкие моменты, когда они остаются вдвоем, совсем одни, в тишине Заполярного Дворца. Не нужен камин в самой северной части Снежной — Коломбина здесь, и Капитано с своей стихией. В своих маленьких ладошках девчушка держала его реликвию архонтскую, рассматривала аккуратно, и думала. Голос отвлёк её: — Что особенного ты нашла в моём глазе бога, ангелок? — из уст Капитано это звучало куда нежнее, чем от других, и мурашило кожу бледную от голоса мужчины низкого, но такого родного. — Я думаю несколько дней о том, что твой глаз бога должен быть не пиро, милый. — прямолинейна, как и всегда, голубка, и мёд льстивый в уши не вливает. — Возможно ты права, но, увы, я к этому не причастен, и сила стихии меня не так волнует, как сила физическая двуручного меча. К тому же, мы все имеем глаза порчи. — Ты им тоже не пользуешься, и это заметно, только очень редко. — и вправду: при ней Капитано может позволить себе снять доспехи, и лицо мужчины чисто, идеально, без шрамов (иначе зачем шлем такой большой?) как у настоящего рыцаря из сказки. — Не боишься, ангелок, что я сожгу тебя однажды окончательно?***
Он сжигал, и ни раз, и голубка имеет грехи, и не настолько она невинна, как кажется, что вот — ангел — воплощение добра и божества. Но Капитано мог себе позволить сжечь этого ангела, растопить девушку, и он делает это с удовольствием, но не ради мысли о том, чтобы властвовать как-то, словно он на поединке, как это чаще бывает: с миледи своей он ласков, как человечно, как подобает мужчине, и не даст её в обиду. Но Коломбина просит, однажды — впервые, — позже — теперь постоянно. Её завлекло, и она не может выбраться из капкана чувств, и неудивительно — существу, который дарит любовь, погрязнуть в страстном грехе. Они перед друг другом раскрыты, абсолютно нагие — без масок, в первую очередь, — и влюбленные. Перед тем, как снять маску с девушки, Капитано аккуратно расцеловывает её глазенки, совсем большие, круглые и до безобразия красивые. Он никогда не позволит заплакать ангелочку, не стерпит слез горя на лице её, найдет сразу обидчика и уничтожит на месте. Коломбина расцеловывает же его мелкие шрамы на руках, на шее, своими розовыми, как алые щеки (изредка), губами дрожащими. И ладони воина, крупные, мозолистые, на теле голубки, выглядят точно правильно, как и должно быть. Одни его движения заставляют девушку сгореть дотла, только поцелуи в макушку, в лоб, в губы — со страстью всей, стоит только разгореться. Она утопает в нём бесконечно, в омуте глаз его, жестов, знаков. Каждое движение — абсолютно правильное, звук — как пение, даже немного осипший, тихий, и она не боится. Коломбина не боится, хоть содрогал ни раз интерес, а узнает ли кто-то о тайном их союзе. Мужчина придерживал девушку за талию, за плечи, за бедра узкие (и все равно она прекрасна), чтобы она ни в коем разе не упала, держалась крепко, и сгорала раз за разом. Коломбина сгорала, и ни раз, и даже несколько, и потом краснела ярко, и только пред ним. Но сердце её раскрыто, наполнено снегом, любовью к родине, однако там достаточно много места для её гибели, алой влюбленности — Капитано.