На часах — десять ночи. За окном одиноко сыплет снег, покрывая подоконник искрящейся в свете фонарей белой шапкой. Откуда-то с улицы доносятся радостные голоса — как-никак, совсем скоро на смену старому году придёт новый, пробьётся сквозь время, подобно зелёному ростку ранней весной. Слышно, как во дворах детвора взрывает петарды, — чем молодость не тешится! — а с соседних балконов отдалённо долетают весёлые песни. Новая жизнь уже совсем близко, ждёт за порогом…
А в мессенджере уже который час одиноко висит приглашение в гости…
Акутагава, глубоко вздохнув, небрежно откладывает телефон экраном вниз на стол, другой рукой сдвигая стопку учебников и каких-то бумаг, и устало опускает голову, поёрзав на деревянной поверхности и устроившись поудобнее. Взгляд серых глаз скользит по совершенно не праздничному убранству съемной квартиры, по маленькой кровати, так и не приведённой в порядок с утра, и останавливается на виднеющейся из коридора входной двери. Какая-то частица души всё ещё верит, что в этот праздник он не будет один…
Но, видимо, всё снова по-старому. Сестра в другой стране, точнее, осталась на родине, когда как Рюноске отправился учиться за границу, сводный брат коротает часы со своим парнем, который «просто близкий друг, честно!», а отец, пусть и не родной, даже в выходные пропадает на работе до поздней ночи. Кому он, Акутагава, нужен? Оставшийся без обеих рук, с бионическими протезами, угрюмый и словно озлобленный на весь мир… Кому? Одногруппникам с универа? Отнюдь. У тех свои планы на новогоднюю ночь, и тратить время на нелюдимого инвалида никто не желает.
«Безрукий». Так его называют тайком, ибо зачем ему имя, когда есть
замечательная кличка?
Следует очередной вздох. Стрелки часов близятся к одиннадцати. В квартире мёртвая тишина. Даже кран на кухне, что обычно непрекращающе тёк, сейчас перестал капать, погружая обитель Рюноске в некое подобие вакуума — нет ни звуков, ни словно воздуха, просто ни-че-го. Соседский гул едва доносится до его слуха, и то, будто через толщу воды.
Но слышится стук — словно в его дверь трижды слегка ударили костяшками пальцев. Какой бред, думает он, но огонёк надежды в душе чуть-чуть зарделся…
А вдруг правда..?
Неслышно подойдя к двери, он сначала не решается спросить. И, подумав, что показалось, уже готов развернуться и уйти восвояси, как стук повторяется снова. Сердце пропускает удар – то ли от волнения, то ли от предвкушения. Неживые пальцы тянутся к ручке, опускают…
— Привет!
На лестничной площадке стоит белобрысый юноша, с забавной косой челкой, и неловко улыбается, держа в руках украшенную коробочку, точно как с детских картинок! В блестящей красной обёртке, с ярким зелёным бантом…
боже…
Рюноске теряется, но быстро
берет себя в руки. Пытается улыбнуться, хотя губы слегка дрожат. Отходит в сторону, немо приглашая гостя пройти, и тот, заулыбавшись ещё шире, проходит внутрь, вручая Акутагаве… подарок?
— С наступающим! — звонко произносит парнишка и осматривается по сторонам в недоумении. — А где же все? Н-неужели я опоздал?
— Никто и не пришёл, — прохрипел Рюноске и откашлялся. От напряжения в горле пересохло. — Проходи, будешь первым, — уже более ровным голосом произнёс он. По лицу и не скажешь, но внутри у него всё переворачивается от осознания того, что, о ками-сама, он действительно кому-то нужен!
В беловолосом юноше он узнаёт Накаджиму Ацуши из его группы. Скромный и тихий, милый, как кот, и невероятный добряк, что и мухи не обидит. И сейчас он разглядывает совершенно не праздничную квартиру, а в глазах появляется некая печаль и жалость. Должно быть, не такого он ожидал…
— Я не думал, что кто-то правда придёт… — тихо решил объясниться Акутагава, неосознанно сжимая коробочку в руках.
— Неужели к тебе никогда никто не заглядывает? — Ацуши удивлённо вскинул брови. Он было дёрнулся в его сторону, но резко остановился, потупив взгляд в пол. — Совсем никто?.. — с надеждой переспросил он, и в ответ получил лишь отрицательное мычание. — А хочешь… Хочешь прогуляться по городу? Там так красиво… Огни, новогодние ёлки… Но не так, как у нас, в Японии… Что скажешь?
— Неплохая идея, — с полуулубкой на губах ответил он, опустив взгляд на коробочку и разглядывая. «Интересно, что внутри? И когда можно открыть? Если загляну сейчас, не будет ли это грубостью с моей стороны?..»
Словно поняв его мысли, Ацуши тихо усмехнулся, подойдя ближе.
— Ты можешь открыть, — на его щеках проступил лёгкий румянец, а губы непроизвольно расплылись в улыбке.
Зелёная лента опустилась на пол, зашуршала обёртка. Акутагава задержал дыхание и, прикрыв один глаз, открыл крышку. И замер.
Аккуратно сложенные, в ней лежали вязаный шарф и перчатки, а поверх них надпись «С любовью, от Ацуши».
— Я сам вязал… — смущённо произнёс Накаджима, сцепив руки в замок и покачиваясь с пятки на носок не зная, куда себя деть.
— Спасибо… — на выдохе поблагодарил Акутагава, неверяще глядя на свой подарок. Это ведь подарок… и для него…
Подними Ацуши голову, Рюноске бы увидел, как сильно раскраснелись его щёки и как заблестели глаза. Но тот остался смотреть в пол, ответив на благодарность несколькими быстрыми кивками. Чёлка спала на лицо, и, слава всему святому, именно благодаря ней предательский румянец остался незамеченным.
***
На улице к половине двенадцатого практически ни души. Лишь изредка мелькают силуэты спешащих по домам людей с пакетами всяческих угощений, с мишурой на шее, в красных шапках с белым пушком. Так забавно оказаться в пусть и не большом потоке людей и следовать против течения. Магазины, бутики, даже автобусные остановки — всё сверкает, всё дышит праздничной атмосферой. Снег, кружащийся в вальсе под струями фонарного света, сейчас особенно волшебный. Он словно заменяет звёзды на тёмном, но мелькающем разными цветами от вывесок небосводе. В окнах домов — искрящиеся гирлянды, над дорогами — иллюминации в форме ёлочных игрушек, а на тротуаре, покрытом плотным слоем снега, блестящие кружочки конфетти и цветные бумажные ленточки. Даже машины, снующие туда-сюда, не нарушают сию сказку.
— Спасибо, что не оставил одного, — говорит Рюноске, сильнее укутываясь в шарф. Он клетчатый, цвета всевозможных шоколадок, и, хоть и не очень теплый, но греет замечательно. Ещё бы: Ацуши вязал от души! Но кто бы мог подумать, что юноша вообще умеет вязать… Нынче так устроен мир, что такое занятие обществом приписывается девчонкам, и, если бы кто-то узнал о тайном увлечении Накаджимы, его бы просто засмеяли. Но Акутагава не из числа им подобных. Он искренне рад — честно! — и даже горд, что в его окружении есть такие умелые ручки.
Не то, что у него.
— Я не мог бросить тебя, — Ацуши застенчиво улыбнулся, в который раз за вечер пряча глаза за чёлкой. Рядом с Рюноске с ним творится какая-то химия, а в чём причина, он, вроде, и знает, и не знает одновременно. Подумаешь, его взгляд множество раз цеплялся за черноволосую голову в аудитории, в толпе студентов, словом, повсюду. Подумаешь, сердце неровно бьётся, стоит пересечься с ним взором. Подумаешь, он его уже давно… лю…
— Смотри, — Акутагава вовремя прервал ход мыслей.
Задумавшись каждый о своём, они даже не обратили внимания, как оказались у входа в парк, на аллее, украшенной веточками омелы. Вообще, ею принято украшать входную дверь, а здесь, на воротах, кто-то, видимо, просто решил сыграть в Купидона, ведь считается, что люди, встретившиеся под омелой перед Рождеством, обязаны поцеловаться. Сам этот поцелуй должен стать залогом счастья и вечной любви. И отказываться не следует. Иначе, как глаголят мифы и легенды, навсегда останешься один.
Как иронично.
— Знаешь, Акутагава… — Ацуши неловко почесал затылок. Его взгляд бегал. Он боялся смотреть Рюноске в глаза.
Но он не успел докончить свою мысль. Внезапно что-то тёплое и немного шершавое коснулось его губ, и в этот момент он почувствовал, как сердце словно сжалось и взорвалось в одночасье, словно совсем исчезло из грудной клетки, отправившись в свободный полёт. От неожиданности Ацуши закрыл глаза, а когда боязно приподнял веки, когда глянул сквозь ресницы, его взору предстало лицо Рюноске, такое близкое к его, что можно было ощутить, насколько мягкими были пряди, спадающие по обе стороны его лика…
И Ацуши забыл, как дышать
В свой первый поцелуй он всё-таки признался самому себе, что любит, до невозможности
любит Рюноске.
— Это мой тебе подарок, — прошептал Акутагава, отпрянув от его губ и оставив лёгкий поцелуй на кончике носа, сейчас таком красном и подёргивающемся, как у крольчонка. — Спасибо тебе, — добавил он и крепко обнял, и Ацуши почувствовал, какими горячими и ласковыми могут быть искусственные руки, нежно коснувшиеся его затылка.
Снег плавно опускался на их головы, на вязаный шарфик, на косую челку, искрясь в ярких цветах иллюминаций. Они так и продолжили стоять в обнимку.
— Знаешь, — прошептал Накаджима, — я всегда мечтал вот так коснуться тебя, быть рядом с тобой… Ты заслуживаешь счастья, Рюноске… И… кажется, я люблю тебя…
Рюноске нежно улыбнулся в ответ, притянув юношу ближе, сжав в объятиях крепче.
— Я всегда хотел чувствовать себя любимым, нужным… — произнёс тихо Акутагава. — Я мечтал, чтобы моё одиночество закончилось…
На чёрном полотне неба взорвались цветы фейерверков. Красные, жёлтые, зелёные… Они распускались, разрисовывали ночь праздничными красками, одевая город в новогодний наряд. Народ высыпал на улицу, зажглись бенгальские огни и все, все кричали поздравления.
— С новым годом, — улыбнувшись, выдохнул Рюноске.
— С новым годом, — ответил Ацуши, слегка приподнимаясь на носочки и целуя в лоб.
И пускай есть много людей, что не верят в новогоднее чудо, оно есть — стоит лишь открыть своё сердце, надеяться и не опускать рук. Мечта — бутон, который распустится, только если его будут согревать лучи веры. У каждого человека есть возможность, чтобы осуществить свою мечту, надо только сильно верить в это. Верить и стремиться к её осуществлению. И мечта обязательно станет явью…
…в новогоднюю ночь, под бой часов, наедине с любимым человеком…
— Спасибо тебе, Ацуши