Умный пожилой человек Хэй Сяцзы

Хэй Сяцзы был достаточно циничным и пожилым, чтобы быть готовым в любой момент принять смерть даже подобравшегося ближе всех человека. Такова доля долгожителя – ты остаёшься, а мимо тебя трупами по реке жизни проплывают знакомые, друзья и возлюбленные. Яба Чжан, с которым его столкнула судьба, был таким же, и, если честно, Сяцзы успокаивало, что он знает того, кто так же бредёт через море трупов со знакомыми лицами, по колено в крови. По крайней мере, они могли быть друг для друга якорями, даже если этот придурок регулярно выкидывал его из своей дырявой памяти. Даже его Сяцзы был готов однажды потерять навсегда – они были теми, кто сидел за одним столом с самой Смертью, и пили медовуху из её кружки. Однажды она забрала бы и кого-нибудь из них, и дальше второму пришлось бы двигаться по этой паршивой жизни в одиночку, гадая, когда же придёт и его очередь. А потом Чжан Цилин привязался к лопоухому мокроносому щенку семьи У, и взрывоопасному жадному торгашу из Пекина, и Хэй Янцзин понял, что их маленькой негласной договорённости ни с кем себя не связывать сильнее, чем друг с другом, пришёл конец. Наконец-то хоть в чём-то он смог почувствовать себя умнее, чем забывший себя в очередной раз Патриарх семьи Чжан. Сяцзы был так доволен своим: «Ну вот я-то на такое никогда не попадусь!» – что, когда в его жизни появился Се Юйчень, он даже не попытался выстроить те же стены, что раньше строил между собой и остальными людьми. Ну он же умнее. Он не забывает, почему не хочет связей с этим миром. Разве что, только с любимым жареным рисом с зелёным перцем и свининой, и деньгами, без которых не выжить на этом дурацком свете. А этот мальчишка в розовой рубашечке вообще рис с перцем не любит! Подумаешь, денег много, и он может покупать услуги Сяцзы снова и снова, и перекупать его у других заказчиков просто потому, что так захотелось. Сяцзы умнее, старше, и потому он сразу сказал Хуа Эр Е, что однажды, когда окончательно потеряет зрение, то умрёт – чтобы мальчишка не надумал себе лишнего. Вдруг ещё решит, что они какие-то там хорошие знакомые, а потом и друзья. На это Сяцзы не был согласен. Ему хватило ума понаблюдать за Чжан Цилином и за двумя его цыплятами, чтобы раз и навсегда решить – ему такого добра не надо. Он свободный человек. Он не готов подставлять собственный зад для защиты какого-нибудь придурка, который внезапно объявил его другом, и потому будет теперь копаться в его секретах и всегда следовать по пятам, желая догнать и коснуться хотя бы края одежд. Он свободный человек, и потому может себе позволить тайно пробираться в театр, чтобы не платить лишний раз, и наблюдать за выступлениями молодого и впечатляющего актёра – не зря Эр Е в него вкладывался. Сяцзы пожилой человек, который всегда ищет выгоду, поэтому, когда Цзе Юйхуа говорит: «Ты всегда можешь приходить сюда бесплатно» – конечно же он соглашается. Жизнь коротка даже для кого-то вроде него, чтобы отказываться от удовольствия сидеть бесплатно в самом лучшем театре, и чтобы ему приносили лучшее пиво, а ещё любимый рис. Откуда ему знать, что здесь гостям обычно подают не это. – Помоги мне с костюмом, – говорит Хуа Эр, когда однажды Сяцзы заскакивает раньше, чем обычно. – Может, тебе ещё и губы накрасить? – лучезарно улыбается Сяцзы, уже просчитывая, что попросить за эту помощь взамен. – Накрась, – хитро отвечает красивый мальчишка, а сам длинными ресницами хлоп-хлоп, и глазки в пол. Сяцзы умный человек, и конечно же он на такое не покупается. Но губы ему красит, и надеть костюм помогает – слишком велик соблазн подразниться, смутить Хуа Эр ещё сильнее, посмотреть, не проступит ли на скулах румянец, такой же нежно-розовый, как любимый цвет Сяо Хуа. Когда Яба Чжан приходит к нему с просьбой научить У Се уму-разуму, и не дать умереть, Сяцзы понимает, что спокойной жизни пришёл конец. Но он не может, даже мысли допустить не смеет, чтобы отказать – слишком у привязавшегося Чжан Цилина пронзительный и болезненный, затравленный взгляд. Десять лет тянутся длиннее, чем все предыдущие годы вместе взятые, и в какой-то момент Сяцзы понимает, что постарел. Из-за нервов, из-за выматывающих заданий обезумевшего У Се, из-за того, что Се Юйчень тоже оказался в это втянут. Сяо Хуа никогда нельзя было назвать мальчишкой не в шутку – слишком рано взял на себя семейные обязанности – однако же спустя десятилетие он стал выглядеть как настоящий мужчина, и Сяцзы, умный пожилой человек, внезапно понял, что пропал. Они так близко срослись, что имели негласные знаки, понимали друг друга без слов, и выучили каждое движение. Проблемы одного стали проблемами другого, и когда Сяо Хуа объявил: – Я выучился на врача, открыл свои офтальмологические клиники, теперь мы можем- Сяцзы сбежал. Ему не нужна была ничья помощь, его ухудшающееся зрение и смерть были вопросом времени, которое теперь сыпалось словно песок сквозь пальцы. Он сбежал, чтобы никто больше не мог видеть, как с каждым днём ему становится всё хуже и хуже. Бродячим псам и диким животным положено умирать в одиночестве, подальше от людей. Вот только теперь он был другим. Вместе они не один и не два раза исследовали древние захоронения, и, как бы не были умелы и ловки – частенько получали травмы. Не такие, конечно, патологические, как у легендарного Железного Треугольника, но и не такие, после которых можно легко отделаться. Ко всему привыкаешь. В этот раз они снова наткнулись на змею. Не такую огромную, какая, по рассказам У Се, обитала под бронзовым деревом в горах Циньлина, не такую смертоносную, как тысячу раз проклятая змея с петушиным гребнем – но умную до безумия, и ядовитую. Она кралась за ними в самое сердце пещер, а потом завалила вход, перебила источники света, и принялась выуживать по одному. Команда наёмников передохла сразу же – нечего было палить в воздух почём зря, и злить её сильнее. Сяцзы наконец-то смог снять свои очки, и принялся за работу – в кромешной тьме он был неуязвим, и бой с противником на равных опьянял его сильнее, чем домашнее вино. Одну за другой он мог парировать змеиные атаки, контратакуя в ответ, твёрдо зная, что в этот момент Сяо Хуа разбирает завал, чтобы после можно было уйти. Он не рассчитал, что зрение подведёт его в самый ответственный момент – змеиная голова, зажатая меж камнями, как ему казалось, крепко, вдруг сложила свои кости черепа, словно крыса,и в этот момент, когда ему нужно было точно знать, куда отпрыгнуть, в глазах всё почернело, и, дезориентированный, он остался на месте, теряя драгоценные мгновения. Укуса не последовало, и Сяцзы, холодея сердцем, даже не видя, знал, в чём причина. Когда зрение прояснилось, Сяо Хуа, бледный как кладбищенский ирис, закрывал его собой – его правую руку пронзили змеиные клыки-иглы, и капли яда стекали на землю. В прозренье смерти чешуйчатая собрала всю силу, чтобы унести с собой в могилу и людей. Горло её, в самом слабом месте, было перерезано. В глазках-бусинках гасла ярость, сменяясь мёртвой пустотой. – Сяцзы… – неровным голосом позвал Се Юйчень, всё сильнее потея и начиная мелко подрагивать. Подорвавшись со своего места, мужчина помог разжать безвольную змеиную хватку, и тут же попытался отсосать яд, но Сяо Хуа безжизненным грузом рухнул в его объятия, не в силах пошевелиться и хоть как-то помочь. В его карих глазах была предсмертная паника, бледные родные губы распахнулись, чтобы что-то сказать – но даже вздоха не сорвалось с них. Тело, лежащее у Сяцзы на коленях, в одну секунду обмякло. Сохраняя хладнокровное спокойствие, он проверил пульс и дыхание. Как и ожидалось. Их не было. Се Юйчень был таким же мёртвым, как убитая им змея, бледный, со вздувшимися венами из-за моментально разошедшегося яда. Сяцзы уложил его на ровную поверхность и принялся проводить сердечно-лёгочную реанимацию, растирать и тормошить его – только бы снова запустить сердце, только бы не дать мозгу умереть, выиграть бы ещё немного времени, и Сяо Хуа обязательно справится. Он такой сильный, так много пережил, его тело натренированное, и- Его мышцы натренированы, хорошо снабжены кровью, поэтому яд так быстро поразил его. Минуты утекали, а он всё так же лежал на земле безвольной куклой. Без дыхания. Без сердцебиения. Сяцзы… закрыл ему глаза. Взвалил на плечи этот мёртвый груз, и отправился на поверхность. В его голове и сердце была пустота. Он не раз говорил, что готов отпустить из своей жизни любого человека, даже самого близкого – все люди умирают, даже он когда-нибудь умрёт. Он был готов к этому. Он был умным и пожилым человеком, ему нужно просто выдохнуть и принять очередную смерть, как данность. На языке разлилась горечь. Там, на поверхности, медленно восходило солнце, окрашивая небо в нежно-розовые тона. Такие же, как любимый цвет Се Юйченя. Глаза защипало от света. Абсолютно беспомощный, Сяцзы стоял на выходе из пещеры, и по его щекам медленно скатывались слёзы, пока на его плечах лежал Сяо Хуа – такой болезненно красивый в этих расцветающих лучах безжалостного утреннего солнца. Теперь он навсегда останется в памяти Сяцзы таким: без привычных напряжённых морщинок в уголках, без нахмуренных в задумчивости бровей. Это… Это было больно. Он множество десятилетий так сильно пытался защитить себя от боли, считал себя самым умным, даже умнее, чем сдавшийся на волю чувств Яба Чжан – что когда Сяо Хуа, нежный маленький цветок, пустил корни в его сердце, оплёл внутренности, и не захотел отпускать – Сяцзы вопреки тому, чтобы от такого наполнения начать задыхаться, наконец расслабился и почувствовал себя снова живым. Он был готов отпустить кого угодно, но только не Се Юйченя, только не своего Хуа Эр Е, потому что пока они были вместе, никто не должен был сметь разлучать их. Никто, кроме смерти. – …ну чего стоишь, холодно же, – раздался недовольный голос возле его уха, и Сяцзы, почти ничего не видящий из-за света, вздрогнул. Это глюки? Или просто… – У тебя разве нет с собой запасных очков? – снова вздохнул голос, а затем сладко и широко зевнул. – Десять метров вниз по склону, потом четыре метра на одиннадцать часов. Давай, поторапливайся, у меня грязная одежда к коже прилипла, это отвратительно ощущается, между прочим. – …говоришь так, словно только что проснулся, – почти всхлипнув, пробормотал Сяцзы, всё ещё думая, что совсем поехал крышей. Ноги под его руками слабо дёрнулись, ударяя пятками словно бока нерадивой лошади: – Я и правда отлично выспался. Как и предполагал, яд этой скотины не убивает, а всего лишь замедляет деятельность организма до состояния, приближенного к коме, – Сяо Хуа пошевелился, пытаясь потянуться, и при этом не свалиться на землю. – Вот же мерзкая змеюка. Ещё и вонючая. Давай, тащи меня в машину, там в бардачке для тебя запасные очки лежат, так и знал, что когда-нибудь точно пригодятся, а я пока побуду твоими глазами. Ну торопись же!.. Отойдя от шока и переварив услышанное, Сяцзы наконец опомнился. Высвободил руку… … и отвесил по крепкой заднице звонкого шлепка, да такого, что Сяо Хуа, взвизгнув, подпрыгнул на его спине, отходя от своего коматозного сна. – Это ты ещё подожди, – зловещим тоном пообещал мужчина, шлёпая его второй раз. – Домой приедем – я с тебя такую оральную компенсацию потребую! – Может быть, моральную?.. – Нет!

«Если сидеть на берегу реки достаточно долго, то мимо тебя наконец-то перестанут проплывать какие-то дурацкие трупы»