***
Селена зря волновалась. Уже на следующий день Берт привёл к ней низкорослого пухленького старичка, который проявлял искреннее желание помочь королеве создать нечто, как он выразился, «музыкательное». Такое словотворчество девушка одобрила и не только она. Хотя старичок тут же стал серьёзным, стоило королеве заговорить о своей идее. Он много расспрашивал её, стараясь уловить как можно больше деталей и представить себе результат максимально подробно. Поправки вносились несколько раз, дизайн менялся, список материалов, необходимых для изготовления, тоже. Оказалось, что каждый вид дерева имеет своё значение: берёза – плодородия и счастливой семейной жизни; вяз – благих дел и побед; дуб – мудрости и силы; ель – здоровья и долголетия. В конце концов, королева решила остановится на иве. Старый мастер был категорически против: «Кто же выбирает для музыкального инструмента, что должно приноситься счастье, Дерево Скорби!». Девушка же имела другое мнение. Стоило ей услышать, что ива – лунное дерево, как её мнение уже было не изменить. Да, у неё украли её имя, и все воспринимают её только как Лилит, но она-то знает, кто она такая! Девушке хотелось оставить рядом с собой хоть какое-то напоминание о её настоящей личности и имени. Селена – богиня Луны, что идёт с факелом по ночному небосклону, ведя за собой многочисленные звёзды. Девушка именно так себя и ощущала сейчас. Впереди неизведанная мгла. Позади её поданные, что нуждаются в её проведении, но стоит ей оступиться или подойти ближе – обожжёшься. И только она сама излучает свет, только она свободна идти, куда пожелает. Это большая блажь и большая ответственность. Девушка сделала недовольное лицо. Да, хоть что-то пригодилось из уроков истории в началке. Конечно, обладание информацией о значения своего имени нельзя назвать жизненно необходимой информацией, но и абсолютно бесполезной тоже. В конце концов, сейчас эти знания успокаивают её беспокойный ум. Спустя неделю инструмент приблизительно напоминал королеве то, что она представляла. Диковинная гитара немного фальшивила и была расстроена, но само нахождение её в руках уже дарило радость. Королевских дел поубавилось, они стали занимать меньше времени, так как девушка уже имела представление о своей роли. В реальном мире свободное время девать было некуда, и она бы вернулась к своим обязанностям, но сейчас у неё есть маленькое хобби и близкие люди, с которыми можно поговорить. Вот так, мало-помалу Селена начала освобождать свои вечера от работы, чтобы немного расслабиться и окунуться в музыку. Пришлось многое вспомнить, но девушку это не останавливало. Вот и сейчас она сидела на своём стуле, подвинутом поближе к окну, и лениво перебирала струны. В дверь постучались. – Войдите, – недовольно бросила Селена. Она только погрузилась в это неспешное и давно забытое состояние покоя, и выходить из него совсем не хотелось. – Ваше Величество, – поприветствовал её Берт. Он быстро окинул взглядом кабинет, подошёл к свободному стулу, переместил его поближе к девушке и сел. Кабинет Селены несколько преобразился за это время. Тумбочка у входа сменилась небольшим столом, который переместился чуть подальше от двери. Это теперь рабочее место Мэри. Стул к нему она притащила откуда-то сама. Сказала, что он ей дорог и удобнее него не найти во всём замке, если не во всей Долине. Селена тогда скептически подняла бровь, но ничего говорить не стала. Помимо новой рабочей секции в кабинете появились мелкие вещички: небольшая картина с пейзажем от Лиама, странная изогнутая статуэтка от Берта, шестерёнки от дипломатов людей и неизменная ваза с цветами на краю стола. Сначала Селене не нравились подобные «лишние вещи», но она стала понемногу привыкать к этому. Возможно потому, что раньше кабинет казался ей чужим. Она сделала так, чтобы он напоминал ей кабинет из реального мира, но этого было мало. То было её детищем, доказательством её профессионализма, местом её силы, к которому она уже не просто привыкла, а приросла. Эта же комната чужа ей, как и этот мир. Но теперь в ней виднеется её почерк, она отражает её характер и стала выглядеть уютнее. – Ваше Величество, – окликнул её Берт, вытянув из омута мыслей. Мужчина лукаво улыбнулся. – Вам нравится? – На комплимент нарываешься? – сразу поняла она. Драяд улыбнулся ещё шире. – Сам себя не похвалишь – никто не похвалит. Селена, немного помолчав, решила всё-таки поблагодарить его. – Спасибо, Берт. – Рад стараться. И они замолчали. В последние дни они часто коротают вечера вместе. Девушка чувствует себя спокойно рядом с ним. Им приятно общаться и приятно молчать. Селена снова начала перебирать струны. Хотелось что-то сыграть, но на ум ничего не шло. Молчание стало неудобным. – Хотите шутку? – повернулся к ней Берт. – Только если очень хорошую, – недовольно ответила Селена. – Обижаете. У меня все шутки хорошие, – обворожительно улыбнулся мужчина. Королева постаралась передать весь свой уровень скептицизма через выражение лица. Кажется, получилось, потому что сам Берт звонко засмеялся. – Хорошо, ладно-ладно, но половина уж точно хорошие! От его смеха самой Селене захотелось улыбаться. Как легко разряжается воздух, стоило им лишь заговорить. – Нет, давай как-нибудь без них, я ещё до сих пор не отошла от твоего объяснения, почему ты опоздал на сегодняшнее собрание. – Королева, это чистая правда. Клянусь, я встал ещё до зари, просто моргнул неудачно, – Берт подмигнул ей, Селена снова хихикнула, вспомнив недовольное лицо Мэри. – Ох, Берт, раскрой свой секрет хороших шуток. – А вы умеете хранить секреты? – Конечно, – недовольно ответила Селена. Он что, ещё сомневается в ней? – Я тоже, – ответил он и замолчал, хитро улыбаясь. Селена уставилась на него, ожидая продолжения. Но его не последовало. Внезапно до неё дошло и она снова улыбнулась. Чёрт, это шутка такая старая, а она всё равно повелась на неё. Возможно, успех шуток на половину состоит из харизмы и таланта шутящего. – А если серьёзно? – Вы хотите, чтобы я вам на полном серьёзе прочёл доклад на тему теории шуток? – Нет, ты знаешь, что я имею в виду, просто увиливаешь. Селена упрямо посмотрела ему в глаза. Он уставился в ответ. Это была битва. Но продлилась она недолго. Берт первый отвёл взгляд. – Хорошие шутки требуют хорошего чувства юмора и остроумия. – А разве это не одно и то же? – удивилась Селена. – Для меня нет, – уверенно ответил драяд. – Я всегда думала, что шутка рождается из остроумия. Даже слово – «острый ум» – будто само намекает на это. Чтобы рассмешить кого-то нужно подходящее время и контекст, изобретательность и даже, может, язвительность. – Остроумие можно натренировать, как внимание или память, например. Но чувство юмора, как и чувство стиля, и чувство прекрасного, можно только воспитать и только через непосредственное соприкосновение с этим самым «хорошим юмором». А для этого обязательно потребуется много времени и другой драяд, который будет мудрее, сможет отличить зёрна от плевел, «настоящие» от «низкосортного». А такие личности – большая редкость. – И что же? Ходить за ним и хвостиком вилять, выслушивая всё? И как ты остроумие собрался тренировать? Чтением книг? И что, все прям подойдут? – Нет, конечно. Если ты будешь читать только религиозные брошюрки, что раздают в центре города, то тебе предстоит далёкий путь. Но куда-нибудь ты определённо придёшь. Они оба усмехнулись. Внезапно к Селене пришло вдохновение. Взглянув в его тёмные глаза, ответ пришёл сам собой. Она села поудобнее, расправив плечи, откинула мешающиеся локоны за спину, ещё раз прошлась пальцами по струнам. Берт, заметив изменение настроения, забеспокоился. – Что-то не так? – Нет-нет, я... ммм... – Селена в смущении отвела взгляд. – Начну издалека. – Начни, – улыбнулся Берт. Внезапно Селене захотелось на зло ему тут же закончить. Но она сдержалась. – Когда мои родители только встретились, мой папа написал для мамы песню, чтобы покорить её. – И как, получилось? – весело улыбался Берт. – Как видишь, – недовольно буркнула девушка. Выдохнув, она продолжила. – Хочу исполнить её. Давно не слышала. – Это признание? – неловко отвёл взгляд драяд. – Считай как хочешь, а будешь много говорить, так вообще уйду. – Хорошо, молчу-молчу. Селена недовольно на него покосилась. Мужчина в поражении поднял руки, потом провёл рукой по рту, будто закрыв на молнию, а после разъединил вроде бы закрытые губы и проглотил невидимый бегунок молнии. Селена даже не знала, смеяться над этим или же ударить его. И вот тишину прервала тихая мелодия. Селену нельзя назвать хорошей певицей, но этого и не требовалось. Она брала чувствами, а не мастерством. Песня была не долгой, медленной, мелодичной, текучей. Строки навевали воспоминания. О тепле, о забытом доме, о родном запахе. Всё это вихрем закружилось в памяти, калейдоскоп воспоминаний. Счастливых и не очень. Когда песня закончилась, девушке не хотелось отнимать пальцев от струн. Это было бы так же больно, как расстаться с давним другом, с которым вас вновь нежданно-негаданно свела судьба. Берт тоже пребывал в своих мыслях. Время словно застыло. – ...ты бы хотела, чтобы тебе написали песню? – тихо-тихо спросил Берт. Селена задумалась. Рациональная сторона твердила ей: «Зачем тебе песня? Её можно продать? Если её нельзя запатентовать и продавать, тогда это бессмысленный труд. Одними песнями сыт не будешь. Ты хочешь вернуться обратно к работе официанткой? Ведь именно такое мышление и приводит к низам. Не делай ошибку! Не дай себе раскиснуть! Какие песни, дорогуша? Разве песни нужны тем, у кого нет сердца? Ведь только не имея чувств, ты будешь счастлива.» Она уж было открыла рот, чтобы ответить, но как на зло вновь встретилась с ним взглядом. И словно мир перевернулся или встал на место. Весь яд в ней не мог победить этих нежных ониксовых глаз, и она прошептала «да».***
– Прошу, – Берт галантно открыл дверь в квартиру, пропуская Селену внутрь. – Чувствуй себя как дома. Селена зашла в небольшое помещение и стала осматриваться. Сзади молодой человек закрыл за ними дверь, быстро снял с себя осеннюю куртку и стал поспешно стягивать ботинки. Девушка чувствовала себя немного не в своей тарелке. Она впервые пришла к нему домой, хотя, уже бывала здесь в его воспоминаниях. Тогда это место казалось тёмным, беспорядочным, даже грязным. Будто дом передавал состояние владельца, отвечал на его грусть. Сейчас же всё выглядело... нормально. Квартира была небольшой. Плотные шторы, что не пускали оконный свет, создавали ощущение тишины и нетронутости. Кое-где валялись разного рода вещи: пара блокнотов на диване, карандаши и ручки вперемешку на небольшом столике, кисти на полотенце рядом раковиной, парочка ватманов в куче в углу рядом с наваленными друг на друга полотнами, большая стопка подписанных врачебным почерком папок на полу и одинокий ластик у ножки дивана. Всё это выглядело а-ля творческий беспорядок, но ощущения полноценного беспорядка не создавало. Будто каждая вещь лежит на своём месте, хоть и необычном. – Что-то не так? Ты какая-то задумчивая сегодня, – сказал мужчина. – Нет-нет, ничего. Я просто осматриваюсь, – она улыбалась ему, показывая, что всё нормально. – Так, давай-ка впустим свет, – Берт раскрыл шторы, но лучше от этого не стало. Поздняя осень, уже не так светло днём. Тогда он решил включить свет. – Вот! Так намного лучше. Яркий свет озарил комнату, и атмосфера тут же сменилась на тёплую и уютную. Селена наконец сняла с себя пальто и сапоги, села на диван. – Извини. Я старался прибраться, но, кажется, это бесполезно, – Берт стал носится туда-сюда, стараясь привести комнату в порядок, но, казалось, это было и правда невозможно. Селена следила взглядом за его бессмысленной деятельностью, не сдерживая улыбку. Было приятно знать, что он хотел выглядеть как можно лучше в её глазах. В конце концов она заметила в его руках гитару, которую он достал из-под кучи ватманов. – Ты умеешь играть? – удивилась девушка. Берт встал как вкопанный, не ожидавший от неё вопроса и слишком увлечённый своей деятельностью. – Ну, да, – он выпрямился и подошёл к ней. – Хочешь послушать? Молодой человек обворожительно улыбнулся и сел рядом. – Хочу, – утвердительно кивнула Селена. – Что бы тебе такое сыграть... – Берт задумался на мгновение. – Играй, что хочешь, – ответила девушка. – Сейчас только одну песню помню. Но она грустная, а мне не хочется рушить атмосферу. – Тогда давай без слов. – Без слов неинтересно. – Давай хоть что-нибудь, – надулась девушка. – Ладно, – вздохнул мужчина, – только не суди меня строго. Это был просто внезапный порыв. Больше в музыке я себя не пробовал. – Ты и музыку пишешь? – у Селены округлились глаза. Да, правду говорят, что талантливый человек талантлив во всём. – Нет, это была разовая акция, – усмехнулся молодой человек. Он поправил положение гитары, на пробу провёл по струнам. И начал играть. «Я пел о богах и пел о героях, О звоне клинков и кровавых битвах; Покуда сокол мой был со мною, Мне клекот его заменял молитвы.» Селена погрузилась в песню. Она была неспешная и какая-то родная. Может, это потому, что исполнял её именно Берт. «Ах, видеть бы мне глазами сокола, И в воздух бы мне на крыльях сокола, В той чужой соколиной стране, Да не во сне, а где-то около.» Что-то начало смущать её в песне. Что-то казалось не так. Возможно, ей и правда стоит больше отдыхать от работы. «Шелком – твои рукава, королевна, Белым вереском – вышиты горы, Знаю, что там никогда я не был, А если и был, то себе на горе.» Поёт ли он... Поёт ли он о том времени, что они провели вместе? Помнит ли он всё? Или это лишь обрывистые образы на краю сознания? «Мне бы вспомнить, что случилось Не с тобой и не со мною, Я мечусь, как палый лист, И нет моей душе покоя.» «Сны граничат с этим миром. Если кто и вспомнит тебя, то как смутное сновиденческое воспоминание,» – когда-то ответил ей Таролог. «Ты платишь за песню полной луною, Как иные платят звонкой монетой. В дальней стране, укрытой зимою, ты краше весны. Ты краше весны, ты краше весны и пьянее лета.» «Мне кажется, я передам твою красоту лишь поверхностно: брови, глаза, нос, губы. Но этого недостаточно. Твоя красота умная, саркастичная, я бы даже сказал, грубоватая,» – вспомнились ей слова Берта. «Подойди ко мне поближе, Дай коснуться оперенья, Каждую ночь я горы вижу, Каждое утро теряю зренье.» В памяти вихрем закрутились воспоминания о проведённом вместе времени: о слезах и улыбках, об уютной тишине и увлекательных приключениях, о пройденных вместе горестях и радостях. «О тебе, моя радость, я мечтал ночами, Но ты печали плащом одета, Я, конечно, еще спою на прощанье, Но покину твой дом, Но покину твой дом, но покину твой дом Я с лучом рассвета.» В глазах стало щипать от желания расплакаться. Селена прикусила щёку, чтобы сдержаться. Не помогает, она чувствует влагу на ресницах. «Больно ранит твоя милость, Как стрела над тетивою. Ты платишь – за песню луною, Как иные платят монетой, Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, Но, может, тебя... Но, может, тебя, но, может, тебя И на свете нету Королевна» Песня закончилась. Берт выдохнул и наконец взглянул на Селену. Увидев её слёзы, он, испугавшись, потянулся к ней, отложив гитару. – Прости-прости. Но я же говорил, что она грустная. Не плачь, – молодой человек стал руками вытирать слёзы. – Ты совсем ничего не помнишь? – спросила Селена. – Прости, но я не понимаю, о чём ты, – удручённо ответил Берт. Девушка стала сдерживать новую волну слёз, и мужчина стал её успокаивать. – Ну и что, что я не помню. Мы же встретились и снова вместе. И даже если судьба нас вновь разделит, мы всё равно будем находить друг друга. Берт хитро улыбнулся. – Я обязательно узнаю тебя по этим ножкам, – он игриво провёл рукой по её ноге от икр до бедра. Селена засмущалась и покраснела. Плакать больше не хотелось. – И по румянцу на твоих щеках цвета спелого помидора. Она демонстративно закатила глаза, на что он звонко засмеялся. – Ты испортил всю атмосферу, – Селена недовольно фыркнула. Берт хотел ущипнуть её за щёку, но она играючи ударила ему по плечу, и он убрал руку. – Ладно-ладно! Они улыбнулись друг другу, глядя в глаза. Да, они всегда будут находить друг друга. И если кто-нибудь из них забудет, то второй обязательно поможет вспомнить. И так будет всегда. В этом мире или другом. В другой жизни. И даже после неё. Они поцеловались. – Вместо того, чтобы зацикливаться на старых воспоминаниях, – начал Берт, когда их губы расстались, – давай создадим новые. Селена улыбнулась, поддерживая инициативу. – Ты свободна завтра?