/10 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, ул. Карташихина/
Чтобы попасть во двор пришлось обходить здание, чтобы выйти ко второй арке. Там тоже была бетонная баррикада, собранная из десятков тяжеленных бетонных труб для колодцев. Видимо, работали с тем, что сумели достать, но у меня есть сильные сомнения насчёт того, что пенсионеры и матери-одиночки сумели использовать строительную технику и построить всё это. Между четырьмя колоннами из бетонных труб находился проход, закрытый бетонной же плитой, висящей на толстых стальных тросах. Железобетонная плита, скорее всего, панель, выдранная из жилого дома, поднималась и опускалась неким механизмом, а выбить её очень сложно, потому что этому препятствуют колонны из бетонных труб, как я полагаю, залитых внутри бетоном с армированием. Гораздо проще выбить какую-нибудь стену, чем вход в арку. Обитатели огороженного пространства это понимали, поэтому видны следы работы — бетонируют окна первых этажей, а второй и третий этажи заколочены досками, но это, явно, временное решение, с перспективой замены на бетон. Пока не знаю, сколько людей здесь задействовано, но их всех надо как-то кормить. Как это решается — понятия не имею. Пока что. Чувствую, по нарастающей боли, что обезболивающие прекращают своё действие. Каждый шаг даётся всё труднее и труднее, а сознание, постепенно, затухает. С хрустом поднимается бетонная стена. В проходе стоят вооружённые дяди и тёти. Пожилые, но видно, что они решительно настроены противостоять любым посягательствам. Меня ведёт под руку Ани, поэтому она успевает удержать меня, когда я делаю неловкий шаг и начинаю падать. Резкое движение вызвало вспышку острой боли, которую моё сознание уже не перенесло. Изматывающий образ жизни, усталость, напряжение последних часов — наложилось всё. В себя прихожу уже ночью, голый, с туго перемотанным бинтами туловищем. Горит тусклый светильник на тумбочке, поэтому я понимаю, что нахожусь у себя в комнате, дома. Ощущение такое, будто я не был здесь уже очень и очень давно. Словно год прошёл, хотя я понимаю, что, с момента начала зомби-апокалипсиса, не прошло и десяти дней. Время субъективно, поэтому пережитое ощущается как нечто продолжительное. На тумбочке, рядом со светильником, лежит мой телефон, в который вставлена фирменная зарядка. Во время службы в городском ополчении заряжал я его редко, но всегда на максимум. Повезло, что его не разбило осколками или ударной волной от ракеты. Самое печальное в ситуации с мобильниками — это постепенное «окирпичивание», которое ждёт любую модель, кроме той, которая и так кирпич. Несомненно, интернет, рано или поздно, отвалится, потому что некому скоро будет поддерживать инфраструктуру, а она не умеет работать самостоятельно. После интернета, а может и до него, отвалится мобильная связь, сделав единственной доступной связью только рации и почтовых, мать их, голубей. Ещё телеграф или что там было в прошлом веке? — Ты проснулся! — вскинулась Ани, как оказалось, сидевшая в кресле-вертушке у моего мощнейшего персонального компьютера. — Тише, — попросил я её. — Что произошло? Ани выпрыгнула из кресла и подбежала ко мне, взяв мою руку. — Ты потерял сознание до того, как мы прошли в арку, — ответила она. — Твоя бабушка была обеспокоена и ругалась, что ты ничего не сообщил. — Да, надо было предупредить, что я приеду... — покивал я. — Дальше что было? — Потом тебя доставили к врачу, он прооперировал тебя и извлёк осколки, — ответила Ани. — Он предупредил, что мог пропустить что-то, но они вылезут по мере выздоровления... — Я не медик ни разу, — произнёс я. — Но даже я знаю, что это работает не так. — У них есть человек со сверхспособностью, — сообщила Ани. — Его сверхспособность позволяет ускорить регенерацию — он ручается, что всё будет хорошо. — Будем надеяться, — улыбнулся я. — Что здесь вообще творится? — Я не знаю, — призналась Ани. — Я всё время была с тобой. — Но здесь всё нормально? — уточнил я. — Никаких орд зомби и всего такого? — Нет, тут спокойно, — ответила Ани. — Твоя бабушка точно знает, что делает, поэтому угрозы зомби тут нет. Это настоящая крепость, Дима! — Она дома? — спросил я. — Дома, но спит, — ответила она. — Сейчас три часа ночи. — Ты тоже иди спать, — попросил я её. — Предложил бы свою кровать, но... — Я согласна! — перебила меня Ани. — Подвинься, я сейчас! Вообще-то, я хотел посетовать о невозможности положить её на кровать, а самому пойти на диван, как бывало, когда она гостила у нас, но она поняла всё так, как хотела. Финская поклонница сняла с себя одежду, оставшись в нижнем белье, после чего осторожно легла рядом. — Как Ильмари? — спросил я неё. Ильмари — это её муж, бывший. Общих детей нет, но после развода они остались близкими друзьями и партнёрами по бизнесу. — Он не выжил, — ответила Ани, ненавязчиво пододвигаясь ближе. — Ну, насколько я знаю. Последний раз я связывалась с ним больше недели назад, а после его телефон был выключен или в Таиланде отключилась мобильная связь. — Он был в Таиланде? — удивился я. Если так, то ему не повезло. Хуже Таиланда в зомби-апокалипсис только Китай, но ненамного. Населения там, если мне не изменяет эрудиция, много, ведь в тропиках всегда живёт много людей, живёт это население, то есть жило, плотно. Это ключевые составляющие катастрофы. — Да, деловая поездка, — ответила Ани, потянувшаяся и аккуратно положившая руку мне на грудь. Тело не отзывалось болью на любое движение, а самочувствие, на удивление, было отличным. Правда, хотелось спать. — Думаю, будет лучше поспать, — сказал я. — Завтра поговорим обстоятельно. У Ани, видимо, были другие планы, но им не суждено было исполниться, так как я уснул почти сразу после того, как закрыл глаза./11 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, ул. Карташихина/
Проснулся я где-то к десяти утра. Удивительно, но раны почти не беспокоили, а причиной тому было то, что они выглядели гораздо лучше, чем вчера. Ранее я настроился, если уж не найду хорошего лекаря-супера, на медицинскую помощь от врача, а затем на медленное восстановление после ран и операции. Теперь же раны быстро регенерируют, что снимает множество проблем. И вот, почти сразу после пробуждения, я сидел на кухне с бабушкой и Ани, пытаясь навязать единственному родному человеку, оставшемуся в этом мире, свою точку зрения. — Ты меня, бабушка, пр̀авильно пойми, — попросил я Агату Петровну Верещагину. — Здесь не будет жизни, пока есть особые мер̀твецы. Вы с ними уже сталкивались? — Сними эту проклятую маску, — потребовала бабушка. Маска-то, действительно, проклятая... Только я не знаю, как именно проклята и не имею сформированного представления о последствиях её ношения. — Вы уже сталкивались с новыми мертвецами? — спросил я, с неохотой сняв маску. Роскошная форма Наполеона преобразовалась в мою потрёпанную форму, пережившую за прошедшие дни очень многое. Вообще, это похоже на эффект военной формы Дориана Грея: ущерб наносится по красивой форме Наполеона, а последствия разгребает моя родная «цифра». — Столкнулись вчера, — кивнула бабушка. — Ничего особенного. Ничего особенного? Это что у них тут за суперы засели, раз твари, опрокинувшие нас, стоявших на заранее подготовленных позициях, не смогли показать бабушкам и дедушкам ничего особенного? — Мы полегли полным составом, чтобы удержать эту волну мертвецов, — произнёс я напряжённо. — И мы благодарны вам за это, Дима, — спокойно ответила бабушка. — Возможно, не будь этого боя, мы бы не выдержали натиска и погибли. Но маловероятно, что будет ещё одна такая же волна. Когда наши укрепления будут завершены, никто не сможет выбить нас из этого города. — А как быть с едой? — поинтересовался я. — Там, думаешь, будет лучше? — усмехнулась Агата Петровна. — Скольких перевезли на остров? Десятки тысяч? Думаешь, запасов еды у готландцев хватит на прокорм всех? — Военные что-нибудь придумают, — парировал я. — Вверять свою судьбу в руки людей, не сумевших удержать город? — спросила бабушка. — Легко судить, когда тебя там не было, — вздохнул я, после чего ожесточился. — А я там был. Удержать город было невозможно. Вы, как ты правильно заметила, живы только потому, что большая часть мертвецов просто не дошла досюда. Мы убили их. — И погибли почти полностью, — резонно отметила бабушка. — А дальше что? Кто будет защищать гражданских дальше? И что будет, если на острове что-то случится? — А здесь, ты думаешь, ничего не случится? — спросил я. — Здесь уже всё случилось, — ответила на это бабушка. — Мы точно выживем и построим своё общество. Без оглядки на военных, на олигархов и прочих буржуев. Вот этого я и опасался. Огонёк в глазах, когда она говорит о своём обществе. Нет, это не жажда власти, а что-то другое. Идея. В отличие от подавляющего большинства советских граждан, уверовавших в светлое капиталистическое будущее, моя бабушка продолжала придерживаться марксистской идеологии. Она была слишком стара, чтобы перестраиваться, так бы ей и умереть, оставшись верной своим принципам, но новые реалии дали ей новые возможности. Сейчас она уже выглядит не так старо, как раньше — сгорбленность под тяжестью прожитых лет куда-то пропала, кожа на лице посвежела, а с рук куда-то исчезли старческие пятна. Судя по всему, она не тратила время напрасно и убивала зомби без устали и с энтузиазмом. Увеличение мощности сверхспособности соседствовало с общим увеличением физических способностей её организма, а также здоровья. Как я точно знаю от медиков, даже пожилые военные, убившие очень много зомби, лишались различных возрастных болячек и, в целом, чувствовали себя так, словно стремительно скидывают лишние годы. Хочешь быть успешным и сильным — уничтожай ходячих мертвецов. Только так это работает. Я тоже стал сильнее и быстрее, но у меня и без этого всё было не так уж и плохо, поэтому положительное изменение здоровья не так заметно. Но главным и наиболее наглядным доказательством служила моя бабушка, которая сейчас выглядит лет на шестьдесят. И не скажешь теперь, что её детство и молодость пришлись на эпоху Сталина... — Будете строить тут постапокалиптическое коммунистическое будущее? — поинтересовался я, доставая из кармана пачку сигарет. — Ани, открой окно, — попросила бабушка и достала свои сигареты. — Кстати, как так получилось, что ты здесь? Из окна пахнуло лёгким запахом гари. Это город пылает огнём и утопает в нём до самой макушки. Руку помощи никто, даже если бы захотел, подать не может. Я пытался, но потерпел провал, а кого-то, из поверивших мне, даже в боевой обстановке, похоронят ещё нескоро, если вообще похоронят. — Я приехала за Димой, — ответила моя фанатка. — Он этого не заслужил, — вздохнула бабушка, закурив. — Я так не считаю, — ответила Ани. Закуриваю. — Как знаешь, — пожала плечами бабушка. — Хотя то, что Дима защищал город — это достойно уважения. Можно сказать, что почти положил на это жизнь. — Ага, почти, — согласился я. — А остальные положили. — Это выбор каждого — ради чего умереть, — вздохнула бабушка. — Если мы выпутаемся из всего этого, надо учредить мемориал павшим защитникам инженерного замка. Они настоящие герои. Какое-то будущее планирует ещё... Какое будущее теперь? — Значит, от взглядов своих ты не отказываешься? — спросил я. — А что такого изменилось, чтобы я отказывалась от своих взглядов? — возразила бабушка. — Сначала я ждала, пока буржуи похоронят себя в Третьей мировой, которая была практически неизбежна, но судьба распорядилась иначе. И кто я такая, чтобы отказываться от такой возможности? — Метишь на место Ленина? — усмехнулся я грустно. — Я не верю в то, что удастся объединить Россию, — вздохнула Агата Петровна. — Но город мы освободим. От заразы, от тех, кто хочет возвращения Старого порядка. Вернём всё, очистим сначала Васильевский остров, а потом и весь Ленинград. Там и область... Теперь я понял, что бабушка не хочет на Готланд не только потому, что ей не нравятся военные. Бегство на Готланд препятствует её амбициозным планам по освобождению города и установлению в нём своей власти. — Идея-то хорошая, — произнёс я, — но как кормить всю эту прорву людей? Это опасная иллюзия — считать, что, в свете нынешних обстоятельств удастся быстро найти способ прокорма даже не десятков человек, а десятков тысяч. Живых людей. — Мы уже захватили склады супермаркетов, — ответила бабушка. — Те, которые не сумели вывезти и бросили военные. Потихоньку доставим их сюда, а потом будем распределять. На крышах будут круглогодичные теплицы, генераторы к ним уже есть, но стоит вопрос топлива. Очень плохо, что военные забрали с собой топливозаправщики, но я уверена, что выстояли не все города. В будущем мы снарядим экспедиции в города на побережья, как только раздобудем катера. Пара-тройка топливозаправщиков удовлетворит наши скромные запросы, а дальше посмотрим. ТЭС скоро исчерпают запасы топлива, но есть АЭС, но на остатки энергетической инфраструктуры надеяться не стоит, поэтому мы позаботимся об энергетической независимости. План выглядит как единственно верный и разумный, поэтому не вижу причин или поводов докапываться и придираться. — Да у тебя всё продумано, — хмыкнул я. Знали бы вы мою бабушку так, как её знаю я... — А у тебя какие планы, внучок? — поинтересовалась бабушка. — Или теперь, когда военные кончились, совсем не знаешь, куда идти и что делать? — Вот как-то не до долгосрочного планирования было, — ответил я на это. — Больше беспокоило то, как бы мне выжить. — Теперь у тебя есть время, чтобы как следует всё обдумать, — улыбнулась бабушка. Обдумать всё, конечно, следовало, но у меня есть стойкое желание свалить куда-нибудь в безопасное место. Сначала в Кронштадт, а затем на Готланд. Таков был изначальный план. — Думаю, я воспользуюсь предложением военных и рвану морем, — произнёс я. — Здесь, как я уже говорил, жизни нет. Реки недостаточно надёжная преграда для мертвецов, а ещё есть суперы, которым я не доверяю. Мало ли что им в голову придёт? — Так стань сильнее, чем они, — предложила бабушка. — Это ведь так просто сейчас! Ага-ага, если бы... — Мне нужна театральная постановка, — произнёс я. — Таково требование второй маски. — Покажи, — потребовала бабушка. Я сходил в свою спальню и вытащил из рюкзака маску Тесея. — М-хм... — посмотрела на неё Агата Петровна. — Любопытная у тебя сверхспособность. — И чем же? — поинтересовался я. — Тем, что я не вижу пределов её потенциала, — пояснила бабушка. — Если сейчас уже Тесей, полубог, то кто следующий? Зевс? Хронос? Может, Атлас? Что, если маска Атласа позволит тебе быть размером с титана? Как противостоять такой силе? — Нет, потенциал моей сверхспособности «эпический», — покачал я головой. — Думаю, тут всё ограничится чем-нибудь попроще. — Если сила эпической маски будет сопоставима с моей, то ты, потенциально, очень опасный противник, — сказала на это бабушка. — О ком ещё писали пьесы? Гай Юлий Цезарь? Он просто человек. М-м-м... Морфей, а там Зевс, Аид — что, если ты получишь такие способности? Повелитель мёртвых... Я содрогнулся, вспомнив, сколько проблем нашим доставил некромант, который ещё жив и деятелен, к слову. — Гадать можно долго, но есть некая связь между тем, что я делаю и какую маску получаю, — произнёс я. — Накануне, перед получением маски Тесея, я зарезал существо, сильно похожее на Минотавра. Медики военных сказали, что это человек, но со сверхспособностью. Эту скотину было тяжело убивать, но я смог. За это меня вознаградили маской с образом персонажа, убившего Минотавра. Может, это совпадение, но я так не думаю. — Это всё усложняет, — покивала бабушка. — Но и так, твой потенциал очень вариативен. Ты можешь стать кем угодно, с самыми неожиданными способностями. Остальные этого лишены. Ты вновь случайно получил то, чего не могут получить остальные. Это она намекает на то, что я достиг успехов в театре и в кино, получая «незаслуженно» шикарные гонорары. В этом её не переубедить и она, как бы ни относилась ко мне, считает, что я просто ловко устроился в нише развлечения оглушённого телевизором и интернетом плебса, а также забавы для правящего класса. Я же считаю, что добился этого сам, оттачиванием образов и мастерством. Если бы это мог каждый, то почему актёр не каждый? — Я думаю, что Дима заслужил эту способность, бабушка, — заговорила Ани. — А у тебя какая способность? — спросила Агата Петровна. — Хранительница курганов, — ответила Ани. — Могу призвать двух косторезов, то есть духов, вселяющихся в давно мёртвые кости и защищающих меня от всех недоброжелателей. Очень интересно. Нет, случаются всякие способности, но это звучит как-то таинственно и несколько пугающе. — И эти духи сейчас тут? — сдержанно поинтересовалась бабушка. Меня тоже интересовал этот вопрос. Очень интересовал. Даже как-то жутковато стало, что вокруг нас могут кружиться потусторонние твари, ждущие только сигнала от своей хозяйки. — Нет, но я могу призвать их, — покачала головой Ани. — И лучше не делать этого. Любопытно осознавать, что все платят какую-то свою цену, а затем ещё и наценку за эксклюзивность приобретаемого товара. Хочешь стать супером — будь готов, что шарик прожарит тебе мозги до состояния «вэл-дан». Уже являешься супером — жди, какое ещё коленце выкинет незадокументированное проклятие писателя. — Ясно, — кивнула Агата Петровна. — Но какова цена? — Уничтожение духа влечёт за собой причинение мне некоторого ущерба, — пожала плечами финка. — Не убьёт, но это больно и кровоточит. Кровь привлекает зомби, я вызываю ещё духов, их уничтожают, а я получаю ещё больше ран... В такие ситуации лучше не попадать. — Насколько сильны твои духи? — спросила бабушка. — Я не хотела бы об этом говорить, — ответила Ани. Догадываюсь, что на кладбище она направилась не просто так. Не слышал никогда, чтобы на Смоленском был кто-то из её близких или родных. Я не Шерлок Холмс, но полагаю, что ей там что-то было надо. И очень высока вероятность, что там ей было нужно нечто, накрепко связанное с её сверхспособностью. Все эти выводы я сделал на основе названия её магии — «Хранительница курганов». Курганы — это могилы, а значит, она хранит могилы. Национальная одежда, увешанная костяными и деревянными амулетами, тоже, вроде как, о чём-то да говорит. Шаманизм, грибы и веселуха... — Что ж, разумная тактика, — хмыкнула бабушка. — Ладно, достаточно с меня чая. Пойду поработаю. Она встала, убрала посуду в раковину и вышла в прихожую, где накинула на себя дедовскую шинель. Вот делали раньше вещи — эта шинель пережила Сталина, Хрущёва, Брежнева, Андропова, Черненко, моего деда, а теперь ещё и Горбачёва, судя по всему. Будет жаль, если этот меченый подонок пережил зомби-апокалипсис. Но ещё больше будет жаль, если не пережил и сожрал кого-нибудь напоследок... Слишком многого я хочу — чтобы он сдох, но сделал это безопасно для окружающих. Не-е-ет, такие поднасрут окружающим даже своей смертью. Сосредоточенно курю, представляя картину, как Горбачёв, вооружённый британской или американской винтовкой, отстреливается от идущих на него зомби, а затем патрон закусывает затвором и зомби сжимают ублюдка в тиски и выдавливают из него жизнь своей массой, а потом жрут его останки. Я не марксист, не приверженец левых идеологий, я, можно сказать, где-то по центру, но к Горбачёву у меня вполне определённое негативное отношение. Хуже злонамеренного врага только наивный дурак, считающий, что делает всем только лучше. — Знаешь, Дима... — заговорила вдруг Ани. — А мы ведь с тобой единственные осколки нашей прошлой жизни. Помнишь те тёплые и хорошие времена? — Помню, — ответил я и задумался. А ведь действительно — кроме Ани мало кто сохранил ко мне былое отношение. Менеджер забыл обо мне сразу же после начала апокалипсиса, коллеги, наверное, даже не вспоминают, а если и вспоминают, то как хладнокровного убийцу, истреблявшего зомби в театре. Единственный настоящий друг, Гриша Сёмин, сейчас шаркает по своей квартире, пытаясь найти выход, а приятели и подружайки — это не то. У меня осталась только Ани, способная напомнить о моей актёрской карьере в театре и кино... Говорил или нет, но у нас в семье было как-то не принято демонстрировать свои чувства даже членам семьи. Просто не принято и всё. И я не буду. — Надо помыть посуду, пока есть вода, — произнёс я и пошёл к кухонной раковине. Ани подошла ко мне и положила руку на левое плечо. — Дима, я знаю, что ты хочешь сказать, — произнесла она. — Спасибо, что ты выжил. — Спасибо тебе, что выжила, Ани, — улыбнулся я ей.