Позволь тебя любить

Рассвет уже успел разлить золото по безоблачному небу. В распахнутое большое окно врываются потоки ветра, разнося по покоям свежий аромат утра. Сатиновая занавеска невесомо раскачивается под потоками воздуха. Люк просыпается первым. Он приподнимается на локтях, сгоняя с себя липкий сон. Эймонд, все еще спящий, лежит рядом на животе, обняв обеими руками подушку. Его волосы словно белая простыня укрыли лопатки. Острое колено соблазнительно выглядывает из-под одеяла. Люк осторожно кончиками пальцев убирает волосы со спины. Склоняется над ним, чтобы оставить невесомую цепочку поцелуев между лопаток, подушечками пальцев очертить их острые углы. Дыхание Эймонда все еще глубокое и редкое — спит. И пока он не проснулся и не взбрыкнул — Люцерис хочет урвать немного нежности. Может быть, Эймонд ничего не чувствует, но ему самому до дрожи хочется этого. Он пропускает длинные серебряные пряди сквозь пальцы. Они мягкие и гладкие, словно самый дорогой шелк. Когда-нибудь Эймонд позволит ему расчесывать и заплетать их. Люк собирает пряди в ладонях, отводит в сторону, чтобы теперь обнажилась еще и шея. Он склоняется к нежной ямочке под затылком, к самой линии роста волос, делает вдох, а потом целует. Ведет носом вниз по выступающим шейным позвонкам. Кожа у Эймонда белая и гладкая, пока еще не обезображенная шрамами. Пусть он и был одним из лучших воинов при королевском дворе, настоящих битв на его долю пока не выпадало. Люцерис уже давно изучил все его обнаженное тело и пока самый большой шрам все еще оставался на его лице. Шрам, оставленный Люком. Испытывал ли он по этому поводу тревогу или чувство вины? Сложно сказать. С тех пор, как они начали спать вместе, все его чувства смешались в единый запутанный клубок. А с тех пор, как Эймонд позволил брать себя, он запутался совершенно. Они использовали эту позицию все чаще. Как только Эймонд сбросил свою броню, позволил Люку удостовериться, что принимать ему нравится больше, чем брать, они почти не возвращались к прежнему. Люцерису же, в свою очередь, нравилось видеть его под собой. Смотреть в один лиловый, а другой сапфировый глаз. Прошло достаточно времени, Люк повзрослел и уже не был тем субтильным подростком. Он вытянулся и раздался в плечах. Ростом Эймонду не уступал, если уже не был выше. Пусть он вырос, но красоты и утонченных черт лица не растерял. Его природной красоте завидовали даже некоторые придворные дамы — слишком уж его лицо было хорошеньким. Каштановые волосы все так же вились, но длина их осталась прежней. Люк продолжает покрывать узкую спину поцелуями, скользя вверх и вниз вдоль позвоночника губами. Он и сам не замечает, как начинает сильнее сжимать чужое бедро, укрытое простыней. — Я скоро решу, что на моем месте ты хочешь видеть какую-нибудь длинноволосую девицу. Оставишь ты мои волосы когда-нибудь в покое или нет? — хрипит сонный Эймонд, не разлепляя веки. — Зачем мне какие-то девицы, если твоя грива не уступит первое место никому. Готов поспорить, что далеко не все дамы могут похвастаться такой длинной. Он утыкается носом в его затылок и жадно вдыхает. Эймонд старается развернуться на спину и слегка отталкивает Люка. — Что ты вынюхиваешь меня все утро? Мне уже надоело слушать твое сопение над ухом. — Ничего не поделаешь, придется терпеть, — и он вбирает мочку уха в горячий рот, обводит языком. — И кто только тебя таким мерзостям научил, — морщится Эймонд, но от прикосновения не уходит. — Есть один наставник. Он любит сначала ртом поработать, а потом свою же слюну внутрь себя принять. — Заткнись! — рычит Эймонд. Но Люк уже видит, как кожа на его шее и груди идет красными пятнами. — Смущение вам так к лицу, дядя, — дразнится он. — Вот ведь маленький ублюдок. Воспитал на свою голову. Пока идет этот незамысловатый диалог, рука Люка потихонечку спускается вниз, проникает между чужих бедер. Эймонд скрещивает ноги, зажимая его ладонь между ними. — Тебе не хочется? — выгибает темную бровь Люк. — Я ведь знаю, тебя после ночи даже готовить не надо. — Слишком многого хотите, мой лорд. Эймонд отстраняет его от себя, пытается встать, но Люк не позволяет и снова валит на лопатки. — Тебе что-то не понравилось этой ночью? — обеспокоенно вглядывается в лицо. Эймонд ехидно улыбается и проводит большим пальцем по щеке. — Если бы мне что-то не понравилось, ты бы не проснулся сегодня утром в моей постели. — Ясно, ты сегодня не в настроении, — Люк откидывается на спину рядом с ним. — Не думай, что знаешь меня настолько хорошо, чтобы делать подобные выводы. Он встает с кровати и подбирает свои вещи. — Мы спим с тобой уже черт знает сколько времени. Неужели ты думаешь, что я до сих пор не научился читать тебя? — Спать с человеком и знать, что у него внутри — две разные вещи. Запомни это, племянник. Эймонд натягивает на себя рубашку и брюки, пока Люк лежит, подперев голову ладонью. — Если ты больше не хочешь спать со мной — так и скажи. — Только я сомневаюсь, что кто-то сможет так же качественно трахать тебя и удовлетворять все твои желания, как я. Эймонд ставит колено на кровать и склоняется над Люком. — Уж поверь, я смогу справиться с этой проблемой. А вот сможешь ли ты без меня — остается вопросом. У тебя же зависимость. Ты и яд из моих рук примешь, если я того пожелаю. Подумай над этим в свободное время. — Нет у меня никакой зависимости, — зло фыркает Люк. Эймонд снова усмехается, а затем отворачивается, чтобы встать. Но Люк хватает его за плечи и притягивает к себе, не давая подняться. Наматывает длинные пряди на кулак, фиксирует голову и выдыхает на ухо. — Иногда ты забываешь, что я больше не хрупкий подросток, который не может быть тебе достойным противником. Его горячее дыхание растекается жаром по коже шеи, скапливается во впадинке над ключицей. — Может и так. Но это не отменяет тот факт, что ты все еще одержим мной. — Да пошел ты, — Люк резко отпихивает его от себя, выпуская пряди волос из захвата. — Кто кем одержим — остается вопросом. Посмотрим как быстро ты прибежишь ко мне, когда тебе снова захочется усесться на член. — Ты такой милый, когда злишься. Будто тебе снова четырнадцать. Только не забывай, что на тебе свет клином не сошелся. — Может и не сошелся, но только мои покои ты посещаешь с завидной регулярностью. — Как и ты мои. Но в них ты входишь только когда я пожелаю, — не остается в долгу Эймонд. — Поэтому сейчас собирайся быстрее, мне нужно заняться другими делами. Люк давит в себе агрессию, понимая, что больше смысла в их диалоге не будет. Он молча одевается и уходит не желая больше видеть безразличие на чужом угловатом лице. А было оно истинным или ложным ему уже не узнать. Следующий раз Эймонд приходит к нему через пару дней, когда время перевалило за полночь. Люк засиделся за бумагами, поэтому был еще одет. Эймонд проскальзывает словно тень к нему за спину. Кладет ладони на уставшие плечи и склоняется к уху. Его волосы падают на грудь Люку так, будто они его собственные. — Вы заработались, мой принц. Дела государства могут подождать и до утра, а сейчас время расслабиться. — Я занят. Неужели ты не видишь? — шипит Люк, а спустя паузу добавляет. — Ах да, возможно у тебя это может вызвать некоторые трудности. — Поверь, подобные колкости меня уже давно не задевают, — Эймонд упирается бедром в край стола и заглядывает в бумаги. — Из-за чего нынче болит голова у юных управленцев Семи Королевств? — А тебе-то какая разница? Неужели не понятно, что тебя здесь сегодня не ждали? — поворачивается к нему на стуле Люк. — Поэтому можешь возвращаться к себе и ублажать себя сам. — Все ясно, мой юный лорд обиделся. Эймонд опирается одной рукой в спинку стула за темноволосой макушкой, а другую кладет на пах. Его горячее дыхание струится по шее за расстегнутым дублетом. — Что ж, продолжайте заниматься работой, мой принц. Не смею больше отвлекать. И он резко отстраняется, ладонь исчезает с уже заметно напрягшейся плоти. Он словно ветер уносится к двери, но не успевают пальцы коснуться ее ручки, как его грубо хватают и припечатывают к стене. — Дьявол. Думаешь, можешь забавляться со мной, когда тебе угодно и ничего тебе за это не будет? — А что мне за это может быть? Ты не позволил мне и шага ступить за дверь, а именно за этим я сюда и пришел. — Я не позволю тебе управлять мной словно марионеткой. — То, что ты это понимаешь — уже достижение. Только сможешь ли ты оборвать те нити, с помощью которых я тобой управляю. И он снова хватает его за напряженный член, скрытый тканью штанов. — Чего ты добиваешься? — голос Люка сделался совсем низким. — Мы с тобой спим и нам обоим это нравится. Но чувство привязанности возникает только у тебя, а я этого не хочу. Я чувствовал все твои касания и поцелуи тем утром, когда ты думал, будто я сплю. И я не хочу, чтобы ты думал будто между нами это может стать нормой. — Мы спим с тобой уже несколько лет, а волновать это тебя стало только сейчас? Может быть, привязанность возникает у тебя и ты этого боишься? Люк запускает руку ему за талию и прижимает к себе. — Не неси ерунды, — остается невозмутимым Эймонд. — Не думай, что ты один такой умный на белом свете. У других тоже есть мозги и глаза. Причем последнего у других в два раза больше, чем у тебя. Люк ехидно скалится, обнажая белые зубы. — Ты не заденешь меня, даже если упомянешь мой глаз в своей речи хоть тысячу раз. Мне плевать какие слова вылетают из твоего рта. — Главное, чтобы это не были слова нежности и любви, верно? — Люк смотрит прямиком в сиреневую радужку. — Абсолютно. Я рад, что мы поняли друг друга. — Что ж, если их не хочешь слушать ты, значит будет слушать кто-то другой. — Но мы… — начинает Эймонд. — Не волнуйся, — прерывает его Люк, — я по-прежнему буду драть тебя словно последнюю шлюху в борделе, если тебе этого так хочется. Тем более больше на подобное никто и не согласиться, а я не хочу отказываться от таких мероприятий время от времени. Он грубо хватает Эймонда за челюсть, чтобы поцеловать. А затем разворачивает к себе спиной и толкает к постели. — Вперед. Раздевайся и ложись. Эймонд не говорит ни слова и начинает послушно выполнять не просьбу, а приказ. Когда он полностью обнаженный ложится на перину, над ним нависает Люк все еще одетый в нижнюю рубашку и брюки. — Ты не разденешься? — Не вижу смысла. Он грубо разворачивает Эймонда спиной к себе и ставит в коленно-локтевую. — Сегодня мы закончим довольно быстро. Он бесцеремонно проталкивает в него пальцы, едва испачканные маслом и сразу начинает ими активно двигать. — Люк, мне больно, — подает голос Эймонд. — Тебе же нравится боль, поэтому терпи. — Нравится, но не такая. Он пытается приподняться, но Люк за шею прижимает его голову обратно к подушке. — Я не вижу особой разницы. Боль она и есть боль. Поэтому, если ты ее любишь, то терпи. Он распускает завязки на штанах и уже собирается войти в едва подготовленное отверстие. Не успевает он пристроить головку, как Эймонд резко дергается и отпихивает его, сам садится напротив. Его волосы растрепались, а радужка горит сиреневым пламенем. — Ты совсем что ли свихнулся? Не смей больше меня трогать, — он отпихивает от себя его руки. — Если ты собрался меня разорвать и покалечить, то спешу тебя разочаровать — такого удовольствия я тебе не доставлю. Засунь себе в глотку свои идиотские обиды и не смей на мне их вымещать. Он собирается встать, но Люк тут же хватает его за горло. — Ты отсюда никуда не выйдешь, пока я не захочу тебя отпустить. — Что же ты, возьмешь меня силой? — Может и возьму. Мне в целом плевать, что ты об этом думаешь. — Ну попробуй. Только запомни, что больше ты до конца жизни и пальцем ко мне не прикоснешься. Люк сжимает пальцы сильнее, но потом зло отпихивает его от себя. Так, что Эймонд валится на бок, делая глубокий вдох. — Убирайся отсюда, — бросает Люк, отвернувшись спиной. — Я и не собирался тут больше задерживаться. Эймонд быстро одевается и спустя пару минут Люк слышит громкий хлопок двери. Этот хлопок отзывается внутри раскатом грома. Идиот, какой же он идиот. Люк трет ладонями лицо, коря себя за содеянное. Они не разговаривают больше двух недель. Даже приветствиями не обмениваются. Эймонд делает вид, что Люка просто не существует. А последний не может найти возможности, чтобы остаться наедине. В свои покои Эймонд его не впускал, хотя Люк приходил к двери каждую ночь. В один из вечеров Люк предпринимает очередную попытку уже не особо рассчитывая на успех. Он злится и на Эймонда и на себя. От эмоций он резко ударяет в дверь кулаком, и та внезапно открывается. От громкого стука, Эймонд резко отрывает голову от бортика ванной и распахивает глаза. Иногда слуги готовили ванны своим господам прямо в их покоях, если те хотели принимать водные процедуры дольше и не засиживаться до поздна в купальнях. — Какого черта! — вскрикивает Эймонд, вцепившись пальцами в бортик ванной до побеления костяшек. — Извини, я … — запинается Люк. — У меня был тяжелая неделя и долгий перелет. В кои-то веки я решил расслабиться и побыть в одиночестве, как ты какого-то дьявола, врываешься без приглашения в мои покои, открывая дверь пинком. И то, что я забыл ее запереть, не значит, что ты приглашен. Тебя здесь не ждали, а потому совершенно не рады. Убирайся вон. — Я пришел извиниться. — Хорошо, твои извинения приняты, а теперь убирайся вон, — шипит Эймонд. Люк, наконец совладав с собой, закрывает дверь и запирает ее за собой. — Ты что, оглох? Или отупел вконец? Я сказал проваливай, — злится Эймонд, но со своего места не встает, не желая оказаться полностью обнаженным перед полностью одетым Люцерисом. Кончики его волос намокли, распаренная белая кожа порозовела и блестела от капелек воды. В поднимающемся над поверхностью молочно-белой воды паре он выглядел слишком хрупким и беззащитным. От этого зрелища внутри у Люка разливается такое приятное чувство нежности и желание защитить. Он подходит ближе и садится на корточки. — Я, кажется, сказал тебе… — начинает заново Эймонд. — Тише, — прерывает Люк. — Я так по тебе соскучился. И вдруг сам того не осознавая, тянет палец к чужому лицу, касается влажной острой скулы. Эймонд замирает от неожиданности. Он уже приготовился к бою, но такая нежность резко обезоружила его. Люк мягко накрывает его теплые губы своими, пальцем осторожно заводит мокрую прядь волос за ухо. Эймонд поддается. Его уставшие мышцы расслабились в горячей воде и он не сопротивляется ласке, которая стайкой мурашек разбегается по коже. Люк целует его губы неспеша. Накрывает своими то верхнюю, то нижнюю, потом втягивает в поцелуй обе. Его ладонь скользит по гладкой скользкой коже груди. Эймонд запрокидывает голову назад, выставляя напоказ беззащитную шею, с которой Люк начинает сцеловывать капли воды. Эймонд цепляется обеими ладонями за борта ванной, пока Люк расстегивает свой дублет и сбрасывает на пол. Когда на нем остается только нижняя рубашка, не боясь ее намочить, он скользит ладонью к низу живота. Гладит нежную чувствительную кожу, пока Эймонд постанывает, откинувшись назад. Белесая вода плещется между разведенных ног, пока Люк скользит по внутренней стороне бедер и наконец спускается к промежности. Он заводит другую руку Эймонду под шею и целует напряженные мышцы с обеих сторон. Другая рука под водой сжимает основание напряженного члена. Пальцы начинают скользить вверх и вниз постепенно увеличивая амплитуду. Проступающие венки набухают еще сильнее, образуя рельеф под подушечками. Эймонд дышит тяжело, его грудная клетка двигается часто и быстро. Люк оглаживает нежную кожу у основания, потом оттягивает сверху, обнажая головку. Эймонд хватает мокрыми пальцами его плечи, сильнее сгибает ноги в коленях. Мышцы его бедер напряжены, мокрые волосы липнут к шее и груди. Люк жадно окидывает его взглядом, не прекращая двигать рукой в воде. Будь его воля, он бы выжег себе это зрелище на сетчатке глаз. Эймонд абсолютно обнаженный и мокрый, стонет от каждого его движения, посекундно кусая губы. Они расплескали воду, Люк коленями стоит в луже, его штаны мокрые от перелившейся за край жидкости. Люк все еще сжимает в пальцах его плоть, а губами припадает к груди. Собирает влагу с твердой грудины, а затем поочередно целует соски. Проходится по ним языком, потом прихватывает зубами. Эймонд мычит что-то нечленораздельное и мокрыми пальцами зарывается в его волосы на затылке. Когда его плечи начинают подрагивать, а бедра напрягаются еще сильнее, Люк понимает, что он вот-вот кончит. Через минуту Эймонд вцепляется мертвой хваткой в его плечо и изливается в кулак под водой. Люк снова находит его губы, успокаивает бешеное сердцебиение ласковым поцелуем. — Мне нужно встать… — тяжело говорит Эймонд. — Вода уже испорчена. — Тише, все в поряде, — шепчет Люк. — Иди ко мне. Эймонд в недоумении смотрит на него. — Принимать помощь — не значит быть слабым. И Эймонд заводит руки ему за шею, позволяя обнять себя за талию. Люк поднимает его из воды. С тела вниз стекают потоки воды. Люк осторожно берет его на руки и переносит на постель. Все остатки его одежды промокли окончательно, поэтому он стаскивает с себя неприятно липнущую к коже ткань. Эймонд будто впадает в полудрему, его веки закрыты, но ресницы трепетно дрожат. Люк перекидывает одну ногу через него, берет обе его ладони в свои и прижимает тыльной стороной к подушке по обе стороны от беловолосой головы. Переплетает их мокрые пальцы, а сам начинает нежно целовать шею начиная от самой линии челюсти. Покрывает поцелуями всю грудь, ребра, живот, бедра. Так, как всегда хотел — мягко и ласково. Когда спускается к коленям, ощущает тепло ладоней на своих плечах. Эймонд тянет его обратно вверх. — Что ты делаешь? — говорит он, гладя его губы двумя большими пальцами. — Хочу показать тебе свою любовь, пока ты позволяешь. — Люк, ну как ты не понимаешь? Я не специально делаю тебе больно. Я хочу защитить тебя от боли гораздо большей, которая ждет нас в будущем. Мы женимся на разных женщинах, разлетимся в разные точки мира и, может быть, никогда больше не увидимся. А ты привязываешь меня к себе все сильнее и привязываешься сам. Люцерис смотрит в его блестящую, лиловую радужку, которая сейчас особенно глубокого темного оттенка. — Мне достаточно узнать сейчас, что ты не по своей воле отталкивал меня. Что между нами не только постель и больше ничего. Что ты чувствуешь тоже, что и я. — Какой в этом смысл? Я сам виноват, что тогда впервые подпустил тебя к себе. После того злополучного ужина, когда ты ворвался ко мне злой и разъяренный со своими признаниями. Я дал слабину, хотя не имел права этого делать. Они перекатываются на бок и Люк сгребает его в свои медвежьи теплые объятия. — Сколько воды с того времени утекло, — продолжает он. — Да. Я уже давно перерос тебя. Я уже не мальчик, а мужчина и я могу отвечать за свои действия. Если ты думаешь, что тебя могут в чем-то обвинить по отношению ко мне, то выбрось эти мысли из головы. Я уже не ребенок. — Но тогда был, — шепчет Эймонд в его висок. — Мы тогда оба были юными. И посмотри, с того времени между нами ничего не изменилось. С того первого раза, когда ты прошептал, что прощаешь меня, а я потом разрыдался у тебя на плече. Не вини одного себя в чем-то, только потому что ты на несколько лет старше. Это ничего не меняет. Я приходил бы к тебе тогда все равно до тех пор, пока бы ты меня не впустил. Как тогда, так и сейчас. Ничего не меняется. Ты как и прежде пускаешь меня. — Хотя не должен был ни тогда, ни сейчас. Люк приподнимется над ним, чтобы снова заглянуть в лицо. — Как тебе втолковать, что любовь — это не проявление малодушия или слабости? Что тогда ты позволил мне остаться не потому что мы были глупыми детьми, а сейчас не потому что ты был не в силах выставить меня обратно за дверь. Я хочу дарить тебе ласку и нежность не потому, что считаю тебя слабым и безвольным, а потому что сам этого желаю. Хочу, чтобы ты чувствовал мою любовь. Эймонд накрывает его рот ладонью. — Нет, ты не заставишь меня замолчать, — отводит его руку в сторону Люк. — Любовь — вот самая огромная сила в этом мире. Ты все еще считаешь меня глупым, а сам не понимаешь таких простых вещей. Эймонд убирает с его лба темные пряди волос и по-прежнему молчит. Только совсем маленькая кристальная слезинка блестит в уголке его глаза. Кажется, Люк видит подобное впервые. — Никто не заставит нас с тобой жениться на других. Мы убежим с тобой, улетим за Узкое море, возьмем другие имена и никто нас не отыщет. Я знаю, что ты не хочешь ни этого королевства, ни власти, ни сражений. Я не хочу быть принцем Дрифтмарка. Не хочу проводить всю жизнь в политических распрях и бесконечных попытках завоевать как можно больше земель. Мы убежим от нашей чокнутой семейки, которая умеет заключать браки только исходя из полученной выгоды, не зная при этом что такое любовь. Мы сбежим, обещаю тебе. Эймонд молча обнимает его за шею, притягивает к себе. Люк сильнее обнимает в ответ, зарываясь носом во все еще влажные волосы. Он проводит по всей длине ладонью. — Позволишь мне расчесать их? Спустя несколько секунд чувствует слабый кивок и улыбается. Эймонд тоже знает, что такое любовь.