Я ли вообще

Прежде неслышавшие уши, вновь начали улавливать звуки вокруг. Пыль рассеялась, и перед ним открылся совершенно новый, прежде невиданный пейзаж. Стоя в этой бесконечно мёртвой пустыне, бывшей некогда домом для миллионов людей, Роберт ненароком пошатнулся и попытался отступить назад, но не смог: в спину впилась чужая вытянутая ладонь. Он на секунду подумал, что сзади стоит его Совесть, как бы глупо это не звучало, но всё же не решился оглянуться. Молча стоя на месте, пока его бегающие глаза оглядывали масштаб разрушений, Роберт подумал, что его обязанность прямо сейчас - ощутить и понять, что именно он ответственен за смерть людей. Лежащая на его спине холодная ладонь будто говорила: "- Стой и смотри, ведь ты не сможешь убежать от того, что именно ты сотворил всё это". Не имея возможности уйти, он упал на колени и, уперевшись руками в землю, начал рассматривать тонкую корочку стекла, образовавшуюся из песка из-за температуры. Но через несколько минут, оторвав свой взгляд от земли и вглядевшись вдаль, Роберт понял, что цикл начался снова. Перед ним вновь цвёл город. Вечернее розово-оранжевое небо сияло над горизонтом. Вдалеке копошились горожане, занимавшиеся своими обычными домашними делами. Играли дети. Рабочие ехали домой с окраинных заводов. Возращались в свои лачуги грузчики из порта. В воздухе витал запах жизни. Этот запах невозможно распознать до тех пор, пока ты не встречаешь запах смерти, который сам Роберт уже не раз заставал воочию. Он заворожено глядел на этот город. Этот маленький мир. В котором живут люди, самые разные люди. Дети и взрослые. Молодые и старые. Добрые и злые. Умные и глупые. Но все - живые. Все они беспокоятся о чем-то, спешат домой к семье, ищут или уже занимаются любимым делом. Может иногда отдыхают от тяжёлой работы и выпивают с друзьями. Дерутся. Ссорятся. Бьют своих детей и близких. Но тем не менее, все они - люди. Люди, которые имеют много недостатков, но которые могу измениться, если в их жизни появятся переменные. Они могут быть разными: книги, задушевный разговор с незнакомцем, рождение ребенка, встреча своей любви. Всё это меняет людей, и в этом чудеса человечской сущности. Но Роберт ввёл в этот маленький мир одну константу. Он оторвал свой взгляд от города и посмотрел на свои механические, расцарапанные и побитые, часы. До события константы оставалось 17 секунд. На стекло часов упала слеза Роберта. Соленые, они текли из его глаз, а губы нервно тряслись. Смотря на город, он хотел было закрыть веки, но так и не решился. Над городом загорелось новое солнце. Вспыхнула яркая вспышка, какой никогда не видел мир. Жар начал калечить его тело, оставляя страшные ожоги. Ослеплённый, Роберт почувствовал как земля под ногами начала трястись так, будто сейчас разорвётся на куски. Роберт раскрыл свои обуглившиеся веки и глаза. Вместо города перед ним возвышался ядерный гриб, а от него неслась ударная волна. За несколько секунд она достигла его и врезалась в его крохотное тело. Роберт каждой клеточкой тела чувствовал, как эта сила сдирает с костей его опалённую кожу и мышцы. Но помимо боли он слышал крики миллионов умирающих людей. Ощущал чувства тех, кто сгорел в ядерном огне его детища. Он слышал вопли ужаса, отчаяния, боли обречённых жителей города. Того, как их тела сгорали, расщеплялись на атомы. Как навсегда перечеркивались судьбы детей и взрослых, молодых и старых, добрых и злых, умных и глупых. Анигилированные вселенной, они оставили после себя лишь тени и чувства, которые сейчас отправились к Роберту. Наконец это всё закончилось. Он вновь стоял перед выженной пустыней. Не обращая внимания на ожоги, он глядел в даль, ставшую пустотой. Ужасаяясь от самого себя, он попытался сделать шаг назад, но упёрся в чью-то ладонь, и застыл. Но впервые, за всё это бесконечно долго тянущееся мгновенье, Он почувствовал сзади не только холодную ладонь, ставшую стеной, но и голос. Громко и отчётливо он услышал: "Hostis humāni genĕris". - Я и не думал, что в аду говорят на латыни... - Тихо прошептал он через несколько минут, а после упал на колени, закрыв лицо руками. Он вновь и вновь слышал терзавшие его крики мертвых, пока мир не вырвал его из этого кошмара. Роберт почуял самый страшный запах, который только мог почуять - запах жизни.