***
В ресторан они пришли со всё ещё горящими щеками от длительного душа — а также вещей иного сорта. Швейцар поприветствовала их с мягкой улыбкой, впуская их и помогая избавиться от пальто. Феликс в буквальном смысле отыскал ближайший к отелю трёхзвёздочный Мишелин и вытолкнул Хёнджина из кровати — последний не до конца осознал, что тот был серьёзен угостить его, и до сих пор не мог понять, откуда у него столько энергии после того, как его раз пять отымели, потому что он, с другой стороны, буквально превратился в потную кучку из усталости и сожалений. Однако его усталость улетучилась сразу же, как только он увидел, как двигаются бёдра Феликса в слаксах, которые он просто обожал на нём — туго сидящие на заднице, но свободные в ногах. На самом деле он был настолько на них сосредоточен, что чуть не врезался в один из кремовых стульев, когда официант вёл их к столику, и это вызвало многозначительный взгляд какой-то “Карен средних лет” в его сторону. Он ответил столь же осуждающе поднятой бровью. — Париж тебе как влитой, — прошептал ему на ухо Феликс, переплетая их пальцы. — Потому что я произведение искусства? — Потому что ты мудак. Они попрепирались ещё немного, усаживаясь напротив друг друга, и продолжили переругиваться, пока официант не вернулся с бутылкой вина и свежими столовыми приборами. Они бегло просмотрели меню, пока официант наливал им по глотку красного вина и ждал, пока они попробуют, прежде чем наполнить их бокалы полностью. — Что такое plat du jour? — спросил Хёнджин у официанта. — Это специальное блюдо дня от шефа, — ответил тот. — Coq au vin gastronomique. Тишина. Хёнджин уставился на него, выпучив глаза. — “Кок” на чём ещё раз? Феликс фыркнул, буквально захлёбываясь вином. Смех перемежался с кашлем, и официант встал за ним, с прямой, как стрела, спиной и каменным лицом, после налил Феликсу стакан воды и предложил ему. Феликс прохрипел слабое "мерси", перед тем как осушить стакан воды и успокоиться — его щёки покраснели ещё больше, а слезящиеся глаза блестели, пока он наблюдал за Хёнджином, что хотел просто провалиться сквозь землю. — Мы- — попытался произнести Феликс и прочистил горло, когда его голос сорвался и он снова закашлялся. — Мы закажем через минуту. Официант кивнул и оставил их одних, а Хёнджин… Хёнджин спрятал лицо за меню. — Эй, — Феликс усмехнулся, наклоняясь через стол, чтобы коснуться его руки и опустить меню. — Эй, прости меня. Это было совсем не круто. Ты меня просто удивил. Старший вздохнул. — Пожалуйста, скажи, что здесь нет никаких коков в меню. — Здесь есть кок, вообще-то, — засмеялся он, и стал смеяться ещё громче, когда лицо Хёнджина перекосилось от ужаса. — Настоящий кок, Хёнджин. В смысле петух. — О, — он ущипнул себя за переносицу. — Я чувствую себя охренеть каким тупым, Ликс. — Господи, да не придавай этому такое значение, — Феликс поднёс руку парня к своим губам, оставляя мягкий поцелуй на его ладони. — Просто расслабься и позволь мне о тебе позаботиться, ладно? Он тяжело сглотнул — мягкий, но низкий, хриплый голос Феликса что-то сдвинул внутри него. Нежность его губ на его ладони вздыбила каждый волосок на его затылке, когда он отвёл взгляд и коротко кивнул. Губы Феликса на его ладони растянулись в улыбке. В первую ночь они решили не идти развлекаться сразу, выбрав ранний сон, чтобы прийти в себя от изнурительного 17-часового перелета, который они опрометчиво продолжили трахом на новоселье в душе своего гостиничного номера. Программа была простая: пойти домой, почистить зубы, в конце концов посрать (что неудивительно, учитывая, насколько набитыми были их животы после ужина из пяти блюд), затем лечь спать. Это не включало в себя той херни, что Феликс в настоящее время вытворял своим ртом под простынями. — Я сейчас кончу, — предупредил Хёнджин, хватая ртом воздух, когда Феликс насадился на его член до упора, носом утыкаясь в волосы на лобке. — О, боже, блядь. Он задрожал, изливаясь в горло своему любовнику, зажмуривая глаза, когда Феликс застонал вокруг него и заставил оргазм отдаться в каждой клеточке его тела. Небольшая копна каштановых волос выскользнула из-под одеяла — лунный свет осветил его блестящие глаза и губы, подчёркивая красивые веснушки, разбросанные по его носу и щекам. Он поднялся, чтобы прижаться ртом к шее Хёнджина, и слегка потёрся о бедро своего парня стоящим членом, распределяя смазку по голой коже. — И откуда всё это взялось? — усмехнулся Хёнджин, обнажая шею для поцелуев Феликса. — Просто ты охренеть какой очаровательный в последнее время. Хочу заставлять тебя кончать раз за разом. Он укусил место, где шея переходила в плечо, вытягивая тихий стон из Хёнджина. — Ну, в данный момент я думаю, мой член просто отвалится, если я снова заставлю его работать. Как ты хочешь кончить? Феликс остановился на мгновение, обдавая кожу своего парня горячим тяжёлым дыханием, пока тёрся об него сильнее. — Я мог бы… Может быть… — Что ты бы мог, малыш? Младший сел. Тишина повисла на несколько секунд, перед тем как он натянуто улыбнулся. — Неважно, — прошептал он, глядя на раскинувшегося под ним Хёнджина, блестящего от пота, с розовыми щеками, взъерошенными волосами и искусанными губами. — Просто полежи для меня вот так? Он упёрся коленями между бёдер Хёнджина, нависая над своим красивым любовником, и обхватил собственный член, надрачивая. Он выглядел неземным, его красота была совершенно умопомрачительной в светло-голубых оттенках лунного света, и каждое движение его кулака по собственному члену, каждый вздох его приоткрытых губ заставляли жар сворачиваться в животе Хёнджина. — Ты не можешь так со мной поступить, — выдохнул Хёнджин, мягко улыбаясь, поглаживая подтянутый живот Феликса. — Ты не можешь просто подрочить на меня и не ожидать, что у меня снова не встанет. Феликс усмехнулся. — Это никогда не кончится, да? — выдохнул он. Его разрядка приближалась быстро, что было довольно неожиданно для Хёнджина. Он сжал своими ногами бёдра Феликса, мягко его подбадривая — и мимоходом пытаясь не возбудиться самому, — и оргазм младшего накрыл его лавиной парой минут спустя. И, боже, он не мог остановиться, наблюдая за тем, как его сперма скапливалась на животе Хёнджина, и выплёскивал всё больше и больше, мелко подрагивая. — Вау, ладно, — Хёнджин промурлыкал, пялясь на абсолютно нелепое количество семени на своём теле. — Это… Его парень нервно усмехнулся. — Ага… Извини, я сейчас чем-нибудь тебя вытру. — Подожди, — без предупреждения Хёнджин втянул его в горячий поцелуй, сперма Феликса размазывалась между ними, пока они пытались сплестись друг с другом как можно теснее. Они оторвались друг от друга, тяжело дыша. — Теперь можешь идти. Взгляд Феликса заметался между глазами Хёнджина и его губами, сочась таким желанием, которое он никогда от него не видел. — Блин… Ага, ладно, иду. Через несколько секунд он вернулся с влажным полотенцем и принялся вытирать семя с собственного пресса, после чего свернул его и, оседлав своего любовника, стал вытирать его. Выглядел он очень сосредоточенным, потерянным в своих мыслях, как будто совсем не здесь и сейчас, и в сознании Хёнджина пробудилось любопытство. — Что происходит в твоей прекрасной умной голове? — спросил он, заправляя тёмную прядь за проколотое ухо Феликса. И снова тишина на мгновение. А после натянутая улыбка. — Ничего. Не волнуйся ни о чём. Он небрежно бросил грязное полотенце и скользнул в постель к Хёнджину, мягко целуя его в нос. Потом, практически на автопилоте, Феликс повернулся и прижался к Хёнджину спиной, как всегда. Феликс был маленькой ложечкой, как всегда. Да. Так всё между ними и работало. Хёнджин заботился о Феликсе. Для него было естественным быть у руля, быть более… более ведущим. Конечно. Их обоих это устраивало. Наверное. Не похоже, что кто-то из них хотел что-либо поменять. Определённо. Это, что они делали всегда.***
Он всё это ненавидел. Вонь, людей, шум… всё. Хёнджин ненавидел каждую частичку происходящего. Поморщившись, он вытащил из жилета носовой платок, чтобы обернуть его вокруг ладони, прежде чем схватиться за центральный поручень в вагоне метро. Это вызвало очередной взрыв смеха от глубоко впечатлённого этим Феликса. — Такой ты драматичный. — Слушай, моей ангельской доброты хватило только на то, чтобы позволить тебе затащить меня сюда, когда как мы спокойно могли взять грёбаное такси, так что тебе не остановить моё нытьё, — выплюнул Хёнджин, скривив губы, прижимая свою сумку к себе ближе и бросая параноидальные взгляды на всех, кто подходил слишком близко. — Ёбаный свет, Хёнджин, ты что, никогда не ездил в метро в большом городе? — А мне не надо было, потому что- — он сам себя оборвал с полузадушенным вздохом, когда увидел маленькую движущуюся мерзость на полу. — Это что, блядь- это ёбаный таракан, Феликс, мы сходим на следующей же станции и вызываем чёртов Убер. — Ни за что, — решительно сказал Феликс, шаркая ногой по полу и выкидывая насекомое прочь из вагона, перед тем как двери закрылись. — Я не позволю тебе платить за такси, пока мы здесь. Смирись, принцесса. — Не зови меня принцессой- Феликс заныл, толкая Хёнджина назад и прижимая его к противоположным дверям, держась руками за верхние поручни. Кожа Хёнджина покрылась мурашками, когда он соприкоснулся со стеклом, но Феликс быстро заставил его забыть о его благородной гермафобии, запихнув язык ему в горло. Через несколько секунд поезд резко остановился, и, слишком увлекшись поцелуями со своим парнем, Хёнджин забыл за что-нибудь ухватиться, а это неизбежно привело бы к тому, что он сполз вниз по двери и почти проиграл печально известной гравитации. Если бы только не Феликс, что быстро схватил его за талию и прижал ближе к себе, иначе бы он неизбежно рухнул на сидящего рядом старика. — Неуклюжий ты ебанько, — поддел Феликс, его голос упал на несколько октав ниже, отчего нутро Хёнджина совсем не скрутило в тугой узел. — Мне и впрямь придётся делать всё для тебя, а? — Почему ты так всему этому радуешься? Феликс усмехнулся. — Думаю, иногда хорошо поменять всё местами. И прежде чем Хёнджин смог спросить что это всё, нахрен, значит, он увидел чужую руку над плечом Феликса, что после схватила его чересчур агрессивно по его мнению. Феликс обернулся посмотреть на женщину, и Хёнджин увидел, как она исторгает французскую тарабарщину — по крайней мере, насколько он смог уловить, — и при этом драматично жестикулирует, указывая на своих детей. Ему не нужно было идеальное знание этого дьявольского языка, чтобы осознать, что происходит. И ему совершенно необязательно было понимать, что Феликс говорил, потому что тот выглядел чертовски горячо, пока мило улыбался и разговаривал с ней в пассивно-агрессивной манере, мастерски вплетая несколько французских ругательств, что явно подцепил из собственных уроков Дуолинго. Хёнджин был почти уверен, что услышал в процессе "foutre" и "merde", и хоть он никогда не понимал, почему все находят французский язык сексуальным, он почувствовал, как его колени подогнулись, пока он представлял, что Феликс сказал противной фанатичке пойти нахуй и нажраться говна. Гордость расползлась в его груди, когда женщина с каждой минутой становилась всё бледнее, а после поджала свои несуществующие сучьи губы и молча вернулась на своё место. — Так где мы остановились? — мурлыкнул Феликс, поворачиваясь к нему обратно и сверкая ослепительной улыбкой. Хёнджин моргнул. — Я выебу тебя, как только мы вернёмся в отель. Феликс раскрыл рот, улыбаясь шире, и неверяще усмехнулся. — Ладно. Отличный способ заставить меня выкинуть наше расписание на день и затащить тебя туда. — Слава богу, я здесь, чтобы вбить хоть немного ума в твой слишком похотливый мозг и проследить, чтобы мы не провели весь отдых трахаясь в номере отеля. — Ну, знаешь, — усмехнулся Феликс, — это очень хороший номер. Хёнджин покачал головой. — Стерва. — Громкоговоритель в поезде объявил станцию со слишком длинным и труднопроизносимым названием. — Где нам выходить? — Если я тебе скажу, ты будешь знать, куда я тебя веду. — Ты переоцениваешь мои умственные способности, Ликси. Феликс вздохнул. — Нам выходить на Champ de Mars - Tour Eiffel. О. Хёнджин поджал губы. — Мы что- — Да, мы идём на ёбаную Эйфелеву башню, сюрприз испорчен, — застонал тот, закатывая глаза, когда Хёнджин, согнувшись пополам от смеха, уткнулся лбом ему в плечо. И хоть их дурачество позволило Хёнджину расслабиться из-за поездки в метро с другими людьми — или, как он предпочитал их называть, «чёртовы простолюдины», — он не преминул завизжать и практически выбежать из метро, когда его глаза имели несчастье наткнуться на дохлую крысу на рельсах. Феликс с тихой усмешкой последовал за ним, пересматривая свой жизненный выбор с каждым драматическим событием, которое напоминало ему, что он влюбился в высокомерного, неблагодарного папиного сыночка. Было преступлением то, насколько красивым и покоряющим он был, из-за чего Феликс не смог не схватить его за руку и не повести за собой, когда они шли мимо доков, окружённых деревьями, пока огромная металлическая башня не возникла в поле зрения — и, чёрт, она была действительно впечатляющей вблизи. В отличие от весьма невзрачной Статуи Свободы — та была на самом деле гигантской. — Теперь я понимаю, — усмехнулся Феликс, сверкая глазами и глядя на огромную башню. — Франция подарила США Статую Свободы на самом деле просто для того, чтобы убедиться, что американский хуй будет максимально пиздецки нелепым, чтобы строящийся французский выглядел как чудовищный хуй. Это было соревнование хуёв. — Твои конспирологические теории никогда не перестанут меня удивлять. Хочешь помериться хуями? Феликс приподнял бровь и обнял его за талию. — Не хочу ранить твоё эго. О, он же только что не- — Во-первых- — Да, папочка с гигантский членом, больше среднего, хён всех хёнов, и так далее, можем мы уже залезть на парижский хуй? Обиженно выдохнув, Хёнджин всё же позволил затащить себя в очередь. Может быть, что-то действительно витало в парижском воздухе — потому что Феликс никогда, никогда так себя с ним не вёл. Он всегда был задирой, шутником, но это… это было нечто другое. Совсем другое. Хёнджин понятия не имел, что чувствовать по этому поводу, хотя то, как сводило его желудок, должно было быть неплохой подсказкой. Позволять Феликсу таскать его повсюду было чем-то определённо новым. Позволять Феликсу говорить за него, платить за него, заботиться о нём, вступаться за него — делать все те вещи, что Хёнджин привык делать в своих отношениях с Феликсом и со своими бывшими. Хёнджину нравился контроль. Он был лидером. Заботящимся. Доминантным топом — определённо доминантным топом. Может быть, ему не стоило думать об этом так усиленно. Это была простая весёлая игра с обменом шутками и поддёвками, просто игривое поддразнивание, которое не могло повлиять на динамику их отношений… так ведь? Потому что он совершенно точно не хотел изменений. Он точно не вспоминал о том, как Феликс поставил его на колени в душе. Или о том, как тот выглядел, пока нависал над ним, дрочил между его разведённых ног и после кончил на него. Или о том, как тому явно нравилось прижимать его к стенам в последнее время. Или- — Хёнджин? Тот резко вернулся в реальность, вскидывая голову, чтобы посмотреть на прекрасного веснушчатого мужчину перед собой. И случайно заметил также слишком большое количество горизонта и неба перед собой, что напомнило ему, что он сейчас в 275 метрах от земли. — Ох, — охнул Хёнджин, зрение помутилось, когда он совершил ужасную ошибку и посмотрел на решётку внизу. — Ладно, дай мне минутку. Голова закружилась, и он, вцепившись в металлический поручень, стал сползать вниз по решётке, пока его задница не коснулась пола. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Феликс, садясь на корточки рядом с ним. — Хочешь спуститься? — Нет, я в порядке, я просто- Слишком сильно задумался, и высота меня удивила, я думаю. Уже более расслабленно, Феликс заворковал: — Мой прекрасный маленький хён боится высоты, ну разве ты не прелесть? Старший бросил на него взгляд. — Мне начинает казаться, что это у тебя хён кинк. — Должен признать, — начал Феликс, помогая своему возлюбленному медленно подняться обратно, — мне начало нравиться звать тебя хёном пока я- пока я, м, скачу на тебе. — Скачешь на мне, м? — Хёнджин посмотрел на него с подозрением. — Что ты на самом деле собирался сказать? И как только он задал свой вопрос и увидел, как потемнели глаза Феликса, прежние навязчивые мысли Хёнджина вернулись. Конечно, он думал о чём-то совершенно обычном для них, да? Отсосать ему, сесть ему на лицо, сделать ёбаный анальный Кегель на его члене — всё то, что, насколько он знал, они постоянно делали. Но Феликс снова предложил ему эту чёртову натянутую улыбочку. — Ничего. И Хёнджин почти отпустил всё это, двинулся дальше, но что-то гнилое в его сознании заорало о том, что его парень думает именно о том, чего он так боится, и та же самая часть его мозга заставила его губы произнести слова, о которых он тут же пожалел. — Это не для меня, Феликс. У слов был привкус лжи, когда они соскользнули с его языка. Он предпочёл это проигнорировать. Феликс открыл рот, а после тут же его закрыл. Он отвёл взгляд, его уши покраснели, когда он прислонился к поручню и молча посмотрел на Марсово поле. Вид был потрясающий, и всё же в его глазах уже не было восхищения, которым они мерцали до этого момента, и, боже, как же Хёнджину было жаль отнимать это у него в самом романтичном месте Парижа. Но это была правда. Он не хотел ничего менять. Совершенно. Поэтому ему пришлось сделать всё правильно — объясниться. И он сделал всё только хуже. — Просто- Мне нравится то, как всё сейчас. Я забочусь о тебе, я-я контролирую ситуацию, было бы неправильным всё менять, потому что ты… ты слишком- — Я понял, — перебил его Феликс. — Я понял, всё нормально. Я не собираюсь тебя принуждать к чему-то, чего ты не хочешь, Хёнджин. Их глаза встретились в повисшей тишине. Хёнджин медленно приблизился к нему, опираясь на защитное ограждение, чтобы посмотреть на пейзаж вместе с ним. — Ага.***
Остаток дня прошёл с сохранившимся напряжением, но атмосфера постепенно разрядилась, пока они перемещались от одного занятия к другому. Феликс снова воспрянул духом, Хёнджин снова поставил себя в неловкое положение новыми неудачными попытками овладеть Проклятым языком, и всё... пошло на лад. Это то, что Хёнджину нравилось в отношениях с Феликсом — их ссоры никогда не длились долго, потому что Феликс был мягким. Он был лёгким. Он всегда первым извинялся, всегда первым уступал, всегда первым позволял сойти с рук Хёнджину что угодно и как угодно. Хёнджин знал, что это была не слишком-то здоровая динамика. Но с другой стороны, у Хёнджина было не самое здоровое представление об отношениях — он был капризным, авторитарным и имел очень определённые взгляды на то, как всё должно работать. И Феликс идеально подходил ему, всегда был таким, каким надо, потому что никогда не возражал. Вот почему Хёнджин и был застигнут врасплох, когда Феликс впервые обратился к нему своим пассивно-агрессивным голосом, а «лёгкая» атмосфера внезапно исчезла, как только они зашли вечером в свой гостиничный номер. — Я слишком что? Хёнджин лишь захлопал глазами на это. — Что? — Слушай, я не против, если ты не хочешь ничего менять, но мне просто нужно знать, что ты собирался сказать, потому что у меня такое ощущение, что мне это, блядь, не понравится. Я слишком что, Хёнджин? — спросил он, бросая сумку на пол. Воспоминания об их разговоре ворвались в мозг Хёнджина, как и осознание того, насколько хреновым было то, что он собирался сказать. Он запаниковал, выпалил всё то, что комплексы в его голове для него насобирали, и Феликс явно ни разу не был идиотом — вспоминая об этом, Хёнджин не хотел это произносить. Ни за что на свете. Он просто не мог произнести то, что его парень был слишком слабым, чтобы быть во главе. И хотя хуже всего было то, что какая-то его часть искренне так и думала, Хёнджин не мог не понимать, что эта его часть была абсолютно и совершенно точно неправа. Потому что Феликс не был слабым. Феликс был нежным. Он был добрым. Он был хорошим. Но не дай бог Хёнджин его бы искренне расстроил. Где-то глубоко внутри он всегда знал, что с Феликсом нельзя шутить, и ему всегда каким-то образом удавалось танцевать на пределе. И предел явно был достигнут на той ёбаной башне. Хёнджин застыл на месте. Он не мог ни двинуться, ни заговорить, сожаление и вина расползались в его груди, пока он наблюдал за болью и злостью, растущими в глазах Феликса с каждой секундой молчания. Ему нужно было что-то сказать, что угодно, чтобы всё исправить. Они ведь не собирались расстаться прямо на свою грёбаную годовщину, да? — Я… Я не это имел в виду. — Имел в виду что? — горько усмехнулся Феликс. — Что такое? Ты думаешь, я слишком маленький? Слишком женственный? Недостаточно большой мускулистый мужик, поэтому ты хочешь только лишь нагнуть меня и поставить раком? Хёнджин снова промолчал, его плечи опустились, желудок скрутило, и он не мог ничего поделать с тем, что у него на лице всё было написано — что он сказал Феликсу всё, что ему нужно было знать. На самом деле, гораздо больше, чем ему нужно было знать. — Ой, да иди ты нахуй. Феликс развернулся, боль отдавалась в каждой клеточке его тела, когда он вышел из комнаты и хлопнул за собой дверью. Прикованные к земле, ноги Хёнджина не могли сдвинуться с места. Они не двигались, не бежали, они просто не работали, как бы он ни старался заставить их гнаться за ним — гнаться за человеком, которого он любил. Это не могло закончиться вот так. Ни хрена подобного. С какой бы внутренней хернёй не столкнулся Хёнджин, она должна была прекратиться, прежде чем она забрала самое лучшее, что когда-либо случалось с ним. Поэтому Хёнджин побежал. Через несколько секунд он сломал стену неуверенности и токсичной маскулинности, удерживавшую его на месте, и метнулся в коридор, как раз вовремя, чтобы увидеть, как двери лифта стали закрываться за красивой фигурой, которую он слишком хорошо знал. Он бросился вперёд по коридору и сунул руку в маленькую щель, поморщившись, когда двери чуть не раздавили его предплечье, прежде чем открыться. Он проскользнул в тесное пространство, мысленно пытаясь подобрать слова, чтобы всё исправить. Но слова к нему не пришли. Его сознание помутилось, когда он увидел слёзы, блестящие на ресницах Феликса. — Блядь, — простонал он и обхватил руками лицо Феликса, чтобы втянуть его в поцелуй. Он должен был быть медленным. Страстным, любящим, нежным. Поцелуй с извинениями. Но Феликс схватил его за воротник и поцеловал в ответ с яростной решимостью, и Хёнджин потерялся в этом. Он попытался прижать своего парня к стене, но вместо этого это его толкали, пока они не вернулись в гостиничный номер, практически срывая друг с друга одежду. Воздух выбился из его легких, когда Феликс швырнул его на кровать и забрался сверху, оставляя засосы на его шее до тех пор, пока не вырвал из него стон. — Ты так сильно хочешь меня снизу? — зарычал Феликс ему на ухо, и, боже, от его голоса мурашки побежали по позвоночнику. — Я, блядь, буду снизу. Один толчок его бедер, один рывок за длинные локоны Хёнджина, чтобы обнажить шею для новых любовных укусов, одно движение языка у него во рту, и Хёнджин потерял себя в объятиях Феликса. Он отчаянно пытался не отставать, отвечать на поцелуи, брать верх, но Феликс подавлял его всеми возможными способами, превращая в жалкую кучу потребности и желания. Его рубашка уже была широко распахнута, ремень расстёгнут, член наполовину вынут, и Феликс, похоже, не собирался раздевать его дальше. Вместо этого он выбрался из собственных штанов и стал рыться в ящике тумбочки, чтобы найти их смазку. Не прерывая соприкосновение их губ, Хёнджин попытался сесть, чтобы дотянуться до Феликса сзади, но его парень тут же пихнул его обратно, грубой рукой упираясь в грудь. Феликс смотрел на него с огнём в глазах, скользя по и без того твердому члену Хёнджина, а после приподнялся, чтобы без предупреждения насадиться на него. Хёнджин, блядь, заскулил. И хоть Феликс всё ещё был растянут после предыдущей ночи, господи, он был таким узким. Кожа быстро начала блестеть от пота — Феликс опускался своей задницей на член своего парня, как будто это было ничто, зажав зубами нижнюю губу, и, казалось, что он делал всё возможное, чтобы вырвать из него любой возможный постыдный звук. И это работало, работало, и это взбесило Хёнджина, потому что он не мог остановиться, не мог удержаться от того, чтобы не корчиться под Феликсом так, как будто он боялся чувствовать. Как будто он не контролировал ситуацию. Как будто он не трахал хорошенькую податливую куклу своей мечты. Как будто это его имели наилучшим образом. Как будто он ничего не мог сделать, кроме как брать и ныть, брать и кричать, брать и рыдать, брать, брать, брать… — Медленнее, — взмолился он, закрывая лицо рукой, когда почувствовал, что жар внутри нарастает слишком быстро. — Замедлись, прошу тебя, блядь, Я- Я сейчас- И Феликс замедлился. После дикой скачки на нём в животном темпе, он теперь полностью осел на его коленях и начал мучительно медленно вращать бёдрами, держа его максимально глубоко, дергающегося и истекающего смазкой, уже на грани того, чтобы развалиться на куски постыдно быстро. Медленный темп был почти невыносимым. Заставлял чувствовать каждый сантиметр феликсового жара, каждое сжатие стенок вокруг него. Он не мог смотреть, но всё же увидел из-под руки лёгкую ухмылку, скользнувшую по губам молодого человека. Феликсу не нужно было произносить вслух то, что Хёнджин точно знал, о чём он думает. Не для него, да? — Боже, ты такой красивый, — выдохнул Феликс, когда его рука нащупала основание шеи Хёнджина, ладонью скользнув по горлу. Он прижался своим лбом к его, пот выступил на их обжигающей коже, и мастерски крутанул бёдрами. — Такой охуенно красивый подо мной. Хёнджин завыл, откидывая голову назад на матрас, чтобы вжаться горлом в ладонь своего любовника. Феликс уставился на него, в его глазах мелькнуло сомнение. — Ты уверен? В одно мгновение пальцы Хёнджина сомкнулись вокруг его запястья и сжались, грудь вздрогнула, а дыхание участилось. Этого было достаточно для ответа. Первое сжатие его пальцев вызвало дрожь по позвоночнику Хёнджина. Феликс наклонился, его губы были достаточно близко, чтобы его тёплое дыхание ложилось на его рот, как будто он хотел влить отнятый воздух обратно в лёгкие Хёнджина. Но по иронии судьбы, от этого ему стало лишь труднее дышать. Он не прекращал скакать на нём, медленно, но так чертовски хорошо, каждый сантиметр его стенок вокруг его члена был абсолютно опустошающим. И когда Феликс отпустил его шею, и волна тепла прокатилась по телу Хёнджина, всего стало уже слишком много. — Б-Бля-дь, — задохнулся Хёнджин, его голос сорвался и превратился в беспорядочный хрип. Всё его тело напряглось, и когда раскалённая лава поглотила его длину, погружённую глубоко внутри, он почувствовал унизительную потребность заползти в могилу и никогда, блядь, не выбираться оттуда. — Прости, прости меня, Я- Пиздец. Феликс не остановился, наблюдая, как его красивый парень корчится от неожиданного шока разрядки. Он увеличил темп, прыгая на члене Хёнджина, капая смазкой и спермой на его бедро, затягивая его в сверхстимуляцию и продолжая до тех пор, пока Хёнджин не превратился в жалкий хаос из ослабевших конечностей и отрывистых стонов, каждый выше предыдущего. Это первая слеза, скатившаяся по виску Хёнджина, что насторожила Феликса, бёдра которого замерли на нем. — Ты в порядке? — проверил Феликс, его голос был пронизан тревогой, когда он откинул назад каштановые пряди, слипшиеся на вспотевшем лбу Хёнджина. — Тебе нужно… — Мне нужно, чтобы ты меня трахнул, — выпалил Хёнджин. Какая бы титановая стена ни стояла между его мыслями и тем, что вышло из его рта, она испарилась, и теперь, когда... теперь, когда он это сказал, всё выглядело реальным, как никогда. Слишком реальным, чтобы не быть правдой — слишком реальным, чтобы быть сиюминутным желанием. Он не мог взять свои слова обратно. — Я… я хочу, чтобы ты позаботился обо мне. Хочу, чтобы ты сломал меня, заставил меня умолять, заставил кричать, боже, я хочу всего этого, я просто пиздецки напуган. Движение большого пальца по его мокрому лицу. Тепло ладони на его щеке. Нежное прикосновение поцелуя на его шее. Если бы Хёнджин не был разрушен раньше, он бы разрушился сейчас, и всё стало только хуже, когда шёпот хриплого голоса Феликса мягко осел на его коже. — Чего ты боишься? Запутавшись пальцами в волосах Феликса, Хёнджин мягко качнул бёдрами, шипя от того, насколько чувствительным всё было, но это его не остановило. Он только что кончил, но, боже, его член уже снова затвердел внутри его любовника, его восстановительный период даже не обнаружился, когда Феликс... подавлял его вот так. Взяв от него то, что он хотел, доведя его до состояния, когда он был открытым, уязвимым и абсолютно опустошённым. Хёнджин думал раньше, что он ненавидит быть беззащитным. — Потерять контроль, — признался он тихим голосом, пока их тела двигались в унисон, а его член снова болезненно встал. — Ты ничего не теряешь, если отдаёшь это мне, — прошептал Феликс, — что моё и твоё тоже. Хёнджин вздохнул. Он вздохнул по-настоящему свободно, глубоко втягивая воздух в лёгкие и выпуская его медленным, равномерным потоком на кожу своего возлюбленного. Его разум перестал метаться, на этот раз. — Ладно, — сглотнул он, — ладно. Я… я хочу, чтобы ты… Выпрямившись, чтобы посмотреть в мерцающие глаза Хёнджина, Феликс поднялся на нём. Они разделили интимный момент тишины, где на молчаливые вопросы Хёнджин ответил лишь коротким кивком. Губы Феликса на его теле ощущались по-другому. Его руки ощущались по-другому. Всё ощущалось. Парижский воздух на самом деле ничего не сделал с Феликсом. Он не изменился — всё такой же любящий, заботливый, дающий мужчина, что сбил его с ног непозволительно быстро. Хёнджин осознал что, возможно, просто возможно, это именно он изменился. Именно он почувствовал, как вес ответственности сваливается с его плеч каждый раз, как Феликс выходит вперёд и заботиться о нём. Париж помог Хёнджину осознать, что он тоже хотел, чтобы его любили и о нём заботились, как будто он самая драгоценная вещь в мире. Теперь ему просто нужно было принять то, что это не делало его слабым. — Я люблю тебя, — выдохнул Феликс, лбом прижимаясь к сердцу Хёнджина, пока его смазанные пальцы скользили по его заднице. — Прости за то, что я был немного груб с тобой. Я… разозлился. Хёнджин покачал головой. — Я думаю, мне это было нужно. Нужно было, чтобы ты вбил в меня немного грёбаного здравого смысла. — Тебе понравилось, что я был сверху вот так? На короткое мгновение наступила тишина, пока Феликс не вытянул из него ответ, пройдясь языком по его соску и невесомо нажимая пальцем на его отверстие, но ещё не входя внутрь. — Чёрт- да. — Тебе понравилась моя рука на твоём горле? Ещё одно движение. Ещё одно нажатие — в этот раз чуть проникая в колечко мышц. — Да. Феликс замычал, пальцем медленно проникая внутрь таким образом, что Хёнджин начал плавиться в его хватке. — Ты позволишь мне сделать это ещё раз сегодня? — Пожалуйста. Слово обожгло его язык, но он к нему привыкнет. Феликс чувствовал себя как дома, а дом не нуждался в фильтрах и стенах, которые Хёнджин строил вокруг своей жизни, чтобы оставаться в своём подобии зоны комфорта. Феликс держал его близко, шепча слова обожания, пока растягивал его со всей нежностью этого мира — это и был его комфорт. И он умолял о большем, пока Феликс не согнул его пополам, чтобы поцеловать в шею, продолжая двигать сначала двумя, а затем тремя пальцами внутри. Хёнджин капал предэякулятом на свой живот, не в состоянии думать ни о чём, кроме Феликса внутри себя. — Ликс, — позвал он, постанывая от каждого удачного движения пальцев своего любовника. — Ликс, я готов. — Нет, ты не готов, — Феликс ввёл четвёртый палец, вырывая поток бессвязных слов изо рта своего любовника. — Это твой первый раз, я не буду делать ничего спустя рукава. — Ликс, блядь- Я кончу, если ты- — Да? — усмехнулся Феликс. — Ладно. Феликс перестал сгибать пальцы внутри него. Он перестал дразнить то место, что заставляло член Хёнджина дёргаться от каждого движения — просто стал двигать пальцами в стабильном темпе, и даже если в каком-то смысле это отсрочило хёнджиновскую разрядку, он не мог больше терпеть. Он насадился на пальцы своего возлюбленного, отчаянно пытаясь достичь кульминации. Член Феликса дёрнулся на его бедре, и это заставило его в очередной раз осознать, как сильно ему нужно, чтобы тот оказался внутри него. Как сильно ему нужно услышать стоны Феликса снова. Возможно, это и была причина почему он почти заплакал от облегчения, когда Феликс поцеловал его и ткнулся головкой в его вход. — Пожалуйста, — взмолился он, разводя ноги так широко, как это возможно, держась за Феликса, как будто он может выскользнуть, если он не будет. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожа- Прервав сам себя со стоном, Хёнджин впился зубами в губу Феликса, пока тот погружался внутрь него. Феликс двигался медленно, но, господи, он так дрожал, как будто все его мышцы молили двигаться быстрее, выебать его полностью. — Я так долго этого хотел, — простонал Феликс, толкаясь так неглубоко, что Хёнджин сходил с ума от того, как его головка проходилась сквозь кольцо мышц и растягивала его широко каждый раз. — Так пиздецки долго. Но я просто предположил, что ты этого не хочешь. Я чувствовал это. Я чувствовал, как тебе нравилось заботиться обо мне и доставлять мне удовольствие, поэтому я был хорошим мальчиком. Для тебя, — он двинул бёдрами чуть глубже, выпивая стон, сорвавшийся с губ Хёнджина. — Но, глядя на тебя сейчас, я так жалею, что я не сложил тебя пополам и не заставил тебя чувствовать себя лучше раньше, блядь. Хёнджин хотел что-нибудь сказать. Он хотел сказать ему, как ему хорошо, как сильно он сожалеет о том, что был слишком глуп, чтобы позволить своим предубеждениям взять верх над ним, как он хотел только, чтобы его обнимали, баловали и любили в ответ так же сильно, как он любил его. Но всё, что он смог, это обнять Феликса крепко-крепко, сплавляя их тела вместе, отчего двигаться стало трудно, но это казалось таким правильным, что не хотелось ничего менять. Погрузившись глубоко внутрь, Феликс выдохнул, его дыхание становилось всё громче и чаще, когда он двигал бёдрами, пока Хёнджин не смог больше издать ни единого звука, а его губы распахнулись в беззвучном всхлипе. — Ты близко? Слабого кивка Хёнджина было достаточно, чтобы Феликс выскользнул из его хватки и откинулся назад. Он притянул своего любовника на свои колени и снова вошёл в него, и прежде чем тот смог осознать, рука Феликса опять легла на его горло. — Стукни кровать, если ты захочешь, чтобы я остановился, — это были последние слова, которые зафиксировал Хёнджин, прежде чем его сознание помутилось. Он сдвигался на кровати с каждым толчком, глаза зажмурены, пока пальцы Феликса давили на его шею, а небольшая часть веса легла на основание горла. Достаточно для того, чтобы стало труднее дышать. Достаточно, чтобы свести его с ума. Под веками Хёнджина вспыхнули искры, но было слишком рано. Он едва оправился от своего предыдущего оргазма, его тело не было готово ко второму разу. Тем не менее, его внутренности кипели от наслаждения уже слишком долго, когда Феликс освободил его шею. Хватая ртом воздух, он почувствовал, как пальцы Феликса легко затанцевали над его членом, но он уже выстреливал спермой на собственную грудь. Оргазм охватил его тело, и он с криком выгнулся над кроватью, сжимая простыни в кулаках до побелевших костяшек пальцев. Он открыл покрасневшие глаза как раз в тот момент, как Феликс вышел из него, сведя брови и раскрыв рот, и с тихим стоном надрачивая себе и кончая. Взгляд карих глаз остановился на глазах Хёнджина, сочась такой любовью и привязанностью, что старший вскинулся, чтобы поймать губы Феликса в страстном поцелуе, прежде чем тот успел отдышаться. Семя стекало по животу Хёнджина, пока они целовались, тяжело дыша через нос, запутавшись пальцами в волосах друг друга. Их конечности ныли, а лёгкие горели, но это их не остановило. Боль не остановила их и тогда, когда они скользнули в душ, ни разу не оторвав рук друг от друга. Не остановились и тогда, когда обменивались «я люблю тебя» и обмывали друг друга, или когда они вернулись в постель и испортили весь свой результат, снова потерявшись друг в друге. В этот раз уже без компромиссов. Без предела. Без осуждения. Без страха. Только они, лунный свет, и сияющая Эйфелева башня вдали. Может быть, Париж действительно был городом любви. По крайней мере, если не считать голубей.