deserved

У Мин Юнги, экстраординарного интроверта, выходные начинались идеально. После того, как он отказался от предложения своего друга куда-нибудь сходить, он провел весь вечер пятницы, сплетаясь с пледом и диваном в одно целое, слушая дождь, бьющий в его окна, и размышляя про новый проект. Если честно, он мог бы лежать там минутами, часами, забывшись в своих мыслях, если бы не громкий шум на его крыльце, который вырывает его из этого состояния. После резкого грохота раздаются нерешительные стуки в дверь. Юнги недовольно поднимает взгляд на часы, отмечает, что сейчас только второй час ночи и для возвращения Тэхена еще рановато, но он не удивлен. — Тэхен, богом клянусь, если ты снова потерял свои ключи… — ворчит он, выбираясь из своего кокона из одеяла и направляясь к двери. Для Юнги было обычным делом принимать гостей в раннее утро субботы. Или, скорее, одного гостя, — Тэхена — которому посчастливилось быть единственным человеком, у которого есть ключи от дома Юнги. Но, к сожалению, парень постоянно забывает об их существовании, когда напивается. Юнги живет недалеко от баров, в отличии от его друзей, которые выбрали место жительства поближе к университету, и поэтому обычным по выходным стало то, что Тэхен появляется ближе к трем часам утра, а Юнги ждет возле двери с стаканом воды. Он никогда не признается, но это довольно мило, насколько сильно пьяный Тэхен обожает его диван, и Юнги все равно предпочел бы, чтобы младший спал тут, чем блуждал всю дорогу домой в одиночестве. Поэтому, он каждые выходные закатывает глаза, укрывая его вечером пледом и притворяясь раздраженным за завтраком. Юнги открывает двери не глядя, готовый отругать раскрасневшегося от алкоголя Тэхена, но отшатывается назад, когда встречается глазами с тем, кого точно не должно быть на его крыльце в час ночи. Чон Чонгук стоит напротив него, промокший до нитки и опирающийся на перила возле дома так, будто он не может стоять самостоятельно. Его грудь тяжело вздымается, будто единственный лестничный пролет до входной двери забрал всю его энергию, что странно для его спортивного телосложения. Юнги хмурится, позволяет тишине затянуться, совершенно не готовый к разворачивающемся сценарию. Он не может вспомнить, когда он говорил с Чонгуком последний раз, и точно не знает, как заговорить сейчас. К счастью, ему и не нужно. — Хэй, Юнги-щи, — Чонгук выдавливает лёгкую улыбку, а Юнги вздрагивает от подобных формальностей от мальчика напротив. Хен, — он хочет закричать, — зови меня хёном! Но не может заставить себя нарушить молчание. — Я был, эм… то есть, я не… — он встряхивает волосами, и вокруг разлетаются капли. — Прости, что я заявился вот так, — его голос дрожит точно так же, как и он сам. К сожалению, Юнги все еще не может найти слов, чтобы ответить, хотя тянется за любую соломинку в его мыслях. Он не может двигаться, говорить, скованный чувством вины, осевшим в груди тяжелым грузом. Понятно, что младший нервничает, может, даже боится его. Юнги не может винить его. Они видят друг друга постоянно, но Юнги не может сказать, что за последние шесть месяцев они смотрели друг другу в глаза. Но, оказавшись лицом к лицу так резко, эмоциональная дистанция между ними становится почти что материальной и от этого сжимается сердце. Он извиняется? О чем он говорит? Поскольку внутренняя война Юнги продолжается, младший, кажется, воспринимает его смущенное молчание как отказ. Он опускает свои оленьи глаза к земле, втягивая шумно воздух. — Я не хотел… Просто, хёны еще развлекаются, а я хотел пойти домой, но резко стало мокро и я поскользнулся и… и моя щиколотка… И Тэхен не отвечает, а ты живешь недалеко. — он замолкает, щеки краснеют, а глаза жмурятся от стыда. — Мне правда… правда очень жаль, — наконец вырывается у Чонгука, сглотнув ком в горле. — Я знаю, что ты меня ненавидишь, но я не знал, куда еще я могу пойти. Боль охватывает сердце Юнги, и он клянется, что чувствует, как оно разбивается под его ребрами. Что? Их дружба закончилась, прежде чем успела начаться, и Юнги винит в этом только себя. Это была неудача, плохой день, не то время и не то место. Он не должен был приходить на ту вечеринку, но сейчас он не может ничего с этим поделать. Тэхен встретил Чонгука, когда тот учился в художественном классе университета и сразу стало ясно — это мгновенная связь. Тогда еще маленький первокурсник следовал за Тэхеном хвостиком, его большие оленьи глаза горели восхищением, он был рад помочь с беспорядком, который каждый день разводили старшие. И когда Чимин предложил Тэхену пригласить Чонгука на тусовку в честь его дня рождения, которое было запланировано на их каникулы, Чонгук засветился как рождественская елка. Это было около трех лет назад, в день, когда Чонгук хотел подружиться, а Юнги сразу разрушил все надежды. Это был долгий день, он был уверен, что провалил экзамен, поэтому все настроение на вечеринку исчезло. Однако он любил Тэхена так же сильно, как и любил притворяться что не любит. Именно поэтому он поплелся через весь город к дому Хосока, где уже были все остальные. Никто не сказал ни слова, когда он опустился между Намджуном и Сокджином на старый диван Хосока. Двое парней общались между собой, полностью игнорируя преграду в виде головы Юнги между ними, пока Тэхен вел с Чонгуком слезливый монолог о том, как он рад, что Чон здесь. Чимин же в это время, воспользовавшись моментом, обвел их в бильярде. Хосок сел на край стола, громко смеясь от сцены перед ним, чуть ли не сгибаясь пополам. Юнги отпил свой виски, как всегда придерживаясь роли тихони, того самого сдержанного и «страшного» хёна, который не показывал любовь подобными громкими жестами. Он показывает любовь совсем другими способами — более тихими. Всегда наблюдательный, внимательный к деталям, готовый угостить кого-то обедом или поделиться своей водой. Может, этого не было достаточно, чего всегда и боялся Юнги, но это был лучший из известных ему способов. Так что обычно он был бы счастлив сидеть и наблюдать, но в тот день вина и боль плотно засели в груди Юнги. Для него было нормальным проводить плохие дни, когда он не мог выдавить из себя улыбку. Раньше парней, особенно Тэхена, пугало то, как Юнги закрывался в себе, и они не были уверены, что Юнги сможет выбраться. И Юнги снова и снова уверял их, пока «мне просто нужно время» не становилось достаточно. Пока, в конце концов, все не перестали спрашивать о его плохих днях. Не то чтобы он мог сказать о них многое, но в такие дни, как тот, когда он сидел посреди вечеринки глубоко в своей голове, он хотел, чтобы кто-то обнял его и сказал, что он рад, что он тут. Неважно, как усердно он притворяется, что ненавидит это. Чонгук, однако… Он не был похож на Юнги. Он был открытым и теплым, человеческим воплощениям добра. Его плохие дни не похожи на холод и тишину. Его плохие дни никого не пугают и не беспокоят. Все любят Чонгука, а Чонгук громко и уверенно любит их в ответ. Юнги ненавидит то, что он не может так же для своих друзей. Он не может отдавать большую любовь, поэтому и не получает ее. И в тот день, впервые за долгое время видя, как младший получает так много любви, Юнги хотел плакать. Я тоже люблю всех вас! Я тоже могу быть милым! Я тоже здесь. И когда Чонгук наконец-то выбирается из тэхеновой хватки и подскакивает к нему с радостным: — О, наш хмурый хен здесь! Юнги вдруг взрывается. Привычная кличка режет, будто старая и совсем забытая, но теперь разорвавшаяся рана. — Ну, извините. Тогда не позволяйте этому хмурому хену испортить ваше веселье. — отрезает он. Он задевает Чонгука плечом, когда встает со своего места, отчего младший отшатывается и оседает на пол. Он игнорирует обеспокоенные взгляды и вопросы позади себя, сжимает руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони в отчаянной попытке привести себя в чувство, заземлиться. Он должен был уйти оттуда раньше, чем слезы вырвутся наружу. Тэхен показался в его дверях позже той же ночью в ярости, с мокрыми глазами от сердитых слез. Это совсем не было похоже на те ночи, когда Тэхен вваливался в его дом, прося объятий и засыпая на декоративных подушках его дивана. Юнги смотрел в пол, пока слушал ругательства Тэхена, бормоча извинения под нос, пока не смог больше терпеть. Он не хотел все ломать, не хотел портить день рождения Тэхена. И он молит вселенную, что Чонгук все еще хочет дружить с Тэхеном, даже если сам Юнги потерял свой шанс на это. Пока ругательства продолжались, что-то внутри Юнги надломилось, сломалось, и то, что он раньше считал доспехом, теперь вонзалось в его кожу иглами. Тэхен замолк, когда заметил, что Юнги совсем притих, а сильные рыдания сотрясают его тело. — Хен? — шепчет Тэхен, искренне удивляясь. Он ни разу не видел, чтобы Юнги плакал, но сейчас слезы не останавливаются. — Хен, тебе нужно дышать, давай, иди сюда. Все в порядке. — успокаивал Тэхен, притягивая его к себе и обвивая его руками. — Тише, хён. Прошу, все хорошо, все в порядке. Извини, я не должен был кричать. Тише, не плачь. — Нет, я заслужил это, ты можешь говорить. Извини, я не такой, как он. Я-я не должен был. Извини. — Юнги прижимался к груди Тэхена, выдавливая из себя слова. Младший прижимал его крепче, поглаживая ладонями по чужой спине, пока слезы не перешли в редкие всхлипы и икоту. Он, должно быть, понимал, что в голове этого хмурого хена творится куда больше, чем он обычно показывает. — Ох, нет. Ты не заслужил. О чем ты говоришь, хен? Не такой как кто? Открываться людям мучительно. Было невероятно больно вытаскивать из своей души темные осколки боли и выкладывать их перед другом. Он никогда не видел столько грусти в глазах Тэхена, когда тот прижимался крепче, а извинения за извинениями лились с его уст. Юнги чувствовал себя виноватым, будучи не в состоянии просить любви, которую так хотел. Но Тэхена просить не нужно. В ту ночь они уснули на диване Юнги, прижимаясь друг к другу ближе. Иногда он все еще слышит в своей голове тихое: «Я люблю тебя очень сильно, хён», и сонное сопение Тэхена, когда снова проживает плохие дни. После этого все идет лучше. Не прекрасно, но хорошо. В один день Юнги обнаруживает себя в объятиях Тэхена, а в другой катает его на своей спине. Он думает, что Тэхен рассказал все и остальным, потому что теперь Намджун неловко похлопывает его по плечу, когда они расходятся домой, но он совсем не злится. Пока он словесно протестует, на самом деле молча благодарит за не такую молчаливую любовь. Но Чонгук… Чонгук больше не называл его хеном. Чонгук вообще не говорил с ним после того, что случилось. Юнги хотел извиниться, но Чонгук избегал его неделями, буквально убегая от возможных встреч. Даже спустя годы было больно от расстояния между ними, но у Юнги не было выбора. — Что? Ненавижу тебя? — эхом повторяет Юнги, возвращаясь в реальность. Он не ненавидит Чонгука… это далеко не так. Чонгук такой теплый, мягкий и яркий. Это Чонгук ненавидит его. Ненавидит за грубость к нему, что и понятно. Ни разу не посмотрел на него после того ужасного случая. Это было неловко, но Юнги пытался держаться подальше и отказывался от попыток друзей помирить их. Он хмурит брови, удивляется от слов промокшего парня перед ним, телосложение которого кажется в разы меньше, что слезы начинают течь по его щекам. Юнги не может найти верных слов, поэтому он делает то, что приходит в голову, и раскрывает объятия. Чонгук практически падает в его руки, пытается удержаться на ногах, шепча очередные извинения. Юнги позволяет ему за себя хвататься, обхватывает его плечи ладонями, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Младший хнычет от подобного жеста и Юнги никогда не чувствовал себя настолько виноватым. — Тише, все хорошо. Все в порядке, хен здесь, — Юнги пытается не плакать тоже, пока заводит их внутрь, закрывая дверь. — Что случилось? Теперь слов не может найти Чонгук, обращение застает его врасплох, а сам он болезненно морщится, указывая на ушибленную щиколотку. Ах, вот что. Юнги снова заключает его в такие теплые объятия, укладывая голову на чужую макушку, когда они садятся на диван. — Давай я найду тебе сухую одежду и, может, немного льда, хорошо? И заварю чай. Ты можешь отдохнуть пока. Чонгук кивает, всхлипывая, все еще не поднимая глаз. И Юнги не выдерживает, опускаясь на корточки перед ним и подцепляет пальцами его подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Хэй, я совсем не ненавижу тебя, — говорит он, заглядывая в чужие глаза. — Я чувствую себя очень глупо. Думал, что это ты меня ненавидишь. — Юнги чувствует как горят его щеки, спотыкаясь на извинениях, которые он хотел принести еще пару лет назад. — Мне очень жаль. Я ревновал и был так груб к тебе, у тебя есть полное право меня ненавидеть. И я пойму, если так и есть. — Хен, нет, — Чонгук выдыхает, его глаза большие от удивления, а ресницы слипаются от слез. — ты выглядел так грустно, и я видел это, но потом я сказал не то, что мог говорить и я просто… — он всхлипывает, кусая губы. — Я сделал тебе больно и я знал, что ты злишься, и мне было так стыдно, что я даже не извинился. Глаза Юнги влажные, он пытается сглотнуть ком в горле. Да, его это ранило, но только из-за его мыслей. Он никогда не ненавидел Чонгука за тот случай. — Что ж, извинения точно приняты. — он мягко улыбается, вытирая большими пальцами слезы на щеках Чонгука. — И прошу, прими и ты мои. Это был такой плохой день и я ранил и тебя тоже. Я не должен был этого делать. — Извинения приняты… хён. — Чонгук наконец улыбается в ответ, но голос все еще дрожит от эмоций. Сердце Юнги сжимается, кажется, будто оно сейчас лопнет. Он знает, что на его щеках румянец, видит его тень и на щеках Чонгука. — Эм, хён? — тихо начинает Чонгук, нарушая тишину между ними. — Ты сказал, что ревновал. Я могу спросить почему? Это из-за Тэ? Я был слишком навязчив? Юнги чуть не подавился чаем, а его рука остановилась, пока он бездумно гладил волосы Чонгука. Они сидели на диване уже около часа, Чонгук лежал на чужие колени, укутавшись в кокон из пледа. — О, я не знаю. Это было так давно. — отвечает он, надеясь, что звучит уверенно. Надутые губы Чонгука в ответ показывали, что это явно не тот ответ, которого от него ждут. Поэтому, погодя, он заговорил снова. — Я имею в виду… Я не такой, как ты. Я не ласковый или что-то в этом роде. У меня бывают плохие дни и я отвергаю привязанность, хотя и хочу ее. Иногда мне кажется, что я этого всего не заслуживаю. Я просто… Я не знаю. — Ох, хён… — Чонгук выдыхает, поднимается и обнимает Юнги, игнорируя его протест в виде вскрика. — Хён, я подарю тебе так много объятий! — Знаешь, может быть, я вообще хочу, чтобы ты меня ненавидел. — дразнит его Юнги, наконец растворяясь в чужих руках, чувствуя себя легче, чем когда-либо прежде. Чонгук откидывает голову назад и морщит нос, искренне улыбаясь. Когда Тэхен действительно показывается, громко стучась в дверь около трех ночи, он натурально удивляется, обнаруживая, что его убежище на выходные — диван Юнги — занято. После стакана воды и пару повторений вопроса «стоп, что случилось?» все, кажется, успокаивается… вроде как. Юнги и Чонгук остаются в гостиной еще на пару минут, смеясь над пьяным студентом перед ними, который так эмоционально рассказывал, как он счастлив. На утро, во время завтрака, Юнги все еще чувствует, будто его сердце взорвется, когда Чонгук переплетает их пальцы вместе под столом. Он едва ли не заикается, пока ворчит на младших, испортивших его вечер пятницы, но быстро приходит в себя и закатывает глаза под смех Тэхена. — Прости, хён. — хором говорят парни, обмениваясь взглядами, которые усталый мозг Юнги не понимает. Где-то в уголке сознания он задается вопросом в какую ловушку он сейчас попал. Отпивая кофе, Юнги мягко сжимает руку Чонгука. Может быть, эта не совсем тихая любовь не настолько плоха.