Печаль и радость

Тёмная, почти чёрная ночь поглотила Корусант несколько часов назад. Храм джедаев тоже давно затих, лишь только изредка там слышались обычные ночные шумы припозднившихся, тихо было и в комнате посередине коридора жилого крыла. Она принадлежала двум мириаланкам, учителю и падавану, матери и дочери, безутешной вдове и ребёнку, не знавшему, что Смерть-это навсегда. Впрочем, тишина там была живая и дышащая, в отличие от комнаты, идущей следом. Там были лишь пустота и холод, а так же личные вещи покойного, который так никто и не смог вынести. Там всё осталось так же, как было в то тяжёлое, злополучное утро, когда Рыцарь Квай-Гон Джин улетел на смертельный бой с ситхом, из которого вернулся в гробу и отправился прямиком на костёр. Они, его тайные от всех жена и дочь не смогли даже присутствовать там, занятые на миссии, возможно поэтому им обеим было сейчас так плохо. Каждой по-своему. Магистр Луминара Ундулли, что в мыслях до сих пор прибавляла себе фамилию Джин, до сих пор не могла оправиться, она часто вспоминала счастливые моменты прошлого и никак не могла справиться с этим. Её глаза почти всегда наполнялись слезами, стоило представить любимое лицо, которое она никогда больше не увидит, вспомнить прикосновения рук, которого никогда более не ощутит, голос, что не услышит... Лишь только необходимость быть с дочерью и помочь ей справится с горем, что лежало на её сердце ещё более тяжёлым камнем, чем у неё самой не позволяла Луминаре полностью уйти в свою печаль, да и обязанности в Ордене никто не отменил даже в этом случае. У джедаев не принято долго страдать, но если душа рвётся на части, а сердце разрывается от бесконечной боли, то этого не запретят никакие правила. И это она, взрослая женщина, что уж говорить о Баррисс, восьмилетней малышке, что не стала отмечать свой День рождения, не захотев этого делать без отца. Девочка была очень привязана к Квай-Гону, тот был для неё лучшим другом и первым хранителем секретов, иной раз даже большим, чем мама. Впрочем, Луминара не ревновала, просто считала это естественным, ведь если она сама так сильно любила Квай-Гона, то и другие никак не могут относиться к нему иначе. И это было так, ибо спокойное обаяние и кроткая мудрость этого человека невольно притягивали к себе людей и гуманоидов. Он был намного старше Луминары, родился ей самой в отцы, но рядом с ним она этого не помнила, да и неважно было, главное, что они вместе, что любят друг друга, что маленькая Баррисс может держать их обоих за руки одновременно. Могла. Вот трагическая поправка. Луминара вспомнила об этом сейчас, когда, едва только забывшись тревожным и нервным сном, услышала из-за стены тихое, но при этом отчаянное: - Папа, ты слышишь? Я очень скучаю по тебе... Луминара со вздохом встала, уже не первый раз за последнюю ночь, и накинув халат поверх сорочки, прошла на вторую половину, где спала Баррисс. Вернее, просто лежала с открытыми глазами, глядя как будто в никуда и не видя ничего перед собой, продолжила звать отца, которого опять, очевидно, видела во сне. Это продолжалось уже много ночей подряд. Квай-Гон постоянно снился дочери и потому особенно тяжко ей было, проснувшись, понимать, что видеться они теперь могут только вот так. У Луминары просто сердце рвалось при виде страданий дочери. Но если бы она только могла помочь ей, если бы знала, что говорить в таких случаях, ведь любые слова, даже самые лучшие и правильные, всё равно не смогут отменить или смягчить ужасную правду. Их отца и мужа больше нет в этом мире. Луминара вздохнула и вытерла слезу, чтобы дочь не видела, но ложась на кровать с ней рядом и привычно обнимая ту, прижав к себе и поглаживая по волосам, женщина сама попала в плен воспоминаний. Таких приятных и родных, где в их маленьком мирке царили покой и счастье. Вот они познакомились, он-взрослый Рыцарь Ордена и она, всего лишь юный падаван. Они полюбили друг друга сразу и попав во время миссии в аварию, оказались на какой-то необитаемой планете, название которой так и не узнали и там откровенно признались в своих чувствах и после у них произошла близость. Они назвали эту планету символично - Мир для двоих и это устраивало обоих и с тех пор прилетали туда, как только выдавалось свободное время. Там они засыпали в объятиях друг друга и очень любили вместе встречать рассвет. И очень тосковали друг без друга, когда были заняты на разных миссиях, но знали при этом, что они всё равно друг у друга есть, не думая о том, что один может потерять другого, но в тайне опасаясь этого. Как быстро пролетели те восемь лет, как один счастливый миг, разорванный безжалостной рукой, когда Квай-Гона в очередной раз забрали на миссию, оторвав от любимой семьи на неопределённый срок. Срок, что вырос до бесконечности, что заставляет его дочь безутешно плакать и всё время спрашивать мать: где мой отец? - Его нет, дочка, попробуй заснуть, - только и могла сказать на это Луминара. И сейчас, и до этого. А ещё вставать ночью на её крики и призывы к отцу. Никакие объяснения не ложились ей на душу, Баррисс, если и понимала что-то из сказанного о том, что её дорогой папа уже никогда не сможет быть с ними, что Сила забрала его к себе, то никак не могла вместить это в себя и соединить с реалиями своей жизни. Ведь если папа был с ней до этого, то почему сейчас не может, когда он нужен ей не меньше, чем всегда и даже больше? Но нет, все, как и мама, говорили только одно: Отец не вернётся, нет смысла звать его, он не услышит и не придёт больше. Надо учиться жить без него, как бы ни было тяжело. Луминара всё ещё не уходила, продолжала лежать в кровати дочери, ласково покачивая её в объятиях, словно та была совсем ребёнком. Как тут не вспомнить время, когда Баррисс и правда была такой, новорождённой малышкой в колыбели, что они с отцом качали по очереди. Она тихо пищала и смотрела на них. И оба знала, что это их счастье, подаренное Силой за их любовь друг к другу. Но счастье обернулось горем, оставив вместо себя слезы и чувство незаслуженной вины, что Луминара испытывала каждый раз, говоря дочери: - Твой отец погиб, как герой, его убили в бою. При этом будучи не в силах поднять на Баррисс отяжелевший взгляд, зная, что та увидит в нём то, что надолго лишит её покоя. И Луминара знала, что поэтому она никогда уже больше не сможет смотреть в глаза собственной дочери.

***

Лёгкое, как прозрачное покрывало, сияние белого света неслышно просочилось в среднюю комнату жилого крыла и тихо остановилось возле кровати, где спали тревожным сном мать и дочь. Сияние не было ярким, оно не ослепляло, а согревало и освещало верный путь. И остановив свой полёт, поток мягкого света принял вполне определённую форму и знакомые обеим очертания. Вот длинные каштановые волосы с заметной сединой, распущенные по плечам. Узкое лицо с короткой и редкой бородой, с сиявшими добротой и кротостью серовато-голубыми глазами. Стройная тренированная фигура, облаченная в знакомую всем светлую робу, коричневый плащ и высокие сапоги того же цвета. Скоро станет понятно, кто это такой, такой же, как в последний день жизни, только прозрачный и эфемерный, но от этого не менее желанный и родной. И голос, точно такой же голос с родными интонациями, ласкавшими слух: - Луминара, любимая, я здесь, я с тобой, Баррисс, солнышко, твой папа тебя не забыл... Глаза обеих открылись в тот же момент, когда они услышали это, думая, что это сон, но нет, это было на самом деле. Рядом с кроватью стоял самый настоящий дух Силы, что, преодолев время и пространство, сумел научиться жить после смерти, потеряв лишь тело, но полностью сохранив душу и потому он мог по своему желанию навещать свою семью так часто, как только возможно. - Квай-Гон, это правда ты? - спросила Луминара, протягивая к нему руки. - Папа, ты снова со мной? - робко улыбнулась Баррисс. Да, сегодня их муж и отец пришёл к ним из самой Силы, чтобы утешить их горе и дать понять, что смерть - это не конец всего, а лишь переход в иную форму жидни, более совершенную. Ту, что позволяет не расставаться с любимыми и помогать им, когда это нужно. И возможность дарить им самое главное, что только может одно живое существо дать другому - свою искреннюю любовь.