Твои глаза

Я помню как открыл глаза, И встретил в них тебя Куроо лежит. Просто лежит, иначе он не может, пока что. Ощущение такое, будто всё тело занемело. Конечности не чувствовались, но когда всё же открыл глаза, он почувствовал боль и резь от яркого света. Пришлось кое как прикрывать опухшие веки рукой. — Ай, твою ж налево... — прошипел брюнет, чувствуя сильное жжение внизу живота. — Сугавара - сан! Он проснулся! — послышался чей-то голос, — Вы как? К нему наклонился паренёк: в форме, как и он, но с белой лентой и красным крестом на руке: сразу видно, санитар. Ореховые холодные глаза медика бегали по телу мужчины, пока Куроо пытался осознать, почему теперь не так уж и больно. Как первый луч, как тихий звон, Как первая гроза — Цукки, почему ты не можешь нарисовать сердечко? — Тецуро громко сказал это, изображая на лице огромнейшую обиду и скорбь. — Куроо-сан, вы сейчас выйдите отсюда, если хотя бы на пять секунд не заткнетесь. — Но, Цукки! — Я Цукишима, Куроо-сан. Без панибратства, пожалуйста, вы в палатке врача. Блондин действительно был в ярости. Лишь одним взглядом тот метал молнии. Его сдерживало лишь то, что брюнета недавно только зашили, и перевели в общую палатку: бегает уже, особенно когда Цукишиме нужно обработать ему швы, и наложить новую повязку. Пусть голос и был тихим, но злые искры в глазах, а после потемнение ореховой радужки и красные щёки от очередного глупого комплимента Тецуро заставили брюнета улыбаться. — Будьте осторожнее. Швы могут и разойтись, сами знаете... — пробубнил кое как санитар. А Куроо вышел из импровизированной комнаты с уверенным взглядом и горячим громкостучащим сердцем. Ты словно в небесах зоря, Ты полная Луна Сегодня очень тёплая ночь. На территории их, почти что, полигона также тихо. Звёзды на небе сегодня решили отдохнуть, и не навещать мужчину. Но он не так уж и грустит. В руках огромнейшая охапка алых роз. И без шипов. Вдруг что. Вот он приподнял ткань, заглядывая в палатку, где вовсю ещё трудился высокий светлый парень. Кей тихо перебирал инструменты и что-то записывал: видимо, подсчитывал или что там врачи ещё делают? Куроо удалось прошмыгнуть внутрь, уже стоя за спиной медика. — Здравствуй, Цукки! — Я же просил не называть меня так, Куроо-сан, что за детский сад? — недовольно пробурчал паренёк, даже не оборачиваясь. — Ну, рядом с тобой, я не могу себя вести иначе, — не смог Тецуро ответить по другому. — А вы разве можете по другому? — спросил Цукишима, поднимая голову, и оборачиваясь к нему. В глазах санитара читалось огромное удивление, что после сменилось смущенным блеском. В руках у блондина оказались розы. Красные щёки сочетались с алыми лепестками, а Куроо понял, что, всё таки, одна зоря пришла с небес к нему на землю. Я помню лишь твои глаза, А дальше пустота Они стояли слишком близко друг к другу. Свет свечи освещал немногое, но тёплым пятном оставался на лице блондина, заставляя положить мозолистую ладонь ему на мягкую кожу. Он видел только его глаза, когда он услышал свистящий звук, будто от мины. А дальше - темнота. Сотни ночных дорог напомнят мне тебя, Я в них терял свою любовь, И заново встречал Их накрыли. Чёртовы северяны. Подстроили ловушку, на которую они очень быстро попались. Куроо лишь остаётся держать оружие в руках, защищаясь, потому что их территория стала сплошной воронкой от гранат и мин. Запах крови отдаёт железом и щекочет нос, заставляя стойко его терпеть. Отстреливаться с позиции можно, пусть из-за дыма и ветра нельзя прицелиться. Он не может найти того паренька-санитара. Он не может, и сердце безумно стучит. Оно готово выпрыгнуть из груди, а лёгкие уже не против и порваться от того, сколько воздуха, смешанного с кровью, тот вдыхает. Голова пуста, пусть и кричит, пусть и бьёт набатом по его черепушке. Он боится умереть, и боится, что умрёт тот мальчишка. Он думает о его медово-ореховых глазах, которые должны выжить и увидеть этот мир. Лишь дай мне посмотреть, в последний раз, в твои глаза. Я потерял дорогу к ним, Я потерял себя Он понимает, что скорее всего, эта битва последняя в его жизни. Бокуто появился рядом, и уже отстреливается от северян вместе с ним, безумно улыбаясь. Видимо, даже с лучшими людьми, война поступает жестоко, что те сходят с ума. Потому что тебе уже не так важно быть и существовать. Тебя переполняет невероятная кипящая ярость, которая даёт тебе силы. Даёт ресурс на выживание. И стук колёс как эшафот, Уносит тебя в даль. Я выберусь, моя любовь! Тебе я в след кричал Чёрт возьми, да. Пусть там целый дождь из пуль, да пусть будет даже он гореть пламенем. Он должен выжить и он выживет. Ради того, чтобы вновь увидеть его. Наконец-то вновь заглянуть в его медовые глаза, которые говорят и любят его. Я научусь тебя любить, Мне без тебя не жить. Твой голос мой ориентир, Я сам себя казнил. Выглядывая из ямы, он смог заметить то, как санитары, тащили к укрытию раненых. То носилки, то просто на руках, то тащили на верёвках. Среди них оказалась и светлая макушка. Ура, у них вышло! Они смогли отстреляться! Они смогли победить в этой битве. Он сможет наконец-то обнять Цукишиму, и смотреть в его прекрасные глаза. Радость и восторг затопили его голову, заставляя наивно подумать о том, что можно выйти из укрытия. Только тот встал на обе ноги, подходя к санитарам, чтобы помочь, как вдруг, тот услышал крик: — Куроо - сан! А затем выстрел. Лишь дай мне посмотреть в последний раз в твои глаза... Отчаянный крик молодого парня оглушил птиц, кружащих над полем боя. Я солнцем обернусь, и в них останусь навсегда...