Падение

      Молния гремит за окном, появляясь краткой вспышкой где-то вдали, свисая, как паутина, с небосвода. Дождь барабанит по стеклу огромных окон в своём собственном непрерывном ритме. Небо затянуто в серый плен облаков.       Тёмные и тяжёлые портьеры были сняты и оставлены неопрятной кучей у противоположной стены рядом с камином. Неяркий свет, освещавший город снаружи, беспрепятственно проникал внутрь. Массивный письменный стол, несколько кресел, стул и три дивана отбрасывают зловещие тени, но самая зловещая из них — хозяин кабинета.       Эмгыр вар Эмрейс сидит за столом, почти пустым, если не считать одного листа бумаги и стакана. Темнота заставляет его вспомнить самые ненавистные годы своей жизни. Свод пещеры, влажность, слишком много свежего воздуха, пропитанного запахом леса, слишком громкие раскаты грома и капли дождя. Он один, маленький ёжик, свернувшийся калачиком в дальнем углу, как можно дальше от жизни, от всех, надеясь, что длинные иглы кого-нибудь отпугнут. Он дрожит и боится дышать, стук его сердца заглушает все мысли.       Его лоб касается холодной поверхности стола со звуком, слишком громким для комнаты, погружённой в мрачную тишину траура. Сдавленный всхлип срывается с его губ, когда его лицо искажается гримасой агонии, а из горла вырывается рычание. Трудно сказать, разочарование ли это, горе, боль душевных мук или что-то ещё. Огонь в камине потрескивает и мерцает, дабы соответствовать ему в любом случае; свет блестит, искаженный бокалом, полным коньяка. Перед его глазами, закрытыми от мира тонкими веками, древним серебром сияют воспоминания о девушке, слишком похожей на свою мать, чтобы его сердце не не болело.       За дверью слышны шаги — тихие и незаметные, но знакомые; в траурной тишине дворца их слишком легко услышать, но, вероятно, это единственные шаги, которые Эмгыр хочет сейчас услышать. Дверь открывается с протяжным стоном несмазанных петель и тут же закрывается. Он с явным усилием поднимает голову и смотрит ведьмаку в глаза. Медово-карие встречаются с янтарными, и боль в них едина.       — Мерерид говорит, всё готово. Все ждут тебя.       Ветер ревёт за окном и в груди — в том месте, кое ныне опустело. Дождь громко стучит по стеклу, словно острые когти. Звук сводит с ума, но он не позволяет слишком глубоко погрузиться в себя, он спасает. Эмгыр глубоко вдыхает, ощущение прохладного воздуха добавляет немного реальности происходящим событиям.       Он смотрит на Геральта, внутри скребётся обида. Геральт одет в свои траурные одежды, сшитые специально для него с учетом всех его требований к одежде, а значит, они абсолютно не похожи на одежду нильфгаардских дворян. К поясу прикреплены ножны с его стальным мечом, — Ирис, подарок фон Эверека, насколько он помнит, — на груди герб дома вар Эмрейс, на голове те же косы, кои Эмгыр заплёл вчера. Почему после полного краха Геральт может притворяться, что всё в порядке? Каким образом? У Эмгыра не столь силён.       Он встаёт из-за стола без своей обычной императорской грации — опираясь обеими руками на полированное, испачканное чернилами и спиртом дерево стола, издавая поистине неподходящий ему звук. Стол скрипит.       Геральт встречает его на полпути и заключает в крепкие объятия, прижимая переносицу к его шее. Руки Эмгыра, скорее по привычке, чем по сознательному приказу, обвиваются вокруг худощавого тела, скользя по мягкой ткани его кунтуша и аккуратной вышивке.       — Солнце…       — Не стоит, Геральт.       В ответ ведьмак лишь проводит размашистое движение по его спине. Это немного облегчает дыхание. Молчание, повисшее меж ними, кажется правильным, и слов нет вовсе, так что никто из них не может по-настоящему возразить.       Новый вдох ощущается как прохладный бриз, пронизывающий, пожалуй, весь позвоночник. Здравый смысл возвращается в голову, полную непрошеных эмоций. Он упирается подбородком в плечо Геральта. Им пора уходить.       Они идут по холодным гигантским залам под локоть, как и подобает супружеским парам.       Цирилла не любила пышных, многолюдных и шумных мероприятий, посему только избранная горстка людей сопровождает её в родовой склеп. Пусть официальная часть останется на иной день.       Внизу их ждут семь человек. Мерерид приветствует поклоном, больше по привычке, чем по правилам, Морвран стоит немного в стороне, не зная, к кому подойти — к телу или к Императору, Керис сидит, прислонившись спиной к возвышению с телом, подтянув колени к груди, Ламберт и Эскель стоят в стороне от остальные, двое друзей Цириллы, стоят у выхода, не готовые стать частью компании.       В окнах сверкает молния. Позже раздается раскат грома. Эмгыр воспринимает это как знак и откашливается, привлекая к себе внимание всех присутствующих в комнате.       — Спасибо, что пришли, — не зная, как лучше начать свою речь, говорит он тихо, но в гробовой тишине это в достаточной степени громко. — Когда все будут готовы, мы выйдем через эти двери. Госпожа Йеннифэр и госпожа Трисс воздвигли для нас купол, дождь дождь не мешал.       По приблизительным подсчетам Эмгыра, Геральту сделал около сорока вдохов, когда все подошли к телу. Эмгыр один раз касается тыльной стороны ладони Геральта, нежно сжимает его руку и уходит, дабы поднять тело дочери на руки. Геральт идёт рядом с ним, не мигающим взглядом глядя на бледное лицо дочери. Мерерид ступает справа от вар Эмрейса, на два шага позади. Морвран и Керис идут позади. Остальные открывают им двери.       Купол уже установлен, и волшебницы стоят рядом с аккуратно сложенным ложем из веток и брёвен, поверх коего лежат мягкое тонкое одеяло с подушкой и несколькими травами, рядом лежит меч.       Эмгыр подходит ближе и осторожно кладёт тело дочери на одеяло. Через секунду, когда Эмгыр замирает слишком надолго, глядя ей в лицо, Геральт бесшумно, как тень, подходит, поднимает её меч и кладет его рядом с ней. Если его лоб слишком долго касается плеча Эмгыра, никто не указывает на это.       Он прикасается к её волосам, как бы пересчитывая беленькие как снег прядки. Касается изуродованной шрамом щеки. Наклоняется и целует её в лоб.       — Va Faill, luned, — шепчет он и делает несколько шагов назад, позволяя остальным попрощаться.       Взгляд становится расфокусированным, покрывается пеленой воспоминаний и сожалений, комок невысказанных слов пульсирует в горле, чувство потери терзает грудь своими уродливыми когтями. Впервые за очень долгое время Эмгыр едва держится, чтобы не упасть. Вскоре рядом с ним появляется Геральт и нежно прислоняет к своему боку, поддерживая.       Когда все делают шаг назад, едва сдерживая слёзы — а кто-то и вовсе их не сдерживая, — Геральт прикасается губами к руке Эмгыра, словно бы получая благословение, и вместе со своими братьями-ведьмаками шагает к небольшому костру, только что разожжённому Трисс. Геральт берет ветку побольше, ждёт, пока её кончик загорится, и подносит к Цири, в противоположную сторону от меча. Его братья кладут свои ветви к её ногам и голове.       Цирилла была в такой же степени ведьмаком, в коей и наследной принцессой. Она заслуживает того, чтобы её похоронили как ведьмака.       Если бы не тёплое плечо Геральта, Эмгыр не смог бы вынести этого зрелища. Если кто-то видит, как по его щеке скатывается слеза, то это из-за дыма. Любое другое предположение означает казнь через повешение.       Молния ударяет ближе, словно подтверждая его вердикт точкой. Гром не позволяет появляться другим мыслям. В воздухе витает запах горелой плоти.       Позже они должны отнести отнести её меч и медальон в склеп. Позже.