Наважденье

      Откровенно говоря, он и сам не до конца осознавал, что делает. Да и она, скорее всего, тоже. Хотя в последнем Трэвис не был уверен — события в летнем лагере, будь он неладен, наглядно представляли как раз то, что эта девушка даже в критических ситуациях прекрасно знает, что ей нужно, и использует любые методы для того, чтобы достигнуть цели. И сейчас ей понадобился он… Зачем?.. Этот вопрос терзал Трэвиса каждое утро, когда Лора спешно одевалась, делая вид, что его не существует. А потом молча уходила, не удостоив и взглядом на прощание. Каждый раз ему казалось, что она больше не придёт. И почти каждую ночь слышал условный звонок. Зачем?.. Зачем он её пускает?       Ох, если бы дело ограничилось квартирой… Да даже постелью. Нет, Трэвис зачем-то пустил Лору в свой разум и теперь никак не может от неё избавиться. Наглая девчонка! Вернулась, чтобы закончить начатое. И видимо, преуспеет… Каждый раз Трэвис ждал, что в тонкой руке блеснёт нож. Готовился к этому. И каждый раз понимал, что не станет её останавливать.       Потому что был перед ней виноват. И не только перед ней.       Даже то, что она застрелила его мать, — тем более, это произошло случайно. Даже то, что её рука сдавила горло отца, сломав ему позвоночник, — тем более, тот охотился на неё. Ничто не могло искупить вину Трэвиса. Семья — это одно… Пусть и самое важное в жизни. Его грехи семье не искупить. Ни Кэйли, убитая по ошибке. Ни Бобби, загрызенный Крисом. Ни сам Крис, застреленный в несчастной надежде на спасение всех. Ни, тем более, Калеб, насмерть замёрзший в холодильнике. Ни отец и ни мать. Никто не мог заплатить за него. Свои грехи Трэвис мог искупить только сам. Пожалуй, именно поэтому он каждый раз открывает дверь.       Они редко разговаривали: только, когда Лора заводила беседу. И даже тогда всё сводилось к вопросам «как дела на работе?» и ответам «как и всегда», после чего повисало молчание. Трэвис неизменно предлагал кофе или чай, Лора неизменно отказывалась. Снова молчание, как затишье перед бурей. Этих моментов он боялся больше всего, потому что казалось, что она просто поднимется и уйдёт, и всё, что ему останется — наблюдать из окна за удаляющимся силуэтом. Но она ни разу не уходила. Каждый раз Лора вскакивала с места, в два шага оказывалась рядом и, сжав волосы на затылке, втягивала его в поцелуй, больше похожий на укус. И каждый раз Трэвис вспоминал о тех злосчастных событиях, сжимая её талию. Будь неладны эти мысли, всплывающие в самое неподходящее время, как все улики, стоящие ему значка шерифа — следовало сказать спасибо за то, что не оказался за решёткой. Каждый чёртов раз он пытался запихнуть их куда подальше хотя бы на эту ночь. И каждый раз он обманывал себя, что так будет лучше.       Утром мысли рождали новые вопросы, умножая сомнения. Трэвис понятия не имел, для чего продолжает с ней связываться, на собственном опыте выведав, что ни к чему хорошему это не приводит. Но ещё больше не понимал, почему Лора неизменно приходит почти каждую ночь, спрашивает о том, как прошёл день, а потом впивается в губы, забираясь прохладными ладонями под футболку. Он помнил, что у неё есть парень. Прекрасно помнил. И потому не мог представить, зачем ей он. Каждый раз Трэвис думал, что правильным будет её оттолкнуть. И каждый раз он не следовал голосу разума. А утром неизменно корил себя за это, наблюдая, как Лора подбирает одежду и скрывается за дверью ванной.       — Идиот, ты знаешь, что у неё есть парень, — раз за разом говорил себе Трэвис после её ухода. — Тебя не должно беспокоить, почему она это делает. Ты должен поступать правильно! Остальное их проблемы.       И каждый раз не решался напомнить ей о Максе.       «Боже, скажи, что это такое?» — неизменно взывал Трэвис, когда пил утренний кофе. Ответа он не получал ни разу.       Но хуже становилось, когда Лора не приходила. Тогда Трэвис никак не мог уснуть, думая о возможных причинах: завал на учёбе, болезнь, необходимость в отдыхе… нежелание продолжать этот порочный круг… Разум говорил, что это правильно, но Трэвис не желал мириться, вспоминая приоткрытые губы, руки, обвивающие его шею, вздымающуюся грудь, бёдра, на которых оставались синяки от его пальцев… Каждый раз эти воспоминания вызывали гамму чувств от вины до безумного желания. И каждый раз он клялся себе, что в следующую встречу спросит, почему она не пришла. А когда Лора приходила, не мог заставить себя говорить…       Трэвис сгорал. Ночью его пожирало пламя безудержной страсти, и он забывал обо всём. Даже о злополучном летнем лагере. Но с приходом рассвета воспоминания возвращались, разжигая пламя сомнений. Каждый миг где бы он ни находился, его мысли вращались вокруг Лоры. Из-за этого ему приходилось несколько раз исправлять документы — спасибо воспитанной осторожности, заставляющей перечитывать текст раз за разом перед печатью. В такие моменты Трэвис понимал, что долго так продолжаться не может. Этот огонь рано или поздно поглотит его полностью и превратит в пепел, как чёртов «Харум Скарум», на беду остановившийся в землях Хэкеттов. Но когда это пламя возникало в обличии человека, от него трудно было отказаться. И он продолжал гореть.       И сгорел бы, не взбреди в голову пламени сжалиться.       — Я так больше не могу, — призналась Лора, устало прикрыв глаза. Впервые за всё это время она не отказалась от чая, разбив вдребезги сценарий собственной игры.       Этих слов Трэвис боялся так же сильно, как и желал услышать. Кипяток обжёг пальцы, и только тогда пришло осознание, что чаша давно была переполнена. Стиснув зубы, он отложил её и потянулся за полотенцем. Но его опередили. Одним движением Лора протёрла стол, отводя бывшего шерифа в сторону. Трэвис не сопротивлялся.       — Дай посмотреть, — он покорно протянул повреждённую руку. Ту самую, на которой остался шрам от укуса оборотня. Её укуса. — Не так сильно, как можно было ожидать. Просто подержи немного под краном, и след исчезнет…       — Не нужно.       Лора вскинула брови:       — Почему? Если ожог не такой серьёзный, это ещё не значит, что его можно игнорировать. Или ты ждёшь, когда появится зуд, чтобы начать шевелиться?       На этот вопрос Трэвис не мог ответить. И если сказать… Как она отреагирует? Не каждый человек может спокойно принять, что для кого-то повреждения — своего рода метки. Даже если это шрам или след от ожога. Нет, любой нормальный человек испугался бы. Хотя Трэвис сомневался, входит ли бег с одним лишь ружьём по неизвестной чужой территории, на которой, по меньшей мере, три оборотня, ищущих своих жертв, в границы нормального. И всё же не решался объяснить. Вместо этого он уходил от ответа. Как и привык…       — Ты не закончила. Что именно тебе надоело? — сталь в голосе, надежда в сердце. Но по каким признакам можно заметить эту надежду?       — Боже… Мне надоело, что ты постоянно молчишь! — почти выкрикнула Лора, но усилием воли заставила себя сбавить тон. — Я не понимаю. Неужели тебе нечего спросить? Неужели тебя ничего не интересует? Кто я, чёрт возьми, для тебя?       И в этот момент Трэвис осознал — они оба идиоты. Упрямые, не желающие показывать свои слабости, прячущиеся за маской безразличия глупцы. Неужели всё было настолько просто, и всё, что им требовалось, просто взять и поговорить? Как тогда… Если бы он всё рассказал… Если бы она не упрямилась… А что «если»? Приди к согласию они тогда, сейчас бы не было ни этой кухни, ни этой ссоры, ни их отношений. Как ни парадоксально — только благодаря тому, что они оба идиоты, у них есть совместное будущее. От осознания этой простой истины хотелось рассмеяться во весь голос, как уже давно не получалось. Но приходилось держаться, чтобы не разрушить всё случайно.       — Каждый день я задавался тем же вопросом. Но знаешь… даже короткие встречи с тобой лучше, чем окончательный разрыв. Понимаешь?       — Говорить откровенно ты так и не научился, но да. Понимаю.       И Лора улыбнулась. По этой улыбке Трэвис скучал, несмотря на то, что видел всего один раз и адресована она была не ему. Тогда, в участке. Искренняя радость, что дорогой человек жив… Что Лора теперь чувствует к Максу? Этот вопрос долгое время терзал Трэвиса, и каждый раз тот выбирал избегать его. Но теперь… Думать, что эта улыбка может быть адресована кому-то ещё, невыносимо. Пора узнать правду, какой бы она ни была. И сейчас Трэвис чувствовал, что эта правда не такая уж и страшная. Понимал, что Лора не он, и ей не составит труда без увиливаний отвечать на вопросы. Честная и доверчивая. Злополучным летом Трэвису не хватило второго, а когда он наконец решился довериться, было уже поздно. И сейчас наступать на те же грабли не очень хотелось. Не хотелось стать причиной исчезновения этой улыбки с её лица…       — Слушай… Ты всё ещё встречаешься?.. — он ещё не закончил вопрос, как догадался каким будет ответ. Цоканье языком было красноречивей любых слов. — Это только затем, чтобы окончательно убедиться…       — …что ты дурак? — Лора снова улыбнулась. — Поверить не могу, что всё это время ты думал, будто я в отношениях, и всё равно продолжал…       — Стоп, я этого не говорил!       — Но подразумевал!       С минуту они обменивались взглядами, даже здесь не желая уступать. Мучительно долго. Но не так, как в поместье, когда Лора приняла обличье человека. Она — убийца его родителей. И несмотря на это Трэвис не смог ей отомстить. Так как осознавал, что единственный человек, заслуживающий смерти, он сам: на нём ответственность за всё происходящее. И как и тогда, Трэвис уступил. Но куда больше, чем мог бы раньше себе представить.       — Прости…       — И ты меня…       Новообретённое спокойствие казалось неправильным. Привычный стресс медленно разжимал свои тиски, и пусть дышать становилось легче, хотелось вновь их захлопнуть. Чтобы не учиться новому поведению. Чтобы не адаптироваться. Чтобы потом снова не падать на самое дно… Но теперь Трэвис смелее. Не как Лора, но настолько, чтобы принять эту новую жизнь. Сомнения ещё оставались, но их голоса стихали, и теперь было слышно, как стучит сердце. Безудержно влюблённо. И отчётливее слышать его голос поможет только полная трансформация. На пятидесяти седьмом году Трэвис наконец осмелился пойти в новую жизнь, полную спокойствия и любви. В ту жизнь, о которой мечтал. Но потребуется ещё многое поменять…       Делая шаг навстречу новому, Трэвис прикоснулся тыльной стороной ладони к щеке Лоры и осторожно провёл вниз. Раньше инициатива принадлежала только ей. Чувство, возникшее от такого простого жеста, нельзя было сравнить ни с чем испытанным ранее. Он теперь знает, что Лора встречается только с ним. Он знает о её чувствах. И тем воодушевляюще казалось ответное движение навстречу. Тем сокровеннее объятия, позволяющие чувствовать сердцебиение друг друга. Тем сладостнее слияние губ в поцелуе.       Горло сдавливала жажда. Нестерпимо хотелось изучать тело миллиметр за миллиметром, чего никак нельзя было позволить себе раньше. Сомнения сковывали цепями, заставляя отказываться от некоторых простых желаний, и теперь, когда обретена свобода, Трэвис восполнял свою жажду исследования. Мягко провести ладонью по спине, почувствовать острую лопатку, пройтись пальцами по позвонкам. Он и не думал, что больше всего желал именно так прикасаться. Немыслимо! Но ответный трепет доказывал, что эти невесомые прикосновения имеют смысл. Трэвис улыбался. Что ж, если Лоре захочется что-то изменить, она это сделает.       И похоже, сейчас её не устраивало только то, что они до сих пор находятся в маленькой кухне. Он позволил увести себя в спальню, но тут же перехватил инициативу. Усмешка и требовательный поцелуй в ответ. Чувствуя, как футболку настойчиво тянут вверх, Трэвис усмехается в ответ, но отрывается от губ — всё же Лора куда быстрее и нетерпеливее. И оттого ещё интересней, как она будет реагировать.       Терпения ей хватило и тогда, когда Трэвис, расстегнув блузку и сдвинув бюстгальтер, мягко касался груди губами, нарочито задевая соски, но не акцентируя на них внимания. И тогда, когда невесомые поцелуи сместились на живот. И даже тогда, когда он, стянув с неё брюки вместе с бельём, оказался между её ног. Это очередная игра, в которой никому не хотелось уступать. Азарт, будоражащий и без того бурную кровь. Лоре не хотелось проигрывать вдвойне, потому что сегодня она уже сдала одну партию. Но терпение её таяло под плавными движениями языка, а гордость не в силах была сдержать желание за прикушенной губой.       — Чёрт возьми, быстрее! — то ли мольба, то ли приказ.       Улыбнувшись, Трэвис поднимается, оглаживая бедро. Пусть не так же, но Лора почувствовала на себе, каково это — томиться ожиданием, терзаясь, последует ли продолжение или нет. Больше не имеет смысла мучить ни её, ни себя.       — Не думаешь, что нам нужно чаще говорить о своих опасениях и желаниях? — пряча улыбку, спрашивает Трэвис, уже догадываясь, какой ответ получит.       — С этим я согласна, конечно… Но почему я должна первая начинать?!       Риторический вопрос. Лора показательно отворачивается, пытаясь стащить всё одеяло себе — последний шанс урвать хоть что-то за сегодняшний день. Вместо того, чтобы бороться, Трэвис придвигается ближе и обнимает её со спины. Да, вопрос риторический, но он всё равно даёт ответ:       — Потому что из нас двоих поменять что-то способна только ты.       Оставив поцелуй на плече, он прикрывает глаза. Теперь ему известно, что и для чего он делает, а главное — что он получит в результате своих действий. Круг ныне разорван, его опасения, к счастью, не оправдались. Впервые за долгое время Трэвис не будет мучить себя мыслями с утра за кофе, отчасти потому, что будет уже не один. И всё благодаря одной наглой девчонке, находящейся в его объятиях.