unknown

      Знойный ветер развевал шелковистые каштановые пряди, заставляя падать те на глаза, что невольно начинало раздражать. Неожиданная, как и в целом любая другая, командировка в Орландо, штат Флорида, не вызывала шибко радостных эмоций. Это была уже четвёртая спонтанная вылазка из любимого Сиэтла, так что негодование медленными шагами достигало своего максимума. Больше по душе приходилось работать на севере или западе страны, но никак не на юге, ибо климат не щадил и без того достаточно уязвимое тело, но лучшим вариантом до сих пор было оставаться в штабе, работая удалённо и постоянно поддерживая связь с группой, но иногда бывали случаи, аналогичные данному, когда всё же приходилось вылезать из родной каморки. Донхёк плетётся следом за своими коллегами, параллельно скользя глазами по тексту на экране планшета и вникая в суть нового дела, которое поступило в отдел буквально восемь часов назад. Очередная серия убийств со своими характерными особенностями: одинаковый типаж жертв, схожие места нахождения трупов, и ключевое, что становится своеобразным почерком — останки тел молодых девушек были запечатаны в формалине. Будем честны, ситуация максимально не лучезарная, а уж тем более для юга, где по большому счёту люди не привыкли к подобному, но это далеко не худшее, что встречалось на практике за все года.       Работа в бюро парню нравилась, даже чувствовалось, что это именно то, для чего тот и вовсе был рождён. Ещё в школе ему удалось достичь невообразимых показателей успеваемости, что позволило окончить её экстерном, а потом так же поступить и с универом. Дороги привели к тому, что Донхёку двадцать пять, и уже несколько лет он живёт в Америке, продолжая погружаться в тему информационных технологий и кибербезопасности, параллельно вникая в тонкости человеческой психологии. Эти темы безбожно завораживали юный ум, так что возможность помимо собственного саморазвития помогать другим, по сути беззащитным и мирным людям, лишь прибавляла энтузиазма. Он оставил родной дом вместе с грудой терзающих воспоминаний. Пришло время отойти от нескончаемого наблюдения за кровоточащими ранами на ветхой вуали души и начать заново, позволяя расцвести уникальной красоте рубцов. Дело обрело должный смысл, и пусть все продолжали твердить, что эта сфера отнюдь не подходила для омеги, скидывая всё на природную слабость и расшатанное здоровье, для Донхёка это стало вызовом.       Буквально через год тот всё же решил принять приглашение от властей и присоединиться к специальному отряду поведенческого наблюдения. Прежде работа в бюро казалась лишь одной заоблачной мечтой. Попасть сюда было непросто, для многих и вовсе невозможно, ведь сотрудников здесь отбирали годами, наблюдали, анализировали, чтобы в дальнейшем подарить стране истинного защитника. Первые месяцы выдались не самыми сказочными, как изначально представлялось в голове, но это не было чем-то удивительным. Команда уже годами работала вместе, а сам парень был чересчур зажат в себе в силу возраста и неопытности. Служба в бюро слишком сильно отличалась от студенческой практики, работы в полиции, а после помощником в органах, но этим и завораживала. Чем больше дней проходило бесследно, тем стремительнее пропадала былая неловкость. Не без трудностей, конечно, но всё же удалось влиться в коллектив, твердо занимая свою нишу, словно он был с ними изначально. Обширные, не имеющие конца базы данных и уникальная возможность получить совершенно любую скрытую от глаз информацию просто поражали. Донхёк даже ловил себя на мысли, что от этого факта было как-то не по себе. Невероятное количество потенциала, куча передовых технологий, которые буквально по щелчку пальца позволяли взломать почти что всё, что душа пожелает. Благодаря этому удавалось отыскать еле уловимые зацепки, в конце концов приводя дело к успешному завершению. Донхёку нравилось рыться в этом, часами не сводя взгляд с экрана, пробивая всё, что потребует от него команда. Единственное, что до сих пор тяжело переваривало сознание, это присутствие на местах преступлений. Всё же смотреть на смертельные увечья на чужих, когда-то живых телах было в разы проще на цифровых носителях. Не сказать, что сейчас это трогало нутро так же сильно, как в первые вылазки, однако некий дискомфорт всё же возникал и неприятно терзал каждый раз. Но ведь у любой работы есть свои минусы, не так ли? К тому же, иногда его нахождение на местах преступлений не было обязательным. — Специальный агент Руди Смит, — кидает напарник патрульному, вытягивая удостоверения. — Это агенты Лора Морган и… можете звать его просто Хэчан.       Донхёк натягивает на лицо нечто похожее на улыбку, но последние слова остро режут слух, пусть он и слышит их дюжину раз на дню. На смену имени его подтолкнули ещё во времена учёбы, дабы избежать неловких ситуаций и предвзятого отношения. Как ни крути, люди на этом континенте ещё не до конца привыкли к встречам, а уж тем более к сотрудничеству с азиатами. Изначально вся эта затея виделась Донхёку полным бредом, ведь это всего лишь имя, которое мало чем отличалось от его собственного, да и внешность оставалась неизменной. Тем не менее под псевдонимом стало проще находиться в обществе. Не сказать, что ненужное внимание ушло полностью, но люди точно стали реже зацикливаться на происхождении, пусть многие и догадывались, что имя ненастоящее. Тогда злосчастное «Хэчан» перестало казаться чем-то невозможным и стало простым барьером, который нужно было попросту перешагнуть. Теперь же псевдоним — его неотъемлемая часть.       Пробираясь через толпу оперативников, они наконец-то приблизились к месту преступления, где уже во всю работали криминалисты. Щелчки вспышек камер, еле уловимые диалоги шёпотом, сбор каждой мелкой улики — именно та атмосфера, которую невозможно забыть. Внутри всё сжалось в один давящий ком, что даже сглотнуть удаётся с трудом. Едкий запах формалина неприятно бьёт в нос, а голова начинает слегка кружиться. Донхёк смачно даёт себе внутреннюю пощёчину, ведь уже не компетентно впадать в такое состояние, как минимум здесь и сейчас. Показывая бейдж, тот двигается вперёд, проскальзывая в опечатанную зону. Он присаживается на корточки и разглядывает аккуратно разложенные части тела на полиэтиленовой плёнке, очерченные белыми линиями и отмеченные мелкими табличками с номерами. Факт того, что буквально несколько суток назад Саманта, вроде это имя было указано в рапорте, спокойно существовала жизнью обычной студентки юрфака, теперь лежит растерзанной на горячем асфальте, заставляет неприятной дрожи коснуться позвоночника. Картина, что экспрессивными оттенками расцветала перед глазами, в очередной раз даёт право осознать, что все труды были не зря. Донхёк ещё в юном возрасте решил бороться с похожими индивидами, кто считает, что по своему желанию могут отнять чужую жизнь. Так не работает. Пусть у бюро не получится очистить мир полностью, но хотя бы вытравить часть, малую часть этих подонков они смогут.  — Руди. — Донхёк поднимается с места, оглядывая своего коллегу, который увлечённо общался с главой полиции. — Я всё понимаю, но романтика мест преступлений не особо мне нравится. Для чего вы притащили меня сюда? — Точно, — кидает мужчина в ответ, указывая рукой на рядом находившиеся здание. — Там нашли ноутбук и телефон. — Закрытые? — Да, я знаю, как ты любишь копаться во всём этом, и попросил никого их не трогать, пока ты не окажешься здесь. Найдёшь чё-т интересное, то сразу зови.       Донхёк послушно кивает головой и направляется в сторону захудалого амбара, который больше походит на склад, что ожидаемо для окраин города. Вроде раньше в этом районе процветало животноводство, поэтому неудивительно, что все было усеяно не только полями, но и схожими сооружениями. Вокруг ни души, атмосфера была давящей и идеально подходила, дабы избавиться от очередного тела. Здесь оно не привлекает внимания, быстро обнаружить труп совершенно некому. Пусть Орландо и был крупным городом, он не славился чернотой своих дел. Поэтому даже небольшая серия убийств повергла в шок местное население, заставляя подняться неуместной панике. Внутреннее чутьё подсказывало, что все ответы лежали где-то на поверхности, да и оставленная техника даёт явное преимущество. Подозреваемый определённо хотел выйти на контакт, значит этого и получит. Самому Донхёку хотелось закончить со всем этим как можно скорее, так что, успокоившись, тот перешагивает порог массивных дверей, параллельно здороваясь с другими сотрудниками.       Помещение пустовало, за исключением мелкого стола по центру, на котором красовался ноутбук старой модели и крохотный кнопочный телефон. Ранее сообщалось, что бюро удалось отследить данную технику, так что всё было очевидно, психопату хотелось общения, а вероятнее всего огласки в прессе, ибо другие причины не приходили на ум, если совместить всё, что предстало перед глазами, в комбо с его индивидуальным почерком. Донхёк хмурится, вытаскивая из сумки собственный ноут и натягивая ненавистные перчатки. Взгляд внимательно скользит по помещению в попытках заметить любую мелкую деталь, которая могла бы скрыться от глаз, но нет — идеально чисто. Раздражает. Он протяжно вздыхает, падая на хиленький раскладкой стул и включая оставленный ноут.        Не сказать, сколько именно тот проторчал в этом месте, возможно около часов двух, пока не понял, что ничего у него не получится, как минимум в пределах этих четырёх стен. Не хватало нужной аппаратуры, информации, да даже банально спокойной обстановки, где люди не отвлекали каждые пять минут. Этот факт бесил на всех уровнях, ибо редко бывали случаи сопоставимые данному, когда брюнет оказывался совершенно беспомощным в сложившихся обстоятельствах. Поднявшись на ноги, Донхёк еле удерживает равновесие, ибо мышцы неимоверно ныли из-за долгого нахождения в неподвижной позе, что неудивительно. Честно, он до сих пор пребывал в неком шоке, ведь впервые встретился с тем, кто использовал настолько извращённый метод защиты данных. — Соберите всё и отправьте в участок, — Ли с лёгкой улыбкой обращается к полицейским рядом, быстро перебирая пальцами по экрану смартфона. — Нашёл что-то? Ты так долго тут торчишь, не похоже на тебя. — звонкий голос Руди, словно насильно возвращает в реальность. — Нет, но мы точно имеем дело с кем-то, кто косвенно или напрямую связан со сферой программирования, иначе я не могу найти других объяснений, — голос звучал уже привычно-меланхолично. — Ноут защищён системой 64-битной шифровки, чтобы вскрыть её, понадобятся криптографические ключи, а те, в свою очередь, уникальны для каждой системы.       Донхёк несколько секунд смотрит на потерянное лицо собеседника и слегка ухмыляется. Иронично, но все его коллеги были очень далеки от технической сферы.       — Простыми словами, провернуть такое может только человек, который уже давно крутится в айти или же напрямую связан с разработкой. Даже мне для создания такого потребуется около недели. — Пусть и сам Ли любил сложности своей работы, но в этот раз всё иначе, словно это всё подсунули специально, дабы поиграться. Ладно, хорошо, поиграемся. — Я поеду в офис, думаю, в течение суток смогу всё же вскрыть это. — Не забывай спать хотя б пару часов, а то мне хватило твоего полудохлого состояния в прошлый раз, — начальник группы задумавшись наклоняет голову в бок. — И ты как сам думаешь, там есть что-то важное? — Если он так хорошо шифруется, значит там есть что-то важное для него или для нас, — на прощание Донхёк лишь кивает и удаляется.        Голова неприятно ныла из-за акклиматизации или недостатка сна, а может из-за всего вместе, но кофе, пусть и ненавистный парнем, слегка сглаживал ситуацию. По приезде в участок тот ни разу не двинулся с места, пока глаза раз за разом пробегали по строкам кода. Тот перебрал уже тысячи возможных комбинаций, перепробовал сотни кейгенов, но всё тщетно, а время всё ускользало. Все уже давно разъехались, за исключением парочки сотрудников, которые так же с головой были погружены в работу. Подобные ситуации вынуждают жертвовать собственным комфортом, работать сверхурочно, но плата в виде сохранности чьей-то жизни и наказания виновного являлись отличным стимулом. Вообще стоило бы тоже вернуться в отель и передохнуть, а с остальным продолжить, к примеру, с утра на свежую голову, но это уже дело принципа, ведь на личном опыте редко приходилось встречать кого-то, кому бы удалось ввести его в ступор. Сейчас же интерес просто переполнял нутро, зарождая яркую искру энтузиазма.        Прошло ещё несколько часов, опустела ещё пара кружек с кофе, куча технической литературы лежала рядом, как и дюжины открытых вкладок в браузере. И любой из его коллег соврёт, если скажет, что данная картина не была им знакома. Донхёк повяз окончательно, раз за разом цепляясь за новую деталь, как за последний шанс на дальнейшее существование. Трудно сказать, сколько разных методов тот перепробовал. Уже не на шутку начинало казаться, что Ли тут буквально бессилен, по крайней мере сегодня, по крайней мере сейчас, но он не любил сдаваться, и пусть стрелка часов давно перешагнула порог четырёх, давая простор нежному оранжевому разбавить синеву ночи. Пора уже реально отправиться на передых, но очередная «последняя» попытка дала странный результат.       Донхёк невольно выпрямляется на стуле, разминая затёкшую спину и фактически кричит на весь офис, пугая оставшихся сотрудников. Никогда в жизни ещё загрузочный экран операционной системы, который сменяется на рабочий стол, не даровал настолько сильных эмоций. Хотелось постыдно заплакать, а от волнения руки дрожали. У него получилось, правда, получилось, что даже не верится. Несколько секунд или даже минут он сидит неподвижно, забывая в моменте как дышать. Его взгляд залип, анализируя каждый пиксель на потрёпанном экране. Лёгкая дрожь пронзала тело, а улыбка невольно расцвела на лице.  — Чего тебе? Ты вообще время видел? — голос напарника звучит максимально отстранённо и недовольно. Донхёк был уверен на все двести, что тот только недавно смог заснуть. — Я вскрыл ноут, — откидываясь на спинку стула, протягивает тот задорно, довольно улыбаясь и натягивая кожу щеки языком. — Что? — удивлённая интонация звучала на другом конце. Это уже более походила на Руди. — Ничего не трогай, я приеду через пятнадцать минут.       Очередная, неимоверно приятная победа в копилочку лучшего айти-эксперта западного континента. И ещё одна, но столь значимая победа для самого Хэчана.       Но счастье было переменно. Всё же работа оставалась работой. Несмотря на то что парень выполнил свою часть, впереди ещё много работы, заложенной в столь сжатые сроки, ведь чем больше времени они теряли, тем выше была вероятность пополнить список жертв подозреваемого. Костяк команды собирается воедино в считанные полчаса, забирая с собой весь былой задор. Можно считать на миллион процентов, что этот ноутбук являлся прямым посланием, направленным для властей. Бегло проанализировав всё содержимое, Донхёк успел отметить, что помимо длинной автобиографии, написанной на более чем пятьсот страниц монотонными абзацами во вшитом текстовом редакторе, на рабочем столе виднелся ещё один интересный ярлык, который при открытии перекидывал на стриминговую платформу закрытого формата. Даркнет кишил таким под завязку, и далеко не в первый раз приходилось сталкиваться с аналогичными увлечениями психопатов, но именно в этом случае на дисплее с чуть битой матрицей антагонист всея ситуации пытал в прямом эфире пропавшую несколькими днями ранее миловидную блондинку. Донхёк с силой закусывает губу, окидывая вниманием чат, разрывавшийся от сообщений. Сейчас тысячи людей сидели и наблюдали за агонией, что переживает юное истощенное тело, восторгаясь пронзительными возгласами боли. На его опыте это далеко не первая ситуация подобного формата, и наверняка не последняя, но каждый раз что-то неприятно рвётся внутри, наливая вены тяжестью свинца. Одно дело — смотреть на снимки трупов, а другое — своими глазами наблюдать, как человека пытают, отнимая последние крупицы выдержки и тепла жизни. — Господи, нет, я не могу! — первой сдаётся Лора, что очевидно, ведь она в их отделе отвечала за связь с прессой и редко сталкивалась с такой жестокостью лицом к лицу.       На памяти Донхёка, последний такой инцидент случился во время расследования резни омег в Вегасе, где субъект тоже любил запечатлеть все свои зверства на камеру. Когда же дело было закрыто, и команда возвращалась домой, парень невольно слушал о переживаниях, что скопились внутри его коллеги, и именно тогда осознал, что не ему одному бывает настолько тяжко. Лора идеально подходила под типаж жертв, и вероятнее всего, испытывала ещё больший дискомфорт от увиденного, чем остальные. С ней обязательно стоит поговорить после.  — Зачем ему нужно было так сильно паролить ноутбук, если целью было показать нам это? — интересуется один из патрульных, только вот никто не спешил отвечать, находя его вопрос нелогичным. Люди в Орландо привыкли работать с мелкими делами, возможно, с парочкой убийств, что были совершены в состоянии аффекта, так что винить их в незнании неуместно, но почему-то кол ноющего раздражения все же осел в горле. — Разумеется, чтобы поиздеваться и узнать, как быстро сработают техники, — коротко отвечает Руди, его голос ложится на всех подобно отрезвляющей пощёчине. — Времени в обрез, приступайте каждый к своим обязанностям. Лора, собирай прессу, мы готовы предоставить публичный профиль.       Донхёк так и не вернулся в номер тем утром, упорно выслеживая предположительный источник и пробираясь сквозь тернии нестандартного шифрования. Усталость уже ощутимо сковывала тело, так что парень позволил себе положить голову на сведённые руки. Теперь вокруг него трудились одни из лучших технических аналитиков Орландо, которых предоставила власть штата в виде помощи и поддержки, но делу это особо не помогало. Расследование протекало слишком сумбурно, времени оставалось всё меньше, а потеря ещё одной жизни понесёт за собой новый поток паники граждан и поощрения для субъекта. Это раздражало до ломоты в костях. Стол был заставлен пустыми стаканами от кофе и мусором от каких-то снеков, что любезно таскали члены его команды. Они и сами находились далеко не в лучшем состоянии, изнуряя себя тонной работы и диким недостатком нормального сна, но каждый из них знал о достаточно хиплом состоянии юноши. Никому из них не нравилась перспектива увидеть изнурённое и полуживое тело омеги, а впоследствии лишиться лучшего технического специалиста. Один раз такое уже случалось и больше никто не хотел, чтобы подобное повторилось. Донхёк делал слишком много для их отдела и потерять его в такой ситуации даже на несколько часов будет подобно катастрофе. Пусть вся эта забота грела что-то глубоко внутри груди, но отказать в возможности закатить глаза при виде очередной порции крепкого и согревающего американо с любимыми булочками в руках знакомого альфы, было непозволительно. — У нас есть пара человек, что дали одинаковые показания касательно внешнего вида преступника и номеров машины. Кажется, после выступления губернатора он направился на юг, — привычно игнорируя чужое недовольство, цедит Руди. — Мне нужно, чтобы ты проверил по базам эти номера телефонов и нашёл мне адреса. А ещё попробуй отследить по спутникам, проверить близлежащее видеонаблюдение, мы должны зацепиться за его след. — Будет, — Донхёк поднимается и выхватывает стопку листов из рук напротив, принимаясь скользить взглядом по кривому почерку. — Хоть что-то ещё новое есть? К чему вообще нужно было делать заявление именно сейчас? Народ поднимает лишнюю панику, горячие линии разрываются.       Руди мнётся с минуту, яро задумываясь о чём-то, а после лишь заключает: — У Джеймса есть лютая уверенность, что тот потянет девушку с собой. По началу мне казалось это бредом, ибо его типу не характерно оставлять дела незаконченными, но… — он замолкает, что Ли остаётся лишь оторвать голову от документов и устремить на него взгляд. — Но-о-о? — Если у нас есть вероятность поймать его с жертвой в руках, то мы сделаем всё возможное, — альфа плавно облокачивается бёдрами о донхёков рабочий стол. — Хочешь сказать, что всё это сделали, чтобы заставить его действовать сумбурно? — риторически спрашивает Донхёк, падая обратно на стул и возвращаясь к бумагам. — Умно, так есть хоть какие-то шансы вернуть Эмили её родителям. — Надо действовать, Хэчан. — Рука мужчины падает на плечо, чем инстинктивно принуждает дёрнуться с непривычки. — Сам же знаешь, что сейчас он будет действовать быстрее и отойдёт от привычных сроков, у нас уже не будет и недели, и чётких гарантий. По окончании суток её шансы на выживание сведутся к нулю. Давай поможем ей встретить её завтра.       Последние слова эхом отдавались в голове, вынуждая нервно сглотнуть и приступить к работе. Ошибаться было непозволительно.       Донхёк стоял возле поношенного временем маленького домишка, странные чувства окутывали, а мысли то и дело путались, закручиваясь в бесчестно запутанный клубок. Протяжный вздох вырывается из груди вместе с желаемым облегчением, что сияло не только в его глазах, но и в глазах всех окружающих, когда из здания выкатывается каталка медиков с живой Эмили Джон, дочерью председателя совета Штата. Спасение её жизни определённо не пройдёт бесследно, сделав их группу и всех причастных национальными героями, но это последнее, о чём задумывается омега, устало прикрывая глаза и подставляя лицо под тёплые порывы ветра. Его волосы теперь в тотальном беспорядке, как и абсолютно всё. Уходящие двое суток дались тяжело, выжимая, кажется, все соки из истощённого тела, но это всё определенно стоило того искреннего блеска благодарности в чужих глазах. — Он забрал столько жизней, чтобы потом высадить в себя обойму, — чужой нежный тембр привлекает внимание, и Донхёк нехотя размыкает веки, замечая рядом с собой знакомый силуэт, что упорно наблюдал, как медицинский персонал утягивал за собой носилки со скрытым в тёмном мешке телом. — Трус.       Едкий сигаретный дым, что мешался с еле ощутимым запахом лилий, заставляет немного зажмуриться с непривычки. Интенсивные и резкие запахи всегда отталкивали, но именно эта комбинация уже не вызывала такого бурного отторжения, несмотря на ещё остаточный эффект подавителей. Они работали вместе с самого начала. Именно с Лорой Донхёку удалось бок о бок пройти свою стажировку и пережить первое полноценное дело. Он привычно не отвечает, понимая, что его слова будут неуместны, лишь составляет компанию и поддерживает на ментальном уровне. Той приходилось нелегко, и Донхёк это прекрасно осознавал, как и то, что вскоре время привычно сгладит острые углы, оставляя всё в прошлом. — Мне пора, — коротко протягивает Донхёк, дружески скользя рукой по спине альфы. — Ты куда? — девушка резко поворачивается, а на её уставшем лице сияет недоумение. — Я думала мы вместе поедем в отель, всё равно вылет только завтра утром. — Я не полечу с вами, у меня осталось ещё одно незаконченное дельце тут, — Донхёк отходит на пару шагов и слегка улыбается, находя чужую реакцию отчего-то милой. — Но не переживай, я обязательно прибуду через пару дней и сделаю все отчёты, как положено. Тебе не следует об этом тревожиться! — Ты иногда такой придурок, Хэчан, что не скажешь, что у тебя есть докторская степень, — Лора не сдерживает ответной улыбки, сводя взгляд. — Будь аккуратен и вернись в здравии, я не хочу в одиночестве терпеть нытьё Руди и подшивать отчёты. — Ты и так прекрасно знаешь, что я никогда тебя не брошу с этим наедине, — салютуя двумя пальцами от виска, Донхёк торопливо удаляется.       Многолюдные улицы обволакивали, а характерный для них шум ложился на слух столь приятно, унося сознание куда-то далеко за рамки восприятия. Эта атмосфера не была привычной, а наоборот даже чуждой, ведь выходных и свободного времени оказывалось не столь в обыденности, как хотелось, из-за чего в качестве отдыха Донхёк всё же предпочитал оставаться дома. Он уделял должное внимание бытовым вещам, чтиву и репетиторству, от которого так и не смог отказаться после выпуска из вуза, но больше всего ему нравился тот самый момент, когда дел не оставалось и можно было зависнуть в видеоиграх. Зачастую почти во все нерабочее время омегу можно было найти прикованным к креслу напротив собственного ПК. Его пальцы умело прожимали клавиши механической клавиатуры и скользили ультралёгкой мышью, щелчки которой мешались с тихим матом, что срывался с уст всё чаще. И Донхёк уверен, если бы он не поступил на юрфак в своё время, то отдал бы предпочтение видеоиграм и профессиональному киберспорту. Что уж говорить, если именно он вместо привычных пар физкультуры, участвовал в разного вида турнирах, где соревновались все вузы города, а иногда даже страны, в тех или иных видеоигровых дисциплинах.        Но у этого есть и обратная сторона. У Донхёка было не так много друзей, точнее, всего двое, если не считать членов группы, с которыми тот проводил большую часть своего времени. Не сказать, что Ли как-то из-за этого страдал, а наоборот, даже подбадривал себя фактом, что лучше иметь рядом двух близких и доверенных людей, чем дюжины мнимых знакомых.       Это тянулось ещё с подросткового периода, когда не удавалось выстроить отношения с обществом — на это просто не находилось времени. Пока его сверстники гуляли, ходили друг к другу в гости после школы, оставаясь с ночёвками, Донхёк посещал дополнительные и репетиторов. У заучек и отличников было два очерченных пути: либо те становились объектом буллинга, либо же отстранялись и держались на расстоянии. Оба варианта приводили к одному — к одиночеству. После выпуска из школы жизнь в социальном плане стала чуть лучше. Несмотря на всю ту же бешенную загруженность, благодаря должности старосты и главы студсовета, Донхёку удалось неплохо так поладить с однокурсниками. Они часто собирались вместе в библиотеке, дабы выполнить задания или обсудить планы, часто обедали компанией и возвращались в общагу. Общение, словно выстроенное по идеальному шаблону, было лёгким и непринуждённым. Только вот никто не предупреждал, что этот круг людей станет для него временным, и после выпуска их пути разойдутся окончательно. Именно в этот момент пришло осознание, которое было упущено в юности. Привязанность к людям дело гиблое, заставляющее тебя стать уязвимым и зависимым от другого. Это по-своему разбивало, заставляло задуматься и пересмотреть свои взгляды на многие вещи и в конце концов побороть былой барьер, что выстраивался годами. Умение принимать людей и отпускать их с лёгкостью подарило своеобразную свободу, подобную вздоху чистого воздуха. Каждый вправе делать только то, что требовало его нутро, в пределах законодательства и норм морали само собой, а остальное уже являлось рамками, что выстраивал социум. Эти стандарты общения, дружбы и романтических связей теперь раздражали каждую клеточку в теле. Люди сами загнали себя в тупик, сами построили стены и лишили себя самого главного — права выбора.       Остановившись возле яркой вывески, чей неон красивыми бликами ложился на собственные волосы, Донхёк сквозь прозрачность стекла внимательно выглядывает посетителей, что ютились в мелком кафе. На их лицах можно было проследить разные эмоции, отметить индивидуальные особенности поведения, по сути составить полноценный психотип, основываясь только на внешних факторах поведения, но сейчас Ли был не на службе. В данный момент его интересовал только один образ, что поселился в памяти. Еле уловимая улыбка трогала губы, стоит заметить одинокого парня, что сидел по другую сторону помещения, упорно печатая что-то в своём ноутбуке. Он был таким же. Всегда погружён в работу и учёбу, что стало отправной точкой для начала их плотных взаимоотношений. В приглушённом свете софита, чьим сиянием обрамлялась его фигура, можно разглядеть яркую, фактически неоновую, прямо как вывеска этого заведения, прядь. Ещё при первой встрече омега обратил на неё внимание, ибо она отличалась от стандартных окрашиваний, отдавала каким-то неестественным металлическим сиянием, что невольно завораживало. — Хён, — оказавшись внутри слишком быстро, Донхёк не замечал происходящего вокруг и фокусировал всё внимание на человеке напротив, чья улыбка сбивала напрочь привычный темп дыхания. Он даже не осознавал, как в обыденности ему не хватало простого и вынужденного работой общения. — Я скучал. — И я скучал. — голос приятного тембра протянул на родном языке фразу, что легла приятной пеленой на рассудок, забирая с собой всю былую тревожность и усталость. Быть заключённым в крепкие объятия, еле ощущая столь знакомый умиротворяющий запах, подаренный природой с рождения, — именно то, о чём приходилось только мечтать, будучи погружённым в рабочую рутину. — Скучал по тебе, Хёк-ия.       И, возможно, всё происходящее его хоть как-то смутило, как ни посмотри, они всё же находились в людном месте, но Донхёк прекрасно осознавал, что никому не было до них никакого дела, так что позволил себе растянуть сентиментальность момента чуть дольше положенного, прежде чем отстраниться от тела рядом. — Ты вообще ешь? — голос звучит уже менее мягко, отдавая нотками недовольства. — Ощущение, что в одну из следующий наших встреч, с учётом, что у нас не так много возможностей пересечься, я буду сидеть со скелетом напротив. Это неадекватно, Донхёк.       Доён ни капельки не изменился. Спешно усаживаясь за стол, тот уже упорно разговаривал с официантом, который по нескольку раз переспрашивал его, ссылаясь на странный акцент. Донхёк продолжал на это глупо улыбаться, послушно укладывая голову себе на руки. Пусть они были знакомы не так уж и долго в привычном обществу понимании, но возникало ощущение, что они изначально были уготованы судьбой друг для друга. Не верится, что та злосчастная, «уж точно самая последняя» катка перед сном вручит ему столь замечательный подарок. Несмотря на то, что в ту ночь они разглагольствовали на повышенных тонах, используя непобранщину и пытаясь осудить друг друга за совершенные ошибки и последующий проигрыш, им удалось моментально поладить. Неудивительно, что после этого они просидели играя дольше положенного, а на следующий день вдвоем еле нашли силы, чтобы отодрать себя от кровати, раздражаясь от яркой трели будильников. Это стало нечто новым. Знакомства в интернете всегда казались чем-то несуразным и странным. В голове не усваивалось, как вообще можно было построить контакт с человеком, которого ты даже не видел своими глазами, когда ты знаешь о нем минимальное количество информации, но при этом тебя невозможно тянет. Тяга к новому, тяга к общению — это всё было таким неуместным и глупым, но Донхёк просто физически не мог противиться этому. В тот момент начинало казаться нездоровым испытывать такой фанатичный интерес, искать возможности провести больше времени вместе, но чем быстрее омега акцентировал на этом внимание, тем проще и раскрепощённее становился. С Доёном было легко. Донхёк невольно ощущал на себе чужую взаимность и скованность. Осознавал, что тому тоже было изначально нелегко делать первые неуверенные шаги, прямо как и ему самому. Именно в этом и появился присущий для их дружбы шарм, что со временем всё сильнее завораживал и уводил за собой. Чем больше времени они проводили друг с другом, тем сильнее убеждались в том, что случайности не случайны вовсе.       Время двигалось нещадно быстро, позволяя вечеру пройти украдкой мимо. В компании Доёна хотелось забыться, окончательно раствориться в мягком голосе, что перетекал в озорной смех. В такие моменты Донхёк поистине мог расслабиться, откинуть весь груз, что копился внутри огромным комом. Он любил свою работу всей душой и был благодарен тому маленькому подростку, которого начала интересовать психология, но у всего есть своя цена. Тут не работало правило приобретения и наработки опыта. Чем больше дел приходится пропустить через себя, чем больше пережить ушедших людей и осознать мучительность их смерти, тем сильнее погружаешься в эту неизведанную тьму, что любезно влечет за ней. В этом мире слишком много скрытого и отвратительного, что нельзя разглашать и о чём не принято говорить, чтобы не наводить панику и колкий страх. Для этого и нужны были они, для этого и существовало правосудие, чтобы укрыть мирный народ от ужасов, которые можно разглядеть в этой бесконечной темноте мира. Встречи с Доёном становились отдушиной, их невозможно было сравнить с вечерами, что они проводили удалённо вместе, созваниваясь в Дискорде и играя во что-то. Сейчас он был тут перед ним, живой, наполненный своим авторским коктейлем из разного рода эмоций и чувств. Можно было протянуть руку и коснуться, ощутить ответное касание тёплых ладоней, сесть рядом, рассматривая чужой профиль и ярко посмеиваясь от нелепых рассказов.       И нет, у их связи никогда не было какого-либо романтического оттенка, пусть и многие из знакомых Доёна считали обратное, когда узнавали по его рассказам, как часто те списывались. Донхёк знал, что отношения двух омег были не редкими, а особенно в нынешнее время, когда люди стали относиться к ним куда проще, забывая о привычных нормах, но ощущения, что возникали внутри от контакта с Доёном отличались. Несмотря на свою закрытость, Донхёк всё же успел испытать на себе чувство влюблённости и даже попробовать себя в отношениях с одним из новеньких альф, что проходил стажировку в отделе информационной безопасности. Короткая интрижка без намёков на серьёзные отношения стала отличным опытом, утолившим внутренний интерес к познанию своей истинной сущности. Так он с уверенностью смог познать свои предпочтение и со спокойной душой осознать, что с Доёном их связывало нечто иное. Нечто большее, чем просто интерес и дружба, при этом отличающееся от романтической тяги и влечения. Донхёк видел в Доёне свою родственную душу, того, кто будет его ждать по ту сторону с протянутой рукой и шептать нежное: «Не бойся, я буду с тобой». Именно с ним омега осознал, что каждому человеку нужен человек, что скрасит его запутанную дорогу в сияющей неизвестности. Человек, которого тот будет искать в истоках мироздания. — Я так и не спросил, помогли ли тебе те статьи, что я скинул тебе, — они сидели на людной набережной, наблюдая за водной гладью, в отражении которой мелькали огни ночного города. — Всё же ты куда больше меня разбираешься, этакий гений шифрования.       Прозвище, что сорвалось последним с уст напротив, вынудили саркастично закатить глаза. Только Доёну было дозволено отпускать подобного рода подстёгивания в его сторону. В голове сразу же всплывают те статьи и факт того, что омега вовсе забыл поблагодарить за чужое содействие. Та ночь просто выбилась из памяти вместе с тем фактом, как в порывах отчаяния тот ворвался в их общий чат с просьбой помощи. Он знал, что Ким тоже был тесно связан со сферой информационной защиты, только работал в другом её направлении, и вероятность получить ответ на вопрос, с которым тот пожаловал, вряд ли бы нашёлся у того, но на удивление, в короткие сроки перед глазами предстало несколько достаточно внятных и полезных информационных сборок, которые прежде глаза не встречали вовсе. Пусть в этой ситуации Донхёк не нашёл для себя нужного, но спешно сохранил материалы себе на ноутбук с обещанием детально изучить после. — Хё-ё-ён, прости, пожалуйста, я совсем забыл тебя поблагодарить, — Ли закрывает лицо руками, зарываясь в мягкие волосы пальцами и находя себя в глупом положении. — Да ладно тебе, ты чего, — Доён легко смеётся от происходящего перед глазами, лишь сильнее смущая собеседника. — Словно мне так нужны слова благодарности, когда и так знаю, что внутри себя ты сказал мне «спасибо» не единожды, как только получил ответное сообщение. Ты работаешь в таком темпе, вкладываясь в каждое дело полностью. Я и так благодарен, что ты уделяешь время на ме… — Всё, хватит, — остро обрубает донхёков голос, пока его хозяин машет головой, отгоняя остатки смущения. — Лучше скажи, откуда ты взял их. — Это мои личные наработки, — забавляясь внутри от чужого смущения, легко тянет Доён и откидывает голову назад, наслаждаясь прохладой вечернего ветра. — Ты однажды при мне упоминал эту тему, и я почувствовал себя тупым, не поняв ни единого слова, так что решил выделить время на изучения этой сферы.       Ответных слов не находилось. Тишина, которую дозволено было нарушать только мелкому уличному шуму, обволакивает. Донхёк подвисает, наблюдая за тем, как развеваются чужие волосы, а яркая фиолетовая прядь красиво отливает в тусклом свете уличных фонарей. В голове совершенно не укладывалось, что те статьи, что читались по диагонали, были написаны его руками. Не то чтобы он сейчас как-то принижал способности Доёна, но это стало неожиданностью, которая броскими красками ложилась на собственно выстроенный временем образ. Это можно сравнить с банальной ситуацией в школе, когда ученик со средней успеваемостью пишет итоговую контрольную на самый высокий балл. Многих подобное выводит из себя, заставляет поддаться власти режущей кожу зависти, а Донхёк непринуждённо улыбнулся и почувствовал гордость, что стремительно разливалась по жилам. Чужое рвение к развитию и учёбе невольно вдохновляло, как и факт того, что близкий человек проявлял интерес к его роду деятельности, чтобы в дальнейшем протянуть нужную руку помощи.       Доён был замечательным, и Донхёк был благодарен времени и обстоятельствам, что свели их дороги воедино.       Оказавшись на пороге гостиничной комнаты, омега стягивает с ног ненавистные кроссовки и буквально валится на кровать, что расположилась по центру достаточно просторной комнаты. Его мало волновало, что этот номер принадлежал не ему, а Доёну, чьи вещи уже располагались по всей площади, и что тот, наверное, тоже успел подустать, но главная цель сейчас — принять горизонтальное положение и прикрыть веки. Тело сковывало, ноющая колкая боль пронизывала все тело, от макушки и до кончиков пальцев на ногах. Он устал. Устал ещё в день прилёта в уже успевший стать ненавистным Орландо. Завершающая день прогулка забрала, кажется, последние силы из хрупкого тела, но Донхёк ни капельки не жалел. Каждая ускользнувшая минута этого вечера смогла подарить ему позабытый покой, забирая с острых плеч груз былой ответственности и мыслей, растворяя всё в мягкой улыбке и звонком смехе.        Среагировав на шум, за который зацепился слух, Донхёк приоткрыл глаза — всё его внимание привлёк силуэт в другом конце комнаты. Доён, присев на колени, активно рылся в раскрытом чемодане на полу. После самой первой встречи они решили, что будут брать от времени свой максимум, ведь работа загоняла в жёсткие рамки, в которых отыскать свободный час бывает очень проблематично. Донхёку приходились по душе эти ночёвки, будь они у него на квартире, когда Ким проездом оказывался Сиэтле, или же в каких-нибудь снятых апартаментах, как сегодня. Разницы не было, ведь суть была в человеке, а не в геолокации. С одной стороны, глупо радоваться подобному, но с другой, раньше такого опыта в жизни не было.       Они так и молчали, каждый пытался сохранить приятный фрагмент умиротворения, когда усталость тяжестью оседала в костях, а приближающийся сон, подобный усладе, растекался теплом внутри. Донхёк не замечает, как сознание сдаётся, передавая контроль над собой пленительным узам сна, что поют свою мнимую колыбель. Он задремал так и не раздевшись, просто упав на чужую заправленную кровать, пока хозяин скрылся за дверью ванной. И если бы люди могли здраво соображать и говорить во сне, то омега бы искренне признался, что сейчас чувствовал себя одним из самых счастливых людей на планете, а, возможно, и во всей вселенной. — Хёкк-ия…       От неожиданности голоса и мягкого касания к коже, что пробирались через завесу сонливости, Донхёк вздрагивает, фактически принимая сидячее положение на матрасе. Дыхание сбито, как и пульс, на голове беспорядок, а перед ним не менее ошарашенный хён с ещё чуть влажными, вьющимися волосами и переодетый в один из пижамных комплектов, который прежде уже довелось видеть. В эту секунду хотелось драматично схватиться за сердце, устроить тут полнейшую драму, обвиняя его в накатывающем инфаркте. Донхёк умел это, как никто другой, но сейчас мог позволить себе слабо посмеяться, вскидывая голову на собственные колени. — Тебе стоит сходить в душ. Не думаю, что у тебя была возможность нормально и без спешки помыться, — Доён улыбался, пока рука невзначай пыталась пригладить русые пряди, что топорщились на донхёковой макушке. — И лечь спать, уже поздно.       И он может только согласиться и нехотя оторвать себя от уже успевшей стать такой тёплой и уютной кровати. Стоя под горячими потоками воды, просто хотелось по-человечески разрыдаться. Это странно и не свойственно для него, но видно, удалось дойти до того внутреннего предела, когда восприятие уже вовсе отказывалось внятно реагировать на происходящее, вымаливая скинуть с себя тяжкий груз накопившихся эмоций. Вода уносила с собой не только грязь, но и остатки уходящих суток, оставляя приятное ощущение лёгкости и чистоты. Плавно сползая по стеклянной стенке душевой, Донхёк оседает на плитке, пока град слёз обрушивался с чуть подрагивающих ресниц. Причину их объяснить словами было фактически невозможно. Нечто гнетущее, отчаянное и апатичное смешивалось с естественной влагой и солью, впоследствии растворяясь в проточной воде, что стекала по расслабленному телу.       Он не сидит долго, но и не торопится, спокойно моется и даёт телу просохнуть, пока чистит зубы. Совсем чуть-чуть приоткрыв дверь, он рукой на ощупь выключает свет, чтобы не портить уютный полумрак, что царил в гостиной. Только вот его забота оказывается не особо заметной. Донхёк зависает в проёме, наблюдая, как чужую фигуру освещает мягкий свет прикроватного светильника и контрастами сияет отблеск экрана ноутбука. Доён активно перебирал пальцами по клавиатуре, нервно прикусывая нижнюю губу. Спешные, но в то же время мягкие щелчки разбавляли тишину. — Что-то случилось, да? — вопрос, который больше походил на утверждение, срывается с донхёковых губ, когда тот забирается с ногами на кровать, занимая вторую половину. — Ты всегда можешь поделиться со мной, если это нужно тебе, хён. — Мой заботливый тонсэн.       Донхёк догадывался о возможной причине переживаний, что оседали грузом на чужой душе. Доён был не из любителей обсуждать проблемы, да и в целом делиться чем-либо о себе, так что о его жизни омега знал только в общих чертах. Донхёк был осведомлён только о тех фактах, которыми делился Ким самостоятельно, и никогда не задавал ему наводящих вопросов. Доён вместе со своим младшим братом остались сиротами в подростковом возрасте, их родители погибли при неизвестных обстоятельствах, оставив детей на самих себя. Непозволительно рано пришлось выходить на работу, чтобы получить хоть какой-то дополнительный ресурс к социальным выплатам для выживания, ведь по-другому это нельзя назвать. Совмещать вечерние, что плавно перетекали в ночные, подработки с очной учёбой, любому человеку покажется адом. Донхёк только представить мог, как же тяжело пришлось тому маленькому и растерянному Доёну, ещё не успевшему отойти от утраты собственных родителей, когда на его плечи упал груз ответственности не только за свою жизнь. Он отдал всю свою юность заботе о Чону, о своём младшем братишке, чтобы обеспечить его хорошим образованием, минимально-приемлемым прожиточным минимум. Ли много слышал о нём, интересовался при каждой их встрече, ведь знал, что для Доёна это было важным, а тот лишь радостно и охотно делился новостями.        Прошло уже много лет с того времени. Чону, по рассказам, работал историком, получая неплохое такое жалованье, а ещё углублялся в тему традиционной медицины, посвящая той большую часть свободного времени. Сначала это вызывало некий диссонанс внутри, ибо историческая сфера даже рядом не стояла с медицинской. Определённо странное сочетание, а вернее даже сказать нестандартное, но потом Донхёк осознал, что этот факт его завораживал не меньше, чем количество разнообразных хобби у самого Доёна. Значит разносторонность интересов была у них семейной. Это в хорошем смысле восхищало, заставляя задуматься о многом и пересмотреть ценности. Люди, что в один день потеряли буквально всё в своей жизни, смогли найти силы, чтобы сквозь боль и потерянность снова подняться на ноги и построить своё светлое будущее заново. Не зря говорят, что человек взрослеет не благодаря годам, что проносятся через него, а вследствие пережитых проблем, опыт которых становится бесценным.       Его рука плавно касалась широты плеч напротив и слегка поглаживала. Донхёк был плох в выражении своих чувств с помощью слов. В один период даже задумывался о том, что из-за работы они и вовсе стали атрофированы, но нет. Он умел оказывать поддержку на ментальном уровне с помощью действий и поступков, готовый всегда протянуть руку дорогому для его души человеку, даже если придётся оказаться на другом конце планеты, да даже галактики, разницы нет. И сейчас Донхёк остаётся рядом, нежно трогая мягкость кожи, скрытой под хлопковой тканью. Его никак не задевал факт того, что Доён не поделится с ним произошедшим. Всему своё время, а у времени есть уникальная черта — оно может тянуться вечность. — Настал далеко не лучший период, на самом деле, так что у нас появились некоторые сложности, — чужой голос заставляет распахнуть успевшие сомкнуться в блаженной тишине веки и устремить всё внимание на фигуру напротив. — Сейчас нужно что-то с этим решать, ибо проблема выходит из-под контроля, а переезжать снова я уже просто не выдержу.       Факт открытости грел душу, и Донхёк чувствовал, как приятное тепло разливалось внутри него вместе с накатывающим переживанием. Он не имел представления о том, где именно жил Доён. Тот не особо хотел делиться этим фактом, аргументируя тем, что это принесёт с собой только лишнее давление, но при этом ещё в самом начале их общения кинул короткое: «Мы остановились и окончательно осели в Европе, тут Чону сможет поступить в плюс-минус приемлемый вуз, и я теперь спокоен». Хоть континент был известен, и уже славно, но несмотря на это Донхёк всё равно следил за всеми мировыми новостями, чтобы если что сопоставить их с одним из рассказов Кима. Вдруг всё же проскользнет какое-то совпадение, открывая потаённую завесу? Несмотря на все новые реформы, что происходили на северном континенте, там оставалось ещё множество проблем, даже тот же банальный национализм продолжал процветать, несмотря на толерантность некоторых стран. И от этих фактов Донхёк мог лишь протяжно вздохнуть, смотря своему другу в глаза, замечая отблеск собственного отражения. — Что-то конкретное произошло или в общем ситуация накалилась? — Капитализм стал процветать слишком ярко, выходя далеко за край приемлемых норм, — вполголоса тянет Доён, откладывая ноутбук на полку рядом. — Раньше, конечно, это тоже было, но сейчас просто уже слишком.       Донхёк в своей манере нервно прикусывает нижнюю губу, сводя взгляд куда-то в сторону. Его слишком сильно огорчал факт, что один из немногих дорогих людей в его жизни должен был сталкиваться с подобного рода проблемами. — Скажи, чем я могу тебе помочь? — его взгляд требовательно возвращается на Доёна, что озадаченно сидел, прижав колени к груди. — У меня сейчас будет перерыв после дела, потом отпуск по расписанию, так что я могу выделить его для тебя. — Помощь, что требуется мне, не сопоставима с той, что я оказывал тебе прежде, Донхёк, — его голос звучал слишком апатично, так что стоит тому коснуться чуткого уха, раздражение невольно заполонило рассудок. — Я не могу себе позволить такой роскоши. Не сейчас и не с тобой. — А когда? Когда уже будет поздно и уже ничего невозможно изменить? — слова звучат чётко и уверенно, несмотря на досаду, что сковывала тело. — Ты же сам прекрасно знаешь, что будет, если откладывать решение на потом. — Да, но тут проблема, которую не решить по щелчку пальца, — очевидная фраза срывалась Кимом в ответ, чем только сильнее подливала масло в огонь. — Да и мог бы прямо сказать, что не расцениваешь меня, как человека, который сможет тебе помочь. — эмоции всё же сделали своё, играя отнюдь не на руку. — Не переиначивай мои же слова против меня, — Доён выпрямился в плечах, его голос стал только уверенней и строже, потеряв привычные мягкие нотки. — Ты же знаешь, что именно я имею в виду.       Не то чтобы они никогда не ругались, даже скорее мелкие колкие зацепки и споры стали слишком характерны для их общения, но ситуация, что разворачивалась сейчас, отчего-то задевала Донхёка. Он устал сидеть на месте без возможности помочь хоть чем-то, когда его ближнему то и дело приходится возиться с нарастающим количеством проблем, а чужое упрямство только усугубляло ситуацию, доводя до кипения. Он одновременно не понимал Кима и его упёртости, но при этом сам имел кучу скелетов, что прятались в его огромной кладовке. Двойственность ситуации раздражала, хотелось эгоистично сорваться на крик, упрекнув при этом во всех гнетущих чувствах, но он просто-напросто не мог. Не мог вести себя так с Доёном. Не мог думать только о себе. Он падает на кровать, прикрывая веки и ощущая, как подрагивает нижняя губа. Волна истерики, что, казалось, уже скрылась в потоках горячей воды ранее, снова касалась тела, но все-таки не мог позволить себе поддаться власти эмоций настолько. Донхёк должен быть сильным рядом с ним, с человеком у которого и так хватало проблем. — Я не рассказываю тебе обо всём не потому, что не доверяю, — Доён нависает сверху, опираясь руками по разные стороны плечей. — А потому что эта информация полностью изменит твоё восприятие меня и происходящего в целом. Есть вещи и трудности, с которыми я должен справиться самостоятельно, найти решение, но иногда случаются ситуации, когда я нахожусь в тотальном отчаянии и не знаю, что делать.       Донхёк дёргается, когда на нежную кожу щёк резко падают слёзы с хрустально чистых глаз. Рука неосознанно, больше рефлекторно тянется к лицу, чтобы утереть капли пальцами. В происходящее не верилось. Доён был не из тех, кто показывал свои эмоции. За всю их дружбу он видел только единожды, как влага скапливалась в уголках его глаз и то, это была накатывающая истерика от щекотки. Сейчас же его лицо выглядело непривычно припухшим, а сам он лишь льнул к руке, потираясь щекой в попытках успокоится. Эта картина заставляет кислород осесть в лёгких ноющей тяжестью. В груди всё разрывалось, а смысл слов подобно лезвию резал раны внутри, заставляя их кровоточить. Хотелось так много сказать, успокоить, но язык не поддавался, а мысли с каждой секундой всё сильнее смешивались в непонятное нечто. Но Донхёк уже было собрался открыть рот, как его попытку пресекают. — Я бы хотел, чтобы ты помог. Даже не так. Твоя помощь, знания, которыми ты обладаешь, нужны мне и моим людям, как никогда, — его голос продолжал дрожать, то и дело срываясь на высокий лад от сбитого дыхания. — Уже начинает казаться, что иного пути и нет вовсе, но я не могу, не могу просто сделать это. Я столько раз обдумывал всё, прокручивал события раз за разом, вновь и вновь, но всё равно каждый раз позорно откидывал всё в дальний ящик.        Донхёк не в силах совладать с происходящим отпускает руку и срывается на еле слышный всхлип. Эмоциональная выдержка трещала по швам, а подступающая соль жгла глазницы, вынуждая прикрыть веки и рвано выдохнуть. Именно так ощущалось для него отчаяние, смешиваясь с глубоким синим оттенком подступающей горечи.  — Так в чём проблема? — сквозь льющиеся слезы, тянет омега. — В чём проблема? Я же сказал, что готов тебе помочь. — Я уже сказал, что разрушу этим твою привычную жизнь, а я не хочу этого делать. Ты достоин только лучшего, Донхёк. Заслуживаешь покоя, а не натиска новых проблем, — Доён откидывает голову, не в силах больше смотреть за родными чертами лица, на которых читалась темно-серая печаль. — Ты уже не сможешь вернуться к привычному темпу и осознанно относиться к происходящему.       Он всегда был таким — никогда не дающим прямого ответа, растягивающим его в пелене абстракции. Осознанность чужих слов всегда доходила до Ли с точностью, словно была возможность считать её даже с интонации, несмотря на то что суть так и оставалась неизменной. Да и дела не было сейчас, какой именно секрет хранил в себе Доён. Если он приносил столько боли в его нутро, то Донхёк был просто обязан помочь. Доказать, что тот был не один и за его спиной всегда будет стоять он — человек, знающий песню его души и всегда находящийся рядом, давно уже повязанный нитями судьбы. — Хён, — протяжно тянет Донхёк, не оставляя попытки унять накрывающую его тело истерику. Нужно было собраться. —  Я говорил это тебе дюжины раз и повторю вновь. Мне нет дела, к чему ты клонишь сейчас, от чего именно так пытаешься уберечь. Ты сам знаешь, что в моей жизни не так много моментов искреннего счастья, и всё, что я делаю, это тону в бесконечной пучине нескончаемой работы. Я помогаю людям докопаться до правды, узнать ответы на свои вопросы, уберечься от возможных потерь, и нахожу в этом собственное умиротворение. Так позволь мне помочь не чужим людям, которых на этой планете уже более восьми миллиардов, а одному человеку, что всегда оказывался рядом в самые тоскливые вечера. Позволь мне доказать чистоту своих порывов, искренность теплоты чувств. Позволь мне доказать, что ты не один.       Доён тянет его на себя, буквально заваливая и вынуждая принять сидячее положение. Пальцы зарывались в русых волосах на затылке. Они непозволительно близко друг к другу, сидят, соприкоснувшись лбами. Донхёк смотрит в поблёскивающий в приятной темноте взгляд и смаргивает вновь налившиеся слёзы.  — Донхёк, — в самые губы, но при этом не вызывая привычную неловкость. — Ты доверяешь мне? — Да, — не думая.       И привычное рабочее чутьё подбивает здравый смысл начать тревогу на подкорках сознания, доказывая, что ситуация приобретает яркий колорит сомнения, но эмоции, что бушевали внутри в моменте, наглухо перекрывали всё. Они прошли вместе через много и не раз доказали друг другу свою верность. Сомневаться в Доёне не было смысла. — Я спрошу тебя в последний раз, ты уверен? — чужое дыхание колит губы и Донхёк слышит, как руками Доён искал что-то на кровати. — Та истина, которую придётся узнать тебе, заставит многое переосмыслить. — Да, — омега замирает, лишь внимательно следит за лицом напротив, пока не ощущает ладонь, что ложится на затылок и нежно надавливает, вынуждая уткнуться в шею и протяжно вздохнуть.       От Доёна пахло летним полем, наполненным дикими цветами, что ослепительными бликами украшали его гладь. Но ярче всего на акцентах отдавал запах маленьких незабудок, что отложился в голове приятным воспоминанием с детства. Свежий цветочный аромат с нотками такого сладкого и насыщенного мёда. В нём ощущалась свобода и манящее умиротворение, что раскрывалось с каждой секундой по-новому. Донхёку не остаётся ничего, как послушно прикрыть веки и обмякнуть в руках. Много вопросов висят в тишине комнаты, ответов на которые вряд ли удастся получить. Несмотря на накатывающие сомнения, что скребли где-то глубоко внутри, он доверял Доёну. Кто угодно бы сказал, что это глупо и не имеет смысла, но не тот, кто имел в своей жизни подобного человека. — Прости меня, — тихо тянет Доён, прижимая омегу ближе к себе, словно боясь потерять окончательно. — Я бы хотел сделать всё иначе, но у меня просто нет времени.       Яркий запах хлороформа от прижатой к лицу бязи бьёт в нос, буквально растворяя сознание, и единственное, на что способен Донхёк, это мягко улыбнуться и одними губами протянуть: «Всё в порядке, хён».       И дальше всё тянется, как в тумане.        Череда серых непонятных кадров сменяется на тёплые оранжевые оттенки утерянных диафильмов, что хранило сознание. Моменты, что стали персональной вечностью. Приятный влажный воздух треплет волосы вместе со свободной льняной рубахой, даруя приятное чувство вольности, что растекалась по напряжённым жилам. Стоит разомкнуть веки, как сюрреалистичная голубая гладь воды своими волнами касалась ступней, увязших в теплоте раскалённого песка. Донхёк невольно оседает, подставляя руки под приятную прохладу океанской влаги и цепляясь взглядом за красоту линии нескончаемого горизонта. Небосвод окутан приятной фиолетово-розовой пеленой, оставляя еле ощутимый шлейф уходящего заката. Хотелось просто раствориться окончательно, остаться тут, забывая про ход времени и жизни. Забыть про тот мир, что окружал своим бременем. Отдать себя моменту и стать частью красоты природы, распускаясь самым красивым цветком.  Знакомая мелодия нежно скользила, вынуждая повернуться в сторону глубокой лесной чащи. Манящая тьма, в которой сияли мелкие огни, приглашающе прокладывали дорогу сквозь густые тернии. В сердце что-то смыкается от знакомых аккордов, что мешались с морским прибоем, отдавая яркой накатывающей болью. Болью прошлого, что стало неотъемлемой его частью. Знакомый образ мелькает перед глазами где-то глубоко вдали, и Донхёк срывается с места. Рассудок окутывал глубокий красный, такой отчаянный и безнадёжный, пока внутренний голос становился гидом под сияющими звёздами.  — Я плакал, не думая, что это может быть взаправду, — тихо напевал себе под нос Донхёк, не теряя надежды услышать ответа. Просторы, что сменялись вокруг, знакомые и родные, как и нарастающая музыка, что так гармонично сочеталась с окружающими звуками, становясь полноценной композицией. — Знали друг друга, возможно, мы всегда.       Дыхание сбивалось от нарастающего темпа, а силуэт лишь стремительнее взывал за собой, уводя по проложенной временем тропе всё глубже. И он бежал за звуком, окутанный дюжиной мелких огоньков, что следовали за ним по пятам, освещая в затяжной синеве. Ровно до того момента, как перед глазами не появляются знакомые руины. Знакомый запах, отдающий спасающей влажностью с нотками соли, походящий на гулкий затяжной шторм, заполнял лёгкие под завязку, что коленки начинали подкашиваться. Словно силы покидали хрупкие линии мышц, лишая возможности пошевелиться. — Позволь мне доказать.  Перед глазами знакомый образ, чьи светлые, слишком длинные, но такие привычные пряди послушно развевались на ветру. Он стоял неподвижно, по своей воле растворяясь в открывающемся пейзаже, прекрасно дополняя колорит сияющей ночи. И Донхёк не может больше терпеть, сквозь захватывающую дух слабость, вытягивая руку в попытках прикоснуться к желаемому. Убедиться в происходящем, ощутив его на кончике чувствительных пальцев. — Что всё существующее было создано для нашей общей мечты.       Омега подаётся вперед, игнорируя агонию алгии, что сковывает каждую клеточку. Он не ощущает желанного, не чувствует чужого знакомого тепла и завсегда сбитого дыхания, а лишь с громким гортанным возгласом срывается с неземной высоты обрыва, погружаясь в бесконечную пучину неизвестности.       Знакомое бегство от угнетающей реальности со скрытыми мечтами за её пределами.       Донхёк подскакивает с места, бесконтрольно отрывая своё тело от кровати, рвано дыша, словно из последних сил вдыхая остаточные молекулы желаемого кислорода. Но жалеет об этом так же быстро, как и остриё боли, что предательски пронзило мышцы под кожей. Очередной сон. Чересчур реалистичный и такой живой, задевающий нити души через узы Морфея слишком сильно. Тревога постепенно спадает, оставляя после себя только гнетущее разочарование и растущую пустоту. Он падает обратно в мягкость подушек, но спешно размыкает веки. Воздух намертво застревает в лёгких, а глаза то и дело бегают по незнакомому пространству. Белоснежный потолок отличался от того, что был в номере Доёна, да и на тот, что был в собственной квартире не походил совершенно.       События уходящих часов искрой пронеслись в памяти, заставляя отрезвляющему дух осознанию перебрать всевозможные исходы событий и вспомнить чек-лист поведения при похищении. Пусть Донхёк искренне уверовал, что Доён не мог поступить так с ним, но беспокойства  с каждым новым вдохом всё больше выходили из-под контроля. Разгорячённое сознание то и дело подсовывало самые худшие ситуации, что расцветали во всей палитре своих красок с каждой новой секундой. Резкие движение были не к месту, так что омега остаётся лежать неподвижно, разглядывая каждый уголок небольшой комнаты. Всё было приятного серого оттенка, что не напрягал глаз, только некоторая мебель контрастировала светлыми элементами. В любой другой ситуации Донхёк нашёл бы этот интерьер на удивление приятным для себя. Приглушённые тона и минимализм — его личная слабость, но не в ситуации, когда ты не знаешь, где вообще находишься.        Слишком много вопросов, что неприятно кололи под кожей, но Ли пытался успокоить себя. Если бы с ним и хотели сделать что-то отвратительное, то вряд ли бы стали укладывать спать в нормальную и вполне комфортную кровать, предварительно переодев в чистый пижамный комплект. Лёгкая розовинка коснулась шеи, стоило задуматься над последним. Пижама. Приподнимая ладонь, он замечает знакомый узор на рукаве рубахи. Доёновская. И запах шёл от неё родной и успокаивающий с привычными нотками мёда. Донхёк не понимал абсолютно ничего. И вроде бы стоило начать выходить из себя, но тот может себе позволить лишь протяжно вздохнуть, закрывая глаза и зарываясь длинными пальцами в волосы. Неведение отталкивало, не давало расслабиться и собраться с мыслями. Почему Доён не смог объяснить ему всё внятно? Неужели он рассчитывал, что тот ему откажет и отвернётся в один из самых важных моментах. Или же завеса тайны была настолько дорогой для него. Сложно.       Чего именно он ждал сейчас, непонятно. Стоило уже найти силы и подняться, вылезти из комнаты и оглядеть всё вокруг в поисках путей отхода, но затяжная боль отдаётся в висках с новой силой. Ощущение это было сравнимо с похмельем, пусть то Донхёку и не удалось почувствовать на себе в полной мере, но он слышал достаточно много историй, что вполне себе сходились с происходящим сейчас. На периферии вдруг мелькает что-то несуразное, что не уходит от чуткого внимания, прошибая током по позвонкам. Донхёк рефлекторно оборачивается, издавая что-то похожее на писк. Омега встречается с парой глубоких карих глаз и всем телом прижимается к стене рядом, создавая спасительное расстояние. Сейчас он мог увидеть больше и то, что за изголовьем кровати находилось достаточно большое рабочее место с компьютером. Только вот невольно приоткрывается, когда тусклое свечение зеркального экрана освещает тёмный угол. Это кажется сном или какой-то выдумкой, ибо прежде такое можно было только представить, пока читаешь футуристичный роман или же залипаешь на одном из фильмов про будущее.       Донхёк нервно сглатывает, но всё же отводит взгляд. Возле кровати сидел парень, на вид максимум годов эдак двадцати пяти-двадцати семи. И он нагло соврёт, если скажет, что незнакомец выглядел не обаятельно. Мягкие и приятные черты лица невольно располагали, волосы были белоснежно-пепельного оттенка, по правой стороне которых яркими= контрастом сияла выкрашенная в фиолетовый прядь. И Донхёк невольно подвисает. Точно такая же была у Доёна, что не давала ему покоя, украдкой забирая всё внимание. Парень на удивление никак не реагировал, позволяя нагло себя разглядывать, лишь аккуратно сложил руки и уложил на них голову и изучал в ответ. Накативший страх сбавлял обороты, оставляя после себя лишь мнимый шлейф, но нарастающее смущение, что с каждой секундой всё сильнее обжигало внутренние стенки горла, начинало подбешивать.  — Ты кто? — на автомате тянет Донхёк на привычном корейском, в надежде хоть как-то разбавить удушающую атмосферу. Его голос звучал тихо, но привычно уверенно.       Размытое сознание быстро подсказывало, что далеко не все были знакомы с его родным языком и начать диалог именно с него — не самое умное решение. Уже было собравшись приоткрыть рот на международном и более привычном многим английском, как низкий тембр, что никак не состыковался с миловидной внешностью напротив, отрезвляет. — Я Джемин, Донхёк-а, — коротко кидает парень, выбивая последние крупицы самообладания. Он знал его имя. Корейское имя, которым в последнее время можно было называть его только самым близким. — Ты не имеешь права так ко мне обращаться, используй хотя бы уважительную форму, — голос скачет от нервов. — Откуда ты вообще меня знаешь? — Лучше сбавь тон, мы тут не одни и на улице ещё слишком рано для бурных дискуссий. — игнорируя упавшие негодования, блондин поднимается на ноги и отряхивает узкие штаны от какой-то странной пыли. — Мне бы тоже хотелось познакомиться с тобой лично при других обстоятельствах, но спешный ход событий решил иначе.       Донхёк недовольно вскидывает бровь, наблюдая за новым незваным знакомым, но не торопится как-то язвить в ответ. Джемин был достаточно высоким, с широченной линией плеч, что не особо то и сходилась с успевшим выстроится в голове образом. Одет чудаковато по личным меркам. Одежда вся была в облипку, но приятных тёмных оттенков, но странно поблескивающая в приглушенном свете. На шее свисает что-то похожее на балаклаву, а по бокам бёдер две кобуры со вставленным огнестрелом, правда тоже странным и сомнительным на вид. Всё происходящее наглухо отказывается перевариваться в собственном рассудке, а желание скинуть всё на очередной нелепый сон лишь нарастает. Только вот Донхёк уже успел несколько раз с силой впиться короткими ногтями в линию мягкой кожи, пробивая плоть мелкими царапинами, что лишь подтвердило факт, что происходящее все же было явью, нежели очередным вымыслом.  — Ты можешь хоть что-то объяснить, а? Без вот этих абстрактных и двусмысленных фразочек. Кто ты такой? Откуда взялся? Где я нахожусь вообще? Каким образом сюда притащили? — Донхёк всё же подтягивается к краю кровати, окончательно принимая сидячее положение и спуская ноги на леденящий пол, заставляющий невольно зажмуриться. Внимание вновь цепляется за мягкую ткань, что укрывала телесный покров. — И где Доён?       Джемин лишь довольно хмыкает, заслышав знакомое имя, чем сильнее раззадоривает бушующие негодование в чужой груди, фактически доводя до края.  — Не подумай, что мне просто нравится игнорировать твои вопросы, мне бы хотелось ответить на каждый, унять твой накаливающийся интерес, но у меня нет должных полномочий на подобное, — Джемин стягивает перчатки с рук и подходит к рабочему столу, чтобы кончиками пальцев пробежаться по всплывшей сенсорной невесомой клавиатуре. — Так что наберись терпения и подожди немного, вскоре тебе всё объяснят должным образом.       Это слишком. Донхёк отводит взгляд от чужой фигуры, понуро скидывая голову вниз. И почему ему вообще надо было слушаться и верить словам этого белобрысого? Но ответить было нечего, да и раздувать скандал на ровном месте — не лучшее решение в этой ситуации. Кто знает, что именно с ним сделают, если разведёт тут лишнего шума. Вроде пока к нему относились нормально, даже с какой-то непонятной ноткой понимания и скрытого сострадания, так что портить подобное отношение не хотелось, по крайней мере до момента, когда ему внятно разъяснят касательно всего происходящего. Да и Джемин своим поведением и видом внушал некую уверенность и спокойствие.       Он разглядывает тонкие линии суставов на своих ступнях, а после переходит на тонкую неровность уложенной плитки, что заставляла зубы скрипеть. Донхёк старался разложить внутри себя всё по полочкам и разобраться в успевшем создаться беспределе. Пусть Доён настырно пытался отговорить его, уберечь от гнетущих дух событий, как можно настырнее отговаривал, но он лишь продолжал гнуть свою линию по итогу оказавшись черт пойми где со странными людьми под боком. И сейчас, сидя в небольшой комнатушке и анализируя происходящее, Ли осознавал, что именно скрывалось за чужими переживаниями. — Ты мог ещё через вечность написать, что вернулся. Внатуре, за тебя же абсолютно никто не переживал и не шастал по глубинам последние сутки, включая Тэён-хёна, который только-только вернулся из Норстана. — резкий звонкий голос выбивал из колеи, сжимая все внутренности в один большой ком от неожиданности. В комнату, подобно фурии, вваливается парень примерно такого же возраста с яркой фиолетовой прядью, что разбавляла его рыжие пряди. Опять оно. Видок у него был не лучший, одежда грязной и пыльной, что мелкие крупицы следом оставались на полу после каждого его шага, а взгляд кричал уставши и раздражённо. — Я оборвал весь пейджер и уже думал посылать код Сяо через конструк, чтобы тот бил тревогу и группа М принялась искать твой труп в глубинах вечного щебня. На Джемин, ты хоть понимаешь, что поднял на уши весь отряд своей нелепой инициативой. А если Джено узнает об этом? Он мне, блять, голову оторвёт. — Йаа, переоделся бы сначала, с тебя сыпется словно тебе уже семьдесят, — закатывая глаза и не отрывая взгляда от экрана перед глазами, цедил блондин, спешно перебирая пальцами по клавишам.  — Ох, прости, великодушный, что измазал твою стерильную обитель, — саркастически тянет незнакомец, подходя впритык к тому, чем вынуждает Донхёка забраться ногами обратно и прижаться к углу, максимально желая остаться незамеченным и не отхватить чего-либо под горячей рукой. — Только вот мы сейчас не о нормах чистоты говорим, какого хуя ты вообще решил полезть в логово Цзянши в одиночестве? — Я был не один изначально, это раз, — тянет Джемин и оборачивается под пристальным надзором, прижимаясь бёдрами к краю столешницы. — А во-вторых, Ренджун первым стал трепаться про то, что в этой части пустошей осталось скрытая база Цзянши. — Слыш, не приплетай меня к своим бредням психбольного, — в комнате неожиданно оказывается ещё одно тело, чуть ниже по росту и более хрупкого телосложения, а стоит ему скинуть шарф, то перед глазами открываются донельзя красивые черты лица, что так явственно интерпретировали каждую испытываемую им эмоцию. «Точно омега» — проскальзывало в донхёковых мыслях. — Я просто сказал об этом, когда разворачивал карту, оставленную Юкаем. Сам же знаешь, как он любит делать всевозможные заметки, а ты уже сам решил, что это будет крутой идеей свернуть туда. — Так ты поддержал и не сказал ничего против, — закипая цедил Джемин, повышая тон, который теперь уже не казался таким приятным и успокаивающим, как при первых фразах, что касались слуха. — Как я должен был понять твоё негодование, если ты банально рта открыть не можешь, когда это требуется. Да и тем более, все же вернулись целые, я вытащил пару чертежей и ампул с чистым концентратом Венаруса, за которые Кун готов будет мне ноги целовать, а вы только осуждаете и осуждаете. — Блять, Нана, ты мог умереть и не выбраться, ты вообще осознаешь это? Нет дела до того, что именно ты притарабанишь сюда, если твоё тело уже начнёт гнить в этой гнетущей неизвестности. — слишком уж эмоционально перебивает рыжеволосый, пока Донхёк, в свою очередь, находит забавным обращение, что срывалось с его губ. Как они вообще пришли к тому, чтобы состыковать его фамилию дважды. Но на самом деле стоит отметить, что он уже не на шутку успел влиться в происходящую драму и даже сопоставить происходящую нить событий. Он был не уверен в точности фактов, но по крайней мере имел возможность уловить суть конфликта. — Скажи спасибо, что буря настигла горизонт на пару часов с опозданием, иначе бы тебя замело и ты стал бы истинной частью ядерного песка.  — Все мы дети пустынь и, так или иначе, однажды станем её частью, — совершенно безэмоционально фыркает Джемин, возвращаясь к компьютеру, если так можно было назвать дюжину мелькающих сенсорных окон.        И всем присутствующим остаётся только протяжно вздохнуть, включая самого Донхёка, о чём тот жалеет столь же быстро. Ренджун удивлённо оборачивается из-за плеча, сталкиваясь своим взглядом с его же. Он подвисает на несколько секунд, пока его брови вопросительно поднялись, а голова наклонилась в сторону, словно тот о чём-то упорно рассуждал, не торопясь лезть с кучей вопросов с порога, в отличие от кое-кого. Донхёк вдобавок сильнее прижимается к стене в надежде уже наконец-то слиться воедино. Происходящее уже не то, что действовало на нервы, а снова селило под корку мозга колкий страх вперемешку с давящей неизвестностью. — Хён, вернулся? — Ренджун отрывает своё внимание, возвращаясь к остальным, за что Донхёк может только поблагодарить и спасительно вздохнуть. Он сосредоточенно смотрит на незнакомца, что усиленно изучал что-то на экранах. — Сколько времени уже прошло с тех пор, как он погрузил себя в сон? — Доён очнулся? — парень дёргается, и можно ощутить, как его рыжая чёлка неприятно падает на глаза.       Джемин не отвечает, только кивает головой в сторону кровати, даруя картину, что представала теперь перед глазами уже всех присутствующих и выдавала все ответы на насущные вопросы. — Чону-хён, подожди, — ноюще тянет Ренджун, пытаясь преуспеть за удаляющейся за секунду в сумраке коридоров фигурой.       Чону. Этот характерный, по-своему надменный и упёртый малый. Нужных слов не находилось, да и эмоций тоже, чтобы хоть как-то описать происходящее. Простое имя, что озвучено вслух, даровало ему вес и что-то внутри переменялось, словно получая большее подтверждение. Донхёк повисает на месте, ещё больше удостоверившись в чужих россказнях, что слушал уходящими годами ранее. Тёплое и приятное чувство облегчения касалось кончиками пальцев, убеждая прикрыть веки и выдохнуть полной грудью, несмотря на то, что вопросов становилось только больше. — Мне нужно тебя сопроводить в главный зал, но для начала тебе стоит принять душ и переодеться, — Джемин стоял возле кровати, склоняя голову набок, а руки скрещивая на широкой грудине. — Я так понимаю вещей моих тут и в помине нет? — с некой безнадёгой тянет Донхёк, будто зная ответ на наперед. — Как бы прискорбно ни звучало, но ты прав, — хмыкает парень с лёгкой тоской в голосе, подходя к встроенному в стену шкафу. — Но не переживай, у нас есть подготовленный комплект одежды для тебя.       Внимание приковывает к себе небольшой прозрачный кейс, в котором можно разглядеть достаточно стандартный набор одежды. Какие-то классические брюки, футболка и куртка, чем-то схожая с теми, что носили гонщики формулы один, по крайней мере в таких их видел Донхёк, когда залипал на подобных видео. Жажда скорости и адреналина всегда царила под его привыкшей к спокойствию оболочкой, так что он частенько мог себе позволить посмотреть такого рода контент.       Уже было найдя в себе силы подняться, омега опирается руками в матрас, аккуратно приземляя ступни на пол, как чужой голос останавливает: — Подожди, дай я лучше помогу тебе. — Я не такой беспомощн… — договорить не получается.       Донхёк не успевает даже понять, что именно происходит, но именно в данную минуту ощущает сковывающую всё тело агонию, что более ярко ощущалась в ногах, и леденящий холод исходящего от каменного пола. И признаться честно, схожей боли он прежде не испытывал, кажется, никогда. Не сказать, что она была яркой и невозможной, а скорее тягучей и отвратительной. — Я же сказал тебе, — Джемин тут же оказывается рядом, предварительно что-то вытащив из шкафа рядом с кроватью. — Надо было просто подождать или сделать это медленнее.        Его руки без всякого стеснения задирали пижамные штаны, принимаясь растирать сустав в щиколотке, скользя вверх по скованной судорогой икре. В его ладонях было что-то странное, похожее на губку или подушечку, только пропитанную чем-то вязким и отдающим странным запахом. Возможно, в любой другой ситуации Донхёк бы побрезговал этим, но когда приятное тепло отдаётся по мышцам, забирая с собой неприятные ощущения, то становилось абсолютно всё равно, что именно покоилось в джеминовах руках и для чего это нужно. — Странно, раньше со мной такого не было, — будто оправдываясь тянет Донхёк, ощущая, как жар касался кончиков его ушей. Не по душе ему приходились все эти ухаживания, а тем более в ситуациях, когда сам был виноват. — Сколько я проспал? — Я не знаю, сколько ты спал и как давно в целом оказался тут, занимая мою комнату. Я знал, конечно, что ты в скором времени должен был появиться тут, но не думал, что всё случится так быстро. — некий укол дискомфорта проходился по телу дрожью, и по привычке уже хотелось извиниться, что принёс неудобно, но Джемин заметил это быстрее по смятению, что проскользнуло на лице. — Нет, даже не думай, что меня это как-то напрягло, я всё равно последние пять суток находился не тут, так что всё в порядке. — Хорошо, — сухо и не внушая доверия, но это единственное, что способен выдавить из себя. Вероятнее всего выглядел со стороны он сейчас слишком жалко. — А по поводу сна, на самом деле не имеет значение, сколько именно ты проспал, — Джемин окончательно оседает на полу, вытаскивая из сумки нечто похожее на эластичные бинты. Донхёк, в свою очередь, внимательно следит за чужими действиями и мнимо негодует, что тот обращался к нему неформально, забивая напрочь на всевозможные нормы уважения, но справедливости ради, это уже не раздражало в такой степени, как получасом ранее. — Квантовые прыжки никогда не проходят бесследно, так что ничего удивительного в этом нет. В течение суток ещё могут проскальзывать синдромы беспричинной апатии, сковывающей усталости, яркой раздражительности и возможного страха. Ну по крайней мере именно так писалось в университетских конспектах у наших лекторов. — Квантовые что? —неожиданно вырывается с уст. — Это же невозможно, максимум существует теория о телепортации, но там происходит замещение рассудка, а не объекта.       И, с одной стороны, забавно, что это первое, о чём задумывается омега, а не о ситуации в целом. Джемин лишь коротко улыбается, сдерживая желание сорваться на смех, но сейчас это было неуместным, так что он лишь закрепляет кончик повязки и помогает Донхёку подняться на ноги. Крепко вцепившись в чужие чуть шершавые, но столь разгорячённые ладони, он недоверчиво переминается с ноги на ногу на пробу. Не сказать, что чудо средство, которое достал На спасло его от всех неприятных ощущений, но теперь хотя бы имелась возможность держать собственное тело на своих двух. — В том то и проблема, что это всего лишь теория, своего рода выдумка, а я тебе говорю о практике, — удостоверившись, что Донхёк мог стоять без опоры рядом, Джемин возвращается к шкафу, попутно стягивая с себя кофту и понимая случившийся огрех. — И вообще давай сделаем вид, что я ничего не говорил, окей? Иногда я могу не контролировать собственный язык и загрузить людей лишним.       Ли осматривает парня с каким-то сомнением, но кивает. Хотя Донхёк был любителем порассуждать на подобные темы, но мигрень, что затуманила его рассудок густой дымкой, просила оставить это занятие на потом. Он ещё несколько секунд следит за чужими действиями, а после всё же сводит взгляд, когда понимает, что Джемин стоял перед ним голым по пояс, и вот так стоять и пялиться было не очень то и этично. — Я первым схожу, а потом отправлю тебя, — он останавливается у двери в комнату, вводя на циферблате код, чем вынуждает Донхёка закатить глаза в неверии. — Не подумай. Я тебе доверяю, пусть и знакомы мы мало, но возможный интерес и жажда разузнать всё как можно скорее сыграет против тебя самого, так что лучше просто посиди тут.       Стоит Джемину скрыться за дверью, которую прежде даже не соизволил отметить, как он возвращается к кровати, падая мертвым грузом обратно. Замечательно, ему еще не доверяют, заперли чёрт пойми где, а после потащат тоже непонятно куда. Лучше расклада и не придумать. Переворачиваясь на спину, Донхёк протяжно вздыхает, вытягивая руки перед собой. Рукава пижамы сползали ниже и открывали вид на изящные запястья, затянутые тонкой кожей. Одинокий серебряный браслет поблёскивал от ослепительного света, исходящего от оставленных включёнными мониторов. Возможно, этот браслет стал единственной вещью, которую дозволено ему было забрать с собой. Вещь, которая сохраняла столько воспоминаний на его пути. Поворачивая голову, он натыкается на пустое рабочее место, что оставил Джемин после себя и именно в этот момент внутри происходит какое-то замыкание. Факты складываются друг на друга, а воздух застревал намертво в лёгких. Весь антураж, странное поведение, сомнительная одежда вкупе с оружием, инновации техники, весь этот не имеющий смысла диалог касательно квантового заговора. Этому находилось только одно разумное объяснение.       Он находился в чужом времени.       Донхёк не замечает, как Джемин покидает ванную, попутно приглашая заменить его место. Тот спешно моется в попытках привести себя в чувства контрастным душем. Не мог же он так просто оказаться в будущем или прошлом? Или вообще по другую сторону реальности? Это же буквально нарушит временную ветку и понесёт за собой пагубные последствия. Неужто именно это та тайна, что скрывал Доён годами, закрывая всё работой и вечными разъездами по миру. Проще было уверовать, что всё происходящее — один большой абсурдный, но столь реалистичный сон, который, так или иначе, вскоре должен был закончиться. Только вот незадача, Донхёк слишком хорошо знал свой организм, а вернее, как именно вела себя его психика, и прежде ему никогда не снилось подобное, да даже мыслей такого рода не проскальзывало. Да и если на то пошло, он отлично умел заставить своё сознание очнуться, а сейчас же все попытки закончились тотальным крахом.       Когда он стоит перед зеркалом, раз за разом оглядывая своё отражение в несвойственных ему шмотках, то не замечает, как Джемин оказывается слишком близко. Донхёк громко охает и тихо матерится, когда вновь ощущает пальцы на своей коже, чем немного пугает не только себя. Джемин тихо ухмыляется, оттягивая рукав куртки и открывая себе правое запястье. Он достаёт из кармана странного рода браслет и Донхёк рефлекторно одёргивает руку. — Да не бойся ты, как маленький пугливый котёнок на помойке, — недовольно цедит блондин. — Это просто, так скажем, своего рода смарт-браслет. С его помощью в дальнейшем ты сможешь получать доступ к дверям, к другим секторам и в целом иметь связь с внешним миром. — А что, если ты мне сейчас заговариваешь зубы и просто хочешь чипировать? Что мне потом делать? — Донхёк больше для вида болтает кистью в попытках выдернуть её из хватки, но всё же позволяет зацепить на себя небольшой приятный на ощупь ремешок. — Если бы я хотел тебя чипировать, слово ещё такое дебильное выбрал же, — Джемин несколько раз тычет по устройству, пока то не издаёт характерный звук, а после резко вытаскивает пистолет из кобуры. — То сделал бы это иначе.       И всё тело нервно прошибает, заставляя каждую жилу напрячься, но Донхёк слишком давно крутился в этой сфере и не купится на банальные провокации. Пусть он не знал, что именно скрывалось в джеминовых мыслях сейчас, но имел должное представление, исходя из выстроенного ранее психотипа. Он просто остаётся стоять с максимально безэмоциональным лицом, вскидывая руки в жесте отступления и поражения. — Доён не врал, когда говорил, что у тебя идеальная выдержка и знания, что делать в тех или иных ситуациях, — говорит Джемин, когда выпускает их за пределы комнаты. — Достойно похвалы, значит тебе будет проще привыкнуть к ритму жизни здесь.       И с чего он вообще должен был привыкать к чему-то подобному. Донхёк невольно оглядывается вокруг себя, понимая, что сейчас  они находились в чём-то похожем на отель. Десятки нумерованных дверей четверичной системой исчисления растягивались по ничем не примечательному холлу. — Так значит Доён рассказывал обо мне? — на удивление для самого себя эти слова выходят с ноткой ревности. — И что же наплёл мой лучший друг абсолютно далёким от меня людям. — Я бы на твоём месте не загонялся так сильно, думаю, ты лучше всех нас знаешь, каким человеком является хён, — Джемин попутно натягивает шарф на нос, оставляя приоткрытыми только линию глаз, и проделывает то же самое с чуть недовольным, но терпеливым Донхёком. — То, что ты очень смышлёный, ответственный, отдаёшь работе себя полностью, любишь поиграть в видеоигры и лучше всех на этой планете разбираешься с атипичными методами шифрования.       И Донхёк соврёт, если скажет, что эти слова были неприятны его слуху. — Ну тут он загнул, конечно, про лучше всех, — послушно следуя по странным катакомбным коридорам, отвечает омега. — Где мы вообще? Как ты тут ориентируешься?       Он не заметил, как заваленный дверьми коридор успел смениться на каменно-подвальное нечто с огромным количеством развилок и фактическим отсутствием нормального света. — Ты же знаешь, что я не дам ответов на твои вопросы, по крайней мере сейчас, так зачем продолжаешь настырно задавать?  — А вдруг ты решишь сжалиться надо мной, — с некой грустью в голосе. — Думаю тебе стоит уяснить кое-что, Донхёк-а. Пусть мне не было дозволено открывать рот раньше положенного, но я должен кое-что прояснить заранее, — они останавливаются возле здоровенной стены, украшенной всевозможными пёстрыми граффити. Джемин стягивает с себя повязку, облокачиваясь телом. — Я и все, кого ты увидишь в нашей компании, далеко не те люди, что способны на жалость. Мы выросли в суровое время и у нас принято располагать к себе и доказывать всё поступками. То, что сейчас я отношусь к тебе с должным уважением и вниманием, — благодарность Доён-хёну, который сделал для нас слишком много, так что мой тебе совет — не зазнавайся раньше времени.       Донхёка прошибает колющая дрожь, а ноги отчего-то подкашивались от столь холодного и уверенного тона. Он осознаёт, что находится на чужой территории с совершенно иными правилами, так что перечить сейчас было неуместным, пусть так и хотелось дать волю характеру. Его жизнь и дальнейшая возможная безопасность зависела в этот момент отнюдь не от него самого, так что он позволяет себе только сглотнуть и понимающе кивнуть. На лице Джемина тут же расползается тёплая улыбка, что вообще никак не сопоставляется со словами, что сорвались с его губ несколькими секундами ранее. Он тянется рукой к лицу, и Донхёк рефлекторно делает шаг назад, но только не успевает, и длинные аккуратные пальцы треплют его за мягкость щеки. — Но по чистоте душевной, ты реально милашка.       И омеге очень сильно хотелось вставить что-то в ответ, только он не успевает вовсе. Стоит Джемину оголить запястье и прикоснуться маленьким чипом, скрытым в красивом элегантном шарме на браслете, как стена перед ними растворяется, даруя простор обширному помещению. Он делает привычные несколько шагов вперёд, а после оборачивается, не замечая тела рядом с собой. Донхёк в изумлении тянет повязку вниз, пока его губы приоткрылись в немом шоке. На секунду кажется, что и вовсе потеряет сознание, но наспех дёргает головой в попытках привести себя в чувства. Сознание наотрез отказывалось воспринимать картину перед глазами за правду, а лишь сковывало тело и заставляло пятиться в неверии назад. Никаких сомнений не оставалось. Джемин чуть подталкивает его, всё же заставляя пересечь порог и спешно обернуться, замечая, как стена вновь приобретала свой вес, скрывая их по ту сторону.  — Думаю кое-кто хочет тебя увидеть, — шепчет низкий голос Наны, чем выдергивает из собственных мыслей.        Спешно оборачиваясь, Донхёк встречается с достаточно большим помещением, походящим на гостиную или некий конференц-зал. Внутри находятся несколько человек, что смиренно замолкают, стоит найти взглядом новую фигуру, но омегу это совершенно не интересовало, ведь всё внимание цеплялось за знакомый силуэт, что разворачивался на шум в моменте. Он уверенным шагом подрывается с места, сокращая мешающее сейчас расстояние, и с силой цепляется за чужие широкие плечи. Приятный медовый запах оседает умиротворяющей пеленой где-то на загвоздках души, подрывая стоящие в глазах слёзы. Доён обнимал в ответ так сильно и отчаянно, словно боялся потерять.       Укладывая макушку на плечо и послушно зарываясь носом в линию шеи, Донхёк всё же приоткрывает чуть красные глаза и застывает в чужих руках, повисая мёртвым грузом. Перед глазами сквозь панорамное окно высотки во всю стену открывался невозможно красивый пейзаж на футуристичный мегаполис, что усеян множеством ярко сияющих вывесок и максимально сюрреалистичных новшеств. Нечто похожее можно было узреть в кино или сериалах, а также на иллюстрациях в манхвах и комиксах, но никак не своими глазами. Донхёк чуть толкает Доёна в плечо, отстраняясь и подходя впритык к стеклу, укладывая ладони на прохладную поверхность. Он наотрез отказывался верить в происходящее, а накатывающий страх осознания тяжестью оседал где-то внизу живота. — Какой сейчас год? — 2564, — отвечает Чону невзначай, невольно привлёкший себе внимание. Он сидел не так далеко, упорно перебирая какие-то травы в пробирках. — Доён, твою мать, что ты вообще наделал? — Донхёк оборачивается, а глаза его наполнены тотальным отчаянием, что обжигало Доёнову нить души слишком сильно.       Его голос дрожал от накатывающей истерики, что вот-вот уже была готова сорваться, но резкий шум от открытия двери крадёт всё внимание на себя, чем вынуждает абстрагироваться. Может, оно и к лучшему. — Какого хуя, Накамото? Вас не было неделю, ни один чип не прослеживался, и я уже все, что мог, успел додумать, — Чону подрывается с места к вошедшей фигуре, что была буквально измазана чем-то похожим на кровь с налипшей поверх вязкой глиной и облита сверху тягучим машинным маслом. Запах стоял тоже характерно омерзительный. — Тихо, не начинай, и так голова раскалывается, — надменная интонация из-за чего-то заставляла зубы скрипеть. — Всё потом, сейчас хочу раздеться и спать.  — Где Джено? Где, сука, Марк? — Джемин активировался так же быстро и звучал ещё более холодно и строго. — Юта, блять, только попробуй сказать, что что-то случилось, и я тебе башку прострелю прямо сейч…       Но тут же следом появляется ещё один силуэт и картина, что предстаёт перед глазами, заставляет невольно поморщиться. Джемин, буквально с полчаса назад принявший душ и натянувший на себя чистые, пахнущие приятной свежестью вещи, что есть мощи прижимался к столь грязному торсу, пока рука напротив зарывалась в его белоснежные пряди, марая чем-то красновато-масленным. И Донхёк мог поклясться, что с глаз Джемина в этот момент срывалась колющая влага. Это выглядело... отчаянно. — Вот видишь, я тебе обещал, что твой супер нереальный восхитительный Джено не пострадает, — цедил саркастически Юта, так и не двинувшись с места, а лишь стягивая с себя тяжёлые ботинки с курткой и скидывая всё послушно на пол.       Все упорно начали яро обсуждать произошедшее между собой и голоса их смешивались в какой-то полный сумбур, что не мог разобрать даже чуткий слух Донхёка, да и не больно это нужно было сейчас, ещё лезть в чужие непонятки, когда своих скопилась туева туча. Уже было решившись вернуться к незаконченному диалогу с Доёном, что тоже не особо то и был заинтересован в происходящей перед ними драмой, как все резко затыкаются.        На условном пороге стоял парень по ощущениям с приятного пшеничного оттенка волосами, так же с головы до пят измазанный в непонятном нечто. Он под общим вниманием, что приковывалось сейчас только к нему одному, с грохотом роняет на пол два незамысловатых, но крупных кейса. Донхёк непроизвольно ловит своими глазами чужие. Его передёргивает и он в прямом смысле готов просто провалиться под землю от увиденного. Темнота, что окутывала зрачки, неприятно прошибала, внушая во внутрь яркую волну отторжения и страха. Такой взгляд было невозможно спутать ни с чем. Таких на своей памяти Донхёк видел не единое число раз и был готов поклясться на своё прирожденное чутьё.       Он был уверен, перед ним стоял никто иной, а убийца, и не тот, кто способен на такое в состоянии аффекта, а тот, кто способен с максимально чистым рассудком оборвать чужую жизнь и даже бровью не повести. Тот за кем гонялся последние года, отдавая под надзор властей. — Где Тэён? — голос его звучал так же. Максимально безэмоционально и холодно, что неприятная дрожь касалась нервных окончаний. — Он вернулся из Норстана? — Да, — коротко акцентирует факт Доён, словно всё происходящее было некой нормой, двигаясь с места и вызывая волну горькой паники в груди Донхёка. — Сейчас за ним схожу.       Ким уже было успевает скрыться в проходе по правую сторону, но тут же уступчиво отходит в сторону, пропуская в помещение, как понималось самому омеге, того самого Тэёна, которого все так упорно обсуждали последние несколько секунд. Он скидывает с головы капюшон от просторной байки, давая возможность оценочно пробежаться по своей внешности. Выглядел тоже не особо старше, но аура, исходившая от него, отличалась кардинально. И Донхёка оцепенение пробирает, когда Тэён оглядывает всех присутствующих оценочным взглядом, задерживаясь чуть дольше по сравнению с другими именно на нём. — Меня не было всего полторы недели, а вы успели столько дел наворотить, — устало тянет он, зачёсывая назад волосы глубокого вишнёвого оттенка . — Начнём с Марка и экспедиции в Бохань, а дальше пойдём по концентрации тяжести проблем. — Господи, как от вас несёт, — резко выпаливает Чону, сделав два шага назад от порога и зажав нос аккуратными пальцами. Видно былой шок отошёл на второй план, давая осознание происходящему. — Неужели нельзя было сначала помыться, а потом уже тащить свои задницы сюда.       И все возвращаются к своим разговорам, пока Донхёк в свою очередь оседает на одном из кресел, приковывая взгляд на невероятного вида картину пейзажа, что мелькал яркими бликами в отражении глаз. Теплота руки Доёна успокаивающе ощущалась на плече и омега позволил себе чуть расслабиться. — Марк значит, — мнимо и лишь одними губами, только для себя и своих мыслей. — Сколько же проблем может случиться из-за тебя.