Oh my love

             Когда Гуань Шань впервые проснулся в новой квартире, он не мог осознать, что это происходит с ним.       Из большого, незакрытого шторами окна, прямо в глаза бьют лучи рассветного солнца; по ногам, неприкрытых одеялом, тянет лёгким холодом от оставшегося открытым на ночь окна на кухне, и эта прохлада чувствуется с каждой минутой всё сильнее из-за тонкого одеяла, которое не помогает никак согреться.       Наверное, Гуань Шань мог бы привычно для себя нахмуриться, быстренько пробежаться до кухни и захлопнуть окно, чтобы потом пытаться успокоиться после потревоженного холодом сна в свой выходной. Какими, правда, методами это он бы делал, он не знает. Наверняка Мо, как и привык, просто копил бы в себе обиду на того умника, который посмел оставить окно открытым ночью, и ходил бы ещё несколько часов такой злющий и колючий, что лучше не трогать лишний раз, вдруг иголки сейчас полетят в тебя.       Но было всё не так. Да, всё ещё неприятно от того, что такая мелочь, как гуляющий по квартире ветерок прогнал сон, о котором Мо мечтал всю рабочую неделю. Однако самому Гуань Шаню казалось, что лучшего утра и придумать нельзя.       Яркое летнее солнце лишь на секунду заставило мимические морщины появиться на лице Мо, после же этой секунды его взгляд стал спокойным, а лицо расслабленным. Из окна открывался вид на желто-голубое небо, подсвеченные ярко-оранжевым облака и рядом стоящие дома, кажущиеся пустыми, будто все люди за ночь собрались и ушли в неизвестном направлении. По самой спальне распространялся свежий воздух; солнечные лучи красиво ложились на голые стены и неразобранные коробки, отражались от зеркала шкафа; у нового постельного белья приятный лёгкий аромат древесины, такой, который не привлекает внимание, но дополняет уют этому утру.       Как бы Шаню не было в этот момент тихо и спокойно, этот гуляющий по полу холодок тревожил его покой сильнее, чем он хотел бы это признать. Шань уже хотел быстро встать, закрыть ебучее окно на кухне и вернуться в теплую постельку дальше нежиться в лучах солнца и наслаждаться ранним утром, но стоило ему развернуться с бока на спину, как обнаружил вторую половину кровати пустой.       Обычно Тянь спит до последнего, и Гуань Шань привык, что тот к моменту его пробуждения ещё только на середине своего восьмого сна и просыпаться где-то час-два он точно не собирается. А тут он куда-то надолго пропал.       Они вместе встречали уже не одно утро. Кажется, что Гуань Шань помнит практически каждое из них. Когда он кидался в Тяня подушками и орал, потому что тот умудрился спалить всю кухню, пока "готовил" им двоим яичницу; и когда они провалялись вместе в полной тишине под звуки сильного дождя и ветра почти до полудня, и неважно, что они оба опаздывали, если никто не хотел отпускать другого куда-то далеко на весь день в такую гадкую погоду на улице ("не дай бог простудится ещё" — думали они оба, хоть и не сказали вслух); когда он проснулся раньше, и первое, что предстало перед его взором — расслабленное лицо Хэ Тяня. Обычно нельзя представить его лицо без насмешливого и гордого, и редко тревожного и злого, выражения, а тогда Шаню, безусловно, выпал шанс увидеть то, что не видел практически никто до него у Тяня — обычное спокойствие. Тогда Шань понял, что ни за что не забудет такого Хэ Тяня и он хочет дарить ему такие утра каждый день, чтобы ни одна тревога или тупая надменная издёвка не побеспокоила это прекрасное в своем умиротворении лицо.       В этом утре было что-то другое, помимо отсутствия Хэ Тяня; что-то, чего Шань не смог пока что понять, но пытался это сделать. Возможно, дело в начале нового этапа в жизни Шаня и Тяня. До переезда в свою квартиру они то ютились в маленькой комнате Шаня, то пропадали днями в квартире Тяня, но, несмотря на столько проведенного времени вместе, сложно сказать, что у них налажен быт совместного проживания. Всегда рядом были посторонние люди, влезавшие в их мир и дела, хоть и из желания помочь. Теперь же они полностью сепарировались от своих семей и друзей, предоставленные друг другу со всеми своими "недостатками" как соседей. Но Гуань Шаня это не пугало. Он настолько был уверен в себе, Хэ Тяне и их будущем, что никакие там "недостатки" и трудности самостоятельной жизни его не пугали.       Пока Шань размышлял, сидя на кровати, закутанный весь в одеяло и смотрящий в окно, он не услышал, как из прихожей послышался звук открывающейся входной двери. Через минутку по коридору раздался тихий топот ног, а ещё через десять-пятнадцать минут в спальню заглянула только голова с очень довольным лицом.       — А чего это спящая красавица не спит? — спросил удивлённо Хэ Тянь, не заходя в спальню полностью. — Неужели не хочет поцелуя от прекрасного принца?       Шань тут же повернулся к нему, услышал его голос, и хотел подбежать к нему, спросив, где это он пропадал, но, как обычно, получилось всё не не совсем так, как того ожидаешь.       — Ну и где тебя, псина ты лохматая, носило в такую рань? — спросил он в ответ, явно не ожидая такой грубости со своей стороны в такое гармоничное утро. Быстро поняв, в чем его проблема, он добавил мягче. — Ну, ты ведь обычно спишь много. Вот и интересно, что тебя заставило оторвать жопу от кровати в шесть утра.       — Раз ты такой бодрый в шесть утра, то вставай, — Хэ Тянь уже зашёл в комнату и протягивает руки к Гуань Шаню, — на сегодня так много дел запланировано, ничего не успеем, если будем валятся и мечтать.       Не надо к гадалке ходить, чтобы понять — Тянь задумал что-то грандиозное. Он никогда бы по своей воле не поставил планы выше своего сна.       Тянь достал Шаня из-под одеяла, тут же взял его за руку и повел на кухню. Шань забыть забыл про явную прохладу в квартире, стоило только ему увидеть на столе две тарелки с японскими панкейками, политые медом и кружки теплого молочного улуна.       — Хм, ну и в какой кафешке ты это купил? — Шань знает Тяня слишком хорошо, чтобы поверить, что такую красоту приготовил лично он. Но всё равно, смущённый и приятно удивленный таким выпендрёжем, Шань сел за стол, и они вместе начали завтракать.       На кухне было также светло, как и в спальне. Такой же запах свежего дерева легко витал в воздухе, мешаясь со свежим воздухом с улицы, проникшим из открытого наверх окна. Тянь, заметив, как Шань съеживался от холода, тут же закрыл его, еле слышно цокнув на себя за то, что забыл вчера вечером закрыть его, и теперь малыш Мо чувствовал дискомфорт.       — Пришлось побегать в то кафе на соседней улице, потому что только там готовят панкейки так рано. — ответил Тянь легко, будто не хотел бы ещё поспать часика два.       — Если ты так сильно хотел пожрать, разбудил бы меня. Я могу и такое приготовить. — само собой, Шаню очень приятно от такого внимания: ради него в такое раннее время встали, отправились в кафе в паре километров от дома, чтобы сразу после пробуждения он смог поесть вкусные панкейки; но он не врал, потому что готов стоять на кухне сколько угодно, чтобы Тянь мог есть его стряпню сколько хочет. Он, безусловно, будет этому только рад, а значит будет рад и Шань.       — Конечно можешь. Малыш Мо может абсолютно всё. — в тоне Тяня не было места сарказму и насмешке. Только любви и благодарности.       Покраснев, Шань продолжил трапезу молча. От этого человека можно ожидать каких угодно поступков: от грандиозного шоу с фейерверками, где тот признается ему в любви, до простых подарков по типу этого завтрака. Но что всегда будет подкупать Шаня, так это внимание и время, потраченное только на него, только на то, чтобы сделать его счастливым и показать, как сильно его любят.       Шань пошарился по столу и нашел руку Тяня, сжимая её в своей. И смотря на слегка удивлённое лицо Тяня, он поднёс его руку к своим губам и поцеловал её. И, красный как помидор, прошептал:       — Спасибо.       Шаня хватило на одно слово, потому что он не знает, как ещё выразить все те чувства, что бурлят внутри от одного только взгляда на Тяня. Но и неважно, что не знает. Тянь его поймет и без слов.