Три минуты для безумия

Коноха этим летом была великолепна. Деревня буквально тонула в сочных листьях зелени и ярких лучах июльского солнца. Живая, чистая, умиротворённая. Но в то же время медленно загибающаяся. Жара на дворе стояла невыносимая, температура била все рекорды и даже не думала останавливаться. Ветер был её немым союзником: он спрятал свои прохладные крылья и доводил людей до сумасшествия. Пыльные дороги густо окутывали размытые миражи, эти иссушающие облака манили своей нереальностью, заманивали усталых жителей своей красотой и причудой, а потом жестоко обдавали усталые лица раскалённым жаром и прогоняли прочь. Природа — барышня капризная, никогда не знаешь, что взбредёт в её сумасбродную голову. Поэтому жителям Конохагакуре волей-неволей пришлось подстроиться под её жестокие шутки. Днём на улицах господствовала пустота, никого не видать, народ из домов выходить отказывался наотрез. Толпы изнемождённых жителей заполняли деревню только ближе к вечеру, когда солнце сбавляло свой натиск и уступало место ночной прохладе. Однако и там спасение казалось обманчиво тонким. Приходила немыслимая духота, дышать становилось практически нереально, когда плотный ком спёртого воздуха заполнял и жёг измученные лёгкие. Но что уж поделать, подстроить под себя природу не в силах даже великие мира сего, не то что они, простые смертные. И сейчас народ погрузился в режим ожидания, спасали их невесёлое житьё лишь старенькие вентиляторы и кондиционеры. Все отсыпались, наедались вдоволь охлаждёнными фруктами и готовились к рабочей ночи. Это не страшно, поработают недельку другую в потёмках, и будет им радость, вот спадёт чуть жара, и они вновь войдут в привычную колею. А пока только так и никак иначе. Рвать зазря жилы и гробить здоровье на солнцепёке нет смысла, только в убыли будут. Но к такой философия прислушивались далеко не все. В многочисленные распахнутые настежь окна рекой лился захлёбывающийся стрёкот цикад. Красиво пели, успокаивали. Вот слушал бы и слушал, но не тут-то было. Умиротворённую картину ничегонеделанья портили доносящиеся с полигонов жалобные стоны тренирующихся шиноби. Если честно, порой, на полном серьёзе, некоторые обыватели считали своих защитников кончеными мазохистами или, на худой конец, пришибленными замудрёнными психологическими травмами. Ну, вот сами посудите: на улице чёртово адское пекло, земля раскалена так, что брось на дорожку шмат аппетитного мясца, как он в минуту покроется румяной коркой, а то и того хлеще — сгорит к ебеням собачьим до угля. Жуть! Хоть бери путёвку в Дзигоку и нежься там в одном из котлов. Там у них всяк лучше будет с прохладой, под землёй ведь. Так что сиди молчком в тенёчке и жуй арбуз. Но нет! Стоит только повернуть голову в сторону полигонов, как сразу же поймёшь, что там полный аншлаг. Чего людям дома не сидится? Чего надрываются? Чокнутые! Но лишь немногие понимали настоящую причину таких рвений. Понимали, тяжело вздыхали, жалели бедных ребят, но ничего поделать с этим не могли. Они — шиноби, закалённые жаром войны и кровавым кошмаром солдаты. Они сами куют своё тело, выстраивают себя по частям, ведь тело — это вам не техника, его просто так не развеешь. Тело шиноби — самое надёжное для бойца оружие. Перегруженный адреналином организм подвергают самым жестоким испытаниям, доводят до предела человеческих возможностей и, пройдя через невыносимые муки, даже переступают через него. Бойцы регулярной армии Конохи должны уметь всё и обязаны выживать в любых условиях, куда бы ни направил их указующий перст Хокаге. Хоть в колючие метели страны Снега, хоть в огненные пустыни Песка. И снисхождения ни к кому не будет. А посему, такие развесёлые деньки для рядовых вояк проходят под ручку со страданием. Прошедшая больше пяти лет назад война выкосила более трети бойцов мировой армии шиноби. Потери были страшные и для каждой деревни альянса горькие. Но не успели ещё живые оплакать павших, не успели отойти ещё от этих выродков Акацке, только-только в шатких умах позабылся злой лик Мадары, как родина вновь молила солдат о помощи. Мародёрство, бандитизм, нескончаемое насилие настигли разрушенные земли и процветали день ото дня. Грабежи и убийства гражданских в отдалённых частях стран стали происходить всё чаще. То время многие вспоминают с содроганием. Но, слава Ками-сама, этот показатель со временем стал стремительно уменьшаться. Шиноби рвались домой, на покой, к теплу и уюту, а потому неслись в бои без продыху. Выслеживали, настигали и давили эту шушеру что есть мочи. Чтоб никогда больше. Чтоб мир вокруг и жизнь цвела, а не надгробья и могильная пустошь. Они уж расстараются, ещё год-полтора и заживут они лучше, чем в довоенное время. Слово дали, а слов на ветер шиноби не бросают. Именно по этой причине на тренировочных полигонах Конохи были все: от мала, до велика. Где-то раздавались писклявые голоса сопливых, только-только получивших первое звание генинов, а где-то звучали оглушающие басы суровых, матёрых бойцов спецподразделения АНБУ. Тесно им всем было, размаху негде взять. Но будет справедливо заметить, что дедовщины, ссор и пренебрежения мелкими на полях сражений ни в коем разе не случалось. Учителей на всех не хватало, а смену нужно было воспитать достойную. Все ютились спина к спине, вели перекрёстные атаки, чертыхались, бурчали, но ни один из гонористых джонинов, ни один элитный боец не позволили себе дерзкого словца. Шиноби собраны, учтивы: оттачивают свои техники, помогают друг другу в создании совместных… и, чего уж греха таить, красуются перед восторженно пялящейся малышнёй. А те аж писают кипятком и зависают в пространстве, когда рядом с ними раздаётся громкое название техники и за ней следует немыслимый грохот огненного шара или прямо перед носом в одночасье образуется высоченная земляная стена. Старшие понимают их азартный блеск в глазах и вспоминают свои времена, когда они также, но тайком, следили за джонинами, да и успевали только подзатыльники ловить за вольности. Ширануи Генма тоже помнил свои детские годы и смотрел на весёлых малявок с какой-то… ностальгией, что ль? Сам по себе он был спокойным ребёнком, тихим, мирным. Но ровно до той поры пока судьба не взбрыкнула и не подкинула ему одного рыжего чёрта. Ох и похлебал Генма тогда говнеца из-за Райдо! У того кажется с рождения тормоза были под запретом. Что ни день, то они с Намиаши в очередной жопе. То ему за отрядом АНБУ надо проследить, то потренировать скрытие чакры в женской бане. Ками милосердный! Столько Генму не пиздили даже АНБУ-шники и родители, за вмешательство в секретные миссии, зато куноичи отходили по хребту уж будьте нате. Ух, аж мороз по коже до сих пор. И исполосованная старыми шрамами задница, кстати, тоже. Весёлое было время, хоть и военное. А хотя… когда оно вообще было у них мирным? Черт его разберёт. Но Ширануи не жаловался. Росли они себе, новые звания получали, хвастались, кто у кого девчонку увёл, кто какую миссию выполнил, по госпиталям валялись чаще, чем видели родных. В ту пору, кажется, в его Намиаши что-то да и переклинило. Им было по семнадцать годиков, а за плечами столько грязи и политических интриг, что на две библиотеки Даймё хватит. И вот попал Генма тогда в какой-то знатный замес, чуть жив остался, помнил урывками только, как рыжий чёрт его с поля боя ползком раненого волок, а потом Ширануи будто пропасть чёрная засосала. Очнулся тогда уже молодой спецджонин в палате и первым увидел своего напарника. Райдо был до странности угрюм и задумчив. Генма уж грешным делом подумал, не потерял ли он кого из доверенной ему команды? Но нет, все живыми и относительно целыми вернулись. Так что ж так печаль насела на его друга? Тот молчал, на шутки не реагировал, выполнял лишь короткие просьбы, что-то вроде воды подать, а потом вновь занимал свой пост у больничной койки и глаз с него не сводил. И так пронзительно эта паскуда смотрел на него, на Генму, что казалось всю душу с корнем выворачивал. Что к чему? Непонятно было. Ширануи выписали, опросили, отчёт этот треклятый заставили написать, а потом впаяли неделю выходных и отпустили восвояси. А чёрт рядом бродил. Нет, лишний раз Райдо старался на глаза не показываться, он тайком пас. По крышам, из-за угла, чуть вдали. Но Ширануи чувствовал, остро чувствовал этого ненормального всем телом и знал, в каком точно тот направлении был. Подметил для себя и большие изменения. Заметил, как с Намиаши спала былая спесь, как он за одну лишь миссию, кажется, повзрослел лет на десять, рассуждать стал зрело, без всей этой подростковой мишуры, от старых замашек избавился… Ну что ж… Кто Генма такой, чтоб мешать чужому взрослению? Правильно, никто. Хоть и обидно ему было, что эта часть друга потерялась, ведь он к ней очень привык. А дальше стало происходить такое, что спецджонин только за голову успевал хвататься и старался не уехать крышей. Это косорылое отродье пиявкой на нём повисло! Одну комнату в общаге с ним выбил, шараёбился везде рядом, чуть с миски его не жрал, слава Ками, что хоть в туалете в одну кабинку ещё не щемился. На миссию? Райдо всегда готов! На полгода? Так это ж отлично! Главное чтоб никого другого рядом с ними не было, а остальное джонин Намьяши Райдо с песнями и танцами проведёт. Уж будьте уверены. — Хм, — усмехается своим мыслям Ширануи, перекатывая во рту нагревшийся от солнцепёка сенбон. А глаза на рыжей дылде держит. И насмотреться на него всё не может. Тот накуксившемуся малому что-то серьёзно объясняет, придерживает его, когда стойка выходит из рук вон плохо, переключается на второго, тут же к ним подбегают и ещё трое. Мамкается с этой вопящей оравой и усталости не знает. Райдо любит детей, очень. В этом они с Ирукой в чём-то схожи. Да вот печаль, ни один из них познать прелести отцовства не сможет. Умино, потому что женил себя на работе и учит чужих, а Намиаши… потому что с Генмой давно переплёлся. Спецджонин был не из дураков и сам догадался. Всё понял. И взгляды, и касания, и незримую печаль в невозможно зелёных глазах. Сам сделал шаг и ни на грамм не пожалел о своём решении. Двадцать восемь лет уж вместе по земле ходят, рука в руке, спина к спине, и никто им больше в свете не нужен. Об утерянных возможностях они жалеть больше не станут, этот этап у них уж давно пройден. Главное чтоб живы были, да деревня стояла, а в остальном они как-нибудь перебьются. Оттолкнувшись спиной от ствола дерева, Генма шагает к своему напарнику, попутно обмахиваясь низом майки-безрукавки. Намеренно оголяет живот и с удовольствием замечает ожидаемую реакцию. Райдо моментально выравнивается и жадно следит за плавными покачиваниями бёдер, облизывает сухие губы, когда из-под черной ткани выглядывает обтянутый сетчатой чакропроводящей майкой торс. Столько раз видел, а всё как в первый. — Ты всё? — непринуждённо интересуется искуситель и задирает майку ещё выше, чтоб утереть изнанкой мокрое от пота лицо. — Ещё немного и точно буду, — тихо флиртует друг, оценивая прищуренным глазом красоту. На его взгляд, с каждым годом его половина становится всё прекрасней, словно хорошо выдержанное сётю. Сделай лишь маленький глоток и в голову ударит на раз. — Постарел, что ль? — обворожительная улыбка проскальзывает на загорелом лице. — Раньше тебя хватало на большее. Издевается, знает ведь, как лёгок на подъем этот здоровяк. Намиаши недовольно дёргает головой вбок, толкает языком в щёку и вновь смотрит на Ширануи. А взгляд оголодавший, дерзкий. Обещает, что отплатит с лихвой за подколку. Усмехается и разворачивается к своей малолетней свите, даёт пару наставлений и, игнорируя недовольные возгласы, приказывает всем отправляться по домам. С этим Генма с ним согласен. Мелкие ещё совсем, меры не знают, а в энтузиазме могут и перегрев схлопотать. Когда последний пинок отправляет зазевавшегося пацанёнка до хатки, Райдо стремительно подскакивает к своему игреневому обоже и стискивает его талию в своих лапищах. Утыкается носом куда-то за ухо и шумно втягивает запах. Делает это так жадно, будто ждал этого с позапрошлой зимы. — Ты чё это меня перед подрастающим поколением позоришь, м? — мурлычет куда-то в висок и начитает мляво покачиваться из стороны в сторону. Ширануи улыбается, уведя иголку чуть в сторону, чтоб не поранить родное плечо. — Кто ж тебя позорит-то? Я констатирую, — зажмуривается и подставляет под ласки взмокший под косынкой лоб. — А если докажу обратное? Что делать будешь, констотатор? — Намиаши чуть отстраняется и заглядывает в лисьи глаза. — А силёнок-то хватит? — Хочешь, прям сейчас приступим?! — Райдо, будто спичкой подпаленный, вспыхнул и начал настойчиво потираться бёдрами. — Не-е-е, — скривился Генма. Больше от жара рядом трясущегося тела, чем от самого предложения. — Это ты мне вечером всё покажешь и расскажешь. А сейчас я другого хочу, — и задумчиво задрал голову, словно выискивал в памяти что-то чересчур приятное. — Ну, так просвети меня, — Райдо не моглось. Вот только дай волю, так он через пять минут уж дома в одном исподнем будет готов отрапортовать и продемонстрировать всё от и до. Спецджонин повисел в его руках с минутку, помычал, проимитировал бурную мозговую деятельность… А потом в раз сделался серьезным и изрёк: — Пива хочу. Райдо уставился на Генму, как тот баран на расписные ворота, и не знал чего хочет больше: задушить эту подлюку или сушёных кальмаров к тёмному хмельному. — Холодненькое такое, чтоб пена шапкой… Ты ж со мной? — поинтересовался, чисто для проформы, он знал, что тот с ним не то что пиво пить, а самоотверженно грабить запасы Пятой ринется. Если, конечно, потребуется. — Куда уж я без тебя, — усмехнулся мечник. И, развернувшись, прихватил Генму за бок. Потопал вместе с ним к общим раздевалкам, чтоб обмыться с тренировки, да форму на чистую сменить. — В «Три куная» пойдём? — Не, — искривил губы Намиаши. — Лучше уж к старику Киоши заглянуть. У него закуски лучше будут, да и пиво не мешаное. — Хм, дело говоришь. А то… И Генма в раз замолк. Как и Райдо. Внутри них всё скрутилось тревожным комом и готовилось к большой беде, когда две пары глаз узрели немыслимое. Где-то недалеко от них, буквально на дальнем десятом полигоне, из земли в пару мгновений образовался невообразимо огромный тёмно-серый смерч! Тот рос, стремился в небеса, набирал свою сокрушительную мощь, кружился смертоносным вихрем и поднимал нешуточный ветер. Деревья вокруг начали натужно скрипеть, кое-где с треском ломались тонкие ветки, и корёжилась кора. Ещё немного и унесёт эта воздушная воронка в своё чрево половину леса! Но то были лишь цветочки! Спустя всего три удара сердца воздушный гигант пропитался изнутри пламенем и окрасился в огненно-рыжий. Горячие языки пламени хлестали выжженный воздух и заставляли невольных зрителей припасть к земле, чтоб их ненароком не задело огненной плетью. Потоки были нестабильны и вываливались, метались по сторонам, как оторвавшиеся нити из бобины с шерстью. Две стихии страшно сплетались в жутковатой агонии. Разрушительная сила пугала и потрясала своим адским великолепием. Чудовище, порождённое явно чьей-то чакрой, начало греметь и завывать, словно дикий необузданный зверь. Чистое небо стало неумолимо под него меняться. Его заволокло образовавшимися тучами, они клубились, с грохотом соединялись и предвещали огненный ураган. — Что за ёб вашу! — орал дурниной Ширануи и старался увернуться от проносящихся мимо него веток. Намиаши рядом чуть пригнулся и держал за плечо напарника. Анализировал, пытался угадать, в какой момент эта мощь обрушит на них свой гнев. Кто это создал? Друг? Враг? Да и как вообще можно такое создать?! Но не успел джонин подобраться для более конкретных действий, как огненную шкуру воздушного гиганта располосовали тысячи серебристых молний. Это было невыносимо страшно! Хлёсткие, сносящие всё на своём пути порывы ветра, поглощающие кислород языки пламени, и завершали этот адский коктейль — искрящиеся зигзаги убийственных в своём щебетании молний! Кто бы это ни был… Какой бы гений не создал этот конец света… Но ему стоит остановиться, или они все здесь подохнут. И в ту же секунду, будто внимая чужим мольбам, огненный смерч загудел больше прежнего, громко громыхнул в небесную высь и начал медленно терять свою силу. Через две минуты напряжённого ожидания по небосводу кольцом парили лишь несколько серых тучек, а после и те испарились. Солнце вновь озарило затихший после тряски лес и успокоило попрятавшуюся в страхе живность. Всё устаканилось, будто и не было никакого вторжения. Генма неуверенно выровнялся и, не уводя глаз с загадочной дали, начал не спеша отряхивать с мокрых плеч песок. — Это… Это что такое было? — голос предательски дал петуха. Прочистив горло, спросил уже более уверенно. — Ты цел? — У меня «кольцо Сатурна» так сжалось, что чуть трусы не зажевало, — промямлил побелевший Райдо, всё так же пялясь в сторону дальнего полигона. Вокруг стали доноситься невнятный бубнёж и ругательства остальных бойцов. Оглянувшись, Генма просканировал окрестность намётанным глазом. Раненных нигде нет, и на том спасибо, а вот недовольных морд хоть отбавляй. — А ну-ка… пойдём, глянем, кто там так шуткует, — подобрался спецджонин, с четким желанием на лице начистить бунтарю физиономию. Ничего больше не говоря, Генма скакнул на ближайшее дерево и припустился со всех ног к десятому полигону. Намиаши метнулся следом. Что это отродье сделал кто-то из своих, стало понятно немногим позже: защитные печати вокруг деревни остались нетронутыми, да и возвещающие об опасности сирены не сработали. Да и кто, скажите на милость, в здравом уме станет нападать не на центр опустевшей деревни, не на резиденцию Хокаге, а на кишащий бойцами Конохи тренировочный полигон? Настолько тупых нукенинов Ширануи ещё встречать не приходилось. Выбежав, наконец, на обширную поляну десятого полигона, Райдо вместе с Генмой натолкнулись на непонятную им картину, от которой джонины слегка подвисли и синхронно наклонили головы к плечу. На кромке огромной дымящейся воронки орали двое: загорелый, распаренный, оголённый по пояс Узумаки и чуть прокоптившийся взъерошенный Учиха, который старательно тёр свои ладони своей же форменной майкой. Чуть поодаль от них валялась тушка дымящегося Хатаке. Копия, как не странно, был жив. Дышал только хрипло, загнанно, будто вот-вот и откинет к чёрту ласты. — Да пошёл ты нахер, понял?! — хриплый бас Наруто больно полоснул по чуткому слуху Ширануи, от чего ему пришлось чуть сощуриться. — Я своё выровнял как мог! Тебе всего лишь стоило влить «Катон» в мои потоки и держать его в том же ключе! Чё в этом сложного, я не понимаю?! — Да потому что тебе и не дано, придурок! — взъерепенился Саске, бросая в лицо напарника перепачканную сажей майку. — Мы договорились только попробовать и сделать небольшой вихрь! Нахер ты мне тайфун устроил?! Как я, по-твоему, должен был это контролировать? — Молча, блять! — отшвырнул вещь обратно, грамотно проехавшись по недовольной учиховской роже. — Там атмосферное давление низкое, гений ты наш, так уж как-нибудь, да и удержал! — А скорость порывов ты не учитываешь, усаратонкачи?! — стянул майку со своего кланового хлебала, швырнул её об землю и раздражённо упёр стиснутые от злости кулаки в бока. Если честно, Генма впервые видел всегда холодного и сдержанного Саске в настолько разгневанном виде. — Я не могу контролировать полноправно потоки огня, когда они окутаны потоками твоего «Футона»! Ты их должен направлять! — Ну ахереть, приехали! — не унимался сын Четвёртого, изогнувшись назад дугой и раскинув в стороны руки. — Я и образуй, и контролируй, а ты так: плюнул рядышком и всего делов-то! Да и Какаши-сенсей тоже хорош! Куда столько молний вбухивать?! А… А где? — сбавил обороты Наруто и стал взволнованно оглядываться по сторонам. — А где Какаши-сенсей? Парочка вмиг испуганно переглянулась, осела и начала спешно крутить цветастыми головами в поисках своего учителя. Райдо сдерживался как только мог, чтоб не заржать во всю глотку, даже щеку изнутри прикусил: два здоровых широкоплечих лба, а лица перекосило как в детстве… — Вот если ты убил Какаши, то сам перед Тсунаде будешь отчитываться! Я умываю руки! — бубнил над ухом Саске, усиленно махая руками и прогоняя от лица остатки дыма. — Теме, вот можно хоть сейчас без твоих нравоучений?! — взмолился блондин. — Он вон там! — гаркнул Намиаши, указывая рукой на обуглившуюся сереброволосую кучку. Ученики Копии спешно обратили внимание на новых зрителей, проследили глазами за рукой, вякнули короткое «спасибо» и кинулись на помощь к капитану. — Какаши-сенсей! — Какаши! В один голос завопила перепуганная парочка. Наставник на их голоса не отзывался и не шевелился. Тут уж была пора и Генме поднапрячься. Неужели так сильно садануло бедолагу? Встревоженно переглянувшись, джонины побежали следом. — Какаши-сенсей, вы хоть живы? — Какаши, где болит? Что повредил? — А ну, мелюзга, в сторону, — приказал Ширануи и бортанул тазом рядом вопящего Узумаки. — Хатаке, ты хоть сигнал дай, в сознании али нет. Генма присел рядом с телом товарища на колени, наклонился, нащупал рукой на шее Копирующего пульс. Хм, как часы. Раздвинул пальцами повреждённое старым шрамом веко левого глаза и присмотрелся в зрачок. Чуть усмехнулся, покачав головой. — Ты долго ещё тут умирающего лебедя из себя будешь корчить? — поинтересовался расслабившийся медик, перекидывая сенбон из одного уголка рта в другой. — Ещё минут пять, и твои орлы бы точно прикопали бы тебя в лесу «Смерти». — А венки будут? — сонно пробубнил в маску Копирующий, приоткрыв правый глаз. — Мне ирисы больше нравятся… — А ну вставай! — Да в чём дело? Я всего-то на пару минут прилёг вздремнуть… — Прилёг? — с ехидцей спросил старый товарищ. — Судя по всему, тебя откинуло ударной волной. — Это уже детали… — лениво отмахнулся. — Какаши-сенсей! — Узумаки бросился на мощную грудь крякнувшего Хатаке и принялся зажимать того в объятиях, имитируя дикую истерику. — Что ж вы так неаккуратно-то! А мало ли что! С меня ж бабулька семь шкур за вас сдерёт! — То есть… тебя не сама кончина Какаши напугала, как расправа Хокаге? — поинтересовался ухмыляющийся Саске. — Наруто… Задушишь… — придушенно прохрипел Копия, с остервенением отдирая от себя крепкие руки ученика. — А, ой. Джинчурики быстренько отпустил задыхающееся тело, вскочил на ноги и, как тряпичную куклу, поднял и своего сенсея. Поставил, поправил на седой голове общий беспорядок и стал старательно отряхивать с его разодранной в хлам одежды всю грязь и пыль, будто это вообще могло ей хоть чем-то помочь. Из всей троицы Хатаке пострадал больше остальных. Майка покрылась крупными обгорелыми дырами разного диаметра, колоши штанов просто в труху изничтожились, а правая так ещё и разошлась по шву до пояса, кокетливо демонстрируя крепкую, мясистую хатаковскую ляжку. Видок — просто песня, хоть сейчас под венец. — Вы с ума тут посходили? Чё утварили-то? — поинтересовался поражённо Райдо, оглядывая масштабы разрушений вокруг. — На кого технику такую готовили? — Ма-а-а… Райдо-сан, да делов тут было на раз-два! — почёсывая колючий затылок, пробубнил Наруто, упёршись смущенным взглядом в землю. — Я всё, как договаривались, сделал, а они вот как попёрли! А я-то что? Я-то всех и спас! Звонкий подзатыльник прилетел со стороны Учихи настолько стремительно, что просто залюбуешься. — Добе, ещё хоть слово… — предупреждающе зарычал брюнет и пригрозил кулаком, — и по «Цукуёми» у меня с неделю бродить будешь. — А чего сразу «Добе»? — возмутился блондин. — Вот хоть сейчас могу всё повторить, и посмотрим, кто был не прав! — Нет уж, спасибочки, — вклинился помятый Какаши и остановил напор Узумаки ладонью. — На сегодня достаточно. — Ну, Какаши-сенсей! — заяглил Наруто, как малое дитяти, выпрашивающее давно желанную сладость. Губу ещё нижнюю оттопырил. — Ну ещё разочек! — Нет! — Копия был непреклонен и, судя по тону, серьёзен. Генма с Райдо сразу это поняли: таким голосом Хатаке отдавал приказы на поле боя в их совместных миссиях, и не дай Ками тебе ослушаться или перечить: затрахаешься потом отчёты строчить. — В раздевалку шуруй. О себе не думаешь, так хоть на других посмотри. Все полигоны позаносило ветками, а там, между прочим, и генины были, — ткнул пальцем в сторону обширной цепи полигонов. Узумаки недовольно засопел, но попрошайничать дальше не стал, понял, что махнул лишку. Техника действительно была нестабильна, и удержать её получилось только с помощью Какаши-сенсея. Кто знает, чем бы кончился их энтузиазм, если бы не он. Хорошо, что Тсунаде утопала с дипломатической миссией в Суну, а так бы уже вопила здесь да тумаки всем без разбору раздавала. — Всё, шагом марш, в раздевалку, — скомандовал Копирующий, держась за провокационный разрез на бедре. — Пойдём, добе, — ласково пропел Учиха, успокаивая свою половину. И, закинув на его плечи свою руку, поволок его расстроенного до общих раздевалок. — Сейчас помоемся, и ты поведёшь меня в раменную. — А говна на лопате тебе не подать? — ехидно поинтересовался сокомандник, цепляя на бледное запястье свою ладонь. Одарил родного человека ослепительной улыбкой и изогнул губы трубочкой, чтоб получить свой законный чмок. — Не-е-е, это ты, дорогой, сам кушай, — улыбнулся брюнет и коснулся губами загорелой щеки. — Ах ты!.. — Я смотрю, Саске растаял немного, — довольно кивнул Генма в сторону этих оголтелых. — Раньше ёжиком надувался, а сейчас… Буськается при всех. — Есть немного, — улыбчиво проговорил Какаши, провожая взглядом своих ребят. — Он же с Наруто, а там хочешь не хочешь, а человеком станешь. — Вот уж не говори, — хохотнул сенбоносец и покосился на свою половину. — А ты чего завис? — Да так… — протянул мягко улыбающийся Намиаши и опустил ладони в карманы форменных штанов. — Я вот думаю, когда эти дети успели так вырасти? Наруто уже больше меня вымахал, да и Саске в плечах разросся. Ведь, вроде, всего пару лет назад куда-то под рёбра мне дышали, а тут… такие красавцы. Какаши понятливо хмыкнул. Да, дети быстро растут, и интересы у них меняются, и взгляды на жизнь. Вот только… Только, несмотря на возраст и огрубевшие голоса, для него они до сих пор остаются детьми, его младшими братьями, которых он любит, учит, и будет готов отдать свою жизнь всю до капли. Он больше не позволит случиться прошлым ошибкам и не даст их команде вновь распасться. Никогда. — А я что-то не понял! — встрепенулся удивлённо Ширануи, уперев руки в бока. — А чего это мы начали заглядываться на чужих мужиков? — Ой, ну вот не начинай! — страдальчески протянул Намиаши, закатывая глаза. — Куда они мне? Я для них старик! Мне вон, больше под стать Хатаке, чем эта мелюзга! Да он и покрасивше будет! Генма хотел ещё что-то вякнуть, но быстро сдулся, переводя хитро прищуренный глаз на Какаши. А что, напарник дело говорит. На Копию раньше без слёз невозможно было взглянуть: худой, осунувшийся весь, угловатый, казалось, что две прошедшие войны и служба в АНБУ вытянули из него все соки. Доска жилистая, ни больше, ни меньше. А сейчас только глянь! Похорошел, вытянулся на добрых десять сантиметров, в массе прибавил, рельеф красивый наработал, и, откровенно говоря, выглядел гораздо презентабельней, чем тот же Учиха. Да и годы над ним были не властны: не менялся Копирующий, ни морщинки не заимел. Красавец, мужчина в самом соку. — Райдо, ты как ляпнешь что — хоть стой, хоть падай, — фыркнул Хатаке. — Да ладно тебе, — отмахнулся друг. — Сам же понял, о чём я. И я до сих пор понять не могу, эти-то шалопаи понятно, меры в силе не знают, жопу рвут ради будущего кресла Хокаге, а ты-то куда полез? Я думал, твой «птички» всех тут зажарят! На этих словах Копия поменялся в лице. Неприятно нахмурился и стал усердно тереть измазанную в саже ладонь. Не к добру это было, видать что-то на сердце у него тяжкое ворошиться. — Чё такое? Неприятности какие? Дома что произошло? — заволновался мечник. Интерес его разбирал страшный, но в то же время и помочь другу хотелось, ведь лица на том нет совсем. Давно в стенах штаба пробежал один такой щекотливый слушок, что Копирующий, мол, кое с кем встречается. Все за эту сплетню ухватились обеими руками и стали обсасывать её со смаком. Начали строить предположения и совместными усилиями пытались вычислить эту загадочную красотку. Хатаке видным женихом был ещё и до войны, из клана ведь древнего выходец, учтивый, понимающий, заботливый, властный, справедливый, до кучи ещё и будущий Шестой! Ну чем тебе не выгодная партия? Пол Конохи по нему текло и верещало. Вот только воротил нос сын Белого Клыка ото всех. Смотрел на старательно соблазняющих его в кабаках куноич со скукой и неизменно утыкался в свою похабную книжонку. Намеренно уходил от вскользь оброненных слов об отношениях и косил под дурочка. В принципе, как и всегда, ничего удивительного. Но одна из куноич не смогла больше танцевать вокруг да около: не вытерпела и решила брать Хатаке на абордаж. Подошла к нему прямо в комнате для выдачи миссий и, без толики стеснения, позвала Копирующего на свиданку. Тишина в тот момент стояла гробовая, даже дежурные чунины ручки от бланков с миссиями поубирали, чтоб не шкрябать лишний раз. Шаринган не то, чтобы особо удивился предложению, но чутка поднапрягся точно. Неспешно закинул своё чтиво обратно в разгрузку и, сложив руки на груди, сурово глянул на девушку. Та была не из робкого десятка, красивая, дерзкая и всегда добивающаяся своего. Хатаке хорошо её знал, а потому не стал увиливать — отказался от её предложения и заявил, что у него уже есть пара. На задаваемые на повышенных тонах вопросы об имени избранницы отвечал зло и несдержанно, говоря, что это, пардон, не их собачье дело. О, Ками милосердный! Как же потрясла и расстроила эта новость весь штаб! Сколько слёз было пролито по этому вояке в тот день! На три моря и четыре реки хватило бы точно. Так что ж там за птица такая была, что самому Копирующему Шарингану жизни не даёт? — Да так… — тяжело выдохнул Какаши. — Повздорили с утра. — Сильно? — вклинился в разговор посерьёзневший Ширануи. — Вроде как. — Мужчина задрал к небу голову, глубоко вздохнул и расправил до хруста плечи. Сверкнул недобро глазами, умастил большие ладони на талии и недовольно дёрнул головой. Зубами заскрипел так, что желваки под маской зашлись ходуном. — Ты понимаешь, с нихуя начала на меня орать! Я ещё глаз не успел открыть, ответил ей что-то не так со сна, а она… как с цепи сорвалась! — Вот прям и с нихуя? — приподнял светлую бровь Генма и искоса глянул на Райдо. — Может у неё там с делами что не ладилось, вот и злая была? — предположил мечник. — Да я почём знаю? Из неё же клещами ничего не вытянешь! — чертыхнулся Какаши через маску. — Слово за слово, херами обкладывала меня так, что аж уши сворачивались. Тут я уже и сам «сел на коня»! Поорали, погавкались. Дослушивать я её не стал: напялил форму и в окно. А тут Наруто подсуетился с этой совместной техникой. Ну, думал, сниму стресс на тренировке, да вот… Сил не подрасчитал. Не сдержался. — Н-да, — только и смог протянуть Намиаши. — Нахеровозил ты, братец, знатно. — А про себя подумал, что Хатаке ещё будь-будь, раз со злости смог такое учинить. Это вам не чакра проклятого клана, не чакра Девятихвостого, а стоит на одной ступени с ними уверенно. — И что думаешь делать? — Генма скрестил руки на груди. — А что делать? Вечером пойду к ней, может… остынет уже. Поговорим. — Это верно, — закивал болванчиком Райдо. — Не откладывай в долгий ящик, а то женщины такие… Сам понимаешь, оставишь одну — такого надумает! — Да тут в любых отношениях нужен разговор: что в однополых, что в разнополых, — встрепенулся Ширануи. — Если пара действительно к сердцу припала, то стоит поговорить и понять, — как более опытный в этом деле излагался медик. — Ты главное не дрейфь, Какаши. Всё наладится. Если что — обращайся, поможем. Три головы всяк лучше одной. — Спасибо, — выдохнул Хатаке и утёр устало лицо. Сладко потянулся, раскинул во всю ширь руки и размял ушибленные плечи. — Ладно. Чего стоим? Пошли уже в раздевалку. И под одобрительные кивки вся честная компания двинулась в сторону выхода из полигонов.

***

«Раздевалка» для армии шиноби была поистине огромной и относительно новой, при долгом правлении Третьего ещё была отстроена. Почивший Хокаге понимал, как важно поддерживать своих подчинённых, и как необходим им комфорт после проведённых тренировок. Вот и отгрохал им такую красоту, средств на ладное дело не пожалел. В большом боевом центре, как правильней следовало бы его называть, было всё: четыре обширные душевые комнаты (две для АНБУ: женская и мужская; две для рядовых солдат, так же раздельные), спортивный зал с разнообразным железом, четыре внушительные раздевалки, кладовка для полотенец и прочего инвентаря, рабочий медицинский кабинет с дежурившим там ирьерином. Всё как полагается и не хуже чем у других. Пройдя мимо молодого чунина-караульного, вся тройка джонинов синхронно кивнула головами на его радушное приветствие и двинулась прямиком в исходящую паром душевую. Переступили порог обширного предбанника и остановились у именных шкафчиков. Джонины скинули с себя пропитавшиеся потом и гарью тряпки и забросили их по ящикам, закинули под подмышки все необходимые средства гигиены и полотенца, и с нетерпением вошли в обитель чистоты, изнемогая от дикого желания поскорее охладиться. Предвкушали спокойную, тихую, мирную разгрузку напряжённым мышцам, но получили взамен лишь лопнувшие перепонки и взбесившийся курятник в довесок. В запаренной душевой творился настоящий хаос! Все кабинки были забиты битком и шумели от души: кто-то орал похабные песни, кому-то приспичило потискаться и похлопать друг друга по голым задницам мокрыми полотенцами, кто-то с четырёхэтажным матом вопил во всю глотку на игривые подставы — воду они, понимаешь ли, крутят до ледяной! Вот посмотри на этих ненормальных и сразу поймёшь — зверинец, а не боевые солдаты. Но… Коноха всегда отличалась от остальных деревень своей весёлостью, прибабахов в головах хватало. Озадаченно посмотрев на банную вакханалию, Хатаке медленно перевёл взгляд на ржущих рядом друзей. И сам не смог удержаться. Весело изогнул губы в усмешке и пошёл к дальней кабинке, рядом с которой ютились и его ученики. Те тоже не гнушались весельем и творили чёрт-те что, чуть перегородки не посносили, кони. Бедный Саске так вообще загибался: мало того, что попавший в глаза шампунь раздражал до слёз роговицу, так ещё и Узумаки, воспользовавшись моментом, с немыслимым азартом принялся щекотать его за чувствительные бока. Учиха вопил, угрожал, отчаянно отмахивался, изгибался от проворных пальцев под всевозможными углами. Всё бестолку. Если Наруто за что-то брался, то доводил начатое до конца. Не успокоится, пока не услышит девчачьего визга в исполнении Учихи. Хатаке уже за столько лет привык к их безудержному веселью и поэтому просто тихо примостился в соседней кабинке и открыл вентили на всю. Быстренько ополоснулся, отмылся от чёрных сажевых пятен, осмотрел себя на предмет каких-либо ран или ожогов, и, удостоверившись в их отсутствии, закрыл кран и повязал на бёдрах длинное махровое полотенце. И только он успел забрать вещи и отойти на шаг назад, как правую перегородку с характерным хрустом вынесло телом поскользнувшегося на куске мыла Наруто. Тяжело вздохнув, сенсей сделал вид, что ничего не видел и вообще он с ним не знаком. Развернулся и пошуровал до раздевалки, всеми силами игнорируя раздражённый вопль и хоровой гогот позади. Зашёл в огромный каменный зал, и сразу же свернул налево, туда, где начинались ряды для джонинов. Повернув у нужного, самого дальнего у стены, Копия прошёл до середины железного коридора и открыл свой столбик. Закинув мокрое полотенце на дверцу, стал неспешно одеваться в запасную форму. Чуть вдали от него, в том же ряду, тихо переговаривались и Намиаши с Ширануи о вечерней трапезе. С водными процедурами у их поколения было проще и быстрее, время хоть и поменялось, а старые привычки остались. Пять минут, и ни секундой больше. — Добе, блять, ещё раз ты утваришь такую хрень! — послышалась гнусавая угроза зарулившего к ним Саске. Узкие учиховские бёдра были окутаны чёрным, с вышитым на краешке клановым веером полотенцем. Второе, чуть поменьше, свободно колыхалось на мокрой голове, пока их хозяин прикладывал холодные ладони к слезящимся глазам и старался их остудить. — И что мне за это будет? — заигрывающе поинтересовался развесёлый Узумаки, ероша голову маленьким красным полотенцем. — Будешь учиться спать с открытыми глазами! — обиженно пробубнил напарник и уставился на своего персонального вредителя краснющими зеньками. И то был далеко не Шаринган. — Мне же больно было… Улыбка вмиг сползла с опалённого солнцем лица. Наруто поджал стыдливо губы, виновато изогнул брови и тут же открыл свой шкафчик. Достал с верхней полки припасённую аптечку и извлёк из неё глазные капли. Специальные, только для Саске разработанные, с воем и боем вымоленные у Тсунаде. Шершавые от постоянных мозолей пальцы ухватились за острый учиховский подбородок и повернули к себе. Саске не сопротивлялся, а даже наоборот, чуть присел для лучшего доступа и закатил глазное яблоко кверху. — Прости, я правда не хотел, — тихо и даже как-то нежно проговорил джинчурики, поглаживая большим пальцем бледную щеку и закапывая лекарство. Подул аккуратно на чужое веко, чтоб уменьшить жжение. — Ну как? Легче? — Ага… — ответил брюнет, усиленно распределяя целебную смесь по правому глазу. — Спасибо. Учиха не злился. Он с детства знал, насколько широка душа его Наруто и насколько несдержанными могут быть его поступки. Не умел он делать в пол силы: либо всё, либо ничего. От того и беды на эту бестолковую голову сыпались с излишком. Узумаки тоже это знал, поэтому и просил прощения за свои промахи от всего сердца. — Ты только глянь… — тихонько прошептал улыбающийся Генма и легонько толкнул плечом Райдо. Намиаши высунул нос из своего шкафчика и посмотрел в указанную сторону, улыбнулся широко. Тепло им сделалось от этих нежностей. Наруто вон как кружит, поглаживает, сочащиеся слезинки аккуратно стирает, ухаживает за «раненным» пациентом с трогательным волнением. А Саске аж млеет от его заботы, лыбу довольную давит и под шумок укладывает ладони на смуглой талии. Эх, любовь, любовь! Вечно бы им смотреть на такое. Вот если честно, положа руку на сердце, джонины были за них рады. Пускай мирно живут, а не в вечных гонках за силой и местью. Хватит с этих ребят черноты. Хатаке тоже это заприметил и под маской довольно улыбался. Наконец-то у них в команде воцарились мир и покой. — Ох ты! Кого я вижу? Мама-утка со своими выблядками! — эхом разнёсся наигранно удивлённый хриплый бас. — Что, Хатаке, выгуливал своих уродцев? Какаши нахмурился, недобро стрельнул взглядом на говорящего и тут же недовольно отвернулся. — Да твою мать… — сквозь зубы зло процедил Райдо и, запрокинув устало голову, зажмурил глаза. — Вот только этой падали здесь не хватало. К своему шкафчику вразвалочку плелось ещё одно действующее и совсем недружелюбное лицо, из-за которого атмосфера вокруг из мирной вмиг сделалась колюче-враждебной. Эта персона всем была давно известна и в равной степени ненавистна. Правильно говорят люди: без паршивой овцы ни одно стадо не обходится. Тэкео Хамада являлся человеком премерзким, ужасно высокомерным, грязным на язык и без причинно жестоким. Мясник, одним словом. Из-за этого многие бойцы отказывались с ним работать в паре, а кому и приходилось ходить с ним на миссии, те возвращались со страшными побоями и увечьями. Хамада чхать хотел на гнев Хокаге и на призрение в рядах армии. Этот джонин цену себе знал, был уверен, что не турнут его с позором, ведь подкопаться было не к чему: характеристика чистенькая, все миссии высоких рангов выполнены на сто процентов. А какой и находился смельчак написать на него дрянной донос, так с тем в двадцать четыре часа Хамада управлялся так, что комар носа не подточит. Выслеживал, своевременно перехватывал бумажку и подстраивал какой несчастный случай. А что? В жизни всяк бывает и попробуй что докажи. Да ладно, Биджу с ним, с этим дикарём, пускай хоть с пеной у рта шипит, никто на него смотреть не будет: собака лает, ветер — носит. Но нет! Тэкео вякал на всех, но больший поток своей ненависти лил именно на Хатаке. Толи жаба его душила, что Копирующий был в армии бесспорно авторитетней, толи маячивший тому пост Хокаге не давал Хамада жить… Чёрт его разберёт. Но цеплялся этот увалень как по щелчку, стоит только ему завидеть седую макушку. И управы ведь на него никакой нет! Не станешь же бегать по инстанциям и ябедничать, что тебя постоянно задирают! А самовольно кинуться в драку и начистить хлеборезку зачинщику совсем не улыбается: Хамада опытный шиноби, старше их на пару лет, высокий, в два метра ростом, массивный, как дикий буйвол. С таким без серьёзных последствий не разойдёшься. — Как там в песенке той поётся? — задумчиво протянул верзила, обхватив влажной ладонью мощный подбородок. — Жили у бабуси два весёлых гуся: один серый другой белый. Оба голубые! — и заржал, как заправский конь. Ах, да. Хамада являлся ещё и ярым гомофобом. В армии до этого никому нет дела уже давно, считай, с первых дней создания Конохи на это смотрели с равнодушием. Такое дело сугубо личное и никто не смел тебя этим попрекать. Так чего так хуебесится этот хмырь? — О, а вот и ещё парочка педиков! Воскликнул гортанно джонин и, проходя мимо учеников Хатаке, нарочно толкнул локтем руку Узумаки, от чего тот дернулся и зашипел, проливая драгоценные капли лекарства. Саске выровнялся и, проводив зазнавшегося упыря недовольным взглядом, отряхнул руку, на которую попало пару капель. Перевёл взгляд на пристально следящего за ними Какаши и кинул сигнал, мол: «Две минуты, сенсей, и я решу проблему». На что учитель выставил чуть вперёд ладонь и покачал головой: «Успокойся, не нужно». — Здоров, Генма! — мужчина поднял в приветствии лапищу кверху. — Здоровей видали, — сквозь зубы процедил спецджонин и начал быстрее натягивать на плечи майку. — Привет, Копия, — обратился мужчина уже к Хатаке. — Как сам? Смотрю, ты у нас паскуда живучая, не сдохнешь всё никак. — Опять двадцать пять! — гневно прошипел Намиаши и посмотрел в спину зачинщика. — Вот неймётся ему! — Генма, — протянул лениво Хамада и, задрав повыше подбородок, повернулся в сторону джонинов. Взглянул на них с долей омерзения. — Твой ёбырь открывает рот в холостую, может… займешь его чем-нибудь? — Да пошёл ты! — выплюнул Райдо, и дёрнулся, чтоб разгваздать эту надменную харю в щи, но его вовремя остановила рука напарника. Генма недобро взглянул на врага, успокаивающе похлопал по напряжённому плечу рядом и вновь вернулся к былому занятию. Хамада, самодовольно приписывая себе новую победу, изогнул губы в насмешливом оскале и развернулся к Какаши, попутно открывая свой шкафчик и начиная одеваться. — И не скучно твоим баранам с тобой возиться? Чему ж такой калека, как ты, может их научить? Разве что… горшки с-под дряхлых старушек выносить? — задумался, приложил указательный палец к пухлым губам и, что-то придумав, довольно причмокнул. — Ах, нет же! Скорее учишь, как правильно добивать своих! Молодец, по всему проехался! Ничего нового. А Хатаке понимающе усмехнулся. За ним давно закрепилось неприятное прозвище. С детских лет он только и слышал злостные шепотки и проклинающие плевки в спину. «Убийца друзей, кровавый Шаринган, сын предателя Белого Клыка Конохи, проклятый Хатаке Какаши!». Его сторонились и обходили десятой дорогой, лишь для близкого круга людей Копия остался таким, каким они знали его ещё с детства. Но заткнуть злые языки были не в силах. Всё прекратилось в раз, когда по прошествии основных боёв и полной победы над Кагуей, было собрано всеобщее собрание. На нём с клана Копирующего были сняты все «обвинения». После публичной демонстрации секретных документов и изучения всех конкретно изложенных в них доказательств, соратники поняли, что Сакумо Хатаке был чист перед отчизной и действовал ей во благо, а его сын никогда не убивал своего друга Обито и не отнимал у того Шаринган. С последним, кстати говоря, многие повстречались на войне лично. Но, вот такие вот индивидуумы, по типу Хамады, до сих пор точили зуб на генерала альянса и не признавали никаких документов, утверждая, что они поддельные, а тот ли это Обито или не тот — плевать хотели. — А что? Волнуешься, что мои ребята отнимут твоё ремесло? — сухо вопрошает Копия, продолжая наводить порядок в собственном ящике. — Не беспокойся, в настолько грязной работе они руки не марают. — Ну что ты, конечно, нет, — махнул снисходительно рукой Хамада. — Они ж у тебя особенные! Зачем им друзья… Они ж больше родственников любят резать. Да, Саске? На этих словах Учиха напряжённо замирает. Эта тема для него всегда будет самой тяжёлой и во многом даже запретной. Касаться своей семьи и измазывать в грязи о ней память Саске никому не позволит. И Наруто это моментально понял, увидев вспыхнувший алым Шаринган и начавшие своё кружение три чёрные томоэ. Узумаки немедленно хватается за бледную кисть и начинает успокаивающе поглаживать по внешней стороне ладони пальцами. А Хатаке понемногу начинал звереть. С лица медленно уходила уравновешенность. Копия стискивает до боли зубы и жаждет выпустить накапливающийся праведным гневом пар. — Ну да ладно, Ками-сама вам в судьи, — великодушно кивнул Хамада, будто отпуская им все грехи. Напялил остатки своего гардероба, звонко лязгнул железной дверцей и, сложив руки на широкой груди, привалился левым плечом к шкафчику, повернувшись к Хатаке до невозможности довольным лицом. — Мне вот только девочку вашу жалко, к таким уродам ведь крошка попала. Седьмая команда, все как один, синхронно повернули головы и ненавистно врезались злобными взглядами в лицо насмехающегося джонина. Уж что-что, но имя Сакуры этот недоносок произносить не имел никакого права. Для всех членов седьмой команды Харуно была святой, и каждый её горячо любил по-своему. А посему, здоровяку стоит хорошенько притормозить и обдумать свои дальнейшие слова. — Чё вылупились? — хмыкает Хамада и вскидывает бровь. — Ревнуете? — улыбку чуть шире делает. Радуется, нашёл слабое местечко. — А что, Сакура хороша! Такая киса подросла! — интимно протянул Хамада и, довольно облизав губы, ухватился ладонью за выпирающий пах. — Тэкео, не наглей! Ты фильтр между языком и мозгами врубай иногда! — немедленно встрял рассерженный Ширануи, чувствуя, как тошнотворный ком давит под рёбрами. Генму до бордовых пятен под веками взбесил этот урод, ведь он совсем не понимает, что старается посильнее ударить совершенно не того человека. Сегодня целый день Какаши напряжён и агрессивен, вон как загривок вздыбился, будто холка у скалящегося волка. С утра с девушкой поругался, на полигоне с техникой напортачил, а теперь ещё и ученицу помоями поливают! Тут не мудрено сорваться. А Наруто с Саске так вообще на последнем волоске себя держат. Только отмашку дай — порвут его, как Тузик грелку, и даже не вспотеют. — Её-то хоть не трожь! Она тебе не раз жизнь спасала. — Ну, так я и говорю: хороша девчонка! — не унимался джонин, повернувшись к нему и раскидывая в стороны руки. На громкий голос Ширануи из конца узкого коридора вышла целая толпа взволнованных джонинов, пытались оценить ситуацию и понять, в чём тут сыр-бор. Но увидев главного зачинщика, понятливо поджимали губы. Ясно, Хамада снова в настроении. — Девочка в самом соку! Попка такая упругая… так бы и мял её часами. А ножки… м-м-м, — блаженно тянет старший и прикрывает глаза, рисуя в воображении пошлую картину. — Наверное, не раз сам хотел на неё залезть? А, Хатаке? — Тэкео! — попытался в последний раз отдёрнуть этого ублюдка Райдо, видя, как глаза Какаши тонут в кровавой пелене. Но напрягался джонин зря. — Скажу тебе по секрету, Какаши, — Хамада наклонился чуть вперёд, будто хотел шепнуть на ушко своему сопернику какую-то тайну. — В постели эта куколка тоже хороша. Ротиком работает отлично, сам опробовал. — Блять… — прошептал про себя Генма и зажмурился. — Идиот. Какаши молчит некоторое время, упрямо смотря в глаза напротив, а после медленно смыкает веки. Отворачивается от него, укладывает левую руку на острый железный бок ящика, а правой цепляется за верх дверцы. До скрежета стискивает кулаки и старается не сорваться. Пытается отдышаться, отсчитывая каждый тяжёлый вздох, всеми силами сдерживает захлестнувшую голову ярость. Грудину больно сдавило диким спазмом, сердце колотилось о рёбра с утроенной силой. В ушах гулкий шум пульса стремительно глушит посторонние звуки. Из недр, из самой темноты израненной души прорезается шипящий голос и заманчиво нашёптывает: «Раздуши, гниду! Уничтожь!». А Хамада и не думает останавливаться: — Ну чего ты? Огорчился, что вперёд тебя полез? Ну так это дело поправимое! Я не жадный, поделюсь. Дырок у этой малышки много, на всех хватит! — Ну и сука! — донёсся шипящий голос со стороны стайки джонинов. — Ахерел в край, что ли?! — Нашёл кого полоскать, урод! — Ну-ну, чего вы там вякаете? — качнул головой ублюдок на бунтующих бойцов. — Защитнички нашлись! Что, невдомёк вам, тупицам, что малышка давно выросла и выбрала себе самого лучшего самца? — Это ты-то лучший?! — крикнул кто-то из толпы. — А чем я не хорош? Ей нравятся мужики покрупней, я же видел, как она тащится от нашего секса. А я-то что? Я не могу ей отказать! Шлифую её регулярно и качественно. Бедняжка, наверное, после на попке пару дней сидеть не может. — Ну и ублюдок! — шикнул один из джонинов и сплюнул в отвращении на пол. — И когда ж ты успел? — подозрительно спокойно задал вопрос Учиха. — Что именно? — перевёл чёрные глаза на последнего из проклятого клана. — Снюхаться с ней? Да давно. Может уже с пару месяцев веселимся. — Врёшь! — гортанно прохрипел Узумаки за спиной Саске, стискивая до скрипа кулаки. — Да с чего бы мне врать? — деланно удивился мужчина. — Сам сходи, поинтересуйся. Вот только вчера с ней трахался. И ей Ками, чуть дух не испустил! Голодная малышка оказалась до одури. Отпускать не хотела. Тут уж, как всполошённый улей, загудели все и наперебой выкрикивали проклятья. Да как так можно! Да совести ни на грамм! Да чтоб загнулся в муках этот скот! Общему возмущению не было ни конца, ни края! Обстановка вокруг ожидаемо накаляется. Тут начинает пахнуть кровью и возрастающей ненавистью. — Сука! Я тебе сейчас… — подобрался было Саске для атаки, да только моментально остановился, когда услышал громкий удар металла о металл. В раздевалке повисает гнетущая тишина. Все смолкли и с опаской смотрели на сгорбленную под гневом спину Копирующего. Генма с Райдо в стороне напряжённо за ним наблюдают. И им совсем не нравится то, что они видят. Хатаке опасно невменяем и с каждым ударом сердца всё дальше отдаляется от запретной грани. Мужчина медленно выравнивается, опуская руки по швам. Запрокидывает назад голову и, будто дикий зверь, блаженно тянет носом по воздуху. Ухмыляется. Ему нравится этот запах, нравятся получаемые от него эмоции. Седая голова с тихим выдохом плавно опускается. Взгляд на деформированной от удара двери останавливает. Вся вошла внутрь, ни сантиметра целого не осталось. — Ты чё, совсем крышей поехал? — поинтересовался услужливо Тэкео. А маска довольства на его лице треснула, нервничать начал. Какаши не реагирует на слова, потому что в голове голос был гораздо громче. Молчит с десяток пропитанных напряжением секунд, а после поворачивает голову в сторону Хамады. Разворачивается вслед за ней. Засунув руки в карманы штанов, чтоб убавить в них жжение, Какаши начинает шагать медленно и непринуждённо, окидывая своего противника нечитаемым взглядом. Ведь глаза у него сделались холодными, без крупицы жизни. Подошёл вплотную и заглянул исподлобья в глаза напротив. Не моргая пялился с минуту. — Чё такое? Спросить, что ль что-то хочешь? — вопрошает джонин, отпрянув от шкафа и повторяя позу Копирующего. Смотрит сверху вниз и пытается предугадать его действия. — Хочу, — негромким голосом утверждает Шаринган. — Ну, так спрашивай. Всё как на духу поведаю, — извещает Тэкео и проходится языком по контуру губ. — Ты говоришь, что вчера спал с Сакурой… Где это было? У тебя или у неё? Хамада ядовитую улыбку спрятать не может. — У неё, конечно. Сама позвала. — Во сколько? — Подожди… — усмехается, — Я что-то не понял. Ты меня сейчас доп… — Хамада! — предупреждающе рычит Хатаке, глаз с цели не спускает. — Я спросил: во сколько? Джонин еле видимо дёргается от чужого голоса. Неприятно, очень неприятно режет слух этот тон. Брюнет начинает нервничать сильнее, но виду не подаёт. Хмыкает недовольно, приоткрывает рот и проходится языком по внутренней стороне нижней губы, сплёвывает в сторону липкую слюну, оглядывая всех вокруг. Потом возвращает взгляд на Хатаке и с долей желчи изрекает: — Ну, допустим… в десять вечера. Взгляд леденящих глаз Какаши ни на йоту не изменился. Он молчит некоторое время, уголок тонких губ под маской чуть вверх приподнимает. — Хм, интересно. Тогда я задам тебе ещё два вопроса, не возражаешь? — Валяй, — кивает. Хатаке выставляет вперёд руку с поднятыми двумя пальцами. — Первый вопрос: как ты вчера мог встретиться с Сакурой в десять, когда её суточная смена в больнице заканчивается только сегодня в семь вечера? — средний палец, под недоумевающие шепотки джонинов, медленно загибается. Генма с непониманием смотрит на Какаши и пытается понять, что сейчас происходит. И не до конца поняв скрытые замыслы друга, поднимает глаза на рядом стоящего Райдо. Тот тоже смотрит на Копию с недоумением. Хамада щурится и растягивает губы в оскале. — Я позвал, а она и прибежала. Может, подменил её там кто, я-то почём знаю. — Допустим, — кивнул головой Копия, на что Тэкео радостно расплылся в улыбке. — Тогда… второй вопрос? — Давай, — снова кивок. — Как ты вчера мог лежать в постели Сакуры, если вчера там лежал я? В раздевалке воцарилась абсолютная тишина. Все поражённо уставились на Хатаке и пытались переварить сказанные им слова. Данная новость стала шоком для всех без исключения. Наруто с Саске округлили ошалело глаза и посмотрели друг на друга с диким ахуем, будто услышали что-то немыслимое. Генма с Райдо тоже не далеко от них ушли. Самодовольная улыбка с лица Хамады дёргано пропадает. Мужчина хмурится и непонимающе бегает глазами по лицу напротив. — Что? — шипит потревоженной змеёй джонин. — Ты не услышал? — Хатаке злобно щурит глаза. — Я тебя ещё раз спрашиваю: как ты мог быть у Сакуры, если там был я? — повысил тон голоса. — Или может я тебя не заметил? Может ты в туалете прятался? Или в её шкафу, на полке с моими вещами залёг? М? Хамада не понимает… Он ни черта не понимает, что говорит ему Хатаке! — Я… Я не понял, — мямлит и подавляет истеричные смешки. — В смысле? Ты и… — Подробностей хочешь? — рычит зловеще мужчина. Его колотит, натурально колотит всем телом, а в глазах ядовитое пламя пляшет. — Изволь. Только слушай внимательно и запоминай! — предупреждает. — Вчера, в десять часов вечера, мы, вместе с Сакурой, спали в одной кровати. И скажу даже больше: делаем мы это каждую ночь, на протяжении уже двух лет. — Ох ё-о-о… — сипло протягивает Ширануи, хватаясь за руку напарника. В его голове творился такой беспорядок, что страшно было представить! Так, стало быть, та самая гордая птица… это Сакура? Харуно Сакура?! Любимая и горячо оберегаемая ученица… стала Копирующему парой?! Та, над которой он трясётся и выполняет любые её желания? Та, имя которой Хатаке даже под страхом казни никому бы не сказал? И с которой он поругался с утра? Ох, Ками-вседержители, спасите их души! Вот сейчас Генма чётко осознал, что кровавого линчевания Тэкео больше не избежать. — Погоди, — не сдавался нервно усмехающийся Хамада. Он нахмурился и, прикрыв глаза, покрутил перед Хатаке указательным пальцем. — Погоди-погоди, Какаши, что-то тут не сходится. Ты же мне сам только что сказал, что Сакура всю ночь была на дежурстве в больнице! — попытался уличить того во лжи. — Вот именно, Хамада, — ничуть не изменившись в лице, проговорил Копия. — Я тебе сказал… А ты, как дурак, поверил, — и, чуть наклонившись вперёд, добил. — Сакура была со мной, до самого утра. И Тэкео поражённо замер, пытаясь не задохнуться с досады. Он просчитался… Его обставили! Провели, как малолетнего генина, и выставили перед всеми дураком. Его! Одного из лучших бойцов армии Конохи! Унизили и высмеяли! И кто?! Заклятый враг, ненавистный Хатаке, мать его, Какаши! Джонин зверел и скрежетал зубами, хотел ухватиться за чужое горло и перебить в нём с удара все позвонки. Чтоб не дышал больше. Чтоб кровью харкал и молил о смерти! — Ну и чего притих, Хамада?! — Чё пасть захлопнул, выблядышь? — Чё, хотел поднасрать, да забыл штаны снять?! А, Хамада?! Джонины вызверились пуще прежнего и готовы были отпиздить этого недоноска всей оравой. Плевать, что так выходило нечестно, плевать, что брали числом. Эта скотина чести была боле не достойна! Тэкео, предчувствуя скорую расправу, вынужден был принять собственное поражение и покинуть поле битвы позорно проигравшим. Мужчина недовольно хмыкнул и упёр руки в бока. Пронзительно посмотрел в разъярённые глаза напротив. — Ладно, Хатаке, твоя взяла! Молодец, подловил, уделал, — и смеётся: нагло, отвратно. — Радуйся пока. Но только помни: я в должниках ходить не люблю. В другой раз с тобой сочтёмся. И делает широкий шаг в сторону, намереваясь обойти противника. Замирает, когда дорогу преграждает крепкое плечо Копирующего. Тэкео закатывает глаза и раздраженно фыркает. Опускает взгляд и с вызовом смотрит на Хатаке. — Что такое? Есть ещё, что мне сказать? — в открытую издевается и скалит зубы. — Я что-то ещё должен услышать от великого генерала? Ответом служит гробовое молчание. Хатаке делает шаг и теснит Хамаду назад, тот не сопротивляется и, шутливо выставив перед собой ладони, осторожно пятиться назад. Какаши исподлобья глядит на него, движется медленно, но уверенно. Останавливается на месте, говоря сквозь стиснутые зубы: — Я не позволял тебе уходить. Каждое слово отдаёт свирепостью. С этого момента для Копирующего рамок больше не существует. Хамада хрипит, выпускает липкий кислород из зажатых злобой лёгких толчками. Блеснув дьявольским оскалом, с потрескавшихся губ вылетает: — Что, не терпится пустить мне кровь? Подраться хочешь? — Нет, — качает пепельной головой. — Не подраться… А наказать. — И за что же? — Тэкео упирается правой рукой в чужой закрытый ящик и наклоняется к лицу Копии. — За бабу? Ему самому уже не терпится начать бой и навсегда стереть с лица земли этот взгляд. Надоел он ему, как и весь Копирующий. Он сам напросился, раз не выпустил его, пока был шанс. — Нет, — повторяет джонин. — Не за бабу. — А за что же тогда? Расскажи мне глупому, в чём моя провинность. У Какаши в глазах темнеет, зрачки расширены до самой кромки радужки, будто бешенством побудимы. Зверь внутри рычит и скалиться, покорно ожидает, когда позволят ему впиться в чужое горло и вдоволь напиться бордового напитка. Его разум тонет в кровавом безумии. На него сейчас смотреть страшно. На него сейчас смотреть опасно. Левая ладонь Копирующего медленно выскальзывает наружу и вытягивает из кармана остро наточенный кунай. — Ты посмел оскорбить и опорочить честь моей женщины. Натренированные пальцы стискиваются на рукоятке до скрипа. Хатаке, без каких либо эмоций смотря на своё оружие, достаёт из второго кармана узкий бинт и начинает плотно наматывать его поверх руки, накрепко соединяя кунай со своей ладонью. Чтоб в случае чего не выпал. — И так как я являюсь её мужчиной, то простить тебе подобную грубость — не имею права. — Понятно, — сухо кивает Хамада. — Заступаешься, значит, за свою суку. И со злым прищуром уводит глаза в сторону, рассматривая купол огромного потолка. — Тебе ничего не понятно, Хамада, — агрессивно рычит Хатаке. — Я многое спускал тебе на тормозах, но в этот раз ты перешёл черту. — И что теперь? — Тэкео переводит на него шалёный взгляд и изгибает губы в токсичной улыбке. — Убьёшь меня? Прямо здесь, на виду у всех? — сокрушается от непонимания джонин. — Омоешь руки в крови своего соотечественника и откажешься от поста Хокаге? И ради кого, Копия? Ради розоволосой потаскушки? Хатаке качает головой и натягивает чуть повыше плотную маску, опускает глаза в пол и задумчиво разглядывает узор напольной плитки. Неспешно поворачивается лицом, заглядывая через левое плечо. Смотрит на своих встревоженных учеников с минуту, в бесплодной попытке поддержать их и успокоить. Те, заметив взгляд сенсея, всё понимают, но унять в груди чёрный тревожный клубок негатива не в силах. Подмигнув им напоследок, Копия медленно выдыхает. Всё случилось слишком быстро и для многих незаметно. Рассмотреть столь стремительных действий Копии не удаётся никому из присутствующих, кроме ухмыляющегося Саске. Какаши делает стремительный рывок в сторону Хамады, подходит к нему вплотную, выныривает из пустоты и вонзает смертоносный клинок в его правое бедро до основания. Пока потерявшего бдительность Тэкео одолевает боль и шок, Какаши выкручивает руку вверх, наматывая на клинок кровавое мясо и заставляя свою жертву присесть. А после упирается свободным предплечьем в открытую шею и с грохотом вдавливает Хамаду в железную стену. Генма от неожиданности подскакивает на месте и пятиться назад к каменной стене, утаскивая за собой растерянного Райдо. Расширяет глаза и прикусывает конец сенбона до боли в дёснах, смотрит поочерёдно то на сошедшего с ума Хатаке, то на корчащегося под его натиском ублюдка. Переживает, что если начнётся бой, то они с напарником могут попасть под раздачу: они стоят в самом тупике и отрезаны от остальных. Тэкео рычит, брыкается, закусывая до крови губу, чтоб не проронить болезненного стона, и, вцепившись в руки Копирующего, старается убавить нажим. Но у него не получается. — Я устал от тебя, Хамада, — раздаётся над ухом пронзительный рык. — Ты не понимаешь, когда нужно остановиться, — Хатаке всаживает кунай до самой кости, чтоб прекратить бестолковое сопротивление и нанести как можно больше урона. — Ты спрашивал, способен ли я убить тебя из-за неё? Ну так я отвечу, — Копия нагнулся ближе и зашептал в самое ухо. — Ради Сакуры я готов уничтожать целые города. Я готов убивать всех и каждого на своём пути, если ей будет грозить хоть тень опасности. Землю выжгу дотла и не оставлю ничего живого вокруг. Отодвигается и заглядывает в побелевшее от невыносимой боли лицо ублюдка. — И ты станешь первым в этом списке. — Ты рехнулся?! Ты… Ты больной! — бьётся в конвульсивном треморе Хамада и пачкает руку Копии своей кровью. — Ты больной! — Больной… — соглашается с собственным диагнозом Хатаке. — А ты разве не знал? Размахивается и, не сдерживая силу, наносит несколько мощных ударов кулаком в лицо противника. Выдирает с характерным звуком кунай из чужой ляжки и молниеносно бьёт торчащей рукояткой в висок, защищая лицо вторым предплечьем. Хамада, находясь на бессознательной грани, балансируя на острие дикой боли, выравнивается и даёт ответку. Переносит вес на раненную ногу, группируется и наносит сильный удар с ноги в живот Копии. Утирает измазанной в крови рукой багровые дорожки из-под искривлённого носа, сплёвывает на пол красную слюну вперемешку с осколками зубов и надвигается на соперника. Копирующий, правильно просчитав его дальнейшие действия, отлетает с громким ударом к противоположному ряду шкафов. Цепляется рукой за их верх, стремительно поднимает ноги и с лёгкостью делает кувырок назад, перемахивая через металлическую преграду. Хамада с гортанным хрипом рычит, колотит себя в мощную грудь кулаком и орёт блажиной: — Ты покойник, Копия! Я тебя по стене, гниду, размажу! Ты сучкой у меня в ногах валяться будешь и молить о смерти! Джонин делает прыжок и, следом за Хатаке, перемахивает на следующий ряд металлического лабиринта. А дальше начался такой кошмар, такая дикость и неконтролируемая свирепость, которых каменные стены центра ещё не встречали. Всё летело кубарем, всё взрывалось, трещало и ходило ходуном! Железные шкафы летали по воздуху и врезались в стены с оглушающим скрежетом, свисающие с потолка лампы качались из стороны в сторону, испуганно мигали и искрили оборванными проводами. Напольная плитка не выдерживала животной дикости джонинов, она крошилась на куски, деформировалась от несдерживаемых ударов и дыбилась вверх, вместе с огромными бетонными плитами. Всунуться в настолько свирепый бой ни один из бойцов не рискнул. Те, что были ближе к выходу, сумели вовремя среагировать: тайком просочились в узкий проём и вырвались наружу, предупреждая об опасности остальных. Сбежать удалось только паре тройке человек. Огромный кусок обвалившегося потолка с громким хлопком ударился об землю и завалил единственный выход. Оставшимся людям пришлось тесниться ближе к углу, хватать друг друга за плечи и молиться всем Ками, чтобы эта кутерьма не коснулась и их. Инстинкт выживания у всех бойцов армии Конохи был отменным и работал вовремя. А инстинкт Райдо сейчас не то, что сработал… он заходился дурниной и верещал о спасении с утроенной силой. Схватив за руку своего возлюбленного, он уворачивался от сыплющихся градом на них обломков и пытался пробраться к остальным джонинам. Те, быстро поняв в каком положении находятся их товарищи, начали орать наперебой и помогать пересечь полосу препятствий без потерь. Но время для Намиаши остановилось в момент, а сердце болезненно сжалось, когда край напряжённого зрения увидел несущийся на них на катастрофической скорости валун. Подумать Райдо не успел, тело сработало само. Закрыв собой тело испуганного Ширануи, мечник закрыл глаза, приготовившись достойно принять свою смерть. — Сусаноо! — Курама! Раздались громкие и слившиеся в единый зов голоса учеников Копирующего. Громогласный вой Девятихвостого Биджу и воинственный клич могущественного воина клана Учиха ударили по сотрясающимся стенам огромного зала. Три огненные руки великого Лиса оплетались защитными латами Сусаноо и со страшной скоростью неслись на помощь. Одна из рук приняла на себя удар и старалась оборвать смертоносный путь валуна, пока две другие ухватились за тела замерших в ступоре Намиаши и Ширануи и выволокли их с линии огня. Генма смог открыть глаза только тогда, когда почувствовал на своих плечах крепкие руки Узумаки. — Вы как? Целы? Генма-Сан? Райдо-сан? — спешно тараторил сын Четвёртого и, со знанием дела, ощупывал джонинов на предмет травм. — Всё хорошо? — Да… Спасибо тебе… — прокряхтел задыхающийся в руках липкого страха Райдо. — Спасибо… — Да не за что, — расплылся в улыбке расслабившийся Наруто. Кивнул на благодарность, похлопал джонинов по плечам, а после быстро встал по левую руку от своего напарника. Намиаши чертыхался и подавлял в себе истерический смех. Сходили, называется, ополоснуться. И впрямь говорят люди, что пути судьбы усеяны крутыми поворотами. Вот вроде с утра только спокойно гулял по улице, об ужине в компании любимого человека предвкушал, и не понимал, глупый, что ниточка судьбы чуть было не оборвалась ближе к вечеру. Страшное чувство и пережить его вновь Райдо совсем не хотелось. Огромная голова облачённого в тёмно-фиолетовые латы Лиса закрывала собой всех собравшихся джонинов и защищала от гнева двух бьющихся не на жизнь, а на смерть шиноби. Ловила на себе мощные удары от техник, обваливалась в некоторых местах, а после снова нарастала, питаясь чакрой своих носителей. Генма и рад был бы ещё попялиться на такое зрелище, не каждый же день ему удаётся побыть под защитой главных героев Конохи, да только страх за Хатаке не давал спокойно дышать. — На помощь успели позвать? — поинтересовался медик, следя взглядом за кусками разлетающегося в стороны бетона. — Кого? — недоумённо переспросил Узумаки и, распахнув голубые глаза, в упор посмотрел на Ширануи. — А нам есть кого звать? Рядом послышался самодовольный хмык в исполнении Саске. Генма от заданного вопроса чутка подвис и призадумался. А действительно, кого звать-то? Все главные лица уже давным-давно здесь. Не найдётся ни одного шиноби из всех пятнадцати скрытых деревень, который сможет хоть на шаг приблизиться к несокрушимой силе Узумаки и Учиха. И это был бесспорный факт, который не осмелиться опровергнуть ни один здравомыслящий человек. Ну… Ну так и чего тогда они тут булки мнут? — А вы не собираетесь это остановить? — поинтересовался прищуренный от образовавшегося в десяти метрах от них огненного шара Райдо. — Что остановить? — вскинул на него светлую бровь джинчурики. — Драку! — несдержанно рявкнул мечник. — Какую драку? — всё так же глупо пялясь на джонинов, переспросил блондин. Генму перекосило. А парень-то, оказывается, ахереть какой умный, раз умеет так вовремя прикинуться дураком. Ошарашенно распахнув глаза, медик повернул корпус тела к творящемуся пиздецу и, потрясывая выставленными вперёд руками, заорал: — Вот эту! На этих словах в стоящую за их спинами стену влетел очередной кусок обломков и пробил её насквозь, образуя немалую дыру. — Тю-ю-ю, — протянул с широченной улыбкой Наруто. — Так это ж не драка. — А что это, по-твоему?! — заорал пуще прежнего, переходя в режим серены. — Да я вас умоляю, Генма-сан! — махнул рукой. — Какая это вам драка? Это ж не драка, а так… мелкое избиение. — Ты издеваешься?! Нет, ну это уже было за гранью добра и зла. Ясное дело, что ублюдка Хамаду было Генме совсем не жаль, а очень даже наоборот! Но вот за буйствующего кровожадным зверем Хатаке сердце у спецджонина заходилось раз за разом. Это вам не кости обмывать по кулуарам штаба, не грызться в раздевалках и не меряться хуями друг с другом в попытках захватить лидерство. Тут дело гораздо серьёзней. Омерзительно высмеять и обидеть чужую половину считалось в рядах шиноби самым низким поступком из всех имеющихся на их грешной земле. Джонины пары выбирали себе сердцем, душу распахивали и хранили в них душу родного человека, сплетались с ней всеми фибрами и горячо берегли эту тонкую связь до самой гробовой доски. И какой-то хмырь позволил себе плюнуть и утереть об эту душу ноги? Ну уж нет! Прощения за свой поступок будет ему не сыскать ни на краю Земли, ни на иных мирах. Такое не прощают. А уж тем более Хатаке Какаши. — Ширануи-сан, вам не стоит волноваться, — обратился к спецджонину спокойный Саске. — Какаши в этой схватке не может выйти проигравшим. — Да знаю я! — огрызнулся с досады медик и покосился в сторону боя. Тяжело перевёл дух, поджал недовольно губы и опустил одну руку на бок, пока вторая усиленно тёрла глаза. — Я знаю, но… Но неужели вам за него не страшно? — Страшно, — кивнул внимательно следящий Учиха. — Но я знаю Хатаке всю жизнь и верю в него безоговорочно. — Вот как… — усмехнулся понимающе Ширануи. — И с чего у тебя такая уверенность в его силы? — чисто из любопытства поинтересовался сенбоносец. — Потому, что мы его ученики, а он — наш учитель, Генма-сан, — повернул величественную голову и заглянул в глаза светящимся Мангёку. — Если мы не будем верить в силу будущего Шестого… То в кого нам тогда верить? На это Генме не нашлось, что ему ответить. Всё прекратилось так же резко, как и началось. Многим показалось, что бой длился не меньше часа, но, как не странно, продолжался он лишь несколько жалких минут. После последней атаки и громкого гортанного выкрика со стороны сражавшихся, в разрушенном зале воцарилась абсолютная тишина. Она больно ранила слух собравшихся в кучку джонинов и заставляла их щуриться от пронзившей уши тишины. Солнечные лучи осторожно пробивались сквозь продырявленный в нескольких местах потолок и плотную занавесь пыли. Смесь из покрошенного в прах бетона и ядрёной гари медленно оседала на деформированный пол. Саске, опустив руки и в нетерпении потоптавшись на месте, перевёл встревоженный взгляд на своего сокомандника. Наруто так же, как и он, был взволнован, но всеми силами сдерживал себя на месте, чтоб не сорваться на помощь к наставнику. Кивнув друг другу, мужчины развеяли техники. Учиха быстро проморгался, когда в его глазах медленно погасло свечение Мангёку, и исчез защитный корпус Сусаноо. — Спасибо, Курама, — проговорил тихо джинчурики, под слабый рык испаряющейся головы Лиса. Когда исчез защитный барьер, оставшиеся джонины начали осторожно выходить из угла и осматриваться по сторонам, пытаясь разглядеть через образовавшиеся горы мусора победителя. Они были поражены и шокированы разрухой вокруг, а поэтому не сразу смогли заметить влетевший в образовавшуюся в стене дыру отряд АНБУ. — Что тут происходит?! — загнанно пробасил вышедший вперёд Морино Ибики. Мужчина профессионально оглянулся вокруг и окинул группу джонинов цепким взглядом. — Немедленно доложите обстановку! — А разве не понятно? — наплевав на субординацию, огрызнулся проходящий перед ним Райдо. Мечник дергаными движениями смахивал с себя пыль и смотрел на прибывшую помощь с явным недовольством. — Вы бы ещё позже явились! — Мы прибыли сразу же после сигнала от дежурного! — парировал сурово пыточник. — И, на правах временного заместителя Хокаге, я хочу знать, кто был виновником в этом погроме и почему вы его не предотвратили? — обвёл крупной головой творящийся вокруг хаос. — А шнурки тебе не погладить? — рыкнул Намиаши, подходя ближе. — Сначала разберись в ситуации должным образом, а потом уже предъявляй мне за бездействие, заместитель Хокаге! — Успокойся! — приказал подлетевший к злому напарнику Генма. — Нашёл время! Райдо резко перевел злой взгляд на Ширануи, а после, тяжело выдохнув, кивнул головой и, развернувшись, отошёл в сторону. Действительно, сейчас не время претензии предъявлять… Да и нет у него никаких претензий к Ибики. Он действовал строго по протоколу и явился на место ЧП в кротчайшие сроки. Просто попался ему под горячую руку, а Райдо и не сдержался. Тут все на взводе после случившегося. Нужно будет потом попросить прощения. Неожиданно с обратной стороны огромной горы мусора и обломков раздались шаркающие шаги. Судя по звуку, кто-то взбирался по ней вверх и тянул за собой что-то тяжёлое. Все замерли в тревожном ожидании, широко уставившись на мусорную преграду… И глубоко выдохнули, когда с гортанным рыком через неё перебросили окровавленное, кубарем скатившееся тело Хамады, а вслед за ним на верхушку взобрался избитый Хатаке. — Копирующий? — удивлённо протянул Морино, сделав пару шагов вперед. Он не мог поверить… Да даже в наркотическом припадке не смог бы представить себе, что именно этот джонин мог стать одним из участников образовавшегося погрома! Ведь Какаши всегда, сколько Ибики его знал, был сдержан, у него всегда, при любых обстоятельствах была холодная голова и ясный ум! Он никогда не был инициатором кровопролития и не прибегал к насилию, если того можно было избежать. И кто-то умудрился вывести Хатаке из себя? Какаши, прижимая к поломанным рёбрам окровавленную правую руку, осторожно вытянул вперёд левую ногу и аккуратно проскользил по обломкам вниз. С хрустким грохотом приземлился, запнулся неловко, но на ногах устоял, хотя, судя по виду, это далось ему с трудом. Выровнявшись, джонин с болезненным шипением оборвал с левой руки бинты и резко отбросил высвобожденный кунай в сторону. Хатаке был не в себе, и это сразу же бросилось в глаза. Он дышал рвано, с хрипом и не сдерживающимся в горле рыком. Правую половину лица густо заливала кровь из пробитой головы, она пропитала повреждённую маску, стекала по заострённой скуле и скапывала с подбородка крупными тягучими каплями. На плечах виднелись глубокие порезы, правая нога была явно повреждена, но понять точно из-за перелома или из-за резанной раны было крайне сложно. Хатаке не реагировал ни на кого, казалось, будто он пребывал в совершенно ином месте. Джонин в упор не слышал тихие голоса друзей и встревоженный зов своих учеников, не прислушивался и к шепоткам АНБУ-шников. Взгляд мутный, отрешённый. Перед его глазами была только цель… Только изрубленное тело ублюдка Хамады. Подойдя ближе, Копирующий, практически не реагируя на острую боль в рёбрах, наклонился над поверженным противником и ухватился крепкой ладонью за ворот трещащей по швам майки Тэкео. Приподнял его и поволок за собой. — Не… Не над-до… Хва… Хватит… — прохрипел окровавленным беззубым ртом Хамада и попытался ухватиться за чужую руку, густо марая её липкой кровью. — Про… Прости… Хва…тит… Джонин заходится кошмарным кровавым кашлем и буквально сблёвывает на себя ошмётки органов. — Не…надо… Прости… Я был… не прав… — задыхающимся шёпотом молит Тэкео и из последних сил пытается отодрать крепкую ладонь от своей майки. — Пожалуйста… Хватит… — Ты не передо мной будешь извиняться, — рычит Копирующий и резко переводит ядовитый взгляд на кровавое лицо Хамады. — Слышишь?! — он останавливается и хватается за ворот второй рукой, начинает гневно трясти полусознательное тело, будто из того всю душу вытрясти хочет. — Ты, сука, перед ней будешь извиняться! Понял меня?! — Д-да… П-понял… Я извин-нюсь… — кивает спешно Хамада, ухватившись за короткий миг спасения. — Я всё… сделаю… Т-только не… не убивай… — Какаши-сенсей! Остановитесь! — с громким криком подбегает к учителю Узумаки и выдирает из его одеревенелых рук тело Тэкео. Отшвыривает Хамаду одному из бойцов АНБУ, а сам теснит Хатаке чуть назад и закрывает собой обзор, чтобы убрать с глаз ненавистную красную тряпку. — Хватит, вам нужно успокоиться! Вы видите меня? Слышите? Да, блять, вы хоть узнаёте меня? Наруто не на шутку взволнован, он всеми силами старается найти в глазах учителя осмысленность и привести его в чувства, ведь понимает, что после подобного всплеска агрессии и адреналина, шиноби и собственное имя порой вспоминают с трудом, не то что лица друзей и родных. Рядом материализуется посерьёзневший Саске и осторожно придерживает Хатаке за здоровую руку. Если Наруто окажется бессилен, то он сможет быстро и безболезненно обезвредить наставника и погрузить его в сон. Хатаке тяжело выдыхает, промаргивается и фокусирует взгляд на смуглом лице напротив. Его плечи потихоньку расслабляются, а в глазах все более отчетливо проступают искры понимания. — Я в порядке, Наруто, — кивает он уверенно и переводит взгляд на Учиху. — Со мной всё нормально. — Я бы так не сказал, — скептически оценивает Саске, пробегаясь глазами по слипшимся от обилия крови волосам и лицу. — Тебе бы в больничку… На этих словах Какаши заглядывает в понимающие глаза Учихи и ухмыляется, а после стыдливо поджимает губы. Сакура будет в бешенстве. — Тебя проводить? — интересуется ученик, всё ещё придерживая за руку Хатаке. — Да конечно проводим! — рьяно выравнивается Наруто, махая на свою пару рукой, будто тот глупость несусветную сморозил. — Куда мы его отпустим в таком состоянии? — и подстраивается под правый бок сенсея. — И не спорьте! — недовольно рычит уже на самого Какаши. Удрученный выдох с болью вылетает из груди Хатаке. Хоть с пеной у рта тут ори, не отвертится. Какаши приятна такая забота от близких людей, это греет, но вот джонинская гордость в противовес рычит и брыкается от подобных заявлений. Он что, инвалид? Сам дойдёт, не впервой. И только он хотел осторожно вынуть свою руку из чужого захвата и уверить Наруто в собственных силах, как к ним подходит суровый Ибики. — Здравствуй, Хатаке, — уважительно кивает головой мужчина и внимательно следит за чужими движениями. Копия молчит, лишь чуть кивает ему в ответ на приветствие. — Я понимаю, что сейчас ты не в лучшем состоянии, но я вынужден тебя задержать. Как по сигналу, члены седьмой команды выходят вперёд и загораживают собой члена своей «семьи». Они злы, очень злы на произнесённые главой дознаний слова, а уж после подошедших к нему двух бойцов АНБУ, так вообще готовы кинуться в бой. Вокруг снова начинает нарастать напряжение. Несогласных с решением заместителя Хокаге оказывается гораздо больше, чем можно было бы предположить. — Блять, вот серьёзно?! — не сдерживает негодование кто-то из толпы джонинов. — Вы даже не разобрались! — Морино-сан, дайте человеку хотя бы сходить в больницу и получить помощь! — настоятельно просит ещё один сослуживец. — Не беспокойтесь, — уверяет Ибики, закладывая руки за спину. Жест не мудрёный, но всем понятный: Морино их не боится и враждовать не собирается, понимает своё положение. — До выяснения всех обстоятельств Хатаке будет находиться под стражей у нас в катакомбах. И ему непременно будет оказана медицинская помощь. Можете не волноваться. — Нет, так не пойдёт, Ибики-сан! — настойчиво встревает Генма. — Разбирайтесь здесь и сейчас. — Мне кажется, что не совсем уместно делать это сейчас, — напирает вновь Морино. — Вам кажется! — произносит за спиной своего напарника Райдо. — Что вас не устраивает? Перед вами, как минимум, тридцать человек очевидцев! Допрашивайте на здоровье! Разбирайтесь сколько душе угодно! — Я понимаю ваше недовольство, я понимаю вашу рьяную поддержку Хатаке, но и вы тоже поймите меня, — мужчина прикладывает зарубцованную старыми шрамами руку к груди, уверяя в своих словах. — Я не имею права выносить какие-либо решения в одиночку, без разбирательства и согласования с нашей Хокаге. Это серьёзное нарушение устава… — Ой, блять, вот давайте без этого! — выходит вперёд ещё один джонин, а за ним и остальные недружным хором подают голоса, образовывая недоуменно-злой гул вокруг и серьёзно напрягая этим оставшихся в меньшинстве членов АНБУ. Не хватало им ещё тут устроить между собой потасовку. — Погодите! Хорошо, хорошо! — Ибики уступает, поднимает в примирении вверх руки и просит всех присутствующих успокоиться. Гул тут же затихает. — Хорошо, если вы так настаиваете, то я согласен разобраться со всем при вас. — Не надо нам делать одолжения, Морино-сан! — сурово басит Узумаки и ловит недоумённый взгляд старшего на себе. — Все решения, касаемо участи джонинов, принимает не одна Хокаге и уж далеко не вы. Решение выносится только после проведения всеобщего собрания джонинов. Ваши голоса не решающие, а лишь одни «из». Морино прищуривает глаза и давит в себе улыбку. Он поражён. Ты посмотри на них: щеглы, молодняк, а уже пытаются его поучать. Законами перед лицом трясут, справедливости добиваются. Молодцы, Третий, наверное, рад был бы на это посмотреть. Такой сплочённости трудно добиться, во многих деревнях она только-только начинает приживаться после последней войны, ведь раньше все видели друг в друге врага, шпиона, засланного. Да, чёрт возьми, целые кланы разваливались лишь из-за невесомых подозрений. Тяжёлое было время, но только не в Конохе. Здесь джонинские узы были крепче любой клятвы и родственной линии. Если ты солдат Конохогакуре, то весь состав автоматически становится твоей семьёй, нерушимой опорой. Тебя не кинут. Никто не обвинит и не пристыдит тебя за собственное мнение, никто и никогда не бросит тебя в одиночестве. Будет страх, будет неверие и неопределённость… Но тебя не бросят. И Наруто с Саске тому главное подтверждение. — Наруто, достаточно, — измазанная в крови рука Какаши опускается на плечо дженчурики. — Спасибо, но дальше я сам. Чуть улыбнувшись на успокаивающий жест и благодарность, Наруто расслабляется. Понятливо кивает и отходит в сторону, позволяя капитану подойти к Морино. Выражения лица Какаши моментально меняется на более суровое. Он подходит вплотную к Ибики и внимательно заглядывает ему в глаза, ища готовности к диалогу и понимания всей серьёзности ситуации. Расшаркиваться он больше не намерен. — Говори, Какаши. Я тебя внимательно слушаю, — говорит мужчина. — Морино, ты знаешь кто это? — спокойно спрашивает Копия, кивая головой в сторону валяющегося тела, над которым уже кружат несколько медиков из штаба АНБУ и грузят того на носилки. Зам Хокаге тут же оборачивается и, чуть нахмурившись, разглядывает второго участника сегодняшней стычки. — Да, — кивает, вновь заводя руки за спину. — Это Тэкео Хамада, джонин регулярной армии Конохи. — Что ты знаешь о нём? — спрашивает Копирующий, испытующе смотря в глаза напротив. — Конкретизируй свой вопрос, — просит глава дознаний. — Что именно я должен тебе о нём рассказать? — Его бойцовские качества и заслуги перед деревней, например, — Хатаке делает лёгкий жест рукой. — Хм-м-м… — задумывается Ибики, потирая крупный подбородок пальцами. — Насколько я знаю, Тэкео отличный джонин. Выполнение миссий чёткое, ранги — высокие. — Он знает наизусть дело каждого солдата, хоть ночью его разбуди и спроси имя — Морино тут же отрапортует о нём всё, вплоть до мелких ранений на каждой из миссий. — Согласен, — кивает Какаши. — Он хороший боец. Но что ты знаешь о его личностных качествах? Что он за человек? Кое-что в этой ситуации Морино уже успел для себя приметить и понять причину случившегося. Весь сыр-бор начался из-за поведения Хамады. Факт. Но! В груди мужчины образуется слабое шевеление и тяжесть. На поставленный вопрос он ответить затрудняется. — Я не знаю, что тебе ответить, Хатаке, — честно признаётся он. — Я редко с ним контактировал. И судить о том, какой он человек, могу только по имеющимся в личном деле отчётам и характеристикам… — О как! Странно, не правда ли? — приподнимает пепельную бровь Копирующий. Морино тяжело вздыхает, его начинает утомлять этот разговор и бурлящая злостью толпа вокруг. Он с усилием трёт переносицу и вновь обращает свой взор на Хатаке. — Какаши, давай проще. Что именно ты хочешь мне сказать? — Не понимаешь, значит? — осуждающе рычит джонин в прищуре. — Нет. — Хорошо, — кивает согласно и подходит ближе, игнорируя напрягшихся рядом с Ибики безликих бойцов. — Объясняю проще. Вот это, — указывает он вновь на Тэкео, — вонючий кусок говна, который чхать хотел на уважение к сослуживцам, на правила и устои нашей деревни и на всех вокруг в угоду личным амбициям. И которому вы до сих пор позволяете служить в рядах джонинов, — выплевывает с раздражением слова и игнорирует чужое недовольство. — Ибики, поправь меня, если я не прав. Раз в год все личные дела чунинов и джонинов проверяет спец комиссия, у всех в личных делах прикреплены рапорты: за невыполнение, за нарушение дисциплины… Да, сука, за пьяную драку в кабаке и то вставят без вазелина! Так почему в личном деле Хамады нет ни одного рапорта? Не задумывались? Не обращали на это внимания? Морино хмурит брови и упирается взглядом в пол. Судорожно копается в собственных воспоминаниях, пробегается по чернильным строкам личного дела, по медицинской карте… и с изумлением вспоминает, что в конце общей папки не было прикреплено ни одного листка с донесением. И это действительно настораживало. У всех… Да даже у него самого в деле имелось несколько таких писулек. И это весомый аргумент. Как жаль, что не в пользу добропорядочности Хамады. — Если бы был хоть один, то ты непременно встретился бы с ним на летучке, где была бы и Хокаге, и ты, и глава совета джонинов. Но как так произошло, что ни разу за весь срок службы, вы с ним не пересекались? Вокруг проносятся злостные шепотки и недоуменные голоса джонинов. Вот ведь падаль какая, а! Всех наебал! Даже систему нагнул! — Я понял… Я понял тебя и услышал, Хатаке, — задумчиво кивает глава дознаний. — Это действительно серьёзно. Для проверки будет экстренно собрана специальная комиссия и мы проверим и допросим всех свидетелей. — А вот в этом я сомневаюсь, — цокнув языком, выдаёт Копирующий. Морино неприятно нахмуривается от его тона. — Объяснись, — практически приказывает. — Комиссия из года в год покрывала Хамаду и отклоняла запросы на проведения дознаний у сенсоров. Кто-то из комиссии нагло его покрывает. Поэтому, я советую вам сначала поискать крысу там. А по поводу допроса… — Хатаке чуть хмыкает и тут же неприятно зажмуривается от болезненного прострела в спине. Осторожно выдохнув, пропустив воздух через сжатые зубы, он продолжает. — Допрашивать вам придётся практически весь личный состав. И я более чем уверен, вы знатно ахуеете, когда послушаете эти истории. Вот тут действительно не поспоришь. Желающих рассказать занимательные байки про главного козла их селения найдется не мало. А про комиссию тут вообще отдельная песня. Это всегда были одни и те же люди, одни и те же лица, не меняющиеся уже порядком пятнадцати лет. Старые, тщеславные, архивные крысы, с пеной у рта бахвалящиеся своим авторитетом и значимостью. И что, как оказывается, творили эти «многоуважаемые» старцы? Махинации с документацией, подделывание медицинских назначений… Черт, да это уже не смешно! Это самое настоящее преступление с весомой подоплёкой, которое с лёгкостью можно поставить в один ранг с изменой и шпионажем. — Хорошо, — признав собственное упущение, кивает Ибики. — Я согласен с твоими аргументами, и я непременно разберусь в произошедшем. Обещаю. И Хатаке верит. Морино слов на ветер никогда не бросал, он честен и справедлив со всеми. Иногда всё же случались подобные этому казусы, но это происходило не из-за некомпетентности главы дознаний, а скорее из-за обыкновенной нехватки человеческих ресурсов и времени. Все мы люди, бывает. — Я понял общую картину, — кивает Ибики, — но теперь я должен всё-таки узнать: из-за чего именно произошёл конфликт между Хамадой и тобой лично? Только пойми правильно, это не праздный интерес. Мне нужна точная причина. Хатаке понимает. Да и скрывать ему уже особо нечего. — Хамада нанёс мне личное оскорбление, и я не смог его проигнорировать, — просто отвечает Копия. — Оскорбление? — приподнимает в удивлении брови мужчина. Усмехается. — Простое оскорбление не может вызвать такой рьяный интерес к персоне обидчика. Ты и личное дело его изучил, и ситуацию всю перешерстил… Значит, это был не единичный случай? Я правильно понимаю? Какаши усмехается. — Я не злопамятный, но я всё запоминаю. — Ясно, — Ибики понимает, что история с Хамадой тянется уже не первый год, что ещё больше бьёт по его профессионализму. Блять, такой пиздец творится под самым носом, а верхушка ни слуху не духу. — Хорошо, ну а всё-таки, что это было за оскорбление? Что именно тебе сказал Хамада, что тебе пришлось разнести весь зал? Мне нужны подробности. Причина действительно так себе. Они уже не подростки в жарком пубертате, чтоб кидаться друг на друга с кулаками из-за грязного словца. Взрослые люди обязаны разговаривать и решать проблемы цивилизованно. Но кто ж виноват, что некоторые индивидуумы простых рамок приличия не придерживаются? — Морино, я сейчас не настроен об этом говорить, — устало выдыхает Какаши и утирает тыльной стороной ладони с пощипывающей брови уже начинающую высыхать кровь. — Причину я тебе сказал, на допрос вы меня и так и так вызовите, так что не вижу смысла сейчас допытываться. Отворачивается и, неловко похрамывая, направляется к выходу. — Я понимаю, — согласно качает головой мужчина и сам себе поражается. Уж слишком часто он что-то соглашаться со всеми стал. Теряет сноровку? — Но я всё же настаиваю. Мне нужен ответ, Какаши, или мы прямо сейчас отправимся с тобой в отдел дознаний. А если ты не подчинишься, то я буду вынужден написать рапорт о неподчинении. Это усугубит твоё положение и отложит твоё назначение на пост Хокаге на пару лет. Не вынуждай меня это делать. Наруто возмущённо втягивает грудью воздух и раздражённо закатывает глаза. Серьёзно? Шантаж? А оскалившийся рядом с ним Саске недовольно цокает и дёргает головой. Глубоко дышит, стараясь максимально быстро успокоиться и не начать на пару с капитаном разносить в щепки деревню. А Какаши же от этих слов практически взрывается. Его внутреннее, только-только образовавшееся спокойствие волной сносит к ебеням. Оголённые нервы буквально искрятся, злость стремительно нарастает и душит голос разума. Сделав уже было пару шагов в сторону выхода, Какаши резко останавливается, судорожно втягивает пыльный воздух носом и стремительно, будто бы не замечая собственных кровоточащих ран, возвращается. Морино, от накатившей на него чужой враждебности, нешуточно напрягается, но всеми силами старается удержать на лице профессиональную маску. Остальные члены остросюжетных дебатов осторожно наблюдают со стороны. — Ибики, не выкручивай мне яйца, — зло рычит Копирующий. — Не нужно лезть мне под кожу и торговаться со мной. Эта ёбаная мразь посмела коснуться самого дорогого, что у меня есть. Я такое не терплю и терпеть не стану, даже если получу сан Хокаге. Я не рассудительный Третий и далеко не добрый и всё понимающий Минато. Мне плевать на пост Хокаге! Он не всрался мне ни вдоль, ни в поперёк, можешь хоть прямо сейчас нахлобучить шляпу на Наруто. Я тебе только спасибо за это скажу. Я — солдат! Я обыкновенный боец своей деревни. И на законных правах джонина Конохи, я требую: жестоко наказать Хамаду и выставить его дело на всеобщее обозрение! Чтоб подобным ему неповадно было скалить зубы и давить своих же! Я как обыкновенный житель селения, требую от главы деревни и совета старейшин обратить внимание на творящийся в структурах произвол и установить, в конце концов, порядок! Какаши тяжело переводит дыхание и следующие слова уже практически рычит в лицо Морино, не обращая внимания на одобрительные возгласы позади: — А как бывший АНБУ, я советую тебе… Настоятельно советую, Ибики, — подчеркнул Копия, — спрятать от меня Хамаду куда подальше. Куда хочешь, хоть в катакомбах своих запри, хоть на другой конец земли отправь. Мне глубоко похую, где он будет гнить остаток жизни. А иначе, если он мне хоть в скользь попадётся на глаза… то в твой отдел я зайду без стука. Морино приподнимает одну бровь, напряжённо выдерживает чужой взгляд и плотняком стискивает зубы. — Это угроза, Хатаке? — Это предупреждение, Морино, — парирует мужчина. — Первое и последнее. В разрушенном зале повисает колючее молчание. Генма буквально кипит от абсурдности данной ситуации, но вмешиваться в перепалку не считает разумным. Ему неприятно видеть раздор в их рядах, но, как бы больно им не было, он считает, что в армии и прочих структурах всё же стоит провести суровую чистку. Райдо с ним в этом солидарен. Все прекрасно понимают, что разбираться во внутренних проблемах селения было попросту некогда, на многое закрывали глаза, многих легкомысленно прощали за серьёзные проступки, так как боевых единиц было катастрофически мало, а нависающих угроз до сумасшествия много. И ситуацию пустили на самотёк. И Какаши вовремя это остановил, ведь если не дать этому делу ход — последствия для Конохи в будущем могут стать катастрофическими. А стоящего чуть вдали от них Узумаки одолевают совершенно другие думы. Наруто смотрит на своего наставника, недовольно поджимая губы. Ему паршиво, он не любит чувствовать себя бесполезным и ненужным. Душа буквально разрывается от взгляда на болезненно перекошенную фигуру мужчины перед ним. Он должен был его защитить, должен был сам со всем разобраться, должен был в глотку запихать грязные слова тому уёбку да поглубже… Но нельзя было. Это был не его поединок. Но от этого легче на душе не становится. Неожиданно прохладная бледная ладонь касается его руки и крепко её сжимает. Узумаки мгновенно поднимает глаза и смотрит в лицо Саске. Тот молчит, выражение лица как всегда спокойное, уверенное. И Наруто замирает, чуть приподняв уголок куб. Его чувства понимают, разделяют с ним его переживания и не дают захлебнуться в котловане навалившегося отчаяния. Им двоим трудно балансировать в этом мире, тяжело принимать решения и думать обо всех разом. Это непосильная ноша. Но они с ней справятся. Вместе. Для себя, друг для друга, для своей маленькой и такой драгоценной «семьи». Справятся. После продолжительного молчания, гнетущую тишину нарушает слабый смешок со стороны главы дознания. — Ладно, Хатаке, расслабься. Не кипятись. Ты же знаешь профиль моей работы, так что не держи зла, — примирительно выдыхает мужчина и, сделав шаг, аккуратно кладёт свою ладонь на плечо Копии. Он умеет себя останавливать и знает, когда стоит свернуть ругню. — Я разберусь здесь со всем, найду доказательства и всех причастных, но вот только с Тсунаде и со стариками будешь перетирать всё сам. Ты у нас авторитет, тебе и карты в руки. Лады? Да не злись ты! — Куда уж я денусь, — расслабленно кивает джонин и в ответ по-дружески похлопывает Ибики по плечу. — Ладно, забыли. Ты тоже не серчай на меня. — Да брось, мы с тобой и не так ещё схлёстывались, — смеётся уже в голос, припоминая былые времена. — Но по поводу совета старейшин я серьёзно. Если Хокаге у нас простая и на твой погром только поорёт для приличия, то старики с тебя живого не слезут. Ты, как-никак, будущий Хокаге. Хомура Митокадо наизнанку вывернется, голос сорвёт, но будет тебе зачитывать «акт о нарушении порядка» пару часов так точно. — Передай ему, чтоб он зазря не напрягался, я его уже сам прочёл, — со смешком выдаёт Какаши. — И мне он, кстати говоря, не понравился. На моё мнение там много слов и мало смысла. Если ему так хочется что-то мне зачитать, то как насчёт: «Путеводителя шиноби по золотому веку отсосов»? На этой фразе зал буквально взрывается гортанным смехом всех присутствующих. Даже АНБУ не остались равнодушными и тихонько похрюкивали в литые маски. Напряжение в раз всех отпустило и разбавило атмосферу. — Ладно-ладно, всё, — отсмеявшись кряхтит пыточник. — Поорали, поржали, а теперь пора по местам. Всё, Хатаке, шуруй в больницу и жди от совета повестку. Ты, кстати, как, сам дойдешь? Дать тебе парочку ребят для подстраховки? — махнул он рукой на рядом стоящих бойцов, которые уже было подобрались для выполнения приказа. — Нет, я сам, — твёрдо чеканит Копия. — Я сам! — повторяет с нажимом, отсекая дёрнувшегося в его сторону Узумаки. Не сейчас. Сейчас он сам с собой должен разобраться. Ему помощь с этим не нужна. Наруто смотрит на него долго. Сложно. Раздумывает, прикусив губу, и, что-то решив, кивает самому себе. Разворачивается под пристальным взглядом Саске и идёт разбирать завалы вместе с остальными. Обиделся? Нет, Узумаки не умеет обижаться. Какаши точно знает. Мужчина выпрямляется, снова касается своей раненной руки, придерживает, чтоб не тянула с такой болью: — До встречи, Морино! Уходит, не дожидаясь ответа. Посмотрев ещё с минуту на удаляющегося Копирующего, Морино тяжело вздыхает и разворачивается, оглядывая помещение уже более внимательно. Оставшиеся джонины разбредаются кто куда, разгребают обломки, переговариваются друг с другом и пытаются найти в образовавшемся хаосе свои ящики. Глава дознаний хочет позорно, жалобно завыть и с досадой осознаёт, что пиздюлей от Хокаге он отгребёт знатных.