let me love you to death

капитано — это про холодные скалы. про воздух, наполненный пеплом и лёгким запахом железа после битвы. про тишину в темноте ночи, заснеженную тропу в глуши леса в ночи. про глухую таинственность, словно бесконечный мост, ведущий в туман. не про многословность, но про излишние сведения о каждом человеке, который только попадёт под взор его глаза. про молчание даже самому себе, в попытках найти ответ на ужасно важный вопрос. про забытое от пережитого ужаса прошлое, что кошмарно отражено резанными, распоротыми и не до конца зажившими шрамами на его теле. про изящное владение клеймором, про вызубренное до дрожи в локтях, до сбитого дыхания. про искреннее желание, но такое травмированное недоверие к каждому, кто пытался с ним заговорить. если бы он звучал как музыкальный инструмент, то определённо как перегруженная дисторшном в край электрогитара, как тяжёлые риффы мрачной песни с самым глубоким текстом. он не может ничего с собой сделать, но он привык. и потому часами сидит ночами на кровати, смотря в стену до цветных кругов и рези в глазах, размышляя о своей замкнутости и о нём. о его единственном счастье, о том, для кого он будет готов убить самого педролино у всех на глазах. как однажды сказал тарталья, панталоне отличается своей «женственностью» из всех предвестников. будто игривый тон в его речи присутствует всегда. а длинные волосы, невысокий рост и вечная, слащавая улыбка играли свою роль. на самом деле, панталоне — это совершенно про другое. он — это кровоточащая, разорванная и безуспешно склеенная, наивная по-детски душа. это недосып до очень тёмных синяков под глазами, это богатая, но такая жуткая жизнь. с работы его каждый день встречали три сигареты с фиолетовой кнопкой и рюмка ужасно дорогого, выдержанного для красоты коньяка. это хрипотца сорванного и прокуренного голоса и девиз по жизни, произносимый шёпотом с кратким аминь в конце. это человек, который был использован во всех смыслах слова так много раз, что прекратил вести счёт год назад. а если бы он был инструментом, то только фортепиано. неожиданная, словно даже случайная импровизация на высоких октавах среди тяжёлой гитарной партии. панталоне — внезапно расцветшая, не пойми откуда вообще появившаяся падисара в зоне увядания капитано. они дополняют друг друга, словно всегда были единым целым. словно между ними не было словесных перепалок, чуть не доходивших до печальных последствий. их любовь так странна, но при этом до безумия крепка и верна. —— капитано выцеловывает каждый участок оголённой кожи разнеженного под ним панталоне. аккуратно ведёт рукой по талии, спускаясь чуть ниже и поглаживая едва подрагивающее бедро. задерживается поцелуем именно здесь, где панталоне первый рвано вздыхает и обращает свой взор на мужчину. — и тебе не противно со мной? — о чём ты? — капитано даже на секунду теряет дар речи, пытаясь сообразить, о чём его спросили, но продолжает гладить тонкую талию и смотреть в любимые глаза. — зная то, что меня продавали за деньги, как последнюю проститутку.. — регратор виновато прикусывает щёку внутри и тихонечко произносит: — прости. первый предвестник с истинной теплотой и любовью тянется повыше, к лицу панталоне, и как только приближается до невозможности близко к губам парня — замирает, проговаривая: — сколько раз я тебе это говорил, золото. мне не противно. напротив — я, мать твою, от тебя без ума, если ты ещё не заметил. прошу, забудь про это как про страшный сон и помни, что я буду всегда с тобой. и увлекает юношу в глубокий, медленный поцелуй, спустив свою руку с талии к бедру и разводя неспешно его ноги в сторону. всё же, им обоим до жути повезло.