Костоправы

Наш жигули резко тряхнуло на повороте. Штопаный вывернул баранку до упора и послышался хлопок пробитой шины. Меня впечатало в сидение спереди, неприятно хрустнула шея. Сильно подташнивало стекломоем в машине, а сейчас, от тряски, блевать захотелось конкретно. Автомобиль проскользил по бровке асфальта и, развернувшись задом на перед, остановился. Я так же резко откинулся назад, почувствовав боль в локте от ушиба. Мой узкоглазый сосед, которого мы звали Китайцем, без чувств осел на коврике. Беднягу ранили ещё час назад, но внезапная авария вышибла из него весь дух. Ранение в грудь, а сейчас — удар солнечным сплетением о сидение спереди. Готов. Не повезло парню. Кругом — мертвая тишина, невыносимо жгло летнее солнце. В душном салоне почти нечем дышать, но, как мне казалось, за окнами воздух не лучше. По обе стороны от нас простиралось поле, на котором рассыпались выжженные полянки. Они дымились, а ядовитая гарь растекалась по всей равнине. Я всмотрелся вдаль: почти у самого горизонта, едва различимого за плотной дымкой, чернела полоска леса. Теперь, когда машина развернулась, в лобовом стекле я заметил пять точек вдали, отражающих солнечные блики. Небольшую контузию как рукой сняло: "Это погоня!" — Они близко, дайте же мне наконец ствол! — Кричу я с заднего сидения. Штопаный оглянулся, засветив свое личико, полностью покрытое шрамами. Они свежие, будто он получил их совсем недавно. Среди едва заживших ран, по его коже рассеялись гнилые язвочки. В это лицо я всматриваюсь словно впервые, к нему никак не привыкнуть, тем более что мы едва знакомы. В общем, погоняло Штопанному полностью соответствует. Он недоверчиво протягивает мне пистолет и я хватаюсь за черную рукоять. Я немного успокоился. Штопаный неторопливо щёлкнул ключом зажигания ещё пару раз. Мотор чихнул и заглох окончательно. "Приехали." — буркнул его тощий сосед спереди. — Бухенвальд, дай нашему пассажиру мобилу, пусть свяжется с шефом. — Распорядился Штопаный. Тот небрежно швырнул мне сотовый через плечо, поправил обрез двустволки за спиной и вышел из машины. Бухенвальд тоже имел прозвище не для галочки. Он был очень худой. Смертельно худой — таких истощенных людей я видел лишь на фотографиях концлагеря. Тонкая серая кожа просвечивалась насквозь, обнажая его черные вены. Бухенвальд сутуло вытянул шею и глянул вдаль. Несмотря на жаркое лето, на нём был черный спортивный костюм с тремя белыми полосками, но даже мешковатая одежда не могла скрыть его болезненной худобы. Бухенвальд порылся тонкими пальцами в карманах. Роняя мелочь он достал коробок с дражже и проглотил горсть таблеток. Интересно, долго он сможет жить в таком состоянии? Может год, а может и меньше. Он и так похож на мертвеца. В первую встречу, когда шеф привел меня к этим двум, я принял его за труп. Не удивительно, ведь находились мы в морге, но я очень испугался, когда Бухенвальд протянул мне руку. Я постарался не обращать внимания на дорогу, по которой к нам секунда за секундой приближались преследователи. Да, Штопаный прав, нужно срочно набрать шефу, иначе мы разделим судьбу Китайца. Только я сомневаюсь, что шеф сможет нам помочь. Каким образом мы можем расчитывать на помощь, если до пригорода километров тридцать? Хотя, шеф умный человек, даже очень. Может что и придумает. Помню, я с ним попал в дурацкую ситуацию: Мы кайфовали в машине и держали путь на северную столицу. Больше всего кайфовал шеф — вдвое больше моего. Я плохо запомнил, как нас остановила полиция. Помню только, что двух слов связать не мог. Но шеф, после непродолжительного диалога, смог не только разрулить неприятную ситуацию, но и поговорить с ментами о жизни, напоследок одарив их искрометным анекдотом. Анекдот тоже не запомнил. Помню только, что ржали мы с ментами как кони. Больше всех, конечно, ржал я. Ещё мы с шефом иногда играем в шахматы, с тех пор, как я проболтался ему, что был лучшим шахматистом в институте. Играю я неплохо, но уровень шефа — это просто космос. Шеф умный человек, даже очень. Шансы у нас ещё есть. Тем более, важнее будет узнать, почему те отморозки устроили пальбу. Мы точно ехали к нужным людям, или это была какая-то подстава? Нам конечно очень повезло, что они не дождались, пока мы выйдем из машины. Не успели подъехать, как банда, ожидавшая нас на точке, открыла огонь. Изрешетили весь бампер. Эх, если бы сейчас не проклятая шина! Пальцы судорожно жали на кнопки старой раскладушки. В телефоне значится единственный контакт. "Шахтёр". Я надавил на зелёную кнопку. Гудков нету, как и полосочек связи. Я выматерился во весь голос и швырнул телефон в лобовое стекло, но опомнившись подобрал его. Пригодится. Штопаный тем временем тоже вышел из автомобиля. Он подошёл к своему товарищу и неопределенно махнул рукой, что-то объясняя. Бухенвальд кивнул. Он повернулся ко мне и его голова на тонкой шее чуть не отвалилась, мотает мол "вылазь". Мне не хотелось оставаться один на один с мертвецом в салоне и я повиновался. От обочины мы двинули в сторону леса. Как только я немного отошёл от дорожной насыпи, в нос ударила удушливая гарь, простиравшаяся над полем. Ни глотка свежести — штиль. До леса примерно километр, можем не успеть. Однако и Штопаный и Бухенвальд шли неторопясь, как будто смерти совсем не боялись. Мы подошли к одному из выжженых островков. Из машины мне он показался небольшим, но на деле, простирался на целый гектар. — Ну и пожар — пожаловался Штопаный Бухенвальду — Ты меня знаешь, я не переношу такой воздух. Ща загнусь от запаха. — Это не совсем пожар. Поле колхозное, зола служит удобрением почве, а значит поджог был контролируемым — Бухенвальд шагнул вперёд, пнув ком земли. Пепел взметнулся чуть ли не выше человеческого роста. Он был настолько легким, что даже при отсутствии ветра, поднимался к небу при каждом шаге. Атмосфера будто бы из пепла и состояла. Я согласен с вердиктом Штопаного — сдохуть можно. Правда, выбора у нас нет. Штопаный шагал аккуратно, громко пыхтел от удушья и старался не поднять пепла. Бухенвальд же, ни на жару, ни на пепел, внимания не обращал. Засунув руки в карманы адидаса, он безмятежно оглядывался по сторонам и наслаждался пейзажем. Очень скоро парни отстали и я замедлил шаг. Оба бандита продолжали плестись, словно на прогулке. Я опять обогнал их и подождал снова. Так повторилось ещё раз и моё терпение закончилось. — Давайте скорее, ребята, нас же догонят! — Я сам удивился, сколько отчаяния было в моем голосе. Но "ребята" на мои слова внимания не обратили. Штопаный только проверил магазин в пистолете, а спустя минуту молчаливого пути раздался щелчок предохранителя. Бухенвальд вытащил из-за спины обрез. Шестое чувство заставило меня оглянуться. — Мы покойники! — Проскулил я: пятерка джипов находилась совсем близко к месту нашей аварии. Мои нервы подвели меня. Я побежал. Штопаный что-то успокаивающе прохрипел в след, но мне не хотелось его слушать. Солнце обжигало кожу, и очень скоро я почувствовал жажду. Тогда, не останавливаясь, я промокнул губы потной футболкой и прибавил скорости. Когда добрался до опушки, я ничего не чувствовал, кроме вкуса крови во рту. Пульс отбивал барабанную дробь в висках. Нахлынул кашель, принудивший меня харкаться слюной, вязкой и черной от пепла. Уставшие ноги больше не могли бежать, но останавливаться нельзя. Я проковылял в сосновый лес и принялся ловить связь, углубляясь в чащу. Воздух здесь был куда чище, а горячее солнце заслоняли хвойные ветви. Земля тут была холмистой и вся присыпана иголками. Изредка шум качающихся деревьев разбавляла трещётка дятла. Я блуждал среди бурых стволов, огибал заросли кустарника, но так и не поймал сигнала. Ничего нет. Очень близко я услышал выстрелы и понял, что сильно замешкался. Послышался басистый треск обреза — Бухенвальд смог подойти на расстояние выстрела. Я снова попытался немного пробежаться, но не смог. Чуть не упал и застонал от безысходности. Раздался оглушительный рингтон мобильника. На экране значилось "Шахтёр". Шеф, наконец-то! Я упал на землю и, набрав в грудь побольше воздуха, надавил на зелёную кнопку. — Слушаю — прозвучал голос шефа. Тон у начальника ледяной, пугающий. Однако несмотря ни на что я рад ему, как родному. Задыхаясь от усталости я затараторил: — Это Гвоздь, нас подбили. Партнеры открыли огонь, на подъезде. Бухенвальд и Штопаный отстали, а я убежал в лес. Скорее всего они уже мертвы, я слышал стрельбу. Жигуль ваш не вернуть, заглох на полпути. — я сделал ещё один глубокий вдох — Слушайте, у меня просьба. Когда я выберусь отсюда, хочу как можно скорее встретиться с вами. Когда вы будете у себя? — Возвращайся к парням. — Последовал лаконичный ответ. Я не поверил своим ушам. Он даже не сказал зачем мне надо вернуться. Может вышла ошибка, и начальство уже всё уладило? Глупая надежда. В последующем гудке телефона я услышал свой смертный приговор — Шеф бросил трубку. Я покойник. Как бы я не поступил сейчас, буду им, или через пару минут, или завтра, когда ко мне приедут люди шефа. Вот дурак, знал же чем могу кончить на этой работе, а зачем деньги трупу — не подумал. Я отдышался и встал. Ноги как вата, еле слушаются. Я не стану возвращаться к тем двум. Это бессмысленно. Я хотел было продолжить движение, но в рыхлой земле, в паре метров от меня, что-то зашевелилось. Слои веток с вялыми листьями над головой заквасили воздух, будто я очутился в герметичном самосборе. Протухшая атмосфера отяготила легкие. Стало трудно дышать. Разгребая гнилую листву ко мне приближался громадный слизень. Я бы смог убежать, были бы только силы. Фалас, длинною в полметра извивался, обнажив человеческие зубы. Его уродливая пасть издавала клокочущие звуки, словно в предвкушении. Я начал тихо пятиться назад, делая полукруг. Мне показалось, будто это лес перемещается вокруг меня, голова закружилась, в глазах замелькали черные пятна, и меня едва не стошнило. Было бы чем... Слизень, хоть и не имел глаз, каждый раз сворачивал в мою сторону, словно слышал как дрожат мои колени. Вот, его туша уже в метрах пяти... Сквозь громаду кроны прорвался поток ветра. Свежее дуновение очистило мысли. Отчаяние угасло и в голове на мгновение прояснилось. Я медленно направил на слизня дуло пистолета, который мне дал Бухенвальд. Выстрел, ещё! Я дергал курок снова и снова, пока не выпустил всю обойму, а тварь все продолжала шевелиться. Но она уже не двигалась ко мне. Её склизкая туша скрючилась и с каждым разом судороги становились слабее, пока не стихли окончательно. Я понадеялся что тварь не настолько умна, чтобы притвориться дохлой. Подобрав сук, я приблизился и нажал им на вздутое тело. Оно было похоже на презерватив, наполненный болотной жижей. Надавил посильнее — из него брызнул синезеленый сок. Существо вздрогнуло, обвилось вокруг палки, и я отпрянул. Тварь корчилась на земле, а палка дергалась маятником в его брюхе, разгребая землю. Не помню, сколько я смотрел на мертвое тело червя, но из ступора я вышел далеко не сразу. С трудом оторвав взгляд, я перевёл дыхание и огляделся по сторонам. Вблизи больше никаких подобных существ не было. Земля покрыта лишь мхом и грибами. Только многоножки шныряли от одного трухлявого пня к другому, и комары вместе с прочим гнусом мельтешили в воздухе. Я осмотрел магазин. Мне стоило действовать хладнокровнее, патронов больше не осталось. Я вставил пустую обойму и засунул пистолет за пояс. Что это за существо? Есть шанс наткнуться на целый выводок этой мерзости в глубине леса. Ну и дела. Пусть уж лучше меня выпотрошит шеф, или даже пристрелят те фраеры на джипах - это будет знакомая смерть. Та смерть, о которой я думал не раз. Кончать как долбаный сталкер, сожранный мутантом в глухом лесу, желания не имеется. А люди мне намного милей в этом плане. Попытают, поиздеваются и пулю в череп. Я подумал, что моя пальба очевидно привлекла кучу нежелательного внимания. Надо было сберечь хотя бы один патрон — пронеслась страшная мысль. Завидна мне теперь судьба Китайца. Я пошарился в карманах, но в них ничего не нашлось. Даже не закурить! Я понадеялся, что тот, кто меня прикончит соблюдёт традицию последней сигареты. Не в карманах, но за поясом нашлось кое что полезное. Гвоздь. Так меня прозвали, после того как я замочил одного парня. Он был моим первым и единственным. У некоторых отморозков по пятнадцать жизней на душе, а у меня всего одна. Я не искал приключений, не лез в разборки по возможности, но в свой первый раз действовал словно прирожденный маньяк. Не буду вдаваться в подробности, только скажу, что тот парень не считал меня врагом и дело оказалось простым. Мне полегчало от этого воспоминания. На кое что я все-таки годен. Попробовал острие пальцем — до сих пор сносно. Кожу пробьёт, если ударить посильней. Запоздалый адреналин, возмутительно поздно обуявший мысли, постепенно сошёл на нет. Отпустило. Я осознал, что не помню, в какую сторону надо идти. Прошёлся по периметру и никаких примет вокруг не нашёл. После недолгих раздумий я пошел по слабому ветерку. Если в джипах, что нас преследовали, есть собаки, это будет не самый худший расклад. После встречи со слизнем, лес не казался мне спасением, как вначале. Старые деревья умирали, и я как будто начал гнить вместе с ними. Поганая гниль! Она была повсюду: в горьком вкусе во рту, на душе, на кончиках листьев, под ногами. Все вокруг источало ее присутствие. Под корой деревьев и под панцирями жучков она пробиралась ко мне, так невозможно было противиться её тлетворному влиянию. Шаг за шагом я старался не поддаваться тошноте. Меня заразила эта мерзкая усталость: глаза слезились, а тело вяло качалось при ходьбе. Слащавый запах в носу пробуждал рвотные позывы. Мне жутко хотелось пить, но я бы лучше умер от жажды, чем стал искать лужу или ручей в этом проклятом месте. Треск впереди. С шумом пробираясь сквозь бурелом, ко мне приближался человек. Он панически продирался сквозь шипы и ветви, раздиравшие его одежду. Едва не упав, незнакомец вырвался из цепкого кустарника и заметил меня. Мы стояли в ступоре секунд пять, не зная что делать дальше. Парень был явно безумен. Надо показать что я ему не соперник… Я спрятал свой ржавый талисман за спину. Сделал успокаивающий жест ладонью, мол "тише". Незнакомец словно очнулся на пару секунд. Но вдруг что-то вспомнил, обернулся, по-животному взвыл и бросился на меня, сбив с ног. Я больно ударился головой и не успел опомниться, как безумец прижал меня к земле. Его пальцы сомкнулись на моем горле железным хватом. Я попытался высвободить руку, которая сжимала спасительный гвоздь, но она была придавлена моим же телом. Он неприятно уирался в спину, но я не чувствовал боли. Свободной рукой я ударил парня в челюсть и попытался освободиться, но тот и не думал разжимать хват. Лишь приподнялся так, что я не мог достать до его лица. Счет шел на секунды. Я еле сумел вытащить из-за пояса пистолет и орудуя им как молотком нанес противнику пару сильных ударов, дотянувшись до плеча. Это эффекта не возымело. Боль лишь взбодрила безумца и он сжимал горло ещё усерднее. В последней отчаянной попытке я преодолел инстинкты и изо всех сил ударил себя по шее. Точнее, по пальцам моего врага. Я тактильно ощутил, как хрустнули фаланги, словно сухие ветки. Хват разжался, и я ловил ртом воздух. Моей мимолетной одышкой воспользовались. Парень попытался придушить меня снова, но боль в сломанных пальцах не дала ему вцепиться с той же силой. Я наконец смог приподняться и освободил вторую руку. Последовал неожиданный удар в нос. Лишившись пальцев, мой противник работал локтями. Он безусловно был тяжелее меня. Я пырнул гвоздем в открытую подмышку, и вот, потекла первая кровь. Парень не издав ни звука боли навалился всем телом, прижав шею локтем. Ошибка! До этого момента, он сидел у меня на ногах и я не мог ими воспользоваться. Теперь же, когда центр тяжести сместился на шею, я сложился книжкой и носками оттянул парня от себя. Сдаваться тот не собирался. Он навалился на мои вытянутые ноги, стараясь подобраться ко мне вплотную. Я ему позволил это сделать. — Как хочешь. Я раздвинул свои ноги и выставил вперед гвоздь. Парень рухнул на меня — на мою руку, сжимающую ржавое острие. Удар оказался что надо. Я даже засомневался, в порядке ли моя грудь, в которую уперлась шляпка гвоздя. Последние усилия я потратил чтобы скинуть с себя мертвое тело. Я даже не пытался встать. "Я все ещё живой!" — звучало в моей голове. Невыносимо хотелось дышать. Воздух был слаще наркотиков. Адской болью отдавался каждый вдох. Легкие были измучены бегом и борьбой, ушибленная грудина словно переламывалась снова и снова при одышке. Мышцы отказывались слушаться. Их сводило от малейшего движения. Я увидел силуэт надо мной. — Гля, наш братец! — в ушах звучал голос Штопаного. — Ты как, парень? — Забираем его и едем на базу — говорит откуда-то Бухенвальд. — Погодь, я еще свою малышку не нашёл. — Где потерял? — Вот здесь где-то и потерял. Надо же было кому-то отступавших почикать. — Вот, вижу, один из них — Бухенвальд пнул ногой труп напавшего на меня парня. В моей голове постепенно прояснялось. — Ну нихера! Гвоздём убил. — Штопаный нахмурился и повернулся ко мне, безразлично лежащему на земле — Мы ж тебе ствол давали для таких случаев. Где проебал? — Нет, ствол тут, на земле — спокойно констатировал Бухенвальд. — Правда, без патронов. За спинами парней я заметил движение. Галлюцинация это, или реальная угроза? Разгребая гнилые листья… Чёрт! Это не могло быть галлюцинацией. — Эй, сзади… — выдавил я из груди немного воздуха. Бухенвальд и Штопаный повернулись кругом. Бухенвальд выхватил из-за спины обрез двустволки. Секунду ничего не происходит. Ничего не видно, с земли не встать. — Напугал — слышу ворчание Штопаного — Где второй? Тут я смог приподняться, прислонившись к сосне. Слизень полз как ни в чем не бывало, а Штопаный безразлично смотрел на него в упор. Неспеша перетягивая свои кольцеобразные сегменты вперед, склизкая тварь издавала шипение, которого я почти не слышал из-за звона в ушах. Нет, он смотрел не безразлично! В глазах Штопаного читалась любовь и забота. — Будь добр, распусти шов — он повернулся спиной к тощему товарищу. Бухенвальд достал из кармана скальпель и аккуратно надрезал под лопаткой. Проливая из раны гной и сукровицу, Штопаный опустился на одно колено и голыми руками аккуратно взял слизня. Его шрамы расползлись в улыбке. Монстр не нападал и не сопротивлялся. Штопаный положил его себе на плечо, и мерзкое существо присосалось к ране, всасывая органические выделения. — Нагулялась, домой хочет. Бухенвальд, будешь играть со жмуриком? — Штопаный глянул на парня, которого я убил — Моим девчатам мертвечина уже поднадоела. — Нет, я уже препарировал тех в лесу. Нет желания ещё возиться. — Чуть не забыл, — обращается ко мне Штопаный — ты не ранен? Девчонки могут вылечить что угодно, ты только дай знать. Правда, в большинстве случаев я пользуюсь малютками, — он показал исполосованные швами ладони. — Они более аккуратны, нежели Гера. — Гера тем временем с хлюпаньем втянулась под кожу Штопаного и устроилась в его теле словно в норе. — Нет, я здоров — скрипнул я фальцетом. Получилось фальшиво, но Штопаный второй раз предлагать не собирался. Мол не маленький, сам решишь. — Куда ж ты все патроны потратил — как бы между делом спросил Бухенвальд. — Да так, паника накатила. — Плохо. Таблетку могу предложить. Снимает волнение и придает силы. Бухенвальд участливо улыбнулся. Я вгляделся в его страшные безжизненные синяки под веками. Они выразительно подчеркивали тощие скулы. — Мне не пойдут впалые глаза — отшутился я. Впервые за этот безумный день я улыбнулся. Бухенвальд оценил юмор — оскалился. Было не совсем похоже на здоровый человеческий позитив, но большего я от него не желал. — Дай-ка руку. Он помог мне встать. — Эти слизни дороги тебе — полувопрошая обратился я к Штопанному. —Я не хочу играть в детектива, поэтому скажу прямо: ты убил мою детку и должен заплатить. Убивать мы тебя не станем, ты ведь не нарочно. Надо было предупредить тебя о наших козырях вначале. — Спасибо что ты не в обиде… — Я не закончил. — Штопаный что-то прикинул и продолжил — привозишь мне пять трупов и мы в рассчете — Я недоверчиво посмотрел на Бухенвальда, но его вид не выдал намерений товарища. — Не веришь мне? Ну помоги тогда заштопать спину что-ли. — Штопаный обращается ко мне? Я обошел его и перед моими глазами предстали два отверстия под лопатками. В одном, свернувшись калачиком, гнездилась Гера. "Хлюп" — она повернула слепую морду ко мне. Второе отверстие, пустое, зияло черной дырой, источая кровичку и гнойные выделения. — Ну! Чего медлишь? Штопаный передернул плечами и словно из пустого тюбика, из раскрытых ран выдавилось немного отвратительного соуса. Дрожащими пальцами я подцепил швы пустующей раны и аккуратно затянул их. — Я почти не почувствовал, тяни сильнее — приказал Штопаный. — Завяжи покрепче, иначе могут пролиться питательные выделения. Кормить то этих прохвостов чем-то надо. Меня передернуло, но я продолжил кропотливо стягивать нити. Бухенвальда похоже забавляла эта сцена. Он чистил обрез и поглядывал на меня с видимым любопытством. Я же, стараясь не подавать признаков слабости, перешел ко второму шву. Тварь, обитающая под лопаткой шевельнулась: "Тише Гер" — успокоил ее Штопаный. Мой ноготь случайно скользнул внутрь, но я тут же взял себя в руки. Ничего, это всего лишь животные соки. Я завязал рану на три узла и отступил, глядя проделанную работу. Сквозь швы предательски проступал гной. Я молился, чтобы мне не пришлось переделывать это. — Дружище, он нормально завязал? Бухенвальд подошел и поскреб по шву. — Херня, он не справился! — дистрофик поднял на меня ствол с полуразворота и выстрелил. Я чуть не сдох от страха, но все же не умер. Бухенвальд пальнул чуть правее моей головы и издевательски произнёс: — Тебе не пойдёт простреленная переносица. — Не теряя времени, он прислонил дымящее дуло к спине товарища. Раздался водянистый треск, как на сковородке, и запахло жареным. Штопаный даже не пошевелился. — Так то лучше — он ещё пару раз провел обрезом, раскаленным от выстрела, под лопатками. — Готово, все склеилось. Пошли. — Бухенвальд хотел развернуться, но Штопаный упредил его. — Стоять. Эй, зелёный… То бишь как тебя шеф кличет, Гвоздь? Где ты уложил мою змеюку — он подавил ком в горле и опустил глаза — Я хочу ее похоронить. Штопаный второй час не возвращался из леса. Мы с Бухенвальдом ждали в машине. Тот возился с радио, но похоже что ни одна станция тут не работала. Вдали, за чёрным дымом, опускался закат. Китаец вонял в багажнике — Бухенвальд со Штопаным решили отвезти его в свой заброшенный морг. На кой ляд этим двоим в хате труп Китайца я не хотел даже думать. В бардачке, кроме пилюлей Бухенвальда, нашлись и пластыри. Ему они были ни к чему, а вот мне пригодились. Я растянулся на заднем сидении и считал ссадины. Бухенвальд бросил возиться с акустикой. Оставил девяносто пятую волну и повозился с зажиганием, завёл двигатель. — Бензин тратишь. — Разогреем к приходу… — Штопаный может там ещё час будет. Пока похоронит, пока остальные его питомцы нажрутся. Сколько людей в джипах было? — Не так много. А Штопаный, вон, выходит из леса — Я удивлённо приподнялся и вгляделся в темноту. Ни зги не увидел, зато глаза были у Бухенвальда кошачьи. Внезапно зазвучал телефон. Звонил одноимённый "Шахтёр". Бухенвальд раздраженно ударил по рулю: — Выйди, не слышно музыки. — Там и так одно шипение. — Ты не обладаешь я слышу раз в десять лучше тебя — Это был аргумент. Кроме кошачьего зрения, у него небось и слух — тоже кошачий. Может и правда что-то слышит. Я не стал пререкаться и хлопнул дверью авто. Нажал на зеленую кнопку. — Мы их сделали, шеф. Движок я подлатал, — гордо приврал я — завели мы с горем пополам вашу машинку. Вражеский транспорт мы на месте оставляем. Парни сказали, что нужные люди заберут его. Мне ответила приятная тишина. Шеф молчал, но я представил его довольное выражение лица. Потом надо побольше расспросить у него об этих ребятах. Да и вообще, у меня много вопросов накопилось за этот день. Нужны в конце концов люди, которых я должен Штопаному... — Возвращайтесь ко мне. — Последовал лаконичный ответ. Шеф бросил трубку.