Синдром Адели

Он любил его. Любил настолько, что утопал, буквально тонул в его вечно формальном монотонном слишком сухом тоне. Он влюблял в себя каждым мгновением своего существования. А ещё больше очаровывал, когда улыбался ехидно, по-змеиному и, приподнимая верхнюю губу, демонстрировал острые зубки, через которые прорывалось что-то смешливое, надменное, всегда дерзкое и слегка похабное в той мере и настолько, сколько могла бы ему позволить корона, сжимающая его вески. А когда её не было, он был ещё лучше. Он снимал её редко - только перед сном, в ванной и в моменты, когда, уйдя от посторонних глаз, вечно преследующих его служанок, надоевшей ему свиты, сбегал в сад, на балкон или просто прятался под толстым, тяжелым одеялом, что всегда сдавливало его и душило. Кое-что в этом всём поражало. Сбегая ото всех, он никогда не прогонял своего шута. Он скрывался за толстым стеклом очков, в пуху воротника своей мантии, но, когда они были одни, то сбрасывал все, что мешало разглядеть его милое личико и идеальное тело. Оно было великолепно, это почти доводило до безумия. Темные, глубокие, как самая ночь, карие глаза, густые и черные,как смоль, волосы, нос с горбинкой, тонкая шея, острые локти, длинные тонкие ноги. Ничего особенного, самый обычный мальчишка, будь он посторонним иль чужим, наш герой бы не посчитал его привлекательным, более того, нашёл бы его мерзким. Но в этих чертах он не находил отвращения, а пытал к ним невероятную нежность и заботу, любуясь каждым изгибом чужого стана, каждой морщинкой и ямочкой, проступающей при улыбке, даже если та была ядовитой и горькой, как мышьяк, он лелеял каждую ресницу, упавшую с его щеки. Тот наверняка замечал такое чуткое поведение по отношению к себе, возможно, знал о чувствах своего слуги. Он знал о многом, но всегда молчал, никак не комментировал, не выступал инициатором в обсуждении каких-либо тем. Была ли это привычка его, как монарха, или действительно частью его самого - неясно до сих пор. Они же были близки, никто так не сможет с кем-то сблизиться, как получилось у них! Но,даже если расстояние между их телами было менее длины самого тонкого перста, соприкоснуться они никогда не могли. Рука проваливалась сквозь кровь и плоть, не ощущая их, пытаясь хоть раз коснуться струн чужой души. Она никогда их не находила. То есть, это ведь небольшая просьба, в этом нет и доли вульгарности,похоти. Не было предложения стать музыкантами друг друга и играть на эмоциях, чувствах, все тех же струнах, в порыве страсти разрывая их и ощущая,как те хлещут по рукам. Было лишь желание хоть краем глаза увидеть сам инструмент, понять, что он существует, что есть хоть доля искренности в этом море притворства и лживых лиц. - Я ведь хотел лишь знать, был ли игрушкой в твоих руках или действительно что-то значил - тихо прошептал бывший слуга покойного королевства, утыкаясь носом в чёрные, как смоль, волосы. Чужой голос срывался, захлебываясь в своих слезах, молил о пощаде, ногти расцарапывали запястья руки, что держала его тонкие пряди. Пришлось их отпустить. И взяться за чужие руки, запрокидывая их над головой и вжимая в толстый матрац. - Хватит извиваться, почему ты вечно всё усложняешь? - в ответ его в очередной раз полили грязью, называя и описывая всеми отвратительными словами, что могли только прийти в такую чудную голову - Не говори так, ты делаешь мне больно- разбито прошептал мужчина, стараясь заткнуть поток грубых замечаний поцелуями. Его укусили. За это возлюбленный маньяка поплатился пощёчиной - Почему с тобой так непросто?! Неужели я всегда обязан выполнять твои приказы?! Почему мы хоть раз не можем поступить так, как желаю того я?! - прекрасное личико ощутило на себе очередной удар - Это потому что ты всё ещё считаешь, что ты король? Так это не так, я отдал твою корону.- аккуратное тело было выброшено с постели, оно вскрикнуло и обо что-то ударилось, но тут же забыло об этом, подскочило и ринулось к выходу из комнаты- Ты помнишь? - побег был обречён, сильная ладонь вновь пропустила через свои пальцы темные пряди - У тебя нет власти ни над кем, даже надо мной. Выйдя в тот день за ворота дворца, ты раз и навсегда лишился всей роскоши, в которой тебя растили все эти годы. Ты покинул те стены и стал никем!- разница в комплекции была ощутима. Как бы не силилась жертва, у неё не получалось вырваться из хватки своего обожателя. С тем же потенциалом, с каким она хваталась за жизнь, она полетела в стену, столкнулась с чем-то затылком и как-то забилась в угол, обречённо спускаясь на холодный пол- Ты не король, ты никто, Джордж! - закричал он, начиная дрожать от собственной злобы и отчаяния, склоняясь над побеждённым и приседая, заглядывая в голубые глаза - Никто! - кричал он, прикладывая объект своего гнева о стену. Он повторял эти слова и фразы до тех пор, пока не ответивший на его чувства взаимностью не перестал извиваться в его руках, обмяк и затих. Даже после этого момента глухие удары и крики насильника продолжались ещё долго. До того момента, пока тело жертвы не было не было выброшено в каком-то овраге. Оно бесчувственно покатилось вниз и остановилось там, рядом с другими. Убийца даже не стал пытаться скрыть следы своего преступления, лишь безразлично окинул вглядом поле, изрытое пушечными выстрелами и обрамленное трупами, положившими свою голову в бою за революцию, за идею, благородно и честно идя на этот поступок, осознавая свою смертность и возможный будущий исход. Но всё равно шли, веря в себя, своих товарищей и светлое будущее для новой нации. Ещё утром они пели песни, смеялись и мечтали о том, какой у них будет большой дом, красивая жена и много смешных ребятишек, все в голос воспевающие Л'Манбург и их президента, который им подарил возможность прожить именно такую жизнь. А сейчас они все мертвы. Самое забавное, что с такими преданными, рьяными и гордыми идеалистами в братской могиле лежит простая безыдейная шлюха. Дрим хихикнул. Развернулся. И ушёл. Все равно это не был Джордж. Он выглядел, ощущался другим. Люди в его постели никогда не были похожи на тот самый, вечно ускользающий идеал, они были ничем иным,как жалкой пародией на неподражаемый оригинал. То, как они разрывали глотку собственными криками, сдирали ногти с пальцев попытками добраться до порога двери, роняли крупные слезы на собственное изувеченное тело, никак не совпадало с образом всегда спокойного, холодного и безразличного. Они пытались быть на него похожи, но были в этом ужасны, от их жалкого вида к горлу подступил мерзкий ком отвращения. Наверное,они не виноваты в том,что Дрим искал в них те черты,которые не принадлежат им и принадлежать не могут, они не были тем человеком, которого он мечтал видеть рядом с собой. Они не были Джорджем. Они были хорошей его кратковременной заменой. До тех пор,пока не начинали говорить,улыбаться, двигаться,дышать - они делали абсолютно все не так,как нужно было бы. Лишь, увидев их , особо не вглядываясь, можно было представить,что возлюбленный шута вернулся к нему. Обманывая самого себя,он начинал видеть в незнакомых лицах ту самую язвительную улыбку и ямочки, густые ресницы и такие же брови, острые локти и длинные ноги. В моменты близости он чувствовал себя счастливее, чем кто-либо когда-либо, представляя рядом с собой одного единственного. Но эти сладкие, чарующие, дурманящие дрёмы рушили те самые бездушные куклы, что посмели впитать в себя каплю того великолепного образа, приходящего теперь только во снах. Их крики были невыносимы, выражение лица отвратительно, каждое движение и жест были призывом для рвоты, что прямо сейчас вырывалась из горла на сырую землю. Джордж бы никогда не позволил себе так себя вести. Порой возникали мысли - а как бы он себя повёл, оказавшись на месте одной из таких бездушных марионеток? Все становится очевидно - он не оказался бы. Дрим бы не простил себе,если бы причинил вред своему идолу, своему сокровищу, своей любви и источнику бесконечного счастья. Он бы был готов убить себя, если бы тому пришлось из-за него ронять те крупные слезы,которые лились ручьями из глаз жертв. Ощущая к нему глубокую обиду, каждое мгновение причиняя себе боль осознанием невзаимности своих чувств, он бы ни за что не позволил бы себе даже повысить голос на Джорджа. Шут был готов прожить всю жизнь,нося в себе эти убивающие его, пожирающие изнутри, чувства, если за это ему бы было позволено хотя бы иногда лицезреть своего короля. Вытерев горьковатую кашицу из недопереваренной пищи и желудочного сока со своего подбородка, мужчина поднял взгляд на вершину склона и увидел фигуру, которую легко узнал по статной фигуре и развевающемся на ветру плащу. Было очевидно - предстоял неприятный разговор. Натренированное своим учителем, временем и войной тело легко преодолело расстояние,что разделяло его с будущим собеседником, и сравнялось. Смотря друг на друга, они молчали. Тишина,что воцарилась между ними, была лишена всякого комфорта,она беззвучно требовала,чтобы её прервали. Один из мужчин последовал этому веянию и заговорил: - Не хочешь закурить?- ответа на вопрос не последовало,но и его то чтобы ждали. Вот уже в аристократичные руках с длинными аккуратными пальцами появился табак, был быстро завернут в бумажный свёрток от пороха и вручён человеку напротив. Но тот не стал её брать, а потянулся к той, что была уже зажжена и красовалась в чужом рту. Её обладатель был удивлен,но подобному жесту препятствовать не стал. - что, думаешь, я отравить тебя хочу? - лёгкий смешок скрасил лицо президента Л'манбурга и вернул ему лёгкую ухмылку, что была ему более привычна,чем то безразличное выражение лица,каким он встретил нарушителя его покоя в самом начале. - Перестань, мы через столько прошли, что отравить тебя было бы низким поступком. - они вместе закурили и вновь замолчали. Взгляд брюнета с пышной прической во время всего этого процесса был прикован к той самой яме,в которой исчез труп недавно убитой жертвы. Он точно все видел,в все знал и не говорил об этом. В этом он был схож в поведении с Джорджем, но в Уилбуре эта черта превращалась в ещё одну причину, почему тот его раздражал. - И как ты намереваешься использовать эту информацию?- наконец подал голос Дрим, не в силах больше терпеть этого невыносимого ожидания неизвестной реакции. Он чувствовал, что если из этого прокуренного рта выйдет ещё хоть одна лишняя,не относящаяся к сути произошедшего, фраза, то не выдержит и разобьёт это черезчур уверенное в себе личико. - Как я смогу использовать в своих целях информацию о том,что ты куришь? Скажу,что лет через 40 тебя это убьет? - он тут же рассмеялся собственной шутке, вовремя успокаиваясь,вдруг ощутив напряжение собеседника - Мне плевать. Шлюхой больше, шлюхой меньше. Ты ебёшь и бросаешь в овраги не моих бойцов,а,значит, я не имею к этому процессу абсолютно никакого отношения. - Тогда что ты тут делаешь? - Наслаждаюсь видом. - легко бросил парень и устремил свой взгляд на поле, укрытое густым туманом и освященном парой робких лучей рассветающего солнца. Вид действительно был стоящим, но только для ценителя подобной сырой и враждебной погоды, пробирающей до костей редким дождичком и ветром, который был достаточно силен, чтобы ощутить на себе его мощь, при этом слишком слаб, чтобы затушить сигарету. Не ободряли пейзаж и человеческие тела, разбросанные по всей территории, которые по мере того,как поднималось светило, становились все более и более заметными. Но если смотреть лишь на кромку горизонта, скрывающуюся в тумане, то можно было найти в этом утре, которое было проведено рядом со зрейшим врагом особую прелесть и свою эстетику. - Куда ты пойдешь после того,как все закончится? - спросил Уилбур,но,ничего не услышав,решил ответить на свой вопрос сам- я вот отправлюсь домой. - Ты бы не сказал этого, если бы он у тебя был. - Хах, ты чертовски прав - как-то опечалено мужчина вновь припал губами к предмету,в дыму которого он душил своё горе. Он ещё пару раз хмыкнул,а потом добавил - я просто хочу встретиться с отцом, не более. Не думаю, что он будет рад меня видеть, но мне хотелось бы ему показать, что я смог сделать хоть что-то, чтобы он увидел,что хоть чего-то его пиздюк да добился. - после этих слов он выбросил окурок в рыхлую почву и придавил его подошвой от сапог. Не видя смысла более оставаться на этом месте с этим человеком,с которым находился уже около часа, Уилбур развернулся и направился в сторону собственного лагеря . Но в какой-то момент он остановился,развернулся и спокойно, с привычной улыбкой на лице, проговорил - а ты потом передай Джорджу привет от меня. Не зря же были все эти репетиции- кивнул он в сторону многочисленных ям, имея ввиду только одну из них, и ушёл. Дрим не раз благодарил бога за то,что тот подарил ему ту самую маску, которую он не снимал с момента вручения подарка и по сей день. Потому что,не будь её, его злейший враг мог бы увидеть тот звериный гнев,что украсил его лицо.