Особенности воспитания лунных тигров

С тех пор, как Портовая мафия и Вооруженное детективное агентство объединились в единую организацию с пафосным названием "СССР", Алеша стал частым гостем у криминальной группировки. Не то, чтобы его приглашали. Он сам приходил. Внезапно, будто ревизор. Чаще всего он лез под руку Акутагаве, особенно когда тот закладывал бомбы или заполнял отчеты, но порой удостаивал вниманием Мори и Кёку. В тот злополучный день не повезло именно малолетней убийце. Рюноске работал под прикрытием, и Алеше совсем-совсем не разрешили его отвлекать, а босс отправился на шопинг с Элис, и детектив не горел желание тратить время на выбор платьев для маленькой манипуляторши. Потому отдуваться пришлось бедной Кёке. Хотя бедной назвать ее можно было с натяжкой. Кёка любила общаться с Алешей. Хоть его истории заставляли кровь стынуть в жилах даже у матерых преступников, девочку подкупали его оптимизм, харизма и открытая душа. Вот и в тот день она с радостью заслушивалась интересными рассказами, пока выслеживала очередного должника мафии. — А я ему говорю: "Ну, дядечка-полицейский, но ведь машин не было". А он мне: "Ну и что? Переходить дорогу можно, только когда видишь зеленого человечка". А я в ответ: "Если видишь зеленого человечка, пить меньше надо". Вот так я в двенадцать лет и попал за решетку. Папа тогда половину полицейского участка взорвал. Мог, конечно, тихо и незаметно меня оттуда вытащить, но это же не пафосно и не эпатажно! — Забавные у тебя родственники, - улыбнулась Изуми и обнажила клинок. Должник появился на горизонте. — Ой, это еще что! – беззаботно отмахнулся Алеша и даже бровью не повел, когда его собеседница быстро и бесшумно затащила незнакомого мужчину в подворотню, где они и общались, и вспорола ему шею. – А что было, когда мы с семьей поехали на отдых в Крым! — Куда? – удивилась девочка, оттирая от крови клинок. — В Крым, – закатил глаза парень. – Полуостров на юге России. Ты что, никогда о нем не слышала? И чему вас в школе учат! — Я не учусь в школе, - пожала плечами девочка. Алеша оторопело уставился на нее, не способный поверить услышанному. Как это, ребенок в четырнадцать лет и не учится в школе? А как же социализация? Как же счастливые годы издевательств и зазубривания бесполезной информации? Как же слезы над домашним заданием и подъем в пять утра, чтобы нашлось время на «еще пять минуточек»? Нет, без такого детство просто невозможно! — Босс говорит, нам это ни к чему, - ответила Кёка на "почему" Алеши. – Все самое нужное мы узнаем на практике. — Нет, так дела не делаются, - покачал головой оборотень. – Я прошел через этот ад, значит, все должны. И много вас таких в мафии, необразованных? Девочка развела руками, мол, "понятия не имею". Алеша устало вздохнул: — Ладно, пошли на базу. Как раз и узнаем. *** Школьники двенадцати лет сидели за партами и с интересом разглядывали стоящего у доски сверстника. Он привлекал особое внимание не только тем, что был новеньким, но и своей необычной внешностью: абсолютно белыми волосами с единственным черным локоном в обрамлении неординарной прически, необычного цвета глазами и совершенно не соответствующей школьному дресс-коду одежде. Серьезно, как его в цветастом свитере и шлепках на занятия пустили? А ко всему прочему новенького воспитывали иностранцы! Нетерпеливо ерзали на своих местах ученики класса А-1, ожидая представления необычного одноклассника. И учитель не заставил их долго ждать. — Знакомьтесь, дети, - указал он рукой на лениво покачивающегося на носках мальчика. – Это – Арексеи Гогори, с этого дня он учится с нами в классе. — Алексей Гоголь, - недовольно поправил классного руководителя Алеша, разве что глаза не закатил. Учитель кисло поджал губы, уязвленный замечанием, но ничего не сказал по этому поводу. Он попросил Алешу написать на доске свое имя, и вот тогда-то подросток и закатил глаза. Он честно не понимал, что такого сложного в его имени, что его отдельно выписывать нужно. Демонстративно-пренебрежительно мальчик оставил на доске надпись, содержание которой заставило школьников удивленно переглянуться и зашептаться. — Он что, не знает иероглифы? — Какой это вообще язык? — Из какой он страны? — Он хоть понимает по-японски? — Арексеи-кун, - покачал головой учитель, и от такого обращения Алеша невольно поморщился. Он привык к ласковому русскому «Алешенька», а не к каким-то там «кунам». Он что, кот? А, стоп…. — Будь добр, используй иероглифы, - продолжил учитель, но мальчик несогласно замотал головой. — Мое имя пишется только так, не иначе, - сказал он, скрестив руки на груди. – Или пишите его на кириллице, или не пишите вообще. Учитель недовольно скривился, но во второй раз исправления надписи не потребовал. Он усадил мальчику за его парту и приступил к проведению урока. Алеша лениво раскинулся за столом, даже тетрадки из рюкзака не достал. Он был уверен, что его обучение в школе продлится недолго, и отец запихнул его сюда только в наказание за разбитую вазу династии Мин, которую недавно вынес из музея. А раз что-то временно, зачем ради этого стараться? Потому Алеша не слушал лекцию учителя о периоде Мэйдзи, ковырялся в носу и наблюдал за птичками, что не могло не остаться без внимания. Учителю и так с первого взгляда не понравился этот иностранец (и плевать, что черты лица Алеши буквально вопили, что тот – чистокровный японец), а уж его поведение на уроке – непозволительная наглость! Подобное не сойдет ему с рук. Не прекращая лекции, учитель взял в руки мел и точным движением запустил его в голову Алеши. Мел летел, как стрела. Секунда! – и он отпечатался бы у мальчишки на лбу. Да только Алеша, не прекращая созерцать умывающихся голубей, вскинул руку и перехватил мел раньше, чем тот достиг своей цели. В классе повисла звенящая тишина. Никто не ожидал вживую узреть столь поразительные реакцию и ловкость. Все неожиданно почувствовали себя массовкой в аниме про нереально крутого главного героя, который притворяется обычным школьником. А вдруг новенький – мафиози? Все уже поняли, что имя его – русское, а раз русский, точно мафия! Фильмы врать не будут! На всякий случай соседи по парте отодвинулись от Алеши, чему тот был несказанно рад: от некоторых неприятно несло потом и дешевой лапшой. На следующей же перемене имя Алексея Гоголя разнеслось по всей школе. Кто-то произносил его с благоговением, кто-то с опаской. И лишь одна банда решила, что отличная идея назвать его с презрением, и лучше всего – прямо в лицо. Красиво полетели главные хулиганы школы из окна третьего этажа. Уроки были сорваны появлением скорой помощи и полиции. Последних Алеша совсем не испугался, хоть и пришли они по его душу, а вот кое-что из уст директора для него прозвучало как смертный приговор: — Родителей в школу! Живо! *** Рюноске Акутагава вернулся с миссии голодным и усталым. Ему хотелось просто выпить кофе, раскинуться на диване и тихонько поспать. Никаких повергающих в шок новостей и событий он ни знать, не видеть не желал. Как назло, именно с этим он и столкнулся в комнате отдыха. Правда, теперь это был скорее ученический класс. За расставленными друг за другом столами сидела едва ли не вся преступная группировка, начиная с малыша Кюсаку и заканчивая Накахара Чуей. Стоящая у невесть откуда добытой доски Кёка что-то смущенно пересказывала, а Гин тянула руку, будто хотела что-то добавить. Неожиданно в застывшего в дверях Рюноске полетел мел, и тот остался цел лишь благодаря нечеловеческой реакции и Расемону. Однако от последовавшего за мелом крика Акутагаву ничто не могло спасти: — Если входишь в класс – стучи! Что за непозволительное поведение? Где уважение к учителю? Почему опаздываешь? Так, Кёка, садись на место, а ты, Акутагава, иди к доске и рассказывай процесс распада урана. Что значит, не знаю? Мало того, что опоздал, так еще и к уроку не готов?! Марш в угол! В тот день Портовая мафия больше походила на детский сад, чем на преступную организацию. Алеша старательно восполнял пробелы в знаниях криминальных авторитетов. Те, кому посчастливилось закончить хотя бы средние классы, учиться не пришлось, и они с радостью помогали тигру. Так на один день Хироцу стал учителем истории, Тачихара – физики, а Каджи – химии. К сожалению, вернувшийся с шопинга Мори быстро разогнал весь этот балаган, но Алеша все равно остался доволен и счел миссию по повышению уровня образованности и количества психологических травм в мафии выполненной. *** Директор средней школы Ичихара Хакуно занимал свой пост уже больше пятнадцати лет и с гордостью мог заявлять, что повидал все на своем веку. Через него прошли поколения хулиганов разной степени хулиганистости. Кто-то вредил в одиночку, кто-то – компанией, кому-то достаточно было порчи имущества, кто-то опускался до жесткого буллинга. И все же такого отбитого парня он не встречал ни разу! Все школьные хулиганы за пятнадцать лет не принесли столько вреда, сколько один ученик за неделю. В первый же день он умудрился избить до потери сознания главных задир, на следующий – сжечь дотла кабинет химии. На третий день он заперся на складе и съел все припасы, а на четвертый пробрался в учительскую, украл все ответы на тесты и на перемене продавал их. Про пятый день директор старался не вспоминать. Служба по отлову животных до сих пор пытается найти третью свинью, которую притащил мальчик в школу. Хотя Ичихара подозревал, что свиньи под номером «три» и вовсе не существует, а этот негодник специально привел животных с номерами «один», «два» и «четыре». Каждый день родителей мальчика приглашали в школу. Каждый день от приглашения вежливо отказывались. И все же преподавательский состав добился своего. Видимо, отцам совсем уж надоели постоянные звонки, раз в начале недели они все же объявились. Это было поистине историческое событие! В тот день в школе задержались все: и ученики, и полный состав преподавателей. Они окружили кабинет директора и с таким усердием подслушивали, будто по ту сторону не руководитель с родителями общался, а, по меньшей мере, лига масонов. Николай Гоголь, отец Алексея, вальяжно раскинулся на стуле и больше любовался своей отросшей по пояс косой, чем слушал директора. Федор Достоевский, мать мальчика, сидел на самом краешке стула, скрестив ноги и положив на колени руки, и по его напряженной позе создавалось впечатление, будто он готов в любой момент броситься прочь. Сам же виновник собрания сидел между ними и лениво ковырялся в ногтях, будто не имел к происходящему никакого отношения. — Это непозволительное поведение не только для ученика моей школы, но и для японца в целом! – распинался директор, брызжа слюной. Полное равнодушие слушателей лишь сильнее распаляло его праведный гнев. – Как он будет дальше жить, вы подумали? Он неусидчивый, невнимательный, совершенно невоспитанный и ни к кому не относится с уважением. Он из стен школы выйдет прямо в тюрьму, вы этого хотите? Да скажите уже что-нибудь! — Ну а что говорить? – усмехнулся Гоголь. – Ху… — Хорошо, мы поговорим с ребенком! – раздраженно перебил его Достоевский. – Вы все сказали? Мы можем идти? — Неужели вам наплевать на его будущее? – стукнул кулаком по столу директор, да так сильно, что отец Алеши, будто специально, подпрыгнул. – Вы хоть представляете, каким криминальным элементом он может вырасти? — Надеюсь, авторитетным и харизматичным, - пробормотал на родном языке Гоголь, чем вызвал у сына и лучшего друга невольную улыбку, и уже громче продолжил: — Директор, я понимаю, наш мальчик сложный. Мы сами порой совладать с ним не можем. Особенно когда он в облике тигра собак по улице гоняет. Правда, Алеша, сколько можно? Что я хочу сказать: науку воспитания детей на университетском уровне осваивали вы, а не я. Вам и доносить до ребенка, что такое хорошо, а что такое – плохо. Кто из нас двоих учитель? За что я вообще вам деньги плачу?! — Коля, это государственная школа, мы за нее не платим, - поправил друга Федор. — А могли бы! — Гогори-сан, - директор сцепил в замок пальцы, которые уже немного потряхивало от гнева и бессилия. – Не знаю, откуда у вас заблуждение, что школа должна еще и воспитывать ваших детей, но… — Как – откуда?! – пораженно воскликнул Николай, и у мужчины невольно задергался глаз. – Вы что, никогда не слышали, чему учат в школе? Помимо вычитать и умножать, малышей не обижать, книжки добрые любить, воспитанными быть и… — Да откуда вы набрались этого бреда? — Бреда? – схватился за сердце Гоголь. – Федя, ты слышал? Он великую советскую мудрость бредом назвал! — Коля, Христом богом прошу, кончай уже этот спектакль и пошли домой! У меня там Пентагон невзломанный, Алексею еще уроки делать, - простонал Достоевский. В тот момент он ужасно походил на ребенка, мама которого случайно встретила на улице давнюю подругу, заговорилась с ней на три часа и не собиралась заканчивать. — Да-да-да, а еще Саша некормленный и Ванька за ухом нечуханный, - отмахнулся Николай, но просьбе друга все же внял. – Что мы хотим сказать, директор, - мужчина подался вперед, и в глазах его заблестели огоньки безумия. – Если уж и заниматься воспитанием Алеши, то лучше бы вам. Ведь если это дело возьмем в руки мы, - он плотоядно облизнулся, – в вашей школе определенно случится что-то ужасное. Ичихара Хакуно шумно сглотнул. Ему вдруг стало совершенно очевидно, что мальчик так отвратительно ведет себя на уроках и переменах не из-за отсутствия воспитания, а как раз наоборот. Ему вдруг стало совершенно плевать на сохранность школы, жизни и здоровье подчиненных и учеников. Его руки уже потянулись писать заявление об увольнении, а в мыслях нарисовался собственный домик где-то в другой части страны. — П-понимаю, - проблеял он, желая лишь одного: как можно скорее выпроводить этих страшных людей за дверь. – Мы обязательно займемся этим вопросом. С-спасибо, что пришли. До свидания! Уже на улице Достоевский, что держал на лице маску равнодушия, показал, как сильно недоволен сложившейся ситуацией и особенно – приемным сыном. — Почему мы должны решать твои школьные проблемы? – прошипел он и дал Алексею легкий, нравоучительный подзатыльник. – Ты уже взрослый. Можешь и сам справиться, а у нас разве что совета спросить. — Да я не виноват, что они слушать не умеют! - в сердцах воскликнул мальчик. На его глазах заблестели слезы. Ему было ужасно стыдно, что родителей все-таки заставили прийти в школу и выслушать уйму претензий. – Я честно пытался сам разобраться, но они считают всех детей тупыми и неспособными к конструктивному диалогу. — Леш, сказать: "Вы дебилы, а я – Д’Артаньян" — это не конструктивный диалог, - устало вздохнул Достоевский. — Ой, да хватит ругать ребенка, - шутливо ударил друга по плечу Гоголь. – Он уже все понял и больше так не будет. Правильно, Леша? — Правильно! – кивнул Алексей. – Теперь буду шкодить аккуратнее, а если кто-то из учителей снова захочет вас пригласить, запру его в подвале и серьезно с ним поговорю. — Кровь после этих разговоров сам отстирывать будешь, - фыркнул Федор. — Так я ж аккуратно, - смущенно улыбнулся подросток. – А вообще было бы меньше проблем, если бы вы не заставляли меня ходить в эту глупую школу. Я и сам могу учебники почитать. — И останешься без детской травмы? – всплеснул руками Гоголь. – Да как же я дитину свою обделю-то так? — Бать, у меня этих травм еще с детского дома как шпрот в банке. Может не надо? — Надо, Леша, надо. Юный эспер устало вздохнул. Его ждали целых шесть лет страданий… Только для него ли? *** Покачивалась на волнах огромная яхта. Потягивал столетнее вино мужчина в изысканном костюме и поглядывал на золотые часы. На его баснословно дорогой ноутбук поступил звонок, который он принял с расслабленным голосом: — Секунда в секунду. И как не восхищаться английской пунктуальностью? — И я рада вас слышать, мистер Фицджеральд, - ответил ему прелестный женский голосок. – А где же?... — Добрый день! – к переговорщикам подключилось третье лицо. Его голос звучал нежно и мягко, даже немного по-детски, а манера речи была обманчиво-ласковой, вот только все присутствующие прекрасно знали, насколько сильная и опасная личность им обладает. Поздоровавшись с собеседником, Фицджеральд продолжил: — Мафиозные деревенщины с острова разорвали контракт. Они, видите ли, объединились с детективным агентством, а принципы не позволяют им идти против своих. Какие наши дальнейшие действия? — Делай, что хочешь, - раздался из динамиков женский голос. – Нет нужды пачкать руки ради этих ничтожеств. — Неисповедимы пути господни, - вторил ей голос третьего участника переговоров. – Наша цель священна, достигнуть ее нужно любыми путями. — В таком случае "Гильдия" сделает свой шаг, - ухмыльнулся Фицджеральд и прервал звонок. Отключилась и представительница Британии. И лишь третий человек пугающе-тихо прошептал в микрофон, прекрасно зная, что его никто не услышит: — И да храни вас Бог. Ибо выступаете вы против моего сына.