Зеркала-озера

В квартире не просто стоит стойкий запах ладана, в квартире висит самый настоящий туман, когда Алёна открывает дверь и кладет ключи на комод в прихожей. Откашливается и ладонью перед лицом машет. — Марта! — зовет, голос повышает и еще громче: — Марта! И пока она скидывает школьные ботинки, из соседней комнаты выходит тетя в длинной юбке, подолом подметающей пол, и с цветастым платком на плечах. — Чего, золотце? Алёна снова ладонью перед лицом машет. — Вот это, — говорит. — У тебя ничего там не взорвалось? — А, это… — задумчиво отзывается женщина. — Это я квартиру чистила после своих клиентов. Ужинать будешь? Алёна улыбается устало, кивает. — Да, буду. — Ну и хорошо, — мелодично отзывается тетя и направляется в сторону кухни. Алёна ногой двигает ботинки в сторону, взгляд скашивает в сторону кухни, чихает от густого тумана и идет в свою комнату. Рюкзак у самой двери оставляет и переодевается в домашнюю одежду. На самом деле тетя снова будет ворчать, если заметит, но она все равно открывает окно, чтобы проветрить хотя бы в своей комнате. Ладан, может, и очищает, но она от него начинает чихать каждый раз, а потом еще глаза слезятся. Черная кошка трется о дверной косяк, а Алёна, заметив ее, палец прикладывает к губам. — Только Марте не говори, — шепотом. И, проходя мимо, наклоняется на несколько секунд, чтобы почесать за ухом. Кошка урчит, а значит сегодня у них перемирие и дружба. К тому моменту, как Алёна выходит на кухню, туман в коридоре немного рассеивается. Тетя наливает из большого заварного чайника что-то в чашку сначала ей, а потом и себе. — Это успокоительный сбор, ты какая-то уставшая, — комментирует она, ставя чашку на стол. Алёна кивает. — Спасибо. Тетя еще некоторое время пляшет по кухне, пока Алёна пьет медленными глотками, а потом все же усаживается за стол напротив нее. То ли это домашняя атмосфера так влияет, то ли чай и правда успокаивает, а может, все вообще дело в ладане, но Алёна замечает, что чувствует себя уже совсем иначе. Не как в школе. Кошка запрыгивает на свободный стул и внимательно на нее смотрит. А она думает, что всегда в этой кошке было больше человеческого. — Как дела в школе? Вопрос вроде дежурный, поэтому Алёна сначала просто пожимает плечами, а потом поджимает губы, ставит чашку чуть в сторону от тарелки и переводит взгляд с кошки на тетю. — Нашу группу сегодня отправили писать тест на агрессию. — Странно, — отзывается меланхолично тетя, и Алёна понимает, что она рассматривает остатки трав и чаинок у себя в чашке. Не очень-то вежливо, но Марта всегда была из тех самых настоящих ведьм, витающих в своих мыслях и живущих больше в потустороннем, чем в настоящем. Глупости какие, не бывает никаких настоящих ведьм. Есть способности — вот и все. Алёна вилкой ковыряется в тарелке с макаронами, аппетит почему-то испаряется прямо на глазах. — А потом всех отправили к психологине… — Вы что-то натворили? — Нет, но… — В мое время мы часто выкидывали что-то эдакое. То путали парням травы, то заколдованных жаб преподавателям подкладывали. О, был еще случай с крысой!.. — Ничего такого! — она повышает голос от невыразимого чувства стыда, что тетя просто даже мысль такую о ней допускает, а потом вдруг тушуется. — Извини. Дело совсем не в этом. Между ними повисает пауза, Алёна запихивает в рот несколько макаронин, продолжает вилкой водить по тарелке, а внимание тети и кошки полностью обращено к ней. Марта не торопит, отставляет в сторону свою чашку — краем глаза Алёна замечает, что она пустая; надо же, она и не помнит, чтобы та пила — и улыбается. — А в чем, золотце? Алёна поднимает на нее взгляд, смотрит на улыбающееся лицо напротив, и ощущение стыда и дискомфорта проходит само собой. Все соседи и знакомые всегда говорили, что у тети особая, располагающая к себе аура. Знали бы они еще, что в опасных руках может сделать такая аура. Хорошо, что руки Марты не такие. Она выдыхает, кладет вилку и руки складывает перед собой на столе. — Кто-то подрался несколько дней назад. — Ну и что же тут такого! — Марта всплескивает руками, а потом треплет кошку по голове и по ушам. — Подрались и подрались, ничего страшного не случилось. Мальчишки всегда дерутся, особенно молодые. — Не совсем мальчишки… — А кто? — спрашивает Марта, будто бы больше внимания уделяя кошке, чем разговору. — Девочки не поделили симпатичного преподавателя? — Скорее одна девочка с последнего курса избила своего одногруппника. Тетя вдруг гладить кошку перестает, а улыбка и беззаботность с лица уходит. — Плохо, — отзывается она коротко. И добавляет: — Очень плохо. Алёна снова тяжело вздыхает и принимается за еду. Черная кошка перепрыгивает со стула тете на коленки, но та совершенно этого не замечает. Марта обеспокоенность на лице совершенно никак не скрывает, но так даже лучше. Они никогда друг другу не врали, сложившиеся доверительные отношения в семье важны, этому ее всегда учила мама, это же потом повторяла сама Марта. — Не нравится мне это, — наконец произносит тетя. — Не понимаю, почему все так переполошились, — честно признается Алёна. — Какая разница? Если бы подрались два парня или две девчонки, то никто бы даже не обратил внимания. Выговор бы сделали, но не отправляли всех тестироваться на агрессию. Мы же и так проходили эти тесты, когда поступали. Кошка топчется на коленях, мнет юбку, пытается привлечь к себе внимание, но все бесполезно. Тетя только смотрит на Алёну, полностью игнорируя животное. — В школе всегда очень остро стоял вопрос полов. Я просто прошу тебя держаться подальше от гущи событий, ладно? — Я даже не знаю этих ребят, Марта. При всем желании я никак не могу держаться рядом с ними. — И все же, — явно настаивает тетя. Алёна кивает. Говорит: — Хорошо. Добавляет: — Ладно. Но я все равно не понимаю, как обычная драка, причем не особо серьезная даже, может на что-то повлиять. А зачем идти к психологу всем, даже тем, кто не знаком с ними, я тем более не понимаю. Марта будто уходит в своим мысли, прикрывает глаза, и Алёне на мгновение кажется, что она сейчас уйдет в транс и будет общаться с духами, а не с ней. Признаться, иногда у тети и правда такое случается, но она всегда потом извиняется за это, потому что посоветоваться с ними можно и потом, не обязательно прямо в процессе разговора. Но потом Марта открывает глаза, снова мягко улыбается и больше не выглядит такой обеспокоенной. — Как все прошло у психолога? Алёна пожимает плечами, доедает остатки котлеты, жует как будто специально долго. Им обеим понятно, что она тянет время, но тетя никак не подгоняет и не упрекает ее в этом. Время для воспитания уже прошло. Тем более Марта просто уверена, что на девятнадцатилетнюю Алёну радикальные методы уже не подействуют, всем этим вообще стоило заниматься до восемнадцати, а лучше вообще до пятнадцати — еще до того, как она поступила на первый курс школы и начала разбираться в своих способностях. Просто у них обеих есть свои особенности характера. И эта привычка оттягивать время, когда некомфортно или не хочется что-то говорить, — это особенность ее племянницы. Что же тут теперь поделать? Только принять и дать ей возможность высказаться, когда она будет готова. Алёна жевать заканчивает, делает несколько глотков из своей чашки, жидкость в которой уже не горячая, а чуть теплая. — Могло быть и хуже. Ты знаешь, мне не нравятся в принципе походы к психологу. — Мне казалось, что Мария Андреевна неплохая. — Да, а еще она не ведьма, но почему-то все в школе об этом молчат. Звучит чуть резче, чем стоило бы. Тетя улыбается снисходительно, а в глазах что-то такое теплое-теплое, несмотря на их холодный цвет. — Дискриминация — это плохо. — Знаю, — бурчит себе под нос Алёна. — Но это факт, о нем нельзя забывать. — Мария Андреевна — хорошая специалистка. И я спрашивала, как прошла ваша встреча, а не про ее происхождение, — мягко поправляет тетя. В такие моменты становится стыдно. В такие моменты Алёну будто по носу щелкают за попытку перевести тему, хотя она это делает неосознанно. — Можно мне кошку? — спрашивает она и протягивает руки. Тетя поднимает кошку с колен и отдает ее без каких-либо заминок или вопросов. — Спасибо. Алёна кошку ставит на свои коленки, та жмурится, пытается улечься, а Алёне так по-детски наивно хочется прижать ее к себе, пойти вместе с ней в свою комнату, закрыться там и ни о чем не думать до следующего утра. Марта говорит: — Если ты не хочешь об этом, то я понимаю. — Нет, — обрывает ее Алёна, голову поднимает, продолжая все так же гладить кошку. — Просто я вечно нервничаю у психологов. Мне кажется, что… И замолкает, губы поджав. — Что они лезут к тебе в голову? — продолжает за нее тетя. Алёна кивает одобрительно. — Золотце, они же не могут подчинить тебе свою волю. Это даже не ведьминское вмешательство. Ситуация сложная, поэтому всех и опрашивают. Алёне так и хочется спросить, почему именно ситуация сложная, что в этом такого, но она почему-то молчит. А потом уже начинает уходить время. Потом тетя поднимается из-за стола, забирает грязную посуду, начинает ее мыть, и уже как-то просто не совсем в тему возвращаться к этому вопросу. Кошка сладко спит на коленках, Алёна взгляд на нее скашивает и думает лишь о том, что абсолютно ничего не понимает. Наверное, лучше и не понимать. В конце концов, пройдет несколько дней, всех окончательно опросят, протестируют, виновникам сделают выговоры (или их уже сделали?), а потом они все просто вернутся к своей обычной жизни, где самая большая проблема — продвинутое практическое травничество, которое совсем скоро придется сдавать сначала зачетами, а в конце года и экзаменом. Вечер проходит слишком быстро хотя бы потому, что, когда она все же перестает сидеть с кошкой и добирается до своих конспектов, на часах уже одиннадцатый час. Переключаться на учебу всегда удавалось достаточно легко, поэтому вместо того, чтобы и дальше прокручивать в голове вопрос, который она все равно не собирается задавать тете — по крайней мере сегодня, — Алёна просто укладывается поверх застеленной кровати с конспектами и погружается в учебу. Завтра точно будут проблемы с расписанием, как и сегодня. Какие-то занятия точно перенесут или отменят, но все эти мысли только нервируют, поэтому она просто повторяет материалы по списку. С первого занятия в расписании на завтра и до пятого. Так проще. Кто-то медитирует, кто-то играет в компьютерные игры, а кто-то просто читает конспекты, написанные своим кривым почерком в спешке. Судя по шагам за дверью, тетя пока не ложилась, но Алёна замечает это будто случайно, мимоходом и все же ловит себя на том, что они и без того достаточно обсудили все происходящее. Перерывы между одним предметом и другим только получаются почему-то длинные. И она закидывает ноги на стену и начинает зачем-то еще раз прогонять в голове встречу с психологиней. Волкодав, пожалуй, звучит как идеальный псевдоним, но фамилия, кажется, все же настоящая. И Алёна знает, что она мало чем вообще похожа на тех психологов, с которыми ей приходилось работать раньше, еще до школы, но одно это психологическое клеймо ставит ее в один ряд с теми — другими. Марте, может, и не нравится тот факт, что неведьминское происхождение вызывает хоть какую-то реакцию, но Алёна ничего поделать с собой не может. Это ведь просто бред — допускать работать в школу человека, не связанного с колдовством совершенно. Да и как она вообще добирается до работы? У преподавателей есть зарегистрированные средства передвижения вроде школьных ботинок, которые выдают студентам, но более сложные и навороченные. У студентов — ну тут все понятно. Ботинки сами отнесут на опушку леса рядом с ручьем, а там можно дойти пешком. Но чтобы кто-то обычный нашел школу! Нонсенс. Кошка скребет дверь, чтобы ее впустили. Алёна на этот звук отвлекается, потом на часы смотрит. Половина второго ночи. Ей точно стоит или взяться за другой учебник или уже лечь спать. Разобраться, каким именно способом Волкодав вообще попадает в школу, можно будет и завтра, и послезавтра. Это скорее простое любопытство, от которого ничего не зависит. Но как же ей это вообще удается? Школа-то стоит в глухом лесу, компасы там сбоят, точное местоположение вроде как знает только директриса, ну и Высший, разумеется. Как-никак это их обязанность заниматься обучением и присвоением квалификации. Вряд ли бы директриса сообщила о том, как найти школу, простой женщине, лишенной каких-либо способностей вообще. Это как минимум нерационально. Тогда стоит сразу рассказать всем, где именно обучают ведьм, чтобы все любопытные нагрянули. (Хотя здесь можно быть спокойной, в этом Алёна уверена. Никто просто не поверит, так уж устроен этот век. Можно даже выложить несколько видео на Ютьюб, как они оживляют мертвых птенцов или заговаривают камыши, все равно никто не поверит. Монтаж, обман, простые спецэффекты. Удобный век, чтобы прятать ведьм прямо под носом.) Она складывает рюкзак, открывает дверь, чтобы впустить кошку, но кошки там уже нет. Наверное, ушла спать к тете, решает Алёна, закрывает дверь и расстилает кровать, больше не смотря на часы. Лучше не знать, сколько часов она проспит. Может будет думать, что больше, чем на самом деле. Но, когда она выключает свет, укладывается в кровать и поворачивается лицом к стенке, мысли про психологиню никуда не исчезают, а только и дальше лезут в голову. Алёна пытается отвлечь себя расписанием на завтра, представлением в деталях, что именно она будет делать утром, как нальет кофе в чашку, как будет медленно жевать бутерброд с сыром, а потом шнуровать ботинки, только все эти попытки все равно возвращают обратно к мыслям о том, что у нее как раз вот есть эти самые ботинки — ее способ добраться до школы, местоположение которой она не знает, — а что же с Волкодав? Надо завтра спросить об этом у Димки. Может, она уже думала на эту тему. Или может, она просто знает. Вдруг ей родители рассказывали или кто-то из знакомых. Можно было бы, конечно, спросить у кого-то из преподавателей, но сейчас не самое лучшее время. Да и это обычное любопытство, не более того. Сон приходит совсем не сразу, и Алёне даже жаль, что они с тетей живут в обычной панельной многоэтажке, что нельзя открыть окно и услышать уханье совы, цокот кузнечиков или журчание воды. Только дорогу рядом, хлопанье дверцами машин и чей-то редкий смех. Совсем не те звуки, которые окружают школу. Кому-то из ее одногруппников точно повезло больше; они хотя бы не живут в городе.