Зеркала-озера

Сначала Алёне показалось, что это русалка. Но теперь, когда она присматривается, то отчетливо видит различия. Ни волос зеленых, ни мертвенно-бледной кожи. И спина вполне себе есть, даже закрытая теплой зимней курткой, а не какими-то призрачно-тонкими тканями. Девушка руки в воду опускает, а потом волосы на голове мочит. А Алёна оторвать взгляд от нее не может. — Ты тоже ее видишь? — Видимо, не одной мне нравятся эти озера, — отзывается Димка, пожимает плечами и пытается выкопать из земли небольшие камешки. Димку совсем не занимает эта девушка, Алёна наблюдает за ней и мысленно почему-то все равно зовет ее русалкой. Судя по плеску воды, подруге все же удается вытащить из холодной земли камешки. Она прицеливается и кидает их в воду, а незнакомка оборачивается на этот плеск, и Алёна взглядом с ней сталкивается. Не отвернуться и не спрятаться. Она улыбается, даже отсюда видно, и идет в их сторону. Алёна заставляет себя взгляд отвести, ладонями сама упирается в насыпь и пытается тоже разрыть камни, как будто они ей нужны. — Она идет сюда, — шепотом кидает Димке и жалеет, что волосы в хвост убраны, что не спрятаться за ними. — Ну и ладно, — говорит Димка и прицеливается очередным камешком. Тот прыгает по воде раз, два — и тонет. Алёне почему-то хочется провалиться сквозь землю. Особенно от того, что ее подруга даже не пытается говорить тише. А незнакомка с темными мокрыми волосами подходит все ближе. — Салют, — дружелюбно звучит, но не слишком. — А я-то думала, что я здесь одна. — Привет, — отзывается Димка и руку ей протягивает, даже не отряхивая ее от земли. Незнакомка словно не замечает этого, пожимает ее руку и косится на Алёну. — Меня Дима зовут, а это Алёна. Мы из школы. — Вот значит как, — усмехается та и взгляд с Алёны не сводит. — Я Лета, а у тебя взгляд тяжелый. Алёна тормозит. Смотрит на нее и тормозит. Потом выдавливает из себя улыбку. — Извини, — говорит. Лета протягивает ей руку; Алёна с опозданием в пару секунд понимает, что было бы вежливо пожать ее. — Приятно познакомиться. — И мне, — отзывается Лета. — Не помню, чтобы видела вас в школе. — Так ты ведьма выходит? А подкрадываешься как леший. — Дим! — Без обид, это даже комплимент. Лета улыбается, и есть в этой улыбке что-то притягательно-магнетическое. Или все дело в темных сатиновых тенях и подводке. (Или это просто такая притягательная аура, которая исходит от нее.) — Какие тут обиды. Мне это даже льстит. — С мокрой головой не замерзнешь? — вдруг неожиданно даже для самой себя спрашивает Алёна. Боковым зрением замечает, что подруга поворачивает голову в ее сторону. Будто она что-то не то сказала. Но Лета только улыбается и пожимает плечами. — Не думаю, — говорит. — Но, если захочешь меня согреть, я буду не против. — Я… — Шутка, — поясняет она. — Иногда просто не могу удержаться. Алёна улыбается несколько неловко и ловит себя на том, что лучше ей прямо сейчас взять и заткнуться. Ни к чему хорошему ее вопросы не приведут. Особенно такие неуместные. Пусть лучше все вопросы задает Димка, у нее всегда это получается непринужденно и легко. И та, будто читая ее мысли (хотя как знать, может, Алёна и правда не обо всех талантах подруги знает), спрашивает: — Ты с какого курса? — Выпускаюсь в этом году. А вы? — Нам еще год до выпуска, — отзывается Димка и волосы пытается с лица убрать. Порывы ветра становятся сильнее, а Алёна почему-то задумывается о том, что просто так ветер не мог подняться. Особенно у озер. Здесь всегда своя погода, свои ветра и своя температура воды. По крайней мере, ее не особо обширные познания об озерах-близнецах говорят именно об этом. Лета ветра как будто вообще не ощущает, хотя именно у нее мокрые волосы, именно ей должно быть сейчас холоднее всех. И это кажется любопытным, эта мысль захватывает, и Алёна упускает тот момент, когда снова начинает за ней следить. След золотых теней во внутренних уголках глаз приковывает к себе внимание не меньше. И как так вышло, что она никогда ее раньше не видела? Отчего-то Алёне кажется, что заметь она ее раньше, даже в толпе, то никогда бы не забыла. Только не эти глаза, только не эту притягательную энергетику, которая словно бы обволакивает. — Было приятно поболтать, — говорит Лета и разворачивается. Алёне почему-то остановить ее хочется. На языке так и крутится дурацкое «стой, куда же ты!», она и правда открывает рот, но бросает дежурное: — До встречи. Лета оборачивается через плечо и улыбается. — Надеюсь, — говорит коротко, а потом разбегается и прыгает в воду. Никаких брызг; водная гладь принимает ее мягко и так, будто ее место там. — Круто! — почти кричит Димка. Точно русалка, думает Алёна. Не бывает таких женщин. Ведьм таких не бывает. Возможно, завтра они обе проснутся и не вспомнят даже незнакомку, которую встретили у озер. Но отчего-то Алёне хочется сохранить в голове ее образ. Лета. Два слога. Ле-та. Красивое имя. Она мысленно словно кладет его себе в карманы куртки. Сохранить и запомнить. И никому другому не отдавать. — Теперь я хочу научиться так же, — говорит Димка, словно вырывает ее из размышлений и жестикулирует активно. — Это же… вау! Как думаешь, этому на выпускном курсе учат или она самоучка? Алёна смотрит на поверхность воды, по которой даже круги не расходятся. Лета не выныривает ни из одного из двух озер. Словно бы просто исчезает где-то на глубине. Алёна поворачивается к Димке и поджимает губы. — Не знаю, — отвечает, но звучит как-то потеряно. Подруга этого не замечает. Полностью погружается в рассуждения о том, что ей срочно необходимо научиться чему-то такому же, она готова практиковаться каждый день даже в ледяной воде, потому что это же просто вау как классно. Это вау как классно и так могут далеко не все, а значит ей, любительнице водоемов всех размеров и расцветок, просто необходимо научиться такому же. И это не особо вежливо, но Алёна перестает ее слушать. Лишь временами кивает и поддакивает, пальцами ковыряется в земле, заранее зная, что подругу ее рассеянность никак не обидит. Все равно можно все свалить на недостаток сна. Но Димка ничего не замечает будто бы, продолжая и дальше рассказывать, как было бы здорово и правда научиться погружаться в воду без малейшего всплеска, а еще лучше — совершенно не промокать и выходить абсолютно сухой. Карие, будто кошачьи, глаза запоминаются отчетливо. Алёна сохраняет их точно так же, как и имя. Зачем — без понятия, но стойкое ощущение, что это ей нужно, это ей пригодится, никуда не исчезает. Она учится прислушиваться к своим инстинктам (в конце концов, именно об этом им твердят преподаватели каждый год и почти на каждом предмете; надо выработать интуицию и всегда придерживать своих внутренних ощущений), и они говорят, что ей непременно нужна эта информация. Они так и сидят на земляной насыпи какое-то время, пока Димка не лезет в школьную сумку, чтобы проверить время. — Прогуляем следующее занятие или все же вернемся в школу, чтобы точно убедиться, что его не будет? — спрашивает она. — Лучше вернемся, — говорит Алёна и поднимается на ноги. Руку Димке протягивает, чтобы помочь ей подняться. — Не планирую прогуливать, особенно при этой неразберихе. Димка за руку ее цепляется и тоже поднимается на ноги. Отряхивает куртку и штаны и кивает в сторону нужной им тропинки. Алёна, честно говоря, и тропинки никакой не видит, но идет за ней. Просто доверяется, а когда они поднимаются по склону, зачем-то все равно оборачивается и смотрит на озера, в одном из которых скрылась их новая знакомая. Русалка. Точно русалка. Не то чтобы она видела хоть одну русалку вблизи. Но если бы видела, то не изменила бы своего мнения. Лета какая-то неземная, чего один ее взгляд стоит. Они доходят до школы достаточно быстро. Кажется, что дорога обратно занимает раза в два меньше времени, чем дорога к озерам. Алёна молчит все это время, а Димка словно и не замечает ничего. Или и правда не замечает, или не лезет. Но как только виднеется крыша школы (а ранней весной она всегда виднеется издалека, потому что деревья стоят голые, совсем без листвы), все снова встает на свои места. — Ты никогда не задумывалась, — вдруг спрашивает Алёна, когда они выходят на опушку, — как преподаватели попадают в школу? — Экзамены сдают. — Не в этом смысле. Я про то, как они попадают в лес, как находят само здание. У них же нет специальной обуви или, не знаю, броши какой-нибудь. Димка пинает камень под ногами, обходит корягу, торчащую из земли. — Осторожно, — говорит, кивая на эту самую корягу. Алёна переступает через нее, и они выходят к школе. — Ни ворот, ничего такого, по чему можно было бы ориентироваться, — продолжает она, окидывая взглядом здание. — Должен же быть какой-то способ. — Никогда не думала, что ты любопытная, — подначивает Димка и подмигивает. Алёна как-то тушуется, руки в карманы куртки запихивает. И ловит себя на мысли, что она и правда сама не своя. — Я просто хочу спокойно доучиться и получить квалификацию. Слова резонируют со всеми вопросами, которыми она мучает сегодня и себя, и свою подругу. Но Димка на это не указывает, Димка не спорит. Только кивает. — Тогда забей, — предлагает она вполне логичный вариант. — Волкодав еще пару дней помучает всех вокруг, а потом мы про нее забудем. Как и всегда. Мысленно Алёна с ней соглашается. Забить и правда лучший из всех возможный вариантов. Хотя бы сегодня. Они заходят в основной корпус, Димка резво идет к стенду с расписанием, чтобы проверить, поменялось ли что-то или нет, а Алёна следует за ней. — Ну что там с заговорами? — Отменили, — отвечает Димка и поворачивается к подруге с довольной улыбкой. — Так ты понимаешь, мне совсем не жаль. С тех пор, как мы стали работать с огнем, я потеряла какой-либо интерес к занятиям. — Не то чтобы ты вообще отличалась огромным интересом. — Эй, — восклицает в притворной обиде, — я вообще-то была лучшей в заговорах на воду. — Еще бы. Это же вода, — отзывается Алёна и едва заметно улыбается в ответ. Сегодня отмененные занятия уже не так сильно действуют на нервы. К этому плавающему расписанию можно привыкнуть. Да и продлится оно, скорее всего, до конца недели, поэтому нет смысла пытаться успеть везде. У них впереди целых полтора часа свободы, но идти обратно в лес желания никакого. Алёна бы пошла в библиотеку и уткнулась в какую-нибудь книгу, но подруга неизменно тянет ее во двор, причем буквально тянет за руку, будто на буксире, и убеждает, что с книгами можно еще дома насидеться. В конце концов, отмененные занятия в школе всегда являются вестниками огромной домашней работы, так что Димка в очередной раз оказывается права, а Алёна не спорит. Морозный ветер у школы почти не ощущается, да и какой-никакое солнце греет, пускай и не сильно. Они занимают лавочку полностью, Алёна ноги еще на нее закидывает, а Димка, как и всегда, садится на спинку, будто нахохлившийся воробей, наблюдающий за обстановкой. И какое-то время им даже удается спокойно так посидеть, пока на территорию школы на заходит Игнат Максимович, явно никуда не спешащий и не торопящийся, и не замечает откровенную порчу имущества. — Дмитрия, я все вижу! — громогласно (хотя в случае Игната Максимовича вообще трудно давать такие характеристики) оповещает он и на всех порах стремится к ним. Димка в кулак усмехается, но старается принять серьезное выражение лица. Дипломат у него в руке раскачивается взад-вперед, что прибавляет не столько деловитости, сколько комичности всей ситуации. — А ну-ка слезай оттуда, не маленькая же! К тому моменту, как он подходит, Димка успевает спрыгнуть с лавочки и несколько неловко встать рядом. Алёна на всякий случай ноги тоже ставит на землю. Не то чтобы у Игната Максимовича получается быть достаточно грозным и пугающим, но спорить ей совсем не хочется. — Да я просто посидеть, Игнат Максимыч, — оправдывается Димка. Он пытается посмотреть на нее сурово, но выходит лишь небольшой укор. — А ботинки грязные, а кто-то потом сядет в эту грязь и штаны испачкает. Все его слова звучат нравоучительно, но точно не пугающе. — Она больше не будет, — вступается за подругу Алёна. — Ну что за детский сад, девочки! Они обе коротко смеются, и морщинка у него на лбу разглаживается. Игнат Максимович совсем по-отечески оттаивает и машет рукой. — Ладно, дурачьтесь, пока дурачится. Он уже разворачивается и собирается уходить, когда Алёна поднимается с лавочки и окликает: — Игнат Максимович! — А? — А можно у вас кое-что спросить? — Только не по домашней работе. Я честно говорю: не проверял еще и не знаю, когда начну. — Да нет, я не про домашнюю работу. Игнат Максимович все равно направляется в сторону школы, Алёна с Димкой переглядывается и чуть ускоряет шаг, чтобы его догнать. Димка так и остается у лавочки, возвращается на спинку и руки в карманы засовывает. — Я вот что спросить хотела… — начинает Алёна и замолкает, внутреннюю сторону губы покусывает в нерешимости. — Если хотела спросить, то спрашивай, — добродушно отзывается преподаватель, скашивая на нее взгляд. Она тонкую улыбку выдавливает из себя, получается почти как из вежливости. Взгляд себе под ноги скашивает, когда они уже у самой лестницы, ведущей ко входу в основной корпус. — А преподаватели как попадают в школу? — Да все просто, — поясняет он. — Вот у вас есть школьные ботинки, которые доставляют вас на опушку у ручья, правильно? Алёна кивает. — Во-от, — тянет преподаватель. — А у преподавателей различные вещицы. У кого очки, а у кого ручка. Главное — дома не забыть, а то так и не попадешь на работу, а группа будет стоять у кабинета и бездельничать. — Значит, это может быть что угодно? — В пределах разумного, конечно. Вряд ли кому-то придет в голову наделить такими силами шкаф или, скажем, тумбочку. Это просто неудобно. Они доходят уже до стенда с расписанием, он взглядом быстро находит нужную строчку со своей фамилией. — Еще что-то или я ответил на твой вопрос, Алёна? Несколько секунд она размышляет, а потом пересекается с преподавателем взглядом и понимает, что задерживает его, судя по всему. — Последний, — звучит как обещание. — Ну давай, — соглашается он, тепло улыбается с этим обволакивающим дружелюбием. — А кто заколдовывает эти вещи? Каждый преподаватель самостоятельно или… — Алёна, ну ты же не глупая девочка. Взгляд у Игната Максимовича многозначительный, но понимания у Алёны во взгляде он, судя по всему, не замечает, поэтому выдыхает шумно себе под нос и поясняет: — Если бы каждый мог сделать это самостоятельно, то ты представляешь, сколько бы ведьм имели доступ к школе? Слишком много. И в этом нет ничего плохого, мы всегда рады гостям, особенно таким, которые могут чему-то научить наших студентов. Но ведь мы все можем быть рассеянными. Если такую вещицу где-то оставить или потерять, то получится, что в школу может попасть кто-то посторонний. Высший совет на такой случай дает четкие распоряжения. — «Никаких посторонних в школе», — цитирует Алёна давно заученные слова. Преподаватель кивает. — Именно. И добавляет: — Поэтому все подобные пропуска создаются исключительно директором школы, в нашем случае — Кариной Павловной. — Значит, преподавателям выдают разные вещи? — уточняет Алёна и на какое-то мгновение вдруг испытывает дикую неловкость от того, что отвлекает его. — Извините, что так много вопросов. — О, не извиняйся. Ты просто пытаешься разобраться в магических процессах, а это похвально. И отвечая на твой вопрос: не совсем так. При вступлении на позицию преподавателя ты просто приносишь свою памятную вещь. Любую мелочь, которую носишь при себе и точно не забудешь. Но ключи от дома лучше все же не использовать для этой цели, — последнее предложение он говорит почти заговорщически и подмигивает ей. Алёна улыбается. На этот раз уже не натянуто, а вполне искренне. — Спасибо, Игнат Максимович. — Увидимся на занятиях! — отзывается он и шагает по совершенно пустому коридору направо.