Шаг после

      Холодный мрамор контрастно обжигает горячую щеку, запуская новую волну мурашек поверх мелкой, нездорово-температурной дрожи – Тигнари упрямо повторяет про себя, что полежит всего несколько минут, и этого будет достаточно, чтобы тело пришло в норму. Он начинает считать, надеясь довести счет до шестидесяти, но цифры рассеиваются в спутанном, тяжелом сознании как семена одуванчика после сильного выдоха ребенка – не собрать. Приходится начинать заново, и в какой-то момент кажется, что все пространство соткано из белых, пушистых зонтиков. Еще один такой одуванчик – и сон не сможет прогнать даже стальная сила воли лесного стража.       Тигнари не слышит, как его зовут по имени, зато смутно, как сквозь тонкую простынь, чувствует прикосновения: сначала широкое, долгое – ко лбу, затем чуть менее приятное, легко похлопывающее – к щеке. Чужая ладонь теплее мрамора, но прохладнее бледной кожи, а еще сухая, словно ею только что сгребали пустынный песок, и потому тут же липнет: страж всерьез думает, что его тело стало выделять вместо пота сахарный сироп. - Тигнари, не вздумай здесь спать. Нет.       Он хочет окунуться в бархатную, тихую тьму, где нет ни всполохов боли, ни судорог, ни головокружения с тошнотой – но его насильно вытряхивают обратно в неуютную, твердую реальность. Сонливость пропадает так же быстро, когда Тигнари все-таки пытается открыть глаза: сначала страх падает в желудок спутанным клубком железных гвоздей, а затем память услужливо напоминает, что некоторое время назад молния прошила его насквозь, как неумелая швея рвет ржавой иглой шелковую ткань. От этого люди – те, кто выживают – зачастую слепнут, а фенеки… Тигнари резко подрывается, шипит от боли – не конкретно локализованной, сейчас все его тело сплошная боль – и всматривается перед собой, по сторонам. Тускло отсвечивающий мрамор Пардис Дхяй. Чуть размытые очертания скамейки, на которой все еще спит Хайпасия. Руки, мягко сдерживающие его за плечи. Тигнари опускает голову, вслед за ней пригнувшиеся ушки не дают рассмотреть выражение лица стража. Он облегченно вздыхает: когда Дэхья и Путешественник оставляли его здесь, день еще не клонился к вечеру, а сейчас свет внутри строения давали только несколько небольших фонарей и чудное растение в центре, которое почему-то сегодня не желало активно освещать ночь; глаза Тигнари просто привыкали. Железный клубок гвоздей неприятно, но быстро рассасывается. - Я в порядке, - глухо отзывается страж, поднимая голову и встречаясь с выжидающим, внимательным глазом – второй, как обычно, прикрыт серебристыми, взъерошенными волосами. Тигнари не удивлен встрече. - Будь оно действительно так, я бы тебя здесь не нашел, - Сайно хмыкает, не отводит взгляд: наверняка бегло оценил состояние стража еще до того, как начать приводить его в чувства. - Путешественник сказал? - Дэхья, когда мы на Большом базаре… - Сайно не успевает закончить, резко убирает руки, как только Тигнари негромко вскрикивает и чуть ли не ломается пополам, пытаясь увести от прикосновения правое плечо. Вот оно. Запах спекшейся крови и поврежденной огнем кожи тонкое обоняние бывшего генерала махаматра уловило еще на входе. Сайно упирается коленями в мраморный пол, располагаясь за спиной стража, и сразу находит наиболее пострадавшее место: молния концентрировано прошлась сквозь правую лопатку Тигнари. - Вы обсуждали дальнейший план? - Ага. Краем глаза Сайно заметил, как дернулись ушки фенека: быстро и точно, так махают крыльями хищные птицы, предупреждая о своей силе и возможной атаке; страж был недоволен. - Не хочешь меня посвящать? – голос все еще глухой и слабый, но даже так Тигнари умудряется вкрапить в него нотки уязвленного эго. - А что, собрался в таком состоянии вписаться в группу поддержки? – генерал парирует спокойно, возвращаясь к ране на чужом плече. Он не получает ответа, хотя отчего-то ждет его. Вот почему не удалось заметить сразу: правая лопатка Тигнари как обычно скрыта круглым деревянным украшением. Теперь аккурат между разноцветных, надтреснутых камушков чернеет пропаленная дыра. Диск, скорее всего, и причиняет дополнительный дискомфорт. - Вечно. Понацепляешь. Всякого, как капуста… - ворчащий Сайно похож на строгого дедушку, уставшего в который раз отчитывать неугомонного внука. – Кому ты там в своем лесу показ мод устраиваешь, а?.. - Сумерские розы и то более благодарная публика, чем… - Тигнари огрызается сквозь стиснутые зубы, но как только ушки чувствуют разреженное колебание воздуха – самыми первыми – голос стража срывается на более тонкие, капризно-хныкающие ноты: -Сайно, нет! Это подарок Коллеи! Крепеж диска, чудом незатронутый ударившей молнией, легко поддается хирургически точному разряду Электро, а вот разноцветные камушки не выдерживают еще одного испытания и осыпаются на пол крошкой. Сайно отдает испорченное украшение поникшему стражу в руки. - Скажешь Коллеи спасибо. Если бы не она, степень повреждения… - Я знаю диэлектрические свойства дерева, можешь не читать лекцию, - Тигнари хмыкает и прячет украшение за пазухой в «капустных» складках мягкой ткани. Интонация ничем не выдает, но утаить от Сайно телесные маркеры удрученного настроения не выходит: фенек чувствует успокаивающее тепло ладони, осторожно гладящей ушки, и тихо выдыхает сквозь слабую улыбку. Он еще ни разу не пожалел, что выдал генералу исключительное право на такие прикосновения – хотя даже поцеловать себя когда-то разрешил раньше, чем это. Каждый раз Тигнари непроизвольно пытается обнять ушками чужую ладонь, пусть и заведомо знает, что это невозможно физически. Со стороны наверняка бы показалось, что Сайно пытается поймать одной рукой одновременно двух беспокойных больших бабочек. Ожог все еще выглядит так, словно молния ударила несколько минут назад, и генерал еле сдерживается, чтобы не сменить ласку на подзатыльник, зато с чувством использует несколько совсем не-академических выражений, подцепленных у диких, дерзких Пустынников, чтобы красочно подчеркнуть безответственность стража. Тигнари спорит с задором бунтующего подростка, но осекается, когда слышит едва уловимый шорох обработанной кожи – мягкая ткань зачастую используется для сохранности оружия. - Архонт… Надеюсь, это копье? Добить меня решил? – фенек хмыкает, но тут же старается устроиться как можно удобнее, чтобы в ближайшее время сидеть смирно. - Не смешно, - Сайно быстро просчитывает, как бы аккуратнее срезать ткань вокруг поврежденной кожи – его ответ максимально холоден, из-за чего Тигнари мелко ведет здоровым плечом. - Учусь юмору у лучших, - хотя страж прекрасно знает, что его бубнеж будет услышан, кидает очень быстрый и короткий взгляд за спину: в руке Сайно легкий, изящный клинок, удивительно точно вписывающийся в образ генерала. Давний подарок Тигнари. Острое лезвие легко распарывает ткань, обнажая больше четверти спины, и Сайно непроизвольно задерживает дыхание: ожог стал сердцевиной отметины, расползшейся по бледной коже тончайшими нитями – будто стебли нарисованного акварелью цветка растеклись по белоснежному пергаменту. Нити – нет, вены – пульсировали, горели электрическим фиолетовым, стараясь то ли прорваться наружу, то ли заразить своей энергией всю кровеносную систему – энергией злой, враждебной, похожей, но все-таки не его глаза бога. Сайно видел рисунки, которые молнии оставляют на людях, но рисунок Тигнари выглядел во сто крат хуже. Логика и расчетливость генерала всегда действовали впереди него, и все-таки инстинкты порой подсказывают куда более верные, а главное быстрые решения. Тигнари тихо выдыхает, непроизвольно и слишком резко прогибается в спине там, где ощущает тепло чужих губ. - Это вместо извинений?.. – слова вылетают на слабом выдохе, и потому едва ли звучат вслух. Фенек прикрывает глаза, не надеясь – не желая – продолжения разговора. Первое, что ощущает Сайно – гладкую, очень теплую кожу, и тут же, второе, - неболезненный, но ощутимый разряд от недовольной, пульсирующей энергии одной из нитей. Она не хочет уходить, ей нравится паразитировать, заражать, разрастаться, набухая ненавистью. Так сложно генералу было только в те дни, когда он учился использовать только-только полученный дар Электро: концентрировать сколько нужно, направлять, как надо, вытягивать свою силу из уставшего, измученного тренировками тела. Сейчас Сайно спасает чужое: нехотя, сопротивляясь, пытаясь ударить в нежные, мягкие губы как можно сильнее очередным разрядом, энергия фиолетовой молнии немного уступает, перемешивается с чужой и растворяется где-то внутри генерала. Невкусно. Затхло. Все-таки немного больно. Как съесть лампочку со вкусом протухших яиц. И – к большому разочарованию – это не помогает на сто процентов. Не так ярко, не везде, но на спине Тигнари все еще остаются стебельки рисунка. Сам страж настолько притих, будто спит прямо в своей неудобной позе. Сайно приходится обогнуть его, чтобы сесть лицом к лицу. Даже в темноте острый взгляд генерала отмечает нежно-персиковый румянец на чужих щеках. - Полегчало? Тигнари льнет к подставленной лотосом ладони, негромко «угукает» - он расслабленный и разморенный, как после горячих источников, и генерал начинает бороться с раздирающими, полярными желаниями: прижать лесного стража к себе и дать тому наконец задремать либо же назвать в который раз идиотом; фенек не признался, молчал о своей боли, от того и огрызался - спасибо, что не укусил.       И сейчас не признается.       Еще не все.       Сайно осторожно притягивает стража ближе, смахивает волосы с чужого лица и запечатлевает бережный, долгий поцелуй, на этот раз ощущая пепельную горечь чуть позже – чужеродной энергии Электро нужно больше времени, чтобы притянуться к чистой силе генерала, как к магниту. Тигнари отвечает в той же неспешной, тягучей тональности, и теперь мелкими разрядами тока бьет по губам их обоих – как будто самого факта поцелуя недостаточно, и нужен дополнительный стимул, чтобы быть чуточку жестче, требовательнее, вложить будничную, привычную тоску вечно занятых, помогающих, спасающих, исследующих, затертых песком и спрятанных в высоких корнях.       Тигнари целует так, словно не видел генерала месяц. Сайно целует так, словно пьет яд, но не может оторваться: в первый раз было легче, не кружилась голова, не перекатывались вязким, черным месивом мысли, непривычные и мрачные и скорее всего ни принадлежавшие ни ему, ни лесному стражу. Ток на губах плясал так ощутимо, словно готов был оставить новый ветвистый ожог-рисунок на нежной, чувствительной коже. Электро, принадлежащее Сайно, окончательно поглотило чужеродную энергию не настолько быстро, как хотелось бы – ровно когда закончилось дыхание и пришлось остановиться. Тигнари дышит тяжелее обычного, и выглядит так, словно вместе с паразитической молнией отдал и немного своей собственной силы. - Ну, в личном топе наших поцелуев этот будет где-то… - Завали, а, - беззлобно выдыхает страж сквозь улыбку и закрывает глаза. Генералу оставалось только успеть поймать его, резко уснувшего, в руки. P.S.       Под утро сильно хотелось пить и спрятаться от лесной прохлады Авидья. Тигнари осторожно придвинулся спиной к другому краю кровати, затем еще чуть-чуть и еще. Со второй попытки страж уже должен был ощутить тепло, а значит рядом – чуть смятая простынь и пустая половина. Сегодня должны были твориться великие дела, и Сайно, как обычно, не смог заснуть, поэтому появится на месте встречи раньше всех. Страж не стал оборачиваться, с трудом сел на кровати и поморщился: умело перебинтованное плечо еще слегка ныло, зато горько-кислый привкус перекатывался во рту с прошедшей ночи. Фенек бегло составил план грядущей лекции для генерала по смешению сон-трав и обезболивающих так, чтобы потом захотелось есть хотя бы на следующий день. Эти уж… дети пустыни, игнорирующие простые мирские радости. Страж с детской печалью покосился на груду цветной, разрезанной ткани, некогда служившей ему практичным и приятным глазу будничным образом. Деревянный диск, храбро почивший по время спасательной операции генерала, лежал наверху, прижимая неаккуратно оторванный кусочек пергамента: «Так вот, топ-10. Он все-таки попал в топ-10».