***
— Зря ты это затеял, чувак… — Отставить, рядовой Фишер! Барри слышал его вполуха. Наверное, понимал. И Кальперния понимала, хотя и не слышала всего этого. Сначала косились. Потом говорили в присутствии шепотом, потом — громко, нарочно развязно, цыкая сквозь зубы, когда он приближался. Скоро вся казарма была в курсе личных дел рядового Уинчелла. Все это кончится плохо. — Слышь, Барри?.. От странного предчувствия стало нехорошо до выступления, можно было его отменить. Но обязательства требовали, и с трясущимися, как после похмелья, руками, Скотти наносил макияж, перевоплощаясь в красотку Кальпернию. Волноваться было не о чем, текст на липсинк был выучен отменно, никаких странностей и случайностей произойти не должно. Выступление не длинное, всем ведь хочется посмотреть на фейерверки: всё-таки сегодня четвертое июля, День Независимости. Под густым гримом дрогнула щека. Посыпалась пудра. — Эй, подруга, ты чего вдруг?.. — Барри, ты ж не этот… Педик, как его?.. Всё было хорошо. Всё было как обычно. Привычным жестом застегнув молнию на платье, Кальперния Аддамс направилась к сцене. — Того и гляди Уинчелл женится на этом пугале… Кто знает, какой из снов Барри увидел последним.***
Его вещи забрали из хранилища родители. Не она. У нее не осталось ничего, кроме воспоминаний. Всё будет хорошо, Барри. Потопа не будет — его отменили за нас.