Живи ради меня. Дыши.

Ему было шестнадцать, когда он поставил на себе крест. Забрал документы с филологического факультета Гарварда, чтобы по желанию родителей уйти на юридический. Иначе было нельзя, он — единственный сын знаменитого Роберта Лайтвуда — был обязан со временем перенять бразды правления компанией. А ещё он слишком пытался оставаться для родителей лучшим сыном, которым можно гордиться. Скрепя сердцем, сжимая кулаки, он зачеркивал свои планы на жизнь. Ему было восемнадцать, когда он сломался. Сначала умер его младший брат, десятилетий Максик, безмерно обожающий его просто так, без достижений и первых мест — единственное, что грело его сердце. Полиция, как всегда, списала все на несчастный случай, а капитан лишь разводил плечами, совершенно не желая озвучивать вслух всем им понятную истину — так хотели повлиять на Роберта, забрать часть акций. И они повлияли. Но не на него, а на всех остальных. Изабель предпочла сбежать со Штатов куда-то в Испанию вместе с очередным любовником. Мать с отцом развелись — Мариза, дрожащими руками расчёсывая темные волосы с обильной проседью, хрипела ему откровения. А он ломался, где-то внутри, совершенно не заметно для окружающих, но так больно для себя. Ему было двадцать, когда он стал слишком взрослым. Отец слег после очередного инфаркта, передав сыну должность генерального директора компании. Слишком рано, неправильно — он даже не получил диплом о высшем образовании, не успел насладиться юностью. Он был обязан стать новым Робертом Лайтвудом, влиятельным авторитетом, управлять «Конклав и Ко», контролировать приобретённые акции других обществ. Он окончательно потерял себя, Алека, — подростка, обожающего книги и старого кота, предпочитающего уединение светским встречам, с вечно лохматыми тёмными волосами. Он теперь лишь Мистер Лайтвуд в пиджаке и галстуке вместо старых растянутых свитеров и документами вместо книг. Ему было двадцать три, когда его мир наконец обрёл цвет. Он встретил его после очередного тяжёлого рабочего дня, на краю моста, когда боролся с желанием спрыгнуть вниз. Простой парень, не старше его самого, с подводкой вокруг глаз, осторожно коснулся рукой его плеча, как будто Алек был диким зверьком. И было в том прикосновение, что-то особое, как и в короткой фразе «Хэй, я Магнус, не расскажешь?». И тому парню было все равно на его фамилию, должность, репутацию и достижения, для него он тоже был простым Алеком. Магнус подарил его миру цвет и смысл, он стал половинкой его души. Ему было двадцать четыре, когда он был полон решимости. Решимости сделать Магнусу предложение. Ведь так было бы правильно — они две половинки одного целого, родственные души, чья любовь была предписана судьбой. И это он совсем не хотел менять, лишь принимал как должное и жил этой сказкой. Засыпал и просыпался рядом с любимым, делил с ним свои мысли и шептал о чувствах. Так было правильно. И Магнус согласился, потянув на следующий день в местный ЗАГС, и не выпуская из своих объятий последующие три дня. Свадьбы не было, как и громких заявлений с яркими постами в интернете — оба посчитали это ненужным, пафосным, лишним. Ведь куда громче и важнее шёпот о своих чувствах в губы любимого, наедине. Ему было двадцать пять, когда он вновь сломался. Сломался прям там, на мосту над Ист-Ривер, держа в руках Магнуса. Очередной несчастный случай, как позже заключит местная полиция, стоил ему всего. Он был готов спрыгнуть в реку прям там, куда полетел чёрный дукатис, предварительно сбросив на дорогу бывшего Бейна. И этого удара хватило, чтобы Магнусу осталось лишь несколько минут, прежде чем он теперь уже навеки закроет глаза в объятиях любимого, как засыпал до этого вот уже два года. А он сломался, вырывая клочками тёмные волосы, нарушая тишину квартиры криками и выкуривая пачки темного хилтона. Его жизнь закончилась там же, на Манхэтэнском мосту, с последним вздохом Магнуса. Ему было двадцать семь, когда он научился жить. Вновь. Опять. Бесконечно падая на колени, как-будто он маленький ребёнок, который лишь учиться стоять на ногах и ходить. Но научился, сшивая свое разбитое внутреннее «Я» грубыми нитями из «надо», «ты должен»; и с корнем вырывая грешное желание поставить жирную точку в своей жизни, лишь шагнув с крыши многоэтажки, той самой, которую так любил Магнус. Именно ему он и дал тогда обещание, на том мосту, стискивая в дрожащих руках, бесконечно шепча «обещаю». — Живи. — Буду. — Обещай, что не уйдёшь следом. Живи, ради меня. Дыши. — Обещаю. — Я люблю тебя, Александр. Его имя, было последним, что он услышал от Магнуса. А эту хриплую реплику, едва слышимую в шуме машин и вое сирен подъезжающих полицейских, он ещё не раз будет прокручивать в мыслях, находя в ней спасение.