Клянемся быть недолго и несчастливо

Первый просто умер. Второй мыл окна и поскользнулся. Двенадцатый, кстати, тоже. Они вообще все умели быть хозяйственными и неуклюжими одновременно. — Ты же понимаешь, что ничего не выйдет? — говорил двадцать пятый. Он был самым сообразительным. На следующий день его сбил мусоровоз. Джисон не знает, какая именно ошибка в расчетах заставляет клонов так беспечно относиться к подаренной им жизни, и не спешит выяснять. Тем более, что оригинал тоже не отличался развитым инстинктом самосохранения. --- Минхо привычно цепляется за дверной косяк и опрокидывает себя в кабинет. — Есть что-нибудь от живота? Джисон скрипит тяжелыми веками и не поднимает головы. На этой неделе он еще не спал. Спасал лабораторию от очередного потопа. — «От» или «для»? В железных шкафах — куча средств, которые избавят от боли в животе вместе с животом. Некоторые даже отбелят пол после. — ...Для. Не понятно, ответил Минхо или выругался, потому что скукоживается пополам прямо на пороге лаборатории, в которой нет простейшего активированного угля. Скорая, промывание желудка, и с тех пор Минхо тщательно следил за сроком годности на всех упаковках, включая аспирин и презервативы. Хватило его на неделю. --- Пятидесятый продержался дольше всех. Настолько, что в него можно было успеть влюбиться. Джисон задушил его во сне. Недостаточно. Они все недостаточно Минхо. --- — Смотри! Минхо внимательно смотрит. Джисон рядышком мелко вибрирует от возбуждения и гордости, которой так много, что она не помещается в теле. — Ну? Что ты видишь? Минхо смотрит внимательнее, но теряет интерес и быстро сдается. — Раису Захаровну? Он неуверенно прищуривается, проверяя: угадал или нет. Джисон довольно кивает и убирает извивающуюся крысу на место. — Да. Только она вон там. Раиса Захаровна меланхолично грызет плинтус в другом углу кабинета. — Это ее точная копия, — Джисон едва не срывается на радостный визг и снова принимается покачиваться на пятках взад-вперед, — Представляешь? — Представляю. Ты синтезировал крысу. — Не просто крысу. Они идентич… — Так кто из них Раиса? — Минхо корчит рожу Раисе номер два, — Оригинальная, то есть. Джисон тычет пальцем в угол. Раиса не отвлекается от плинтуса и лишь шевелит усами. — Точно? — Точно, — тем же пальчиком Джисон с укором трясет перед носом Минхо, — Я знал, что ты будешь издеваться. Не дождешься. Я прекрасно их различаю. Минхо моментально хватает руку и пытается укусить за палец. — Получается, это Раиса Раисовна? Раиса Раисовна прожила четыре часа. Что-то в новоприобретенной жизни ей не понравилось, и она сложила лапки и умерла у Джисона на столе, посреди документации о себе же. К вечеру он создал новую. --- В морге холодно и пахнет чем-то сладковатым. — Я не хочу здесь находиться, — честно заявляет семьдесят шестой. — Я тоже, — Джисон тыльной стороной ладони откидывает челку с лица и перехватывает черный мешок поудобнее, — Мне нужен биоматериал. — А родственники биоматериала в курсе? Джисону не нравится сарказм в его голосе, и он резко, с досадой выпускает мешок из рук. Безымянное тело с тихим шуршанием валится на плитку. — Всё. Это. Я делаю ради тебя. Семьдесят шестой не помнит, чтоб просил об этом. — Почему ты злишься? Джисон сжимает сухие губы в узкую напряженную линию и снова наклоняется к мешку. — Просто молчи и помоги тащить. Парень подхватывает тело с другой стороны и какое-то время действительно послушно молчит и считает больничную плитку. — Почему ты просто не используешь предыдущие версии? Джисон еще час назад пожалел, что все ему рассказал. Иногда они догадываются сами. Иногда не верят. Семьдесят шестой был из тех, которые принимают свое происхождение спокойно, будто так и надо. От таких у Джисона бодрее всего шевелятся волосы на затылке. — Потому что это не так работает. Проще начать с нуля. И потому что Джисон утилизирует все погибшие «версии» как можно скорее. Чтобы не успеть осознать, что он хоронит Минхо уже в семьдесят третий, четвертый, пятый раз. Семьдесят шестой, если считать от нулевого. — Может, поэтому у тебя ничего и не выходит. Джисон резко останавливается. Семьдесят шестой делает лишний шаг и неловко рикошетит обратно. — Может, ты не будешь лезть в мою работу? Семьдесят шестой лишь пожимает плечами. — Как скажете, сэр. Все равно уже завтра будет семьдесят седьмой. --- — Ебучие крысы! Джисон грубо вламывается в теплую ароматную кухню. С тех пор, как его отряд Раис сбежал в вентиляцию, он сам не свой. — Каждый день, каждую ночь: цык-цык-цык-цык! Цык-цык! Цык! Я схожу с ума, Минхо! — Я думал, ты уже давно. Джисон со стоном утыкается ему между лопаток и шумно всасывает горячий воздух. От Минхо пахнет Минхо, шампунем, лаврушкой и спокойствием. Джисон трется о футболку носом. — Что на обед? — Не крысы. — Жаль. Джисон отходит и неуклюже забирается на край барной табуретки. — Я выловил штук десять. Судя по звуку, их там еще миллиард примерно, — он с силой трет лицо, — Я даже не знаю, сколько их, понимаешь? Я уже не различаю, какая из них какая по счету! — Я говорил. Джисон устало роняет щеку на кулачок. Минхо дергает кухонное полотенце с крючка и небрежно промакивает руки. — Ты же не умеешь останавливаться. — Знаю, — Джисон трагично вздыхает из-под торчащей щеки, — Власть над жизнью опять ударила мне в голову. Ты женат на безумном ученом. Он призывно тянет руки, цепляя Минхо кончиками пальцев. Тот подходит, укладывает его голову себе на грудь и принимается мягко шебуршить чуть волнистые пряди на затылке. — Это предложение? Где-то там внизу Джисон неловко шмыгает. — Пока нет. Я придумаю что-нибудь покруче. Романтичнее. Под потолком пробегает несколько пар коготков. --- Руки Минхо на теле, губы Минхо на изгибе челюсти, и свистящая чернота в сердце. Сто тридцать второй старается. Настолько, что Джисон даже откидывает голову и сдавленно стонет, забывшись. — Очаровательный. Тот же набор шелковых фраз, тот же жаркий пронизывающий шепот на выдохе, от которого прожигает иголочками по всему телу, выкручивает ощущения до максимума и бьет сразу и в сердце, и в голову, и по яйцам. Но не так. Всё не так. Не то, не то, не то. Пусто. Холодно. — Что-то не так? Джисон мотает головой, и слезы стекают на подушку, впитываются в застиранный хлопок. — Всё хорошо, — он тянет руки и прижимается ближе, — Не останавливайся. Возможно, он начал сходить с ума еще задолго до смерти Минхо. --- — Может, поспишь? Джисон расползается по столу и широко зевает. — Сделай мне еще кофе. Антираисная система работает исправно, но с нюансами. Минхо предлагал отраву, но Джисон решил, что провести ток по полу лаборатории будет проще. Минхо на это ответил лишь, что это очень в его стиле. Джисон так и не понял, что он имел в виду. Во время чисток в лаборатории находиться нельзя, и Джисон без дела слоняется по дому, а потом собирает бездыханные тушки и работает в ночь. Таким образом, в том, что он засыпает за обеденным столом, целиком и полностью виноваты Раисы. И еще дождь. Вместо солнца в небе висит кусок мокрой набухшей ваты, все предметы проваливаются в оттенки серого, все комнаты доверху забиты сумраком, холодом и стуком капель. Такая мерзкая разновидность дождя, от которого хочется то ли спать, то ли повеситься. Уже не вспомнить, когда он начался, и закончится ли вообще. Минхо прокатывает по столу чашку с дымящимся кофе. Джисон приподнимает голову и долго тоскливо смотрит на подстертую карту Чехии, не в силах поднять руки. Вздыхает. Глядит на залитое окно. И уже набирает воздуха, чтобы снова начать причитать. — Устрой себе выходной, — перехватывает Минхо. Джисон мотает головой. — Не могу. Нужно доделать этот проект, — зевок, — Чтобы освободиться в пятницу. На концерт. Минхо усаживается напротив. — Значит, не пойдем. — Ты же хотел. — Можем прямо сейчас просто лечь и посмотреть прошлогоднюю запись. Я не настолько фанат. Джисон задумывается. Звучит слишком хорошо, и как именно то, что ему сейчас нужно. Для полного кайфа не хватает только одного. — А ты разомнешь мне шейно-плечевой отдел? — И не только его. Но сначала, — Минхо растягивается по столу, чтобы быть на одном уровне с глазами Джисона, — Ты поспишь. Джисон открывает рот, но его перебивает резкий грохот из лаборатории. Грохот перекатывается, стреляет еще пару раз, затихает, снова пыхтит, и из-за него почти не слышно, как там что-то стремительно журчит и заливает весь пол. — Ебучий дождь! — Джисон вскидывает помятую голову, — Опять насос прорвало! — Сиди, — Минхо трогает его за локоть, — Я закрою. Джисон благодарно пожимает ему мизинец (за что успел ухватиться) и проваливается обратно в щель между сном и реальностью. --- Где-то в параллельной вселенной они все-таки посмотрели концерт. Джисону нравится так думать. И предложение он тоже сделал, и жили они долго и счастливо. И, самое главное, Джисон выспался. И никаких крыс. --- Часы на микроволновке расплываются, показывают то пять минут, то задом наперед, то целые слова, но даже сквозь полусон стабильно отсчитывают время. Доходит до Джисона не сразу. — Минхо? Кофе давно остыл. — Минхо-о. Отвечает Джисону острая, пульсирующая, тревожная тишина. Он готов поклясться, что не слышит даже дождя. Только эхо от болезненно сокращающегося сердца, которое заливает ему все уши и голову. — Минхо? Минхо молчит где-то на мокром полу лаборатории, потому что вода плохо сочетается с током от антираисной системы. Вот так глупо. --- Сегодня юбилей. Счетчик перевалил за триста. Три сотни попыток создать совершенство. Джисон знает, что будет и триста первый, и пятисотый, и тысячный. Он только начал. Впереди много работы. Вода в ванне чуть теплая, и если высунуть коленку, то неприятно и кусают мурашки. Джисон этого не чувствует. От вина и холода кружится голова. — Что за повод? Трехсотый застревает в пороге и со сложным лицом косится на бутылку. — День тракториста. Джисон не смотрит на него и поджигает очередную сигарету. Забывает сбивать пепел, и серые шапки плюхаются в воду. — У тебя все в порядке? Джисон склоняет голову и глядит на трехсотого исподлобья. Тот действительно переживает. — Нет, — Джисон широко улыбается, — Но скоро будет. Скоро. Я обещаю. Минхо погиб из-за этого эксперимента, значит, эксперимент должен продолжаться. Джисон убил Минхо, значит, убьет его снова, и снова, и снова, если это необходимо, чтобы он ожил. Трехсотый терпит. Со всей сдержанностью настоящего Минхо терпит, не дергает за мокрые плечи, не трясет, не кричит в лицо «Объясни, что с тобой происходит?». Даже если очень хочет. — Может, тебе хотя бы свет включить? Джисон будто только сейчас замечает, где находится. — Можешь тостер мне в воду закинуть. Будет ярко, — он хихикает, — Эффектно. Эта шутка так нравится Джисону своей иронией, что он давится смехом, трясется, зажимает рот руками и не может нормально вдохнуть. Трехсотый не понимает, бежать к нему или от него. У трехсотого пока чистая память Минхо. А Минхо не в курсе, во что Джисон превратился за эти годы. — Й… ди… — еле выдавливает Джисон сквозь приступы смеха, — Уйди. Уйди! --- — Уйди! Не подходи ко мне! Первый с болью и обидой смотрит на забившегося под стол Джисона и не понимает, что сделал не так. — Не трогай меня! — Джисон… — Нет! — Джисон зажимает уши ладонями, — Не говори со мной так! Ты не он! ТЫ НЕ ОН! Первый опускается на корточки в паре метров от стола и пытается наладить контакт. — Джисон. Всё хорошо, это я. Джисон зажмуривается и яростно трясет головой. — Нет, нет! Нет! Уходи! Проваливай! Первый сводит брови так, что лоб перечеркивает тревожная морщина. Но подчиняется и встает. — Хорошо, — тихо произносит он, — Я уйду. Надеюсь, потом ты расскажешь мне, что случилось. «Потом» не будет, потому что клоны удивительно недолговечны. Первый просто умер. Второй мыл окна и поскользнулся.