Трудности воспитания отца-одиночки

Такемичи лениво приоткрывает один глаз, коротко зевает и буквально сразу давится воздухом, когда на него почти что валится тело младшего брата, тут же сжимая Ханагаки в медвежьих объятиях. Тяжело, не хватает воздуха. — С Рождеством, Нии-сан! – обычно громкий голос Какучо прямо под ухом спросонок кажется почти оглушающим, отчего Такемичи недовольно стонет, сильнее кутаясь в одеяло. Он мельком бросает взгляд на будильник и, увидев цифру, на которой остановилась короткая часовая стрелка, отвешивает младшему брату слабый подзатыльник. — Ками-сама, Каку-чан, семь утра! У тебя вообще есть совесть? – он открывает второй глаз и сонно-осуждающе смотрит на довольного своей небольшой выходкой брюнета. На что младший лишь встряхивает головой и примирительно выставляет перед собой ладони. Его локоть теперь больно упирается ему в ребро, и Такемичи невольно охает, пытаясь отодвинуться от подозрительно бодрого мужчины. — Да, видел и… Уже целых семь утра! Если ты помнишь, мы должны быть в два часа в резиденции Сано. А до этого надо собрать и упаковать подарки детям, съездить за оставшимися продуктами и, я почему-то уверен, что ты снова захочешь прихорошиться для встречи со своим «суженным-ряженым». – Такемичи устало закрыл глаза, но елейную улыбку брата представил без труда – та была слышна даже в его голосе. Ну, нет, не в этот раз! — Для этого можно было встать и позже. Просто признай, что сам хочешь пораньше встретиться с Изаной. – он ухмыляется, когда, снова открыв глаза, видит растерянное выражение лица брюнета. Ага, попал! Но младший тут же берет себя в руки и, пожав плечами, спокойно соглашается: — Ну, и что, если и так? В любом случае: вставай и пой, и иди готовиться к празднованию самого коммерческого западного праздника, который есть в Японии! – спустя секунду он исчезает в проеме, громко хлопнув дверью. Такемичи вздыхает, а после все же улыбается – ему и правда не терпится увидится с малышами и Манджиро. Настроение поднимается только от одной мысли. Первым делом он идет умываться. Утром он не делает ничего особенного: пенка, тонер и увлажняющая сыворотка, которую он откопал в скидочном отделе несколько дней назад. Иногда в этот набор вклинивается пена для бритья. Очень редко, на самом деле. Повезло с генами: кроме черных непослушных кудрей на голове у него почти нет никакой «растительности». После утренних процедур старший присоединяется к брату на кухне. Тот как раз заканчивает раскладывать нехитрый завтрак по тарелкам: яичница из двух яиц на каждого и несколько ломтиков сочного только что поджаренного бекона. Салат они нарезали вчера, поэтому тот уже стоит на столе готовым в ожидании заправки из подсолнечного масла и молотого перца. Обычно этим занимается Какучо: старший часто перебарщивает со специями. По традиции две странные кружки со сладким какао и черным, молотым кофе, от химического запаха которого воспитатель кривится каждый раз. Завтракают мужчины в тишине. То ли Такемичи ещё не проснулся до конца, то ли просто из вредности игнорирует младшего брата за его выходку. Он и сам не знает. После того, как вилки перестают бить по тарелкам, и грязная посуда исчезает в посудомойке, Какучо берет ключи от машины, длиннющий список, написанный корявым почерком Такемичи впопыхах, и, клятвенно заверив брата, что в случае, если старший вспомнит еще какой-нибудь важный продукт и позвонит ему, он тут же ответит на звонок, выходит из дома. Такемичи же остался упаковывать подарки для малышей. И не только для них… Для старшего Сано он тоже приготовил кое-что. Красивая глянцевая белая упаковка с несколькими рыжими пятнышками робко выглядывала из-за больших цветастых коробок с детским подарками. Он купил Майки парфюм. Очень долго думал над подарком, перебирая всевозможные варианты. Начиная от самых простых и банальных, вроде того же кошелька для мелочи и кредиток, заканчивая какими-то совсем безумными, вроде двухчасового мастер-класса по гончарному делу. Почему в вихрастой голове всплыла мысль о глине и одной из самых древней профессий, не знает даже сам Ханагаки. Но ему везет: перерывая список самых популярных подарков в каком-то известном модном журнале для женщин, он случайно натыкается на рекламу одного брендового парфюма. Брошюра была оформлена очень странно, а рекламируемый аромат едва ли подходил мужчине, но сама идея воспитателю очень понравилась. Начали двигаться в этом направлении. Ханагаки залез на сайт парфюмерного магазина и несколько часов к ряду пролистывал, кажется, бесконечный каталог всевозможных косметических продуктов. Он с ужасом представил, какого работать продавцом-консультантом в подобном месте. Ведь он за эти несколько часов ни разу не встретил повторяющееся объявление. А вкусы? Вернее, будет лучше сказать запахи? Столько ореховых, фруктовых, цветочных и еще множество все различных оттенков и категорий. И ведь у каждого есть обязательно минимум десять различных подтонов основного запаха, которые раскрываются в свой определённый, выверенный момент. И вообще, аромат может раскрываться на человеке по-разному – в зависимости от особенностей кожи владельца парфюма. Такемичи устало выдохнул и начал одеваться, попутно вбивая в картах название магазина. Он, будучи воспитателем, давно усвоил одну простую истину: «Лучше немного покраснеть от смущения и спросить у того, кто знает, чем мучиться до скончания времен, имея дело с тем, в чем совершенно не разбираешься». Обычно за покупками он ходил в максимально простой и удобной одежде. Большая толстовка салатового цвета, укороченные клетчатые брюки и пальто. На ногах привычные белые кеды. Пару невидимок с левой стороны, у челки – после сна эта часть волос становилась совсем неуправляемой и не поддавалась ни воде, ни даже супер-стойкому средству для укладки. Добирался он туда сорок минут – мог бы быстрее, но воспитателю не повезло попасть в пробку в самом конце пути. Перед ними столкнулось несколько машин. Такемичи в который раз порадовался, что он не водит автомобиль: нести такую ответственность… Долго об этом думать не получилось – магазин уже виднелся на горизонте. Он оказался не просто большим – это был настоящий гипермаркет. Такемичи неуверенно посмотрел на массивные тележки на входе и, тяжело вздохнув, вошел. Сразу на входе в нос ударил сильнейший аромат всевозможных духов, смешанный в какой-то невообразимый удушающий коктейль. Такемичи поморщился: именно поэтому он так не любил ходить в подобные магазины – голова после них болела и кружилась еще несколько часов минимум. Не мешкая, воспитатель прошел в отдел мужского парфюма. Сразу на входе его чуть ли не схватили под руку и повели к новинкам сезона. Растерянный взгляд брюнета успел мельком выхватить цветастый бейджик на яркой розовой жилетке. Продавец-консультант Ясуда. Девушка, хоть и казалась очень молодой на вид, была бойкой и точно знала, как заставить нерасторопного покупателя взять то, что ей нужно продать. Он почему-то в этом не сомневался. С трудом прервав её, кажется бесконечный поток объяснений о появлении у них в продаже новой коллекции от одного очень известного бренда, он робко пояснил свое появлении в их магазине: «Ищу подарок для друга. Очень важного друга». На хитрый взгляд девушки он не реагирует, а вот на последующий вопрос о его ассоциации с этим человеком недоуменно моргает. Ассоциации? Шатенка терпеливо поясняет: — Когда ты покупаешь для человека аромат, очень важно, чтобы он не только понравился будущему владельцу, но и подходил под его внешний стиль. Вы же не будете дарить девушке аромат кедрового ореха и жженого дерева. Или скажем преподносить в качестве подарка для старшего коллеги-мужчины сладкий аромат персиков в меду. Верно? Даже звучит абсурдно. Ханагаки согласно кивает, а потом задумывается. Его ассоциация с Манджиро… Сложно было сказать что-то однозначное: с таким многогранным и разносторонним человеком, как старший Сано, Такемичи в своей жизни еще не сталкивался. Встретив его впервые, он увидел перед собой статного, красивого молодого мужчину. Крепко сбитого, но при этом весьма утонченного. Аккуратного и изящного. А спустя минуту, когда его окружили трое малышей, тот превратился в рассеянного, немного неуклюжего, но безумно милого и доброго молодого отца. На свидании с Манджиро перед Такемичи предстал галантный мужчина. Он был очень учтив, вежлив, но не скован – по-доброму улыбался ему и бойко отвечал на вопросы, заставляя волнующие разговоры продолжаться вновь и вновь, а впервые влюбившееся сердце трепетать от восторга. Столько чувств и эмоции… Разве это можно уместить в одно слово? Да хоть в тысячу! Такемичи был безнадежно влюблен и ясно понимал, что каким бы обычным или заурядным Сано не был для других – для него он потрясающий. Невероятный. Один на миллион. Поэтому ему ничего не оставалась как виновато развести руками на наводящие вопросы девушки и прошептать только одно слово: — Восхитительный. Ясуда тяжело, но понимающе вздыхает и задумчиво смотрит на полки. Они выбирают туалетную воду без малого час. Сначала пробуют подобрать аромат с фруктовыми нотками. Идея кажется не плохой, но когда Ханагаки подносит к носу тестер, запах кажется ему каким-то… Неправильным? Нотки яблок в парфюме слышатся слишком по-детски, белый виноград чересчур кислит, а сочные летние персики действительно ощущаются очень женственно для мужчины. Не то. Совсем не подходит. Девушка понятливо кивает и идет вместе с ним к «древесным» ароматам. Первым на очереди был кедровый парфюм. Хвойный и насыщенный, он действительно был очень чистым и, как не странно, по-летнему освежающим, но почему-то совсем не ассоциировался у воспитателя с молодым отцом большого семейства. Был чересчур сильным. Аромат кокоса брюнету тоже пришелся не по вкусу. Был для Манджиро слишком сладким и очень навязчивым. Не таким. Мускат, миндаль и все остальные виды орехов – все казалось воспитателю странным. Они бы и дальше продолжали эти тщетные поиски, если бы не природная неуклюжесть мужчины: по пути к очередному стеллажу он случайно уронил небольшую коробочку с тестерами. И пока они с подуставшей Ясудой на корточках собирали рассыпавшиеся по всему полу белоснежные полоски, Ханагаки случайно наткнулся взглядом на довольно необычный стенд, стоявший неподалеку. Одновременно броский и скромный – пастельные цвета с маленькими пятнами рыжих красок. Странно, что не обратил на него внимание раньше. Он спросил про него скорее машинально, но девушка, которая уже устала пересказывать одни и те же составы парфюмерных изделий, которые едва ли различались между собой, уцепилась и за эту крохотную возможность наконец-то продать ему хоть что-то. — Это «Томан». На самом деле мало популярный бренд. Их духи известны своим первоклассным качеством, однако же… Специфичные сочетания ароматов приходятся по вкусу далеко не всем покупателям. Мы, конечно, можем их посмотреть, если хотите, но вряд ли вам… Такемичи ощутил отчего-то странное воодушевление: — Нет, давайте посмотрим. Первый аромат был действительно странным. Очень. Ладан, белая лилия и какие-то легкие древесные нотки, который мужчина не смог распознать. Ханагаки, как и большинство японцев, верил в синтоизм и ни разу не был в католической церкви, но почему-то был уверен – там пахло именно так. Чем-то удушающе-благородным и немного пугающим в своей фанатичной вере. Название парфюма тоже не сказать, что было завлекающим: «Причащение». Да уж. Он немного помотал головой и поспешил взять следующую бумажную полосочку из рук консультантки. Уже лучше, но все еще слишком специфично для подарка: тыква, тертый имбирь и бессмертник. Запах был очень интересным и ассоциировался у молодого мужчины с домашним уютом и тихими вечерними посиделками в семейном кругу, однако слишком сильный запах имбиря, почти заглушающий остальные компоненты, делал его немного жестким. Еще несколько ароматов также были забракованы. А потом в его руках появился следующий тестер. Да, это оно! Черный кофе, дорогой табак и нотки сочного апельсина. Такемичи не мог объяснить почему, но этот аромат словно бы был создан специально для Манджиро. Сочетал в себе не сочетаемое – и кофейный аромат, навевающий ассоциацию с деловой строгостью, которая была слышна в его разговорах с подчиненными по телефону, и тот самый приятный дымный запах дорогих элитных сигарет, раскрывающий галантность и подчеркивающий завлекающую мужскую привлекательность, которую воспитатель заметил в старшем Сано еще в первую встречу, и легкие, игривые апельсиновые нотки, как когда молодой отец, влившись в игры с любимыми малышами, и сам вел себя, как маленький ребенок, капризно хмурясь после очередного проигрыша. Определенно, он самый. Девушка, окончательно устав от этих долгих поисков «того самого», вопреки инструкциям для персонала не стала предлагать ему еще какие-то продукты, а просто рассчитала на кассе и с усталой дежурной улыбкой пожелала удачно отметить праздник. Такемичи было немного совестно перед ней, но домой в тот день он вернулся в приподнятом настроении. На коробочках с подарками он собирался написать небольшие открытки-поздравления. И если для малышей это вышло легко и непринужденно, – даже для Кена он легко подобрал слова – то в открытке мужчины все еще не было написано ни одной строчки. Ни одного слова, кроме собственной подписи в самом уголке листа. Он задумчиво теребил несчастную бумажку несколько минут и в итоге случайно порвал. Пришлось выкинуть: волнения только прибавилось. С самой упаковкой управился он достаточно быстро. То ли дело в его природной усидчивости и любви работать с маленькими деталями, то ли в сноровке – всё-таки воспитателям и не такое приходится выучивать, чтобы работать с малышами. Быстрые, но аккуратные взмахи ножницам, цветастый скотч и красно-зеленые ленты в стиле Рождества. Готово. Удовлетворенно выдохнув, Ханагаки решил отправиться в душ. Он не знает, почему эта привычка появилась, но с самого детства, в канун Рождества, в душе он проводил по несколько часов. Мужчина буквально стирал свою кожу до красноты и легкого жжения, словно бы пытался отмыться на всю оставшуюся жизнь. С возрастом стало только хуже. Именно поэтому прямо сейчас он использовал и скраб, и пиллинг – все, что могло снять с него слой омертвевшей кожи. Почему-то он никогда не задумывался о том, что, растирая кожу с такой силой, он новые клетки сдирает тоже. Выходит из душевой кабинки он заметно покрасневшим и немного уставшим, зато невероятно довольным. Макияж сделать решает чуть позже, поэтому сейчас в руках воспитателя только уходовые средства. Тонер, сыворотка и тканевая маска. Маски Такемичи делал только в отсутствие младшего брата: в первый раз, когда Ханагаки сделал это при нем, гогочущий смех брюнета не стихал почти десять минут. И выбесило ужасно, и Какучо жалко стало – в конце мужчина едва мог дышать, так сильно он смеялся. Он лежит с ней десять минут, а после, выбросив высохшую маску в мусорку, воспитатель идет обратно в ванну наносить дневной крем. Когда средство впитывается, а кожа становится почти полностью сухой, в дверь стучат. За порогом он встречает брата с четырьмя большими пакетами и ключами от машины в зубах. Тот относит их на кухню, а потом сам идет в душ. Ханагаки же принимается тщательно сверять список и то, что купил брюнет. За те полчаса, что брат проводит в душе, воспитатель успевает закончить: пару раз закатить глаза из-за слишком дорогих продуктов, но в целом остаться довольным. Он убирает скоропортящиеся в холодильник, а остальное оставляет на столе, принимаясь сначала готовить для них обед. Много времени он не тратит. Салат, отварная грудка и тосты с грибным творожным сыром. Какучо часто ворчит на него из-за его слишком «скучно-правильного» питания старшего, но все равно каждый раз исправно съедает все до последней ложки, после молча моя посуду в благодарность. — Господи, Боже! – Такемичи вскрикивает и роняет ложку, которой намазывал сыр, в раковину. Он поворачивается и гневно сверлит взглядом брата, который склонился над ними и игриво улыбался. С его волос капали маленькие холодные капельки воды, одна из которых и напугала воспитателя. Он дает хохочущему брата слабый подзатыльник и ставит на стол тарелки с едой. После обеда Какучо идет обратно в ванную сушить волосы и делать укладку. Такемичи же в это время решает немного подкраситься у себя в комнате. Фиксатор для бровей, маленькая, едва заметная стрелочка коричневой подводкой в уголке глаз и вишневый блеск для губ. На переодевание они тратят не больше двадцати минут. Такемичи надевает вельветовые брюки цвета хаки и белую рубашку. Поверх свитер нежного кофейного оттенка. Заколки и очки в тонкой оправе. Выглядит мило. Он удовлетворённо кивает своему отражению в зеркале на дверце шифоньера. Какучо же надевает черный брючный костюм и темно-синюю рубашку, отмахиваясь от шуток старшего по поводу вступления в мафию: не в первый раз. Из украшений любимые наручные часы и маленькое золотое колечко в мочке. Младший обратно раскладывает все продукты по пакетам и, прихватив и подарки для детей, идет сгружать вещи в машину. Такемичи выключает в комнатах свет, проверяет плиту и выходит следом. Они едут в резиденцию Сано. По пути как обычно подключают телефон старшего к динамикам машины и включают общий плейлист – сборную солянку из всего, что есть на свете. Песни, которые они слушали с родителями Такемичи в детстве по радио, какая-то современная американская попса, которая в последнее время не покидает строчки мировых музыкальных чартов, и бессмертная классика – джаз Нового Орлеана. Во время второго припева, на высоких нотах потрясающей Леди Гаги, музыка вдруг выключается и по салону проходится слабая вибрация: входящий вызов. Такемичи смотрит на экран и улыбается. Он ставит гаджет на подставку рядом с регистратором и отвечает на звонок: — Привет, ребята. — Привет, Таке-нии! – хор радостных мужских голосов и безрезультатные попытки одновременно всех вместе влезть в экран. Мужчины толкаются и кричат друг на друга, но Такемичи смотрит на это только с улыбкой. Ностальгия. Какучо недовольно ворчит: — Очень приятно знать, что вы радуетесь созвону с братом. Ему в ответ игриво-дружелюбное от Рана: — Не волнуйся, Бука. Про тебя мы тоже помним. — Знаешь, что, Хайтани… Его перебивает тот самый строгий поучительный голос воспитателя Ханагаки Такемичи: — Так, а ну-ка не ссориться. Сколько можно, мальчики?! Тем более сегодня Рождество! После дружных извинений из динамика и все еще обиженного «Прости» от Какучо, он вновь улыбается и спрашивает у парней: — Как прошел показ? В этот раз ему отвечает Мицуя: — Прошел хорошо, я долго волновался из-за последних костюмов, особенно о белом плаще Риндо, – тот, у которого три прозрачные полоски на линии талии – но критики на удивление пришли в восторг. Даже та противная карга, которая забраковала мое участие в «Неделе моды в Париже» в прошлый раз, хлопала стоя. Если бы Ран еще и не заигрывал со всеми подряд, было бы вообще идеально. Ох, мечты-мечты. Какучо хмурится в непонимании: — В этот раз его обольстительная улыбка была ещё более глупой, чем обычно, и люди, скривившись от отвращения, стали спешно покидать зал? – ему в ответ возмущенное «Заткнись, придурок» от старшего Хайтани. Отвечает заметно повеселевший Риндо. Он выхватывает телефон из рук дизайнера и направляет камеру на лицо, полностью заслоняя собой старшего брата: — Нет, дело в другом. Оказалось, что на первом ряду одна из журналисток была ярой поклонницей Нии-сана. И ему «повезло» послать свой знаменитый воздушный поцелуй именно ей. Мы с Такаши-нии валялись по полу от смеха за кулисами. Только представьте: на подиуме стояла модель мирового уровня Ран Хайтани и с открытым от удивления ртом наблюдала, как упавшую в обморок журналистку откачивали самые знаменитые модные критики мира. Вышеупомянутый одновременно пытался ткнуть вновь начавшего смеяться Такаши под ребра и зажимать рот придумавшему кучу новых смущающих эпитетов младшему брату. Мицуя, отсмеявшись, приобнял оторопевших сменой атмосферы братьев и громко проговорил: — С Рождеством! – они с начала растерялись, но потом положив руки на талию дизайнера также с улыбками проговорили в камеру: — С праздником, парни! Мы вас любим! — И мы вас, мои хорошие. С праздником! – Ханагаки было все равно, что перед ним взрослые мужчины – для него они навсегда останутся теми самыми малышами, что играли вместе с ним и братом в песочницы у дома. Какучо тоже улыбается и шлет салют левой рукой. Парни отключаются первыми, успев лишь сказать, что вышлют мужчинам подарки из Италии перед отбытием, прежде, чем их менеджер утащил моделей и главного дизайнера модного показа на пресс-конференцию. Оставшееся время поездки прошло в приятной тишине и с улыбками на лицах. Стоило им заехать на территорию особняка, как их тут же вышли встречать. Малыши выбежали во двор в сопровождении младшего дяди. Чифую сразу кинулся ему в руки, стоило воспитателю выйти из машины. Он едва успел подхватить малыша. Ребенок сжал ручками его шею и прижался к нему всем тельцам. Мальчик едва ли не мурлыкал. Это было так мило. А вот близнецы, громко поздоровавшись, сразу подбежали к дверце заднего сидения, еще издалека увидев внутри кучу пакетов, сквозь которые легко просвечивались цветастые упаковки подарков. Изана подходит последним и дарит любимому незаметно для детей быстрый поцелуй в щеку. Такемичи по-доброму завидует. Какучо дал в руки мальчишкам самый маленький пакет и, убедившись, что каждая маленькая ладошка крепко сжимает свою ручку пакета, взял остальные сумки и, обхватив талию мужчины свободной рукой, прошел с детьми в дом. Ханагаки с улыбающимся Фую на руках зашел следом. Близнецы, громко о чем-то рассказывая, кажется, искренне заинтересованному Какучо, повели его младшего брата и Курокаву на кухню. Воспитатель же с самым младшим Сано пошел в зал. Внутри дом уже был украшен и готов к встрече праздника. На стенах висели гирлянды, которые искрились золотым светом сотни маленьких огоньков, по дому разносилась нежная мелодия рождественских песен, а в самом центре зала стояла большая елка. Зеленая красавица сверкала блестящими игрушками и тоненькими ленточками разноцветного дождика. А внизу, рядом с лежащими там подарками, запутавшись в подарочной ленте, барахтался маленький комочек. Ханагаки приветливо улыбнулся знакомому холодному носику. Чифую спрыгнул с его рук, аккуратно подхватил рыженького котенка и протянул его воспитателю. — Он очень красивый, да? Это Клубок. Теперь он живет с нами. Пик-Джей пока не хочет с ним играть, потому что он маленький. Но позже они ведь подружатся, да? – изумрудные глазки смотрели на него так жалобно, что Такемичи не мог не согласиться. — Конечно, подружатся. Ведь Клубок такой хороший. – в подтверждение он мажет быстрым движением большого пальца между крохотных ушек. Котенок зевает и закрывает зеленые глазки. Чифую радостно улыбается и бежит уложить уснувшего на его руках котенка на его новую лежанку в собственной комнате. Такемичи смотрит ему в след с улыбкой, а потом слегка вздрагивает, почувствовав на талии чужие руки. Очень знакомые руки. Он оборачивается и встречается взглядам с черным обсидианом. Молчаливый диалог. «Можно?» «Конечно.» Манджиро притягивает его ещё ближе и быстро целует. В любой момент кто-то из малышей может зайти, поэтому поцелуй не длится больше нескольких секунд. Чмок, с которым отстраняется младший, заставляет их улыбнуться. Так по-детски. — С Рождеством. – его низкий голос отзывается приятными мурашками где-то у загривка. Такемичи рассеянно поправляет несколько передних выбившихся прядей и тихо отвечает: — С Рождеством. Интимную, нежную атмосферу портит брат. Каждого из них. Изана и Какучо стоят в дверях и смотрят на них, как на неопытных подростков с их первой влюбленностью смотрит прожившая вместе как минимум лет пятьдесят пара. Брюнет не изменяет своим привычкам и дразнит старшего: — Какой стыд! Какой срам! Нии-сан, в людном месте! – голос его полон притворного ужаса, а глаза выдают еле сдерживаемый смех. Ханагаки отвечает ему по-детски высунутым языком и, схватив Манджиро за руку, уводит его в комнату младшего под дружный смех вредной парочки. Приходит в себя уже внутри, обернувшись на растерянного его порывом младшего. Сано выжидающе смотрит на него несколько секунд, но Такемичи никак не реагирует, а только смущенно краснеет и чешет затылок. — Ты смутился, что нас увидели? – руки мужчины снова на талии воспитателя, а на его лице непривычное волнение. Ханагаки оно кажется неправильным. — Не то, чтобы… Не знаю. Каку-чан такая вредина! – он ворчит, а Сано успокаивается и улыбается. Мужчина снова целует его. В этот раз по-другому: они в его комнате. Его руки развязаны. Медленно и вдумчиво, чуть оттягивая пухлую розовую губу, от которой так сладко пахнет спелой кислой вишней. Такемичи тихо вздыхает и обнимает шею Манджиро двумя руками, пытаясь притянуть его ещё ближе. Это не страсть – желание. Желание быть так близко, как только возможно. Раствориться в человеке напротив – стать одним. Это желание должно пугать своим быстрым появлением, но Такемичи лишь нежно улыбается – он так отчаянно влюблен. Весь вечер проходит в какой-то невероятно счастливой семейной атмосфере. Они все вместе готовят еду на кухне, каким-то непостижимым образом умудряясь поместить туда пять взрослых и четверо детей: дедушка Сано болел уже несколько дней, поэтому решил остаться в своей комнате и отдохнуть. В праздничном меню яблочная шарлотка, жульен, рождественская индейка и «Мучная война». В конце победителем объявляется прятавшийся все время битвы за спиной Майки Такемичи, на котором почти не было белого порошка. Остальные же после всего дружно пошли сначала отряхиваться на улицу, а после разошлись по ваннам. Ужин прошел за разговорами взрослых и увлекательной игрой в твистер, после которой половина семейства Сано была почти парализована: Изана и Шиничиро едва ли не одновременно ворчали на ноющую поясницу и больные колени. И если ноги не вызывали вопросы у воспитателя, то поясница… После этого Старший из Сано быстро обнимает всех своих племянников, лохматит волосы недовольных этим младших братьев и убегает, крикнув о том, что должен поздравить кое-кого с праздником. Они запускают вместе с детьми фейерверки на заднем дворе. Такемичи растроган до слез. Не яркими вспышками цветных огней. Вовсе нет. Счастливыми детскими визгами и искрящимися восхищением глазами. Так странно чувствовать это тепло от чуждого счастья. Странно, но до ужаса приятно. Так же приятно, как чувствовать обнимающую собственную талию крепкую руку. Какучо и Изана решили оставить остальное семейство и уединились в комнате старшего. А вот Такемичи с Манджиро и детьми устроились смотреть «Рождественскую историю» в зале на диване. Кен привалился с одного боку от отца, а Такемичи с противоположного. Чифую устроился на руках Ханагаки, а вот близняшки, обнявшись, заняли любимое место – на мягком ковре, на полу. К концу просмотра детей сморило. Даже Кен прикрыл глаза и навалился на папино плечо всем телом. Такемичи так увлекся просмотром, что не сразу заметил движение рядом, а когда перевел взгляд наверх, увидел в жилистой ладони маленькую веточку с красными ягодками. Омела. Даже он знал, что это значит. На лице Сано неподдельная серьезность: — Говорят, что если поцелуешь человека под омелой, то год пройдет так же, как Рождественская ночь. Такемичи… Проведешь и следующий год со мной? С моей семьей? Ханагаки переводит взгляд на чуть открывшего во сне рот подростка. На непоседливых близняшек, которые спали, прислонившись к дивану. На самого маленького Котенка, сладко сопящего ему в шею. Он первый поддается вперед. Это его лучший поцелуй в этом году.