Теперь всё будет по-другому

      — Итан... — Мия зовёт почти шёпотом, так осторожно и трепетно, словно боясь рассеять резкими звуками ценную для них в своей умиротворённости тишину. Делает и без того обычно мягкий, лёгкий голос ещё ласковей, что голова поворачивается в её сторону самостоятельно, а взгляд, до того расслабленный и отстранённый, в миг наполняется нежностью.       Теперь, когда он смотрит прямо на неё, можно видеть не его профиль, а само лицо, полностью. Видеть сияющую золотым щеку, отражающую солнечный свет из окошка напротив, видеть не такие монотонные как в тени, зелёно-карие глаза, на свету становящиеся необычайно многоцветными, видеть едва заметные морщинки по бокам от них, говорящие о том, что он часто улыбается, видеть слегка небрежную, немножко отросшую светлую прядь волос, будучи до этого момента заправленной за ухо. Видеть такие родные черты, словно совсем не поменявшиеся с первого дня знакомства, а теперь и ставшие неотъемлемой частью их милой, драгоценной Розы. И эта мысль, само наличие общего чуда, она так сильно греет душу, так гордит...       У Итана дёргаются внутренние уголки бровей, ведомые приятно щекочущим теплом в груди от её тона, но спустя миг от заботливого внимания не ускользает и неуверенность во взгляде, и едва заметно поджатые губы, заставляя взволноваться.       — Что такое? — он уже тянется кончиками тёплых пальцев к её холодным костяшкам, проходясь ими по кисти выше и опуская ладонь на её, согревая этим жестом и душевно, и физически. Сидит в метрах полтора, потому ему приходится нагнуться, характерно скрипя стулом, чтобы это сделать. Быстро водит взгляд между её двумя горящими, отчего-то потерявшимися глазами.       — Нет-нет, милый, всё в порядке! — Мия говорит взбудоражено, выпаливая слова с придыханием, будто чего-то испугавшись, и в миг оказывается ступнями на полу всем весом, уже сминая ладошками его колючие щёки. Забывает одеть ещё с утра свои пушистые тапочки, и теперь касается белыми носками деревянного пола их кухни, упираясь коленями в его ноги. Гладкий паркет, нагретый дневными лучами солнца, приятно покалывает пятки и пальцы.       Итан сначала теряется, просто тихонько, даже послушно дыша на её подрагивающие руки, не двигаясь. А когда любимая прижимается лбом к его, цепко, но совсем не больно обнимая руками за крепкую шею, то укрывает её спину в ответ. Словно в защитном жесте, неосознанно, от чего взгляд её становится почему-то ещё тяжелее. Итан кладёт тёплую ладонь на её лопатку, смотрит снизу вверх на её лицо рассеяно, непонимающе. Она так близко. Такая трепетная и... расстроенная? Или наоборот, счастливая? Разве можно казаться таковой одновременно?       — Мия, что случилось?       Мия грустно улыбается, тут же мотает головой, случайно задевая его нос своим. А внутри едва ли успокаивающиеся бурные чувства, которым она невольно дала высвобождение. Именно сейчас. Она не хотела на этом зацикливаться, только не в эти особенно тёплые, наполненные тихим счастьем минуты, но, вместе с этим, — совершенно гадко, — так ярко и красноречиво дающие понять, что же могло быть безвозвратно утеряно. Вспомнить.       Слова Криса, сказанные тогда, в вертолёте, вместе с яркой вспышкой взрыва по ту сторону иллюминатора навсегда заели у неё в груди щемящей болью. И не получилось до конца избавиться даже тогда, когда выяснилось, что Итан выжил. Выжил потому, что осознал перед самым нажатием дрожащей руки на кнопку, что всё ещё способен пытаться. Потому, что должен пытаться до тех пор, пока не закончатся самые последние капли сил, возможность бороться. Что смерть, уверенно подобравшаяся так близко и теперь манящая долгожданным освобождением от страданий — гадкая, гадкая ловушка.       Слишком сильные чувства. Слишком яркая боль.       — Мой любимый, любимый Итан...       Рука Итана замирает на её спине, секунду назад ласково поглаживающая. А Мия уже тянется мягкими губами к участку между его бровей, ощутимо целуя. Становится щекотно, он автоматически сводит светлые брови вместе, образовывая там морщинку, но Мия разглаживает её очередным поцелуем. Времени не теряя, опускается ниже, быстро целует в переносицу, в кончик носа, в подносовой желобок, в сами губы. Ещё секунда, и покрывает быстрыми поцелуями и всё лицо, всё ещё мило зажмуриваясь. Сжимает в объятиях так, что создаётся впечатление, словно хочет вдавить в себя, в самую грудь.       Итан приоткрывает рот. Успевает и улыбнуться на эмоциях, и задуматься, и вновь заволноваться. Что-то шепчет, начинает суетливо гладить её по спине снова, в успокаивающем жесте. Раздвигает свои ноги, чтобы притянуть её ближе и уткнуться лицом в ключицу, закрытую лёгкой кофтой.       — Теперь всё ведь хорошо, правда? С тобой всё будет хорошо, Итан? — выпаливает Мия, неглядя выцеловывая оказавшуюся перед лицом макушку. Зарывается носом в его непослушные, вкусно пахнущие абрикосово-инжировым шампунем волосы. Кладёт ладошки куда-то на его тёплые уши, гладит кончиками пальцев нежную, открытую область над ними. Ощущает чувствительной, тонкой кожей предплечья его щетину, и по спине пробегаются приятные мурашки. Живой, настоящий.       — Мия...       — Нет, обязательно будет, — она неожиданно сжимает кулачки, сминая белую рубашку на его спине, злится, — Я, мы... Мы с Крисом и остальными больше не допустим подобного. Не допустим даже возможности, что тебе вновь придётся жертвовать собой, придётся биться почти в одиночку, спасая близких. Нет, Итан, нет, — зарывается вездесущими пальцами одной руки в волосы, гладит голову, — Больше не повторятся те же ошибки. Наш дом снаружи и мы, находясь вне него, находимся под постоянным наблюдением. Мы сейчас копаем в самый корень, не упускаем ни одной детали, держим всё под контролем. Впредь без каких-либо секретов, — открывает влажные глаза, смотрит прямо, с безмермой любовью, — Я хочу, чтобы впредь ты чувствовал как можно больше хорошего. Чтобы чувствовал, что защищаешь не только ты, но и тебя.       — Мия... — голос Итана звучит ниже в таком положении, звучит из самой гортани. Привычно ему в эмоциональные моменты хрипловатый, такой приятный, такой родной. Он берётся за её щеки, осторожно отодвигает, чтобы видеть глаза лучше, — Я чувствую, — выдерживает небольшую паузу, придавая значимости словам, затем быстро целует в дрожащие губы, даже просто по-детски прижимается, — И чувствую, что мы сейчас в намного бо́льшей безопасности, чем раньше. Главное, более не такой ложной, — целует ещё несколько раз, уже по бокам, чувствуя вкус солоноватых слёз во рту, — Пока внутри меня и Розы течёт эта кровь, мы, к сожалению, не закончим с этим полностью, и нельзя забываться, делая себя уязвимыми перед подобными врагами, но... — тяжело дышит, гладит по щекам, — Но это совсем не значит, что всё будет снова так же плохо. Теперь всё и правда по-другому. Я обещаю.       Мия загорается снова, но теперь — именно счастливо. Светится ярче, чем солнце за её спиной. И какими бы эти слова, на первый взгляд, ни звучали наивными и тяжело принимаемыми после всего произошедшего, она готова верить. Поверить полностью именно потому, что верит Итан. Ей было так важно услышать это от него...       Она опускает глаза на его левую руку, лежащую на её лице, и склоняет голову, целуя ровно в безымянный и мизинец. Помня об их истории даже после полной регенерации*. Зарывается носом во всю ладонь, гладится, словно маленький, счастливый птенчик, привыкший к своему любимому источнику тепла. Вдыхает запах родной кожи. Ладонь его со внутренней стороны немного шершавая, пальцы крепкие, приспособленные драться. Более не кажущиеся такими изящными, созданными только для клавиш пианино и карандаша. Но всё ещё, — неизменно, — такие красивые.       Итан закрывает приоткрытый рот, решая ничего не говорить. Прикрывает глаза, когда Мия кладёт ладонь на его грудь, считывая глубокое дыхание. Гладит кончиками пальцев где-то над её бровью, а затем, тихо выдохнув, притягивает её к себе плавным движением и стискивает в объятиях. Укрывает полностью, укладывая её голову себе на плечо. А внутри так спокойно, так правильно.       С другой комнаты, через накрывшую пелену, слышится отдалённый, тихий детский плач. Роза проснулась после полуденного сна. Мия лениво разлепляет глаза, гладя длинными ресницами ворот его рубашки, медленно выныривая из обволакивающего уюта. Рубашка, почему-то, пахнет чем-то сладким. Или так кажется из-за витающего по кухне запаха выпечки? Яблочная шарлотка, его любимая.       Мия приподнимается, чувствуя лёгкий вес его ладони, просто лежащей на затылке, а затем в последний раз чмокает Итана куда-то в лицо, не глядя.       — Я схожу, — говорит тихо, со спокойной улыбкой, и он отвечает тем же, кивая и осторожно расцепляя объятия полностью, выпуская её из рук.       Выходя за порог комнаты, Мия думает о том, что, несмотря на все беды, она самая счастливая девушка на свете.