Покалеченно-нежно

Дым никотина приносит иллюзорное забытие в лёгкие, затуманивая без того ледяной разум. Настолько застывший, что пустоту взгляда невозможно спутать с иной бездной. Она держит в руках сигарету, сидя на краю постели. Он изучает взглядом скрытую в полутьме фигуру, цепляется им за застежку черного бюстгальтера. На долю секунды кажется, что по спине девушки проходит дрожь. И Валтор не ошибается, слыша всхлип, созвучный с горьким смешком. — Так плохо от нашей интрижки, что тебя выворачивает наизнанку? — иронизирует приятный тембр голоса. Мужчина привык не давать ей окончательно сломаться, используя нелестные издёвки. Сейчас внутри неё что-то изменилось. — Ой, завались ты нахуй… — раздраженно, устало отстраняется от ответа. Ещё не хватало перед ним разливаться. — Прекрати посылать меня в столь отдалённые места, милая. Я не настолько слеп. Не всегда приятно искать утешения в алкоголе, — он знает, что в случае, если их диалог не состоится — девчонка напьётся до чертей и отключится, оставив его во тьме размышлений. — О, разве, Вальт? — ядовитая ухмылка расползается по лукавым губам. Иной раз ему мерещатся рога на её голове. Что ж, он и сам подобен ей. Иначе бы Валтор не делал попыток залезть глубоко под кожу, раскрыть тайн утонувшего в дёгте нутра. И терялся в разлитых бокалах до той степени, что не имеет права ей подобного предъявлять. — Рыдания — последнее, что я хотел бы услышать в контексте нашей ситуации. Будь добра, — он наигранно расстраивается, заимствуя у неё причину физического, и последствие морального разложения. — Ты стал таким сентиментальным? — его стерва неосторожно выпускает дым в направлении лица. — А ты льёшь сейчас слёзы от либидо, ударившего в голову? — сурово вопрошает мужчина, схватывая её за запястья. Тяжело выдыхает ей яд, сжимая зубами мундштук. Под тонкой кружевной тканью болезненно дрогнуло сердце. Безучастные глаза пристально смотрят на девушку. И замечая несвойственную ей беспомощность, мужчина меняется в лице, неожиданно прижимая к груди хрупкое тело. — Verzeih mir, mein Vogel, * — шепот обволакивает в плоти зияющую черную дыру, но лишь на мгновение. Карминно-алая, пёстрая, до омерзения смелая. И подстрелена губительной стрелой прошлого. Он собирается её вынуть. Ради причинения большей агонии? * — Я… — она мягко лепечет, словно перед ним другой человек, — … Знаешь… Мне показалось ненадолго… Что всё в порядке. — Какое блядское понятие… — ежедневно, а то и минутно изменчивое. — И правда, ебануться… — тленно соглашается охрипший девичий голос. Валтор задумывается. С удивлением приходит к сомнительным выводам. — Я внушаю тебе чувство комфорта? — по инициативе мужчины, Блум уже лежит на его груди, не различая очертаний в темноте, но продолжая их бесцельно искать. — Пробуждаешь фрустрацию, — отшучивается она, теряясь в объятиях апатии. Валтор мягко поглаживает её по спине. Она единожды обмолвилась о той «сладкой» боли, возникающей, когда до сих пор пребываешь в мечтаниях, но притом неподдельно осознаёшь как реальность с размаха втыкает лицом в грязь. Возможно ли, что он связан с её надеждами и желаниями? — А если реальность исчезает… — мужчина осторожно опускает руку вдоль её лопаток, успокаивая. — Выжжена ненужным элементом… Что бы ты бросила в огонь? Он говорит так, будто готов стать синим пламенем. — Я ведь никогда не рассказывала, каким хером меня сюда занесло… — тонкие пальцы стирают потёкший макияж. Мужчина весь во внимании. — Марион сралась с ним ежедневно без продыха, и его ответы ей низпускались как манна небесная. По имени не зовут родных людей. И не имеет значения, дали ли они тебе жизнь. — Тебя ведь это не должно ебать? — повествование прерывается печальным, ехидным вопросом. Ей не хочется остаться безответной. — Продолжай, — Валтор безмятежно просит, откинув голову на подушки. — Выжимала из себя лучшие оценки. Сжирала изнутри за каждый промах… Ей всего было мало, — он находит свой убийственный шарм в её монотонной речи. — Ты бы слышал, какие проклятия бросали мне вслед, когда я сбежала. А Орител… Давно свалил и продолжил неумело делать вид, что ему не насрать. Мужчина усмехается. Ведь все хотят выставить себя в выгодном свете. Особенно, когда дело касается высшего общества. Ему ли не знать? — А потом я оказалась совершенно одна в этой блядской паутине. Тот, кто помог мне порвать с прошлым — сам оказался в нем. — И ты нашла способ хорошо подзаработать, не боясь, что такое личико свободно захотят подправить… — она ожидает услышать от него что угодно, но не… странное беспокойство. — Что мне оставалось делать? — её голос дрожит, пробуждая в мужчине… неизвестную ранее боль. Ему знакомо, что значит променять безбездное существование на свободу. Но по факту она оказывается тем же изощренно замаскированным ошейником, удушающим, пока не нажмешь на курок. — А тут ты. И абсолютно бредовое ощущение…что я тебе нужна. Где-то затерялся спусковой крючок. Щёлк. Валтор замирает. Горячие слёзы льются ему на кожу. «Совершенно одна». Немудрено потерять контроль над эмоциями, если единственный, кто видит проблемы — твоё отражение в зеркале. Он помнит, как глядел в него и задавался вопросом, в чем смысл его путешествия? Что может противопоставить ебучему миру тихая девочка? Она — не подобие демонического мужского начала, трезво отринувшего любые привязанности и идущего по головам. Так далеко от дома и ни души, что приютила бы её. Лишь злосчастный паб, где открытым видом представлен сверкающий в ночи металлический шест. Манящий иллюзией возможностей. Её зовут Блум. Её тонкие крохотные лепестки распадаются перед ним в миллиарды осколков агонии, выливая в забытую душу нескончаемый поток тихой истерии. Она — не её тёмный образ, уводящий вглубь к развратным мечтам. Схоронившийся, разорванный жизнью ребенок, ждущий, когда это всё прекратится. Валтор берёт его в ладони, уткнувшись подбородком в растрёпанную рыжую макушку. Если бы она имела в себе силы кричать — не орала бы беззвучно. Чёрные ногти впиваются в сильную спину. Его руки ответно сжимают дрожащее тело. Тёмные веки плотно сомкнуты. Губы впиваются в сожженные волосы. «Прошу тебя… Заткнись. Не делай мне…так больно.»