Важные

— Я не хотел быть рядом в тот момент, понимаешь, Каччан? — Изуку отводит взгляд. — Не хотел быть родственной душой хулигана, который доводит всё до драки. Бьёт всегда в полную силу и, блять, даёт отличный хук справа... Кацуки всё равно не понимает причину десятилетнего молчания. Хочет возразить, сказать, что сила тогда решала всё, что другого выхода не было, но вместо объяснений получается скрежет зубов. Сложно не злиться, когда считаешь, что провел всю свою жизнь впустую: глупые поиски, глупые пробы отношений. Потому что всё не со своим соулмейтом. А тот всё знал. Смотрел и смеялся. — Я-я...боялся. До упаду усмехался над ним. — Ведь жертвой для битья почему-то всегда оказывался я. Смеялся же...? — И что твой удар справа хорош — я узнал на собственном опыте. Проверил лицом не единожды. Узнал, как это больно, когда тебя втаптывают в грязь и мешают с дерьмом. Узнал... — Изуку делает глубокий вдох. И только на выдохе произносит. — Как это страшно, когда твой соулмейт советует тебе, сброситься с крыши. Скрежет прекращается. К горлу подкрадывается медленно нарастающий ком. Он правда так говорил? Осыпал задрота пожеланиями сдохнуть? В шутку такое невозможно бросить. Точно не для их отношений. Бакуго проходится по воспоминаниям, пытаясь найти момент, в который даже поверить невозможно. Легче признать, что Деку врёт. Нагло и бездарно. Кулаки сжимаются до побелевших костяшек. — Мне было страшно. В средней школе. Он гаркнул ему это в средней школе. Бакуго Кацуки сказал своему соулмейту попытать счастье в следующей жизни. В следующей жизни, где не было бы беспричудности и его. Где не было бы вообще ничего. — Деку. Он мог убить Мидорию Изуку. Своими тупыми, до невозможности неправильными словами. — Я... — очередь Бакуго делать глубокий вдох, и что-то выдавить на выдохе. — мне очень...блять. Что он нахуй хочет сказать?! Простое и банальное — «мне жаль»?! Да какого черта?! Секунду назад Кацуки был уверен в собственной непогрешимости, в уродстве взглядов Деку на родственные души. Считал, что тот просто решил оставить его одного и смеяться над его ущербными попытками сыскать счастье всю блядскую жизнь. Деку прав — он мешал его с дерьмом. Каким является сам. Обычных извинений здесь недостаточно. – Деку, врежь мне. Изуку моргает и склоняет голову в бок. Чувства, что прежде переполняли его, сменяются непониманием. — Что, Каччан? — Врежь мне. Со всей дури. Используй полное покрытие, все свои сто процентов, — Бакуго отходит чуть дальше и убирает руки за спину. — Я не буду сопротивляться и защищаться. — Ты с ума сошёл?! Нет, как раз наоборот. Мысли наконец прояснились, а ком в горле постепенно начал сходить на нет. Бакуго Кацуки сказал своему соулмейту попытать счастье в следующей жизни. — Давай же, Деку!! Он мог убить Мидорию Изуку. — Бей!.. Щелчок. Хлесткая пощёчина обжигает стиснутую щёку. Звук бьёт по ушам и играется на нервах так неумело и больно. Кацуки сжимает веки и ждёт следующего удара. Для разогрева этот был слишком прост и слаб, другой должен быть сильней. Деку достаточно прокачался для того, чтобы уложить его одной левой. Или даже не поскупиться на удар под дых железными подошвами. Бакуго знает, он может. Поэтому смиренно ждёт целую серию. — Т-ты... Но её нет. — И-издеваешься? Кацуки распахивает веки. — Хватит уже, Каччан, — Деку накрывает паника, и простых вдохов и выдохов уже недостаточно. — Н-не надо...хватит. У Бакуго кровь стынет в жилах. И руки сами тянутся к чужим дрожащим плечам. Он невероятно глупый, глупый человек. Пытается держать трясущееся тело в крепкой хватке, но не выдерживает и падает на колени вместе с ним. Изуку задыхается в поступающей истерике. Бакуго пытается не задохнуться в месиве разрывающих чувств. — Я идиот, полный урод. Даже намного, намного хуже. Не хулиган, Деку, ты очень слабо сказал, как всегда, смягчил и, блять, скрасил. Довожу всё до драки и пугал тебя по тупейшим причинам. И довёл. Довёл до такой степени, что, сука, — быстрый поток слов прерывается, когда задрот начинает плакать. — Я пожелал тебе смерти. Хватка Бакуго становится сильней, и взгляда он не отводит. Продолжает смотреть в глаза Изуку, который до смерти похож на щенка. Побитого и отчаянного. Держится на земле только за счёт чужих рук, готов упасть в любое мгновение. Кацуки сломал его. Который, блять, раз. Это же задрот, какого черта вообще пришло в голову, что он сможет избить его? Что он может его хоть пальцем тронуть? Пощёчина, хлипкая, удар от которой даже не острый, принесла вреда тому больше, чем Бакуго. Взгляд. Нельзя отводить взгляд. Пусть он видит, кого разрушил. Снёс целый фундамент. Сносил многие годы. — Де...дыши, — рука слабо похлопывает по дрожащей спине, пытаясь привести в чувства. Какого чёрта он вообще думал, что наказание поможет? — Изуку, пожалуйста, дыши! Какого черта он думал, что Деку сможет причинить боль своему соулмейту? Бакуго делает глубокий вдох и на секунду замирает. Показывает пустым глазам, что нужно снова научиться дышать. Понимает, что слова сейчас бесполезны. Те не сразу фокусируются на нём, но через минуту грудь Изуку медленно вздымается. И опускается. Он продолжает так повторять ещё десятки раз. Бакуго понимает, что слова бесполезны, ведь не прозвучали главные. Важные. — Мне жаль. Вдох. — Изуку, прости меня. Выдох. — Я блядски сильно виноват перед тобой. И не заслужил прощения. Но, пожалуйста...прости. Он сказал, наконец-то смог. На сотом выдохе истерика Деку отступает, и дрожь медленно отходит от уставшего тела. Кацуки продолжает прижимать его к себе и мягко похлопывать по спине. От усталости хочется положить голову на осевшее плечо, но нет. Это неправильно. Бакуго чудовище. Скорее всего, прочитав его мысли, Изуку сам кладёт её на себя. — Каччан, — тихо шелестит рядом с его ухом голос. Сердце замирает. Кацуки снова зажмуривается и ждёт жестокой расправы. Он это правда заслужил. Бакуго Кацуки сказал своему соулмейту попытать счастье в следующей жизни. Но внезапно опустившиеся на его макушку веснушчатые щёки приняли другое решение. — Я полюбил одного мальчика и уважал его всю свою жизнь. Возненавидеть его я так и не смог, — Деку прижимается ещё ближе. — Этот хулиган всегда исправляет свои ошибки. Стремится быть лучше. Верно, Каччан? Мидория Изуку улыбался. И скрывал от мира чужие слёзы.