Странное чувство

— И почему ты каждый раз выбираешь такие… романтичные места? — обводя взглядом заброшенную крышу какой-то старой многоэтажки, неодобрительно спрашивает Азик. — Ты пришел! — радостное восклицание заставляет сердце предательски пропустить пару ударов. — А у меня был выбор? — приподнимая бровь, демон проклинает эти щенячьи глаза, мгновенно стирающие любое недовольство. Вопрос не успевает повиснуть в воздухе, как Азик оказывается заключенным в слишком теплые объятия, которые следовало бы запретить. Ни один ангел не должен обнимать так. — Выбор есть всегда, — хмурится Даня, но хватку не ослабляет. — Не начинай, мурзилка, — утыкаясь носом в отвратительно мягкий свитер, бормочет Азик. Оказывается, даже в разнице роста есть свои плюсы. Азик готов поклясться, что в этот момент Даня усмехается, носом зарываясь в красные волосы. И у кого он только понахватался этого? — Я соскучился, — еле слышно шепчет ангел, решив по-видимому вдавить Азика в себя. Незаконно. Падший ангел абсолютно точно не должен испытывать столько чувств. Тепло не должно разливаться внутри груди, и спокойствие не должно заполнять каждую клетку тела. — Так с чего такая любовь ко всеми забытым местам? — не давая себе окончательно утонуть в нежностях, не унимается Азик. — Тут тихо и никого нет, — не задумываясь, отвечает Даня. — Прячешься от кого? — усмехается демон, приподнимая голову и встречаясь с голубыми глазами. У небес нет и шанса перед их синевой. И с каких пор демоны стали такими сентиментальными? Позор. — Что? Нет, — собрав редкие морщины на лбу, отрицает блондин. — Ты в курсе, что ангелы не умеют врать? — Азик приподнимает уголок губ, наблюдая за замешательством напротив. — Я не вру! — оскорбленно дуется ангел. — А ветхий знает, где ты прохлаждаешься? — щурится Азик. Бинго. Даня сжимает губы, но уверенность не покидает его. — Я просто не хочу, чтобы он знал, где я. У него своих дел хватает, — серьезно заявляет ангел, — это не ложь. — Будь по-твоему, — фыркает Азик. Поток холодного воздуха неприятно пробирается под куртку, из-за чего демон незаметно зарывается руками в пушистый свитер. Неужели нельзя было выбрать менее открытое место, которое не будет находиться на стыке семи ветров? От Дани это действие утаить не получается, и он с легкой полуулыбкой тянется к уже знакомым губам. Согревать так полностью. Хоть где-то ангельская интуиция пришлась кстати. С полной готовностью Азик подается вперед, целуя в ответ, вкладывая в него всю душу. И не важно, что у него ее нет. Главное, что стараний от этого было не меньше. Глаза закрываются, и все мысли покидают голову. Весь мир перестает существовать и остаются только слишком быстро обучающиеся губы. Но что-то идет не так, и Азик не может понять, что именно. — Погоди, погоди, — упираясь рукой в грудь, слегка отстраняется демон. — Что-то не так? — обеспокоенно распахивает глаза ангел. Несколько долгих секунд, растягивающихся в вечность, Азик задумчиво смотрит куда-то сквозь Даню, пытаясь собрать мозги в кучку, чтобы они наконец выдали нормальный ответ. Чудо происходит, и демон облизывает губы. Мгновение и падший едва челюсть с полом не знакомит от осознания. — Ты что сделал? — вытаращив глаза практически вскрикивает Азик. — Я что сделал? — не понимающе переспрашивает Даня, слегка напрягаясь от такой перемены. — Ты че колу попробовал?! — в карих глазах читается не то что удивление, в них ахуевание, приправленное откровенным любопытством. — Я... э, — ангел тушуется, понимая, что к щекам приливает непрошенный румянец. — Я же чувствую, не отнекивайся, — Азик хватает Даню за руки, приближаясь к его лицу. Перепутать демон не мог. Он абсолютно уверен, что прав. — Почему это произошло без меня, мурзилка? Как ты мог сделать это без меня? — тараторит Азик, разочарованный, что не он уломал ангела на это. — Я... да… — все, что может сказать в свое оправдание побежденный ангел, виновато опуская голову. — И как тебе? — продолжает допрос демон, решивший выпытать все до мельчайших подробностей, — ну не молчи. — Это было странно… — бормочет Даня. — Странно? — вторит ему Азик, — и все? Мурзилка, ты должен мне все рассказать. — Давай потом, — неожиданно выдает блондин, — мне нужно идти. — Ты че слиться пытаешься? — не ожидав такого ответа, Азик пару раз глупо хлопает ресницами. — Григорий уже должен был вернуться, — делая шаг назад, красуется появившимися крыльями Даня. Все еще пребывающий в ахуе демон, не понимает, когда блондин успел повернуться к нему спиной, собираясь отправиться восвояси. Но умственная деятельность резко возвращается, даруя Азику возможность нормально управлять телом и словами. — Стоять, — чеканит Азик, одним слитным движением проскользив ладонью по основанию белоснежных крыльев. Спина напротив резко замирает, и на лице развернувшегося ангела ошеломление вместе с непониманием, смешанным с испугом. — Прошибло? — усмехается Азик, довольный произведенной реакцией. — Что это было? — выдавливает из себя Даня, сглотнув непонятно откуда взявшийся ком в горле. — Расскажу только после твоего рассказа, — скрещивая руки на груди, хмыкает демон. Какое-то время в воздухе царит тишина, и Азик почти готов прервать ее, но не успевает. Один взмах, и он оказывается на крыше в полном одиночестве. — Он блять серьезно? — в никуда спрашивает демон, отказываясь принимать тот факт, что Даня просто улетел. Ему три тысячи лет, а его только что продинамил высокоморальный ангел из-за выпитой колы? Это вообще нормально? Такое поведение не могла объяснить ни одна догадка Азика, и это определенно не радовало падшего. Но Азик не был бы собой, если бы оставил все как есть. Поэтому, собрав все свои возмущения и нескрываемый интерес, красноволосый делает глубокий вдох и, преисполнившись уверенностью в себе, направляется на поиски свалившегося на его голову буквально с неба недоразумения. Как же тяжело с этими пернатыми. Путем недолгих соображений, мозг выдает одно единственное место, где может быть взваливший все грехи человечества на свои плечи Даня. Так что сейчас демон стоит напротив потертой двери, искренне не понимая, зачем нужно было выбирать такой богом забытый отель. Иронично получается. Взвесив все за и против, Азик отметает идею вломиться внутрь без предупреждения и устроить допрос с пристрастием. Он же воспитанный демон, он уважает личные границы. Хоть и только конкретного ангела, но на это можно благоразумно закрыть глаза. Рука поднимается, и раздается настойчивый стук, намекающий, что игнорировать его — не самая лучшая идея. Ждать приходится непозволительно долго, и эта минута растягивается в вечность, за которую Азику идея взломать замок уже не кажется такой неподходящей. Но за дверью слышится копошение, и демон закатывает глаза, даже не пытаясь разобраться, что можно так долго делать в номере размером метр на метр. Слышится щелчок, и на пороге показывается блондин с лицом нашкодившего щенка в одних брюках. Вызывает дежавю. Азику приходится приложить все имеющиеся усилия, чтобы невозмутимо держать зрительный контакт, не опуская взгляда ниже. Он сюда пришел не на выпирающие ключицы пялиться. И нет, он не смотрел на эти самые ключицы. — И че это было, мурзилка? — скрещивая руки на груди, интересуется Азик. На лице напротив проскальзывает обреченность, и Даня покорно отходит в сторону, пропуская Азика внутрь. Как и ожидалось, в комнате никого больше не было. Это в очередной раз доказывало, что вранье и ангел — вещи несовместимые. Как и смущение по всей видимости. Потому что, судя по состоянию Дани, голый торс — последнее, что его волновало. Но кто Азик такой, чтобы жаловаться? — Самобичеванием балуешься? — не дождавшись ответа, спрашивает Азик, размещаясь на уже знакомом диване и кивая головой в сторону аппликатора на полу. — Я поддался искушению, — лишенным эмоций голосом бормочет Даня, не отрывая глаз от пола. — Ты же в курсе, что говоришь об этом падшему? — закидывая ногу на ногу, произносит Азик, — можешь не рассматривать ковер так пристально. Смысл услышанных слов медленно обрабатывается, и ангел наконец поднимает глаза, в которых собрана вся скорбь этого мира. Сообразив, что диалог плавно переходит в монолог, Азик продолжает: — Так что ты почувствовал? — Это было странно, — повторяет произнесенные ранее слова Даня. — Это было наслаждение? — начинает играть в угадайку Азик, — удовлетворение? — Да, но, — мямлит Даня и запинается, пытаясь подобрать нужную формулировку, — это было странно. Не так. — В смысле? — не понимает красноволосый. Запущенный случай. Перед тем, как ангел начинает говорить, проходит достаточно времени, которое Азик стоически молчит, давая Дане выдать что-то более адекватное. И когда он успел обзавестись таким терпением? — В том смысле, что это было по-другому, — отводя взгляд в сторону, пытается объяснить блондин, — это было похоже на то чувство, когда мы вместе, но оно было не такое, — Даня снова замолкает на пару секунд, — словно искусственное. Бессмысленное. Слова виснут в воздухе, и Азик постепенно осознает, к чему ведет ангел. И это заставляет кровь остановиться, блокируя любые признаки жизни. Кажется, на аппликаторе Даня отмаливал не выпитую колу. — Что ты хочешь этим сказать? — все-таки уточняет Азик. — Ты уже сам понял, — продолжает разглядывать обивку дивана Даня. В мозгу демона ничего, кроме повторяющегося «Блять». — Ты же понимаешь, чем это может грозить? — Азик пересаживается на стул, стоящий по соседству с Даней, и, аккуратно ухватившись за подбородок, поворачивает голову ангела к себе. — Но любовь не может быть запретной! — сдается Даня и облачает в слова свой внутренний конфликт, — нас учили, что любовь — это основа всего. Можно ли это считать признанием? Вполне себе да. Отдает ли себе отчет Азик? Абсолютно точно нет. Сердце жалобно бьется где-то в районе пяток, и из себя не получается выдавить ни звука. Это слишком странно чувствовать столько искренности в этой фразе. — А как же вера? — досчитав в уме до десяти, Азик дает последний шанс ангелу передумать. — Без любви не будет веры, — моментально констатирует Даня. И это конец. Азика так точно. Потому что он готов снова пасть. С небес, перед ангелом, ради него. Не важно. Он резко подается вперед, впиваясь в сразу же отвечающие с той же страстью губы, и понимает, что сделает все ради этих голубых глаз. Ради ощущения горячей кожи под ладонью. Ради прерывистого дыхания, которое делит один воздух на двоих. Ради ангела, каким-то образом оказавшегося у него на коленях и прижимающегося слишком сильно. — Ты поосторожнее, — отстраняясь, прерывисто выдыхает Азик, ощущая, как быстро бьется сердце, — я такими темпами могу не сдержаться. Ответом служит язык, скользнувший по нижней губе демона, и рука, что зарывается в красных локонах, несильно сжимая их. Азик воспринимает это как согласие и, недолго думая, подхватывает ангела на руки, не разрывая поцелуя. Когда Даня оказывается на кровати, она издает отвратительный скрип, и Азик в очередной раз проклинает этот чертов отель. Но хватает одного взгляда из-под светлых ресниц, чтобы мозг покинули любые мысли, кроме касающихся непосредственно ангела. Взгляд скользит по подтянутому телу, отпечатывая в памяти каждый миллиметр. Сейчас же можно не скрывать это, да? На щеках разливается легкий румянец, и это слишком очаровательно. Губы касаются тонкой кожи на шее, и язык скользит по пульсирующей вене, вырывая сдавленный стон. И Азик не понимает, как мог раньше жить без этого звука. Руки блуждают по телу, пальцами исследуя каждый изгиб, упиваясь мягкостью кожи. Сомнений в том, что завтра шея расцветет чередой засосов, не остается. И Азик бы посмотрел, как Даня будет оправдываться перед ветхим. Но сейчас не до этого. Губы спускаются ниже и оставляют легкий поцелуй на давно привлекших внимание ключицах. Сорванное дыхание, доносящееся сверху, побуждает демона не останавливаться на начатом. Язык касается груди, а черные ногти невесомо проходятся по соскам, срывая с губ приглушенный всхлип. Дрожащие пальцы сильнее сжимают волосы на затылке Азика, а спина выгибается, ища больше контакта с нависающим телом. Наигравшись, демон размашисто лижет впалый живот и поднимает глаза. На него устремлены потемневшие глаза, и утонуть в них не составляет труда. Зрительный контакт не нарушается, и раздается звон от расстегнутого ремня. Ангел закусывает щеку, и это становится последней каплей. Хватает одного плавного движения, чтобы Даня оказался полностью обнаженным. И от Азика не укрываются порозовевшие уши. Идеально. Проворные пальцы невесомо обводят вставший член, и ангел закрывает глаза, теряясь в ощущениях. Язык касается головки, и вселенная сокращается до размеров старого номера.