теперь я чувствую

      Если и есть то, от чего Фрэнк устал больше, чем от войны (которая идет уже два с половиной года и бог знает сколько продлится еще), — так это долбанные собрания USO, куда их уговаривали приходить. Он понимал, они предназначены, чтобы поднять моральный дух, собрать пожертвования и все такое, но раз в несколько месяцев облачаться в парадную форму прямо-таки было неловко. Он никогда не понимал, как, приведя себя внешне в порядок и надев эти блестящие ботинки, когда обычно он выглядел и пах, точно канализационная крыса, как это может помочь поднять моральных дух, но если армия чему-то его и научила, так это то, что ложь — это патриотично.       Ну, по крайней мере, здесь можно было выпить. Это всегда спасало вечер.       Фрэнк знал, что есть вещи, о которых мужчине его звания думать не полагается, но вещи куда намного хуже произносили, думали и делали за пределами четырех стен этого чопорного маленького британского танцевального зала. Да хоть судите его за это. Точнее — да хоть отдайте под военный трибунал. Он был бы не прочь заполучить билет домой, к черту эту высадку в Нормандии, которая должна случиться по утру. Он слышал гуляющие по лагерю слухи, что если завтра все пройдет хорошо, то они будут на шаг ближе к победе в войне, но он себя не обнадеживал. Он еще давным-давно усвоил урок, что обнадеживать себя нельзя.       — Эй, сержант!       Фрэнк обнаружил в баре своего фельдшера с закатанными по локоть рукавами и грудой пустых рюмок, выставленных пирамидой прямо перед ним, словно карточный домик. Фрэнк выдвинул барный стул сбоку от себя, радуясь, что ему не придется беседовать и пожимать руки всяким титулованным старикам, которые за всю военную карьеру не видели вживую ни одного сражения.       — Привет, док, — вздохнул он, расстегивая верхние пуговицы своего кителя и оттягивая накрахмаленный воротник. К ним подошел бармен — молоденький паренек в вязаной жилетке с усыпанным прыщами лицом — и Фрэнк заказал у него виски с колой. Когда ему вручили стакан, он прикончил его за два щедрых глотка и заказал еще один. Все это время Рэй Торо разглядывал его с глупой ухмылкой на своем симпатичном личике.       — Говори об этих приемах все, что угодно, — сказал он, — но они хотя бы дают парням небольшой перерыв.       Фрэнк усмехнулся в очередной стакан.       — Джиттербаг с будущими медсестричками ты называешь перерывом?       — Эй, следи за языком. Моя жена тоже медсестра, ты же знаешь.       Фрэнк поднял свой бокал, молча отдавая честь жене Рэя, кем бы она там ни была.       — Я лишь хочу сказать, что они заслуживают чего-то большего, чем нанятая музыкальная группа и овсянка.       — И полный бар выпивки?       — И полный бар выпивки.       Рэй наклонился, отчего стул под ним опасно скрипнул. Его дыхание воняло алкоголем, и Фрэнк уже не мог дождаться, когда присоединиться к этому состоянию опьянения.       — О чем ты размышляешь, сержант? — спросил он. — О большем количестве батончиков Херши в солдатском пайке? Или о том, чтобы снова потерять голову в Кони-Айленд на скидку бывшего сотрудника?       Фрэнк прочесал татуированными пальцами свои щедро намасленные волосы, взъерошивая их практически небрежным движением. Он готов был уже ответить ему, как вдруг приметил одного парнишку из их роты, который пытался улизнуть с какой-то девушкой в брюках. Он свистнул, дабы привлечь его внимание, и паренёк, справедливо прозванный Мышонком за его нервное поведение, оставил девушку и подошёл к Фрэнку.       — Да, сэр.       Фрэнк подозвал его пальцем, чтобы Мышонок нагнулся на уровень его глаз, и положил руку на заднюю сторону его шеи. Второй рукой он начал рыться в своём кармане.       — Что тут забыла твоя спутница? — спросил он, кивнув головой, отчего Мышонок тяжело сглотнул. — Она медсестра?       — Эм, нет, сэр. Она с производства пуль.       — Так и думал, эти ее брюки. — Фрэнк вытащил маленький фольгированный квадратик и протянул Мышонку одну резинку, держа ее меж двух пальцев, словно визитку. — Безопасность — превыше всего, малыш, — сказал он ему, и щеки Мышонка тут же окрасил ярко-розовый румянец. — В мире и так слишком много британцев. К тому же ты знаешь, насколько неприятными могут быть все эти венерички.       Мышонок взял презерватив с видом смущенного помидора, отдал честь и отскочил обратно к своей девушке с производства. Когда они ушли, Фрэнк повернулся к Рэю, проглотил остатки своего виски с колой и сказал:       — Ни к чему им так терять головы в поисках своего уютного гнездышка.       Рэй загоготал.       — За такое я бы выпил.       — Как и я, Торо, дорогой.       Фрэнк, как обычно на подобных танцах, когда не вёл дискуссий с другими командирами, просто сидел за баром с Рэем и одним глазом следил за обстановкой, пока накидывался до беспамятства. Иногда он танцевал с какой-нибудь одинокой дамочкой, только чтобы вызвать на ее лице улыбку, а иногда одалживал у группы гитару, но сегодня сил его хватало, только чтобы сидеть здесь. Им все равно нужно было сегодня лечь спать пораньше.       В конце концов, когда они на двоих скурили целую пачку сигарет, Рэй снова наклонился, вторгаясь в личное пространство Фрэнка, и сказал:       — А что насчет тебя?       — А что насчет меня? — Он вскрыл скорлупу арахиса ногтем большого пальца и высыпал содержимое в рот.       — Почему ты не ищешь свое уютное гнездышко?       — А почему ты не ищешь?       — Потому что я женат.       Фрэнк пожал плечами.       — И когда это останавливало солдатов.       — Я не солдат, а фельдшер. — Рэй провернулся на своем вращающемся стуле и схватил Фрэнка под локоть, чтобы привести и его стул в движение, отчего тот повернулся вместе с ним, и оба они оказались лицом к залу. — Ну же, сержант, все, чем ты последнее время занимаешься, — это хандришь. Что случилось с тем Фрэнком Айеро, который путешествовал по всем постелям Европы?       — Он устал. — Фрэнк приметил паренька из соседней роты, который рук не мог оторвать от юбки пышногрудой дамы, покачивающейся с ним под музыку, и швырнул в него целую горсть орешков. — Эй, Восьмерка! Хоть немного места оставьте для Иисуса! — Восьмерка показал Фрэнку средний палец и сунул язык девушке в рот.       — Фрэнки, я серьезно…       — Эй, крестили меня с другим именем. — Рэй пригвоздил его взглядом. Пьяным взглядом, но Фрэнк все равно знал, что он означает. Этого парня он знал так давно, что мог читать его, как коробку с хлопьями. — Я уже говорил тебе, что не собираюсь остепеняться, пока мы не вернемся в Штаты. Если это, конечно, когда-нибудь случится.       — Ты же знаешь, что мы вернемся. У меня большие надежды на завтрашнюю высадку. Но я же не говорю тебе остепениться, я о том, что тебе не мешает выпустить пар. Когда последний раз в твоих кальсонах была чья-то рука, кроме твоей?       Фрэнк открыл было рот, чтобы возразить, но ответить оказалось нечего. Он не только не помнит, когда последний раз с кем-то забавлялся, но и не помнит даже с кем, включая секс.       Он ненавидел признаваться Рэю Торо в том, что тот прав, поэтому держал пасть закрытой.       Рэй хлопнул его по спине.       — До того, как надо будет на боковую, есть еще несколько часов. Уверен, здесь есть кто-то, с кем бы ты смог снять напряжение.       Взгляд Фрэнка начал бродить по залу, стремительно пустеющему с приближением ночи, потому что его солдатики так и исчезали с девушками, которых позаимствовали на этот вечер, или же друг с другом. Он уже собирался сказать «да к черту» и направиться в лагерь, чтобы поспать, как вдруг в дверях показался чуть ли не лоснящийся новобранец, словно нимбом освещенный летней ночью.       Фрэнк с первого взгляда догадался, что он еще щегол по этой его детской припухлости в щеках и тому, как он стоял по стойке смирно в своей отутюженной униформе. Бледный, точно яичная скорлупа, волосы черные, как смоль, и зализаны таким количеством воска, что те выглядели легко воспламеняющимися, а рядом — дрищеватый паренек в очках со стеклами толщиной с бутылку колы, — Майки Уэй, как помнилось Фрэнку, который похлопал парня по плечу и, не торопясь, прошел к заполненному столу в самом конце зала.       Щегол так и остался стоять в дверях, нервно разглаживая ладонями перед своего кителя.       — Да вы, должно быть, издеваетесь, — прошептал Рэй в сторону Фрэнка. — Не могут они подождать, когда высадка закончится, и уже после присылать новичков? Как думаешь, чей он?       Фрэнк приподнял подбородок.       — Думаю, мой. — Он свистнул так же, как когда подзывал Мышонка, и завидев взгляд новобранца и вопросительно прижатый к его груди палец, Фрэнк лениво махнул ему, чтобы тот подошел. — Нам же нужно больше тел, верно?       Рэй через плечо заказал себе еще выпить.       Новобранец остановился перед Фрэнком и отдал честь, горящими глазами смотря сквозь пространство точно вперед. Фрэнк снова махнул, на этот раз пренебрежительно.       — Вольно. Кого ищешь, новобранец?       Мальчишка — потому что все они всегда остаются просто мальчиками, так ведь? — опустил руку по шву и наконец встретился взглядом с Фрэнком. Его глаза так сияли, что в них было почти больно смотреть.       — Хм, сержанта Айеро, сэр.       Фрэнк приподнял брови, смотря на Рэя, и протянул руку.       — Приятно познакомиться. Однако, хотелось бы, чтобы они перестали присылать мне гребаных детей. Ты что, только выпускные сдал? Сколько тебе?       Его новый солдат с мгновение поглазел на татуировки, украшающие руку Фрэнка, и наконец пожал ее, когда вернулся в реальность. Его рукопожатие было нежным, а ладонь — такой же мягкой, как кожа на его щеках, отчего Фрэнк почувствовал, что алкоголь в его животе начал немного бродить. Каким бы пресыщенным ублюдком он ни был, его измученное войной сердце все равно разбивалось при виде того, как намеревались искалечить очередного невинного ребенка.       — Мне, кхм, мне тридцать, сэр. Только исполнилось.       Боже, да ведь он всего на пять лет младше Фрэнка.       — Господи, они выглядят все моложе с каждым годом.       Внезапно Рэй простонал и с усилием поднялся со своего шаткого деревянного стула, отчего в ноги ему посыпался водопад из арахисовой скорлупы. Он заглотнул свой последний напиток.       — Я пошел спать, — заявил он, его язык совсем немного заплетался. — Рэй Торо, фельдшер. Не пристрели меня завтра, новичок. Это против закона.       — Ни в коем случае, сэр. Джерард Уэй.       А, должно быть, тогда он брат этого паренька Майки. Жаль, что они попали не в одну роту. Фрэнку нужно поразмыслить, может ли он как-то это исправить, ведь он знает, как, например, Рэя беспокоит, что он так редко видится со своими собственными братьями.       Прежде чем Рэй ускользнул в ночь, он похлопал Фрэнка по плечам и сказал:       — Помни о моих словах, сержант.       Фрэнк весело, но устало возразил:       — Казарму свою захлопни, — на что Джерард Уэй буквально заржал. Фрэнк бросил на него взгляд, и Джерард тут же быстро и крепко закрыл рот, точно медвежий капкан. Однако Фрэнк, конечно, не собирался делать ему выговор. На самом деле даже наоборот; идея зародилась в голове совершенно внезапно.       — Рядовой, — начал Фрэнк, и Джерард рефлекторно выпрямил спину. Он бродил взглядом по его бледной шее, небольшой выпуклости его живота, вниз по его длинным ногам, и вдруг понял, что был бы не прочь заставить этого паренька изгибаться, как кошку. Он не трахался с такими молоденькими птенцами ещё с тех пор, как сам только покинул тренировочный лагерь, но сколько бы он ни забавлялся с этими до скрипа ухоженными медсестричками, все они, однако, повидали свою долю крови и кишок, так что, возможно, Джерарду в этом случае он мог бы дать кредит доверия.       — Да, сэр? — подбодрил его на разговор Джерард, пока Фрэнк все так же продолжал молчать.       Фрэнк сжал лежащие на бёдрах руки в кулаки и немного наклонился вперёд. Он заметил, как кадык Джерарда дернулся, когда тот сглотнул.       — Ты уже видел боевые действия?       — Нет, сэр. — «А хотел бы?» — Но я уже множество раз стрелял из ружья. Но не… не в человека.       Разве это не знак? Возможно, Фрэнку стоит изменить свой привычный сценарий на вечер. Возможно, это пойдёт ему на пользу. Прелестный новобранец тоже может поднять моральный дух, Эйзенхауэр.       — Джерард, что ты думаешь о квирах?       На мгновение медовые глаза Джерарда округлились, и он вытер ладони о бёдра.       — Простите, что?       — Я квир, как и все мои парни. Мы называем себя Ротой Г, сокращённо от «голубых». Если ты против такого, то можем найти тебе…       — Я тоже квир! — прервал его Джерард чуть ли не со страстью и, наверное, слишком громко, чем стоило. Он прочистил горло и таким движением поднял подбородок, которое напомнило Фрэнку самого себя. — Я квир.       Фрэнк почувствовал, как улыбается. А он хорошо узнаёт своих в толпе, верно? Он всегда ненавидел, когда ему приходилось исключать из роты новобранцев, выбирающих путь истины и натуральности. Это делало его избирательным.       — Ты спал когда-нибудь с мужчинами?       Джерард обвёл взглядом зал, но никто не обращал на них внимания, даже его брат.       — Дома я развлекался с парочкой парней и девушек.       Фрэнк поднялся с барного стула и, прежде чем Джерард успел отойти из его личного пространства, положил руку ему на талию, чтобы тот далеко не отодвинулся. Удерживая его на месте, пока Джерард широкими глазами пялился на его сомкнутые губы, Фрэнк достал пару баксов из кармана, хоть никто из них и не должен был платить, и положил их на стойку за спиной.       — А сегодня есть настроение развлечься?       Джерард снова сглотнул. В этой близи чувствовался его дешевый одеколон. Одеколон, зубная паста и, возможно, парочка выветрившихся сигарет.       — Думаю… думаю, я не против.       Фрэнк наклонился ещё ближе так, словно готов был поцеловать Джерарда, но потом развернулся к бармену, который выглядел скучающим, наблюдая за выступающей группой.       — Эй, Джек, — позвал он. — Наверху есть свободные комнаты?       Бармен почесал свою прыщавую щеку и пожал плечами. Фрэнк подмигнул ему и повёл Джерарда, держа ладонь на его спине, через танцпол, а когда они проходили мимо стола Майки, вся группа подняла вверх свои напитки и завопила. Джерард рядом с ним покрылся оттенком красного кирпича.       Прежде чем они покинули танцпол и поднялись по лестнице, Фрэнк успел захватить полупустую бутылку вина на всеми заброшенном столе, и за горлышко понёс ее наверх. Этаж, куда они поднялись, был таким же темным, как и лестничный пролёт, так что Фрэнк подтолкнул Джерарда к первой попавшейся пустой комнате. Нащупав включатель света, он нажал на него и увидел, что комната была небольшой, но в ней была кровать и запирающаяся дверь, так что он снова погрузил ее во мрак.       Когда глаза привыкли к темноте, Фрэнк подтолкнул Джерарда к кровати и вручил ему вино.       — Выпей. Не могу я быть один подшофе, это неприлично.       — Да, сэр.       Фрэнк раздевался, пока Джерард покорно пил, и простонал, когда наконец высвободился из своей сковывающей парадной формы и остался только в армейском нижнем белье. Прежде чем бросить форму на пол, он опустошил карманы, привычным ритуалом раскладывая все на прикроватной тумбочке. Если то скудное количество его личных вещей не при нем, то они всегда должны быть хотя бы в поле его зрения.       — Вы спите со всеми из роты? Сэр? — Икнув, спросил Джерард тихим, но любопытным голосом. Даже невинным.       Фрэнк включил прикроватную лампу.       — Нет. Просто сплю, с кем придётся. — По крайне мере, так он делал раньше.       В свете лампы Джерард разглядывал татуировки на руках и ногах Фрэнка с разинутым ртом.       — Вау, — выдохнул он. — Как они разрешили вам вступить в армию с таким количеством татуировок?       Фрэнк забрал у него пустую бутылку вина и с глухим стуком небрежно поставил ее на ковёр. Он толкнул Джерарда лечь на кровать, и тот с легкостью поддался, уже растеряв всю жесткость тренировочного лагеря от выпитого вина, или же от предвкушения грядущего, поэтому Фрэнк схватил его за голени и подтолкнул чуть выше, укладывая на подушки. Ему всегда нравилось, когда его новобранцы были податливыми.       — Просто я меткий стрелок.       — Вы когда-нибудь кого-то убивали?       Живот Фрэнка снова скрутило, как тогда на первом этаже, и он, хмурясь, начал снимать с парня ботинки.       — Может, задашь другой вопрос, щегол. Этот меня вот совсем не возбуждает.       Перейдя от ботинок к носкам, Фрэнк заметил, насколько ступни Джерарда были гладкими, даже ни трещинки. Чистые, словно свежий кусок мыла. В то время, как под ногтями Фрэнка копоть уже было не отмыть. Они с ним были точно Инь и Янь.       — Ладно, эм, вы уверены, что мы можем этим заниматься? У меня потом не будет проблем?       Фрэнк помотал головой, потянувшись к ширинке Джерарда, но вдруг остановился, когда его поразила одна мысль. Он поймал взгляд Джерарда и замер.       — Я же не пользуюсь тобой, нет? — Просто он ещё никогда не ложился в постель с кем-то настолько зелёным, и это незнакомое прежде беспокойство туго сковало его мышцы, не позволяя пошевелиться.       Фрэнк вообще не часто испытывал какие-либо чувства, но от одного взгляда на круглые щёки Джерарда и его светлые глаза, ему казалось, что он делает что-то плохое.       Джерард прикусил розовые губы и смотрел куда-то между пальцами Фрэнка на своей ширинке и коленом, упирающимся в матрас рядом с его ногой. Он чуть привстал на локте, а его шея стала цвета его губ.       — А вы все равно позволите мне остаться в вашей роте, если я передумаю?       — Черт, парень, конечно. Я же говорил тебе… — Фрэнк остановился и вздохнул, смотря на Джерарда под собой. И начал подниматься. — Знаешь, наверное, это была не лучшая идея…       Джерард схватил его за запястья, а его глаза стали такими широко открытыми и отчаянными.       — Нет, стой! Это единственное, что здесь мне знакомо, помимо моего брата внизу. Пожалуйста.       Фрэнк разглядывал его с минуту.       — Только, если ты уверен, щегол, — размеренно произнёс он. — Ты уверен?       Джерард кивнул, а Фрэнк приподнял подбородок, ожидая от него более полного согласия. И он даже не знал, для кого из них оно требуется больше. Джерард сказал:       — Да, сержант Айеро, сэр. Я уверен.       Хах. В постели он редко бывал сержантом, учитывая, что оказывался он обычно с каким-нибудь седым хером, злющей домохозяйкой или боевой девчонкой, между ног которой он не прочь был зарыться лицом, но вообще-то такое ему бы даже могло понравиться. Утром отдавать приказы на поле боя, а ночью — в постели.       Они оба этого хотели, и у Фрэнка не было к нему никаких дурных намерений, так что же его останавливало от того, чтобы найти в нем своё уютное гнездышко? Нежелание признавать, что ублюдок фельдшер был прав, господи прости?       Это действительно самый лучший способ запятнать кого-то настолько невинного. Запах секса лучше запаха жженой плоти. Фрэнк и сам бы мечтал, чтобы его посвятили во все это таким способом, вместо того первого дня на фронте, когда он увидел, как его командир разделал нациста точно рыбу. Возможно, это можно даже счесть за одолжение. Для них обоих.       Фрэнк прижал Джерарда спиной к подушкам одним единственным пальцем, на что Джерард с легкостью поддался.       — Ну, тогда добро пожаловать в армию.       А после, он жадно его поцеловал, наконец расстегивая молнию на его брюках и отправляясь в самую захватывающую разведку за всю его военную карьеру.       Вся остальная одежда Джерарда — этот его отглаженный китель и чистое нижнее белье — оказалась на полу, оставляя на чужих простынях бледное тело, которое в свете лампы блистало серебром, точно луч той надежды, мелькающей периодически на периферии сомнений Фрэнка.       Джерард просто лежал на месте, пока Фрэнк до кровоподтеков исцеловывал его губы, он сжимал простыни в кулаках, а пятками упирался в комковатый матрас, словно совсем не знал, куда себя деть, словно не знал, что ему позволено делать. Фрэнк отчаянно жаждал прикосновений, чувствовал, как нечто, что дремало внутри него, что он пытался залить алкоголем, выкурить сигаретами и отстрелить оружием, начинало просыпаться со всей свирепостью заключённого в клетке зверя. Поэтому он взялся за пухлое бедро Джерарда и попытался закинуть его ногу себе на талию.       — Ну же, щегол, — призывал он, его резкое дыхание опаляло губы парня тяжёлыми порывами. — Обними меня, сделать хоть что-нибудь.       Тогда Джерард сцепил обе ноги на талии Фрэнка, вонзаясь пятками в нижнюю часть его спины с такой силой, с какой Фрэнк любил отвесить Джерри прикладом по черепушке. От внезапного движения Фрэнку оставалось лишь рухнуть на Джерарда сверху, отчего их члены соприкоснулись через тонкий слой ткани нижнего белья Фрэнка, а пытливые, нервные пальцы Джерарда нашли своё место в потных волосах на его затылке.       Они соприкасались носами почти так же близко, как и членами, поэтому Фрэнк на кулаках, упершись в подушку по обе стороны головы Джерарда, чуть приподнялся. Пока Джерард тяжело сглатывал, глубоко дышал и бегал глазами по лицу Фрэнка, словно собирался после составить его карту, а белки его глаз так лучились и сверкали, Фрэнк разжал кулаки и большими пальцами начал гладить лицо Джерарда сначала под скулами, потом выше по уголкам этих глаз, а затем по вискам. Он не помнит, когда последний раз касался чего-то настолько нежно, да и не был уверен, почему он это делает сейчас, почему он просто не втрахивает Джерарда в этот упругий матрас, до крови впиваясь в его шею зубами.       — Сэр, — вздохнул Джерард, и Фрэнк поймал его губы, вовлекая в ещё один поцелуй со вкусом вина, такой, во время которого он позволил своему языку просто медленно все изучать. Обычно он и не целовал парней, с которыми ложился в койку. Фрэнк даже мимолетно понадеялся, что его завтра прикончат на этом французском побережье, раз одному проклятому новобранцу такое удалось с ним сотворить буквально за несколько минут.       Фрэнк наконец стащил с себя белье и снова сел на колени. Джерард вновь привстал на локтях, чуть ли не с высунутым языком меж мягких губ ожидая дальнейший действий. Фрэнк схватился за его потертый армейский жетон на шее и потянул немного вперёд.       — Давай, щегол, — скомандовал он. — Покажи мне, что ещё умеет твой ротик.       Не теряя ни секунды, Джерард бросился на колени и взял Фрэнка в рот. Тот откинулся на ноги, пока Джерард отсасывал ему как профи, впиваясь пальцами в его бедра. Фрэнк держал руки на его усыпанных родинками плечах, позволяя себе немного тянуть Джерарда, когда он начинал умело раскачивать головой. После этого его пальцы вплелись в смазанные волосы, когда он почувствовал, как сильно напрягаются мышцы внизу живота, и в предвкушении дрожат бедра. Он крепко ухватился за волосы Джерарда и отодвинул его от своего члена в момент, когда уже готов был кончить. В глазах Джерарда застыли слезы, щеки раскраснелись и были мокрыми, а ниточка слюны повисла между его надутых скользких губ и набухшего члена Фрэнка. Воздух комнаты тут же резко почувствовался на мокрой коже, отчего он вздрогнул. Они оба вздрогнули.       — Сэр, прошу, — Джерард практически умолял, его голос был таким высоким и сладким, что звучал так, будто нервы у него были на исходе. Он облизал губы, будто смаковал вкус Фрэнка на собственном языке.       Вместо того, чтобы отпустить его волосы или притянуть его обратно к своему члену, Фрэнк сглотнул, чуть не поперхнувшись от спертого дыхания, и сказал:       — Подготовь себя пальцами.       Словно под магическими чарами, Джерард снова подчинился. До сих пор он слушался, что бы Фрэнк ему ни сказал, с каким-то отчаянным рвением, отчего Фрэнк чувствовал в горле некую горечь. Несмотря на то, насколько он был возбужден, и как его член чуть ли не молил о разрядке после того напряжения, которое в нем пробудил «колгейтовый» рот Джерарда, Фрэнк уже не был уверен, как ему стоит вести себя дальше.       Обычно секс, что у него случался, всегда был грубым, быстрым и грязным, никто не раздавал приказов, — просто двое людей делали свою работу. Ему кажется, что даже на поле боя он никогда не имел столько влияния, как сейчас, и пусть он и был доволен своим званием, ведь он чертовски много работал, чтобы стать тем, кто он есть, но уже порядком поржавевшая, поеденная молью часть Фрэнка совсем не хотела вот так командовать Джерардом. Он не хотел быть для него сержантом в не рабочее время, в постели, или даже относиться к нему, как к одному из тех его грубых, быстрых, грязных трахов. Ему хотелось его целовать так, как это делал он. Хотелось сохранить его таким же невинным, насколько это будет возможно.       Фрэнк обнаружил в себе странную, незнакомую прежде часть, которой хотелось обращаться с Джерардом, как с фарфоровой фигуркой, ведь он и выглядел даже, как одна из тех скульптур, которые, по слухам, запрятали на время войны по всей Европе, словно пасхальные яйца. Его брови так аккуратно подстрижены, а нос такой острый — быть не может, чтобы он оказался не ожившей точеной статуей.       Он наблюдал за тем, как Джерард трахал себя пальцами со спины, а его тяжелый на вид член между бедер капал прямо на простыни. Член Фрэнка тоже чуть ли уже не кричал без должного внимания, но хотя бы раз за свою жалкую жизнь он не думает о себе. Он думал только о своем новобранце и о том, как же ему хотелось отправить его обратно домой. Но он не мог, у него не было таких полномочий, как и стоящей причины, чтобы отправлять Джерарда домой в ночь перед их самой крупной высадкой, так что вместо этого Фрэнк побудил его высунуть из себя пальцы, уложил на постель и раздвинул его ноги так нежно, словно открывал старинную книгу; даже кожа его бедер была такой мягкой и тонкой, как бумага из луковой шелухи.       Раз уж Фрэнк решил сегодня изменить сценарий на вечер, то почему бы не пойти во все тяжкие? Вдохнуть запах роз и насладиться моментом, или как там говорят.       На лице Джерарда отобразилось мимолетное замешательство от нежелания Фрэнка проявлять грубую властность, а сам Фрэнк, будучи от этого в не меньшем замешательстве, вытянулся сверху над ним и с мучительной медлительностью начал проталкивать в него свой член.       — О, боже, — произнёс Джерард в потолок, обнажая горло теням комнаты. Он был точным отражением определения экстаза с этими ресницами, трепещущими словно крылья неумелого птенца, кем по сути он и являлся, и Фрэнк подумал, что за все свои годы ещё не видел никого прекрасней. Странно, странно, странно.       Фрэнк трахал Джерарда в том темпе, который (господи, прости) можно было принять за занятие любовью, двигаясь так медленно, как никогда этого не делал ни в постели, ни за ее пределами, и Фрэнк не был уверен, было ли это из-за того, что они ощутили самую близкую, самую чувственную связь, которую только могут ощутить два человека, но, казалось, будто Фрэнк знал его куда дольше этих тридцати минут, что они были здесь. Бледные руки Джерарда, обнимающие усыпанную татуировками шею Фрэнка, ощущались такими родными, чему Фрэнк не мог дать точного определения.       Он подводил Джерарда к краю безумства одной рукой, пока другой оперся, чтобы немного привстать, позволяя парню наблюдать за этой новой необычной разведкой, результат которой, точно на картине, отображался на его лице. Фрэнк оставил засос прямо под подбородком, губами исследуя небольшую ямочку на нем. Он наслаждался компанией Джерарда, вместо того, чтобы использовать его, как половую тряпку. Это что-то новенькое. Иное. Фрэнк решил, что даже что-то хорошее. В любом случае, лучше, чем быть сержантом там, где это было ни к чему.       Эти розы пахли далеко неплохо. Лучше, чем обгоревшая плоть, и даже лучше, чем запах секса.       Джерард спустил первым, пока Фрэнк зубами играл с его сосками, как делал это с девчонками, после чего и сам не продержался долго, кончая в Джерарда с такой силой, что почти видел звёзды перед глазами. И только в момент, когда он жадно целовал губы Джерарда, он вспомнил про свою ленту презервативов, позабытых на прикроватной тумбочке. Боже, последнее чего бы Фрэнку хотелось, — это подцепить сифилис. Джерард, может быть, и сверкал, как начищенный пенни, но мальчики есть мальчики. Он редко, когда так рискует.       — Щегол, — сказал Фрэнк, пока их скользкие животы терлись друг о друга в отдышке, но Джерард был слишком занят, слизывая собственную сперму с татуированных плеч Фрэнка. — Щегол, послушай меня. Ты же чист?       — Как младенец, — выдохнул Джерард в изгиб пересохшего горла Фрэнка. Он снова поцеловал Фрэнка в губы, и, несмотря на то, что Фрэнк не любил ощущать вкус собственного члена, он поцеловал его в ответ с тем же рвением, какого раньше за собой не замечал. Рот Джерарда был таким нежным, точно сахарная вата, и вдвойне таким же сладким, а под мозолистыми пальцами сам он весь ощущался таким приятным, что это наверняка было одним из смертных грехов.       — Что это за чертовщина с тобой случилась? — спросил его Фрэнк. — Ты же такой молоденький птенчик. Неужели это из-за того дешевого вина, которое я заставил тебя выпить?       Расширенными до безобразия зрачками Джерард смотрел на него с практически смущенной улыбкой, доказывая, что они ещё никогда не виделись за пределами этого танцевального зала.       — У меня просто головокружение из-за вас, сэр. Меня вовсе не так легко споить.       — Не называй меня так, пока в тебе мой член, — поморщился Фрэнк. «Головокружение,» — подумал он. Господь Всемогущий. — Звучит как-то неправильно.       Он высвободился из Джерарда, почти сразу же начиная скучать по этому узкому тёплому жару, от которого его член быстро готов был снова встать. Щеки Джерарда порозовели, когда он спросил:       — Тогда мне стоит называть тебя сержантом?       — Слишком формально. В тебе все-таки был мой член.       — Фрэнк?       Грудь Фрэнка пробило будто разрядом тока от звука собственного имени, словно металлический кулон на шее стал для него проводником. Он прочистил горло и сел на ноги, рассматривая бесстыдно обнаженное тело Джерарда, распластанное перед ним, словно великое пиршество для него одного.       — Мы здесь не пользуемся своими именами. — Часть Фрэнка не хотела, чтобы Джерард был посвящён в такую их маленькую причуду, особенно когда имя Фрэнка так сладко звучало из его уст, но другая часть, более отчаянная, все же нуждалась в том, чтобы он знал.       Джерард, выглядя задумчивым, воспользовался скомканными простынями, вытираясь ими между своих напоминающих тесто бёдер. Фрэнк наблюдал за этим, чуть ли не пуская слюни, пока застывшая сперма превращалась в корочку в районе пупка Джерарда.       — Это поэтому ты все время зовёшь меня щеглом? — в итоге спросил он, нежнее, чем Фрэнк того ожидал.       — Именно поэтому, рядовой.       Джерард криво улыбнулся, а его зубы в тусклом свете комнаты выглядели в точности, как силуэт большого города, как родной Атлантик Сити. Фрэнк рад был увидеть, что Джерард все же не абсолютно безупречный. Однако ему хотелось сохранить его именно таким, какой он есть сейчас.       — Я многое оставил в Джерси, — сказал Джерард, отчего у Фрэнка на душе потеплело, словно он каким-то образом прочел его мысли. «Разве это может быть чёртовым совпадением?» — Наверное, и Джерарда я могу оставить там. В безопасности.       Фрэнк не смог остановить свой порыв и потянулся, недолго поглаживая Джерарда ладонью по щеке. Это изменение в нем было на все сто из-за его внутреннего квира и нарастало так быстро, словно пищевое отравление, но сказать, нравилось ли ему это или нет, он пока не мог. Однако это мерцание — то, на которое он усиленно пытался закрывать глаза — сейчас сияло ярче, чем когда-либо, благодаря этому нежному существу, сидящему рядом, и Фрэнк уверен — когда-нибудь это его убьёт.       — Очень верное решение.       Он снова его поцеловал. Кажется, он просто не мог сдержаться. Но разве это того не стоило?       — Знаешь… — делая глоток воздуха, произнес Джерард. Его член тоже вновь начинал просыпаться, и у Фрэнка так и текли слюни взять его в рот. Но вместо этого он снова сжал его в ладони. — Учитывая то, как тебя описывал мой брат, когда я получил повестку, мне казалось, что ты будешь каким-нибудь жирным старпером и занозой в заднице. А не…       — Кем? — Фрэнк аккуратно подбодрил его, отлично зная, как о нем отзывались другие пехотинцы. Он дернул запястьем тем способом, что тут же заставило Джерарда выгнуться на кровати. — Знаешь, они вообще-то все правы. Я уставший как собака ублюдок, которому уже осточертела эта война. Одного только взгляда на тебя там внизу хватило, чтобы меня повело. Такой чертовски невинный. Сводишь меня с ума.       Джерард под ним задрожал, ногтями впиваясь в его бицепсы. С его губ хныкающим звуком сорвалась мольба, прежде чем он зажмурившись сказал:       — Ты не знаешь… что я делал. Ты совсем меня не знаешь.       Каждая частичка Джерарда замерла на месте, кроме легких в его груди. Его глаза резко распахнулись.       — Ты не знаешь меня, — повторил он.       — Мне и не нужно.        Каким-то образом Джерард точно понял, что Фрэнк имел в виду. Его брат уже был в солдатской форме, а его страна — в трехлетней войне, еще бы ему не понять. Точно, как те медсестры, Джерард, вероятно, не был таким уж до скрипа чистым. По крайней мере, не его разум. Но это не подрывало доверия к нему.       Когда Джерард снова кончил, Фрэнк произнес прямо в его губы:       — Мне так жаль, что ты здесь. Ты этого не заслуживаешь. Никто из нас не заслуживает.       — Просто выполняю… свой гражданский долг.       — Скорее, в тебе просто играет добросовестность. Не просто же так именно мы пехотинцы.       Фрэнк, вероятно, тоже смог бы кончить второй раз, но ему не хотелось, чтобы завтра на пляже их сморило, так что вместо этого он расположился, чтобы вытереть Джерарда мокрой тряпкой из ванной. Он очень медленно прошелся по его чувствительному члену, по груди, по засосам, которые на нем оставил. Он целовал Джерарда так, как в прежние времена целовал парней и девушек, дома в Джерси, и это заставило его пожалеть о каждом сексе, который случился у него с тех пор. Пока он день ото дня сталкивался со всей этой кровью, дерьмом, напористостью и энергией, где же все это время, черт возьми, была эта нежность?       Вот, что победит эту войну, вот оно, прямо здесь — лежащее под обветренными руками Фрэнка.       К тому времени, когда Фрэнк закончил вытирать их обоих, Джерард задремал, выглядя таким податливым и уютным, румяным от дешевого вина и после, как Фрэнк надеялся, вовсе не дешевого траха. Это вообще-то впервые, когда он поймал себя на такой мысли. Будь он проклят. Позволив Джерарду отдыхать, раз всего через несколько часов им нужно будет вставать и грузиться в лодки, Фрэнк, как и Джерард, в чем мать родила тихонько подошел к прикроватной тумбочке, куда он положил свои вещи. Портсигар, презервативы, зажигалка, которую он хранил со времен нападения на Перл-Харбор, медальон с Пресвятым Христофором, повидавший уже свою долю дерьма, — все они своей серебряной облицовкой сверкали, точно маленькие пули. Фрэнк коснулся каждой вещи одна за другой, напоминая тем самым себе, что раз они здесь, то и он еще здесь, а значит им удается выполнять свои функции, точно противоположные той, что выполняют пули. Ритуал.       Он открыл кейс с сигаретами и взял одну, а из выемки внутри, которую он сделал сам, на него смотрела улыбающаяся мама. Он встряхнул коробочку, чтобы остальные сигареты спрятали ее лицо. После он прикурил и в желто-оранжевой оправе зажигалки заметил Джерарда, наблюдающего за ним, привстав на локтях.       — Что все это такое? — прохрипел он, кивая на тумбочку.       — Давай покажу. — Фрэнк сел на коленях с краю кровати, пока в уголке его рта теплилась и тлела сигарета, дымом щекоча его глаза. Он расположил свои холодные металлические реликвии на горячей коже Джерарда, прямо как шашки на доске: портсигар на его левой груди, ленту презервативов около пупка, зажигалку на плече, а медальон подсунул под его бедро. — Все самые уязвимые места, — сказал он, объясняя свои действия.       Джерард, не шелохнувшись, так посмотрел на него, как ни один новобранец еще этого не делал.       — Тебе уже надо уходить, да?       Фрэнк давно не смотрел на часы, но он знал, что Джерард прав. Ему нужно вернуться в лагерь и пересчитать членов роты, а затем попытаться поспать. Он подхватил все свои вещи с белоснежной кожи Джерарда и заменил каждую из них целомудренным, дымным поцелуем, после чего начал одеваться.       — Останься здесь с братом, — сказал он ему. — Поспите сегодня в нормальной постели. Такая возможность бывает редко, знаешь ведь.       — Хорошо.       — Но не проспите. Завтра на побережье нам будет нужен каждый.       — Не просплю.       Фрэнк кивнул и выключил лампу. Со своей сигаретой он дошел до двери, пытаясь привести себя внешне в порядок, чтобы Рэй его потом не попрекнул.       — Спасибо, щегол, — сказал он, держась за ручку двери. — Мне было очень хорошо, ты даже не представляешь. Давай повторим как-нибудь, а?       Он уже готов был уйти, поупражняться в старом добром воинском занятии «отпустить и забыть», как вдруг Джерард заговорил.       — Сержант, — сказал он, звуча почти на грани отчаяния. — Ты так и не рассказал, откуда у тебя татуировки.       Горячий пепел посыпался на руку Фрэнка, и он стряхнул его на ковер.       — Кони-Айленд. Я работал на всяких шоу уродов, пока не пришел призывной на срочную службу. Наконец нашел свое место в мире, а в следующую секунду уже получил повестку.       Последовала пауза, такая, во время которой, Фрэнк знал, ему стоило улизнуть, но он помедлил.       — Мы с братом продавали энциклопедии, — сказал Джерард. — А по воскресеньям я обучал прихожан катехизису.       — Противоположности, как видно, притягиваются.       И после этого Фрэнк все-таки ушел, пока не успел себя переубедить, зная при этом, что точно оставил медальон с Пресвятым Христофором под бедром Джерарда. Возможно, только возможно, завтра он ему не понадобится.