А только ли напарник?

— Напарник? — Эспрессо недоверчиво вскидывает тонкие брови, — с каких это пор тебе понадобился напарник? — удивление сменяется на хитрый прищур, а уголок губ приподнимается в едкой усмешке,— Что, твоей хваленой магии света оказалось недостаточно, чтобы справиться с заданием? Попытка уязвить собеседника проваливается с треском, когда в ответ он слышит совершенно простодушное, без тени обиды: — Да, нет, Совет сказал, что защиту Республики можно сделать более эффективной, если объединить рыцарей благородных домов в пары с... — Мадлен почесал затылок, припоминая нужное слово, — с другими квалифицированными магами, вот. А когда у напарников принципиально разные типы магии, это полезнее вдвойне, ибо так можно дополнить сильные стороны друг друга и компенсировать слабые. Поэтому я решил выбрать тебя. Ну как, ты согласен? Мадлен буквально лучится светом, а на лице застывает совершенно по-ребячески просящее выражение. Эспрессо закатывает глаза. — А у меня есть выбор? Если такова воля Совета, ничего не остается делать, как подчиниться. Но учти, у меня слишком плотный график, поэтому, будь добр, брать это во внимание, и когда решишь запланировать совместную тренировку, предупреждай минимум за неделю. А сейчас, если это все, с твоего позволения я пойду, мне нужно заниматься исследованиями. Темная мантия взметнулась словно крылья, и Эспрессо исчез в недрах лаборатории, оставляя за собой в воздухе шлейф из пряного аромата свежемолотого кофе. «Напарник. П-ф, мало забот на мою голову, теперь еще и ЭТО». Знакомые с детства, но полные противоположности друг друга, казалось, точек соприкосновения у них не было, и быть не должно. Аристократ из знатного рода и простой маг с окраины. Что их могло объединять? Социальное расслоение в Республике имело место, хоть Совет и пытался регулировать этот разрыв, но факт оставался фактом: Верхний город, где проживала вся аристократическая элита, был намного более богатым и процветающим, нежели Нижний. И мало кому из жителей Нижнего города это приходилось по душе. Эспрессо довольно рано осознал суть подобного неравенства, и хоть сейчас он и был сильным магом, ученым, профессором университета, и, несмотря на свой молодой возраст, был признан Советом и имел авторитет, но засевшая где-то глубоко внутри неприязнь к богатой элите, что никогда ни в чем не нуждалась, и не должна была каждый день доказывать упорным кропотливым трудом и блестящими достижениями свое право занимать определенное место в обществе, все еще выливалась иногда в виде презрительного пренебрежения, направленного в сторону магии света. Чистосердечие же и бесхитростность Мадлена, что хоть и бахвалился своей магией, но никогда не вел себя, словно напыщенный аристократ, раздражали Эспрессо и... подкупали одновременно. С детских лет неугомонный добродушный озорник, что в поисках приключений сбегал из дому бог знает куда, почему-то прилепился к серьезному и спокойному пареньку, который возне со сверстниками на улице предпочитал книги. Эспрессо злился, отталкивал, игнорировал, сохранял дистанцию, но, в конце концов, сдался под натиском любопытного юного аристократа. Мадлен таскал для него книги из обширной родовой библиотеки, сначала тайком, но после того, как был пойман с поличным, уже открыто, получив дозволение матери, что смеясь, трепала его по светлой макушке, узнав, для чего он это делает. Эспрессо положительно влиял на Мадлена, и мать была рада таким изменениям в сыне: ведь сорванец, наконец, начал учиться и стал даже делать успехи; перестал изводить учителей своими проказами, и удирать со скучных уроков, чтобы лишний раз помахать мечом. Она понимала, что ученым он никогда не будет, и, видя любовь мальчика к физическим упражнениям не давила на него, но образование даже для будущего воина крайне важно и получить его было необходимо. Долгое же обучение Эспрессо в университете и отсутствие в Республике отдалило его от Мадлена, и по возвращению, которому сам Мадлен несказанно обрадовался, отношения их некоторое время были несколько натянутыми. С рыцарем он был иногда излишне холоден и строг, язвителен и саркастичен, но тот раз за разом своей простодушной искренностью ломал тщательно выстраиваемый Эспрессо барьер. Кончилось все тем, что в один прекрасный день Мадлен вырос на пороге дома Эспрессо, и лучезарно улыбаясь, не без гордости сообщил, что выбил в Верхнем городе отличное просторное помещение для новой лаборатории. «А то твои склянки и реактивы тебя скоро на улицу выселят». Так Эспрессо практически поселился неподалеку от дома рыцаря, ибо большую часть времени он проводил за своими исследованиями. *** Взволнованный галдеж за окном ранним утром привлек внимание Эспрессо, что после нескольких суток, посвященных новым опытам, тщательно записывал результаты эксперимента, оказавшегося весьма успешным. Шум мешал сосредоточиться, и раздосадованный маг вышел на улицу, желая разогнать гудящую толпу, но услышанные обрывки фраз вмиг заставили его кардинально изменить свои планы. — Говорят, на границе разлом открылся! — Неужели опять? Что же делать? — Монстры могут пробраться в город! Надо прятаться! — Не бойтесь, господин Мадлен уже отправился туда, он их точно одолеет! — Слава богам! — Где разлом? — резкий и жесткий голос разрывает гомон, и толпа мгновенно замолкает, разом разворачиваясь в его сторону. — Говорят, на северо-востоке, около леса. Дальше Эспрессо уже не слушал, срываясь с места и улетая в указанном направлении. Искать долго не пришлось: яркие слепящие вспышки озаряли небо, красноречиво указывая на использование магии света. Поверженные монстры виднелись тут и там, а живые с разных сторон подбирались к  неистово размахивающему мечом рыцарю. Но взор того был обращен совершенно не на них. Перед ним, злобно щурясь, левитировал неизвестный маг, атаки которого Мадлен яро отражал, силясь нанести удар противнику. Наконец, изловчившись, он поражает врага, но в последнюю секунду сгусток темной материи, напоминающий миниатюрную черную дыру, вылетает из ладоней мага, ударяя Мадлена в грудь. И тот, выронив оружие, падает, как подкошенный. — Мадлен!! Магия Эспрессо, словно магнит притягивает к нему противников, а затем с неимоверной силой расшвыривает их по сторонам. Вражеский маг врезается в ближайшее дерево, падая бездыханным, а разверзший небеса разлом, что держался открытым именно его силой, затягивается. Раненый рыцарь света лежит, разметав по земле пшеничные локоны, прикрыв веки, и дышит часто-часто, а из груди его черным облаком поднимается густой дым, постепенно обволакивая тело. Чужеродная энергия обжигает руку даже через перчатку, когда Эспрессо пытается коснуться Мадлена. И страшная догадка заставляет его сердце упасть камнем. «Запретная черная магия! Это проклятье! Но... я не могу снять его!» Отчаяние душит, захлестывает с головой, погружая в омут осознания своего бессилия, а дыхание раненого все слабеет и маг ощущает, что колени его уже влажные от чужой крови... Но решение, иррациональное, безумное, но единственное в сложившихся обстоятельствах, вспыхивает крохотной искоркой надежды. «Снять не могу, но могу забрать!» Маг кладет руку на грудь рыцаря, предельно сосредоточившись, вбирая в себя черную тьму, и вот уже дым начинает рассеиваться. «Больно? Терпи!» Сердце бешено колотится, мутит страшно, голова кругом и разноцветные пятна пляшут перед глазами, кажется, вот-вот сознание покинет, но внезапно все прекращается. Зато глаза раненого чуть приоткрываются, и слуха касается привычное «Эсси» с полуулыбкой на алеющих кровью губах. Эти глаза! Лазурные, словно чистейшее безоблачное небо, обрамленные золотом длинных ресниц... и напротив, в круглых, до смерти перепуганных карих, за треснутым стеклом очков остывает паника. Успел! Но липкий ужас уступает место не менее сильной злости, негодованию, возмущению. Тонкая рука в перчатке вздрагивает, раскрывая ладонь в неистовом с трудом сдерживаемом желании влепить пощечину самонадеянному безрассудному болвану, что очертя голову ринулся в бой в одиночку и едва не погиб. Плевать, что раненый, плевать, что на ногах с трудом держится, хоть и храбрится: встал уже, чуть ли не руки в боки и улыбается, подлец такой, как ни в чем не бывало улыбается, багровые капли с губ слизывая, и глядит жизнерадостно озерами своими бездонными, что могли никогда больше света белого не увидеть. А броня пробита в нескольких местах, плащ в клочки изодран, заляпан алым, с руки, что меч удерживала, стекает потоком, обагряя землю. «Остолоп! Дурак безмозглый! Так бы и...» Осознание приходит с опозданием. «Стоп! Что это я? Неужели...? Нет, быть того не может!» Новая волна раздражения, теперь уже по другой причине, но поднятая рука сжимается в кулак, опускаясь, и лишь искры гнева сверкают вспышками в глазах цвета какао. — Напарники, да? Тогда какого...?! — задыхается, не в силах закончить фразу. — Ты злишься, Эсси? Такое искренне недоумение в голосе, что Эспрессо взвыть готов от переполняющего до краев возмущения, но лишь цедит отрывисто: «Иди к черту!», и думает уже развернуться и уйти прочь, но Мадлен делает шаг к нему, запинаясь и едва не падая, и он тут же оказывается подле, подставляя свое плечо. — Хах, да не беспокойся, я сам дойду, — отмахивается было рыцарь, но Эспрессо бросает испепеляющий взгляд в его сторону. — Заткнись, нечего тратить силы на пустую болтовню,— ледяной тон, не терпящий возражений, и Мадлен сдается, благоразумно замолкая и позволяя вести себя. *** Недостатка в целителях Республика не испытывала, поэтому по первому же зову главы дома к Мадлену является лекарь. Раны обработаны и перевязаны, ореол светлой магии окутывает тело, помогая заживлению, и Эспрессо, что все это время беспокойно расхаживал у дверей в спальню больного, не в силах усидеть на месте, спешит покинуть особняк. — Спасибо тебе! — догоняют почти у порога слова матери. — Не стоит, он ведь мой... «Кто?» напарник. «А только ли напарник?» — с издевкой тянет внутренний голос, но Эспрессо лишь встряхивает головой, силясь прогнать оттуда даже малейшие намеки. Нет. Это невозможно. Он не... *** Но все не могло закончиться просто так, и первые признаки еще пока не до конца осознанного факта, что с ним что-то не в порядке, возникают буквально через пару дней в виде внезапного обморока. Успевший уже было позабыть о нависшей над ним возможной угрозе, Эспрессо недоуменно поднимается с пола, потирая ушибленное колено и плечо. В обмороки до этого он никогда не падал; даже если серьезное истощение сил после нескольких суток, проведенных без сна и отдыха, валило с ног, он мог лишь уснуть за рабочим столом, но чтоб упасть в обморок... Такое с ним произошло впервые. «Не смог, значит, подавить в себе проклятье… Черт, это плохо...» Глупо было надеяться на подобный исход, что все разрешится само собой, но беспокойство за Мадлена, хоть Эспрессо категорически отказывался это признавать, перекрыло в нем все остальное, и про себя он уже и думать забыл. А зря. Рациональный ум ученого понимал, что раз проклятье проявилось, так просто оно уже не уйдет, и нужно было искать пути решения проблемы. Следующий инцидент не заставляет себя долго ждать и уже вечером Эспрессо внезапно ощущает сильное головокружение, а спустя минуту чувствует, как из носа начинает течь кровь... Мадлен же, напротив, к всеобщей радости быстро идет на поправку, но чем лучше тот себя чувствует, тем хуже становится Эспрессо. ПрОклятая черная магия, что он вобрал в себя, медленно день за днем пожирала его изнутри. Теперь он вообще не вылезал из своей лаборатории, лишь однажды отлучившись куда-то под покровом ночи; возился со склянками и колбами, или сидел, обхватив голову руками над очередной книгой, выискивая там хоть что-то, что могло ему помочь, но все безрезультатно. Эспрессо, будучи всегда на вид изящным и хрупким похудел еще сильнее: острые скулы явственно выделялись на усталом лице с глубокими темными кругами под глазами, и бледными бескровными губами. Он раздражался и нервничал сильнее обычного, говорил резко и отрывисто, и со злостью прогонял любого, кто осмелился потревожить его за работой. И продолжал упорно молчать о своем состоянии. И никто не знал, что он с каждым днем все больше теряет силы, продолжая падать в обмороки; не знал, как он страдает от боли в легких, что становится все невыносимее, проявляясь жгучими вспышками, туманя разум, мешая сосредоточиться. Не знал, как он задыхается, стоя вцепившись в край стола, лишь бы не упасть, ожидая прекращения приступа; не знал, как он зажимает ладонью рот, давя в себе готовый в любую секунду слететь с губ мучительный вскрик, когда кажется, словно грудь пронзает раскаленное стальное копье... Умирать не хотелось, но способ избавления от проклятья никак не находился, а времени становилось все меньше и меньше. *** В саду неподалеку от дома, Мадлен, что уже выздоровел окончательно, впервые за все время после получения ран прогуливался, насвистывая незамысловатую мелодию; и хотя смутная тревога не покидала его с самого дня стычки с черным магом, он совершенно не задумывался над непонятно откуда взявшимся ощущением, списывая все на не полностью восстановленное душевное равновесие. Разглядывая пышно цветущие деревья, он неспешно шел по небольшой песчаной дорожке, как вдруг, уже на выходе из сада, на него налетела Латте. Девушка шла, понуро опустив голову, словно сомнамбула, казалось, совершенно не разбирая пути. Врезавшись же в Мадлена, она вздрогнула от неожиданности, и когда подняла голову, в опечаленных глазах сверкнули слезы. — Простите, господин Мадлен! Голос дрожит, готовый вот-вот сорваться на рыдания, и Мадлен достает из кармана кружевной платок, протягивая его Латте. — Что вас так расстроило? Девушка тяжело вздохнула, собираясь с мыслями. — Мой брат... он... с ним что-то не так. Последнее время он выглядел слишком изможденным, я несколько раз пыталась заговорить с ним, но он ничего и слушать не хотел. Пару дней назад я зашла к нему и, увидев, что он спит в соседней комнате, хотела немного прибрать в лаборатории, ведь там царил такой хаос: скомканные листы бумаги по всему полу разбросаны, в каждом углу кружки из-под кофе, реактивы все как попало стоят... Никогда не замечала подробно беспорядка ранее, Эспрессо же такой аккуратный. Подумала, видно совсем времени нет на уборку. И решила помочь. Но он вдруг влетел в лабораторию и так кричал... Я от страха с места сдвинуться не могла. А потом едва ли не силой выпихнул меня, сказав, чтоб не смела больше даже пальцем его вещи трогать. Он, конечно, вспыльчивый, но подобное поведение даже для него чересчур. А сегодня... я зашла обед ему занести, чтобы хоть поел что-нибудь, а то смотреть больно, как похудел, но... — Латте замолкает на мгновение, но после не в силах больше сдерживать эмоции, выпаливает надрывно, — Мадлен, я не знаю, что делать, он... он кровью кашляет! Я увидела, как брат рот платком прикрывает и он весь... полностью алый был! Поговорите с ним, прошу, ему срочно к лекарю надо! Может он хоть вас послушает! Отчаянная мольба в глазах наполненных слезами, и ошарашенный услышанным, Мадлен с трудом сохраняет спокойствие, осторожно касаясь плеча Латте. — Тотчас же пойду к нему, а вы постарайтесь, пожалуйста, успокоиться. Все будет в порядке, обещаю! *** Громкий хлопок и... — Дьявол! Стекло разлетевшейся вдребезги колбы фонтаном мелких осколков орошает с головы до ног, оседая на встрепанных волосах, только лишь благодаря очкам не попав в глаза. Маг сжимает кулак, в бессильной злобе ударяя им по столу; пробирки с реактивами вздрагивают и пронзительно звякают, стукаясь друг о друга. Мадлен осторожно приоткрывает дверь. — Эсси...? — О, тебе уже лучше? — голос непривычно теплый, разительно отличается от стандартного раздраженно-язвительного тона, и резко контрастирует с царившем в помещении звенящим напряжением. — Да, я уже в полном порядке! — рыцарь улыбается, радуясь уже тому факту, что Эспрессо не прогнал его прямо с порога, но в следующее мгновение все становится на свои места. Маг разворачивается к вошедшему, и Мадлен застывает, как вкопанный, не дойдя до него пары шагов. В глазах напротив, покрасневших, с припухшими веками, сквозит глубокая усталость и опустошение; тонкие бледные губы напряженно поджаты, плечи опущены, словно под тяжестью огромного груза — от идеальной осанки не осталось и следа. Пальцы с силой сжимают пробирку, намеренно, дрожь в руках скрывая, впрочем, совершенно без успеха. И голос, ставший внезапно хриплым и чужим, вновь полный ледяного холода стали, бросает слова, будто клинок под ребра загоняя. — Если ты просто так, то попрошу покинуть лабораторию. У меня очень много дел. Взгляд вновь направлен на лежащие на столе записи, и собеседника для него уже словно не существует. Лишь пальцы ритмично постукивают по столу, намекая на то, что Эспрессо ждет, когда Мадлен соизволит уйти. — Нет, не просто так! Рыцарь мгновенно преодолевает расстояние между ними, оказываясь почти вплотную с магом, и накрывает барабанящие ледяные пальцы своей ладонью. — Эсси, тебе ведь плохо, я же вижу! Пожалуйста, расскажи, что случилось и позволь помочь! — О, боги, прошу, оставьте же меня в покое! — голос переходит в крик, пальцы выдергиваются раздраженно из-под чужой руки, а пробирка в другой лопается от сильного давления. Осколки вонзаются  в ладонь, по которой тут же бегут струйки крови, затекая за манжет рубашки, но Эспрессо, кажется, вовсе не чувствует этого. Усталые глаза блестят лихорадочно, словно у помешанного, но внезапно расширяются в страхе, и маг отшатывается назад, хватаясь рукой за грудь. Сдавленный вдох, не приносящий ничего, кроме жгучей боли: по легким вместо воздуха будто бы циркулирует расплавленный свинец. Эспрессо сгибается пополам и с огромным трудом хрипло выдавливает: — Мадлен... уйди, прошу... Понимая, что сейчас будет, Эспрессо совершенно не желает, чтобы Мадлен был свидетелем его приступа. В следующее же мгновение окровавленной рукой впивается в край стола, силясь удержаться на ногах, а потом начинает кашлять... Кашель мучительный, надрывный, душит, сжимая горло, разрывая легкие. Перед глазами, от слез мокрыми, мутная поволока, и Эспрессо уже ничего не видит, лишь судорожно прижимает ко рту ладонь со стиснутым в ней платком. И Мадлен, оторопело глядя на страдающего друга, не понимает, что может сделать, чтобы помочь ему. Платок в руке мага стремительно алеет, а приступ все никак не прекращается. Мадлена охватывает паника от безвыходности ситуации, и тут Эспрессо вдруг затихает, начиная падать. Мадлен подхватывает обмякшее тело, что безвольно повисает на руках, с болью отмечая насколько Эспрессо легкий. Решение оформляется в голове мгновенно, и он, ни секунды не раздумывая, берет мага чуть по-иному, отправляясь затем в свой особняк. Дверь едва ли не слетает с петель, и перепуганные слуги шарахаются, жмутся к стенам, пропуская молодого господина, что широкими шагами пересекает коридор, занося Эспрессо к себе в спальню и укладывая на кровать. Пришедшая на шум мать даже не успевает задать вопроса, как Мадлен не глядя на нее бросает через спину: — Матушка, прошу, вызовите лекаря! А сам, склонившись над кроватью, развязывает Эспрессо галстук, расстегивает верхние пуговицы рубашки, и осторожно снимает с него туфли и мешающую мантию. Пришедший лекарь внимательно слушает сбивчивый рассказ Мадлена о симптомах больного, но стоит ему лишь расстегнуть рубашку на Эспрессо, чтобы послушать дыхание, как в его глазах мелькает ужас, а рука сама собой тянется заслонить открывшийся от удивления рот. По центру узкой смуглой груди Эспрессо иссиня-черное пятно, от которого словно корни дерева расходятся такие же черные ветвистые линии. Они покрывают полностью грудь и живот, уходя вниз за пояс брюк. Мадлен в немом изумлении глядит на лекаря, ожидая разъяснений, но тот вдруг срывается с места, спешно пытаясь уйти. — П-простите, я тут ничем не могу помочь, — запинаясь, бормочет он, стараясь не смотреть Мадлену в глаза, и боком двигается к выходу. — В смысле не можете?! Скажите хотя бы, что с ним! — голос рыцаря полон возмущения и негодования, но лекарь вновь повторяет, что ничего не знает, и это вне его компетенции, и исчезает в дверном проеме. Мадлен шумно ругаясь, вылетает из комнаты, посылая слуг за другим лекарем, но когда тот, наконец, является, результат ровно такой же, как и в первый раз. История повторяется еще дважды, когда уже рано утром на пороге особняка Мадлена оказывается бледная взволнованная Латте. Рыцарь, всплескивая руками, клянет на чем свет стоит всех целителей Республики, обвиняя их в некомпетентности и отсутствии элементарной человечности, Латте же, увидев лежащего без сознания брата, садится на край кровати, закрывая лицо руками... Мадлен предлагает лекарям невообразимые суммы денег, угрожает, умоляет, но все безрезультатно. Эспрессо же так и не приходит в себя: изредка ворочается, иногда еле слышно стонет, а пятно на груди все продолжает разрастаться, уже захватывая плечи, шею, норовя вот-вот пойти по рукам и лицу. Никто из них не осмеливается раздевать Эспрессо полностью, но они оба уверены, что эта черная паутина уже начала оплетать и его бедра. Через несколько дней Эспрессо становится более беспокойным: ворочается чаще, начинает бормотать что-то неразборчивое, и периодически дышит тяжело и с трудом. В такие моменты на лбу проступают капельки пота, а пальцы судорожно сжимают простыни. Латте теперь постоянно находится в доме Мадлена, и они по очереди дежурят у кровати больного, прикладывая компрессы на лоб, по капле давая воду... Когда его начинает знобить, Мадлен осторожно греет его тело своей магией, стараясь по возможности избегать области с пятном, и ласково оглаживает изящные пальцы, когда того накрывает очередной приступ. От подобных действий Эспрессо обычно немного успокаивался, и черты его искаженного страданием лица смягчались. И Латте и Мадлен, хоть напрямую и не озвучивали этого, оба осознавали, что без адекватной врачебной помощи Эспрессо долго не протянет. Заметно было, что его организм продолжает бороться, но очевидно было и иное: маг угасал на глазах, и искра жизни в нем становилась все тусклее. Ни один лекарь в Республике уже не соглашался приходить, только лишь узнав, куда именно его вызывают. Слухи, как известно, расходятся довольно быстро. Мать Мадлена сочувственно качала головой, обязав слуг без колебаний мгновенно выполнять любую просьбу сына или Латте. И рассылала письма уже в другие регионы, в надежде, что хоть кто-то откликнется на мольбы о помощи. Латте глотала слезы, вытирая с губ брата все чаще выступающую теперь кровь, а Мадлен, как мог, утешал девушку, стараясь уберечь ее от полного отчаяния, хоть и в его душе надежда с каждым днем таяла все стремительнее. *** Была очередь Мадлена дежурить около Эспрессо, когда вдруг в дверь постучали. Рыцарь даже не обернулся, зная, что это может быть только кто-то из своих, но каково же было его удивление, когда он услышал за спиной совершенно незнакомый голос. В комнату вошел солидного вида мужчина, опираясь на увесистую трость. — Я получил письмо из вашего дома, что кому-то здесь необходима помощь. Я лекарь из ... королевства. Мадлен растерянно захлопал глазами, не веря собственным ушам, но в следующую же секунду подскочил со своего места. — Неужели вы проделали такой путь, только чтобы оказать нам помощь? — Ну, я как врач не мог проигнорировать подобную просьбу, тем более, насколько я понимаю, положение критическое. — Да... — тяжелый вздох, сменяющийся затем обозленным тоном, — но ни один лекарь до этого даже не пытался нам помочь, все сбегали, лишь взглянув на него! Мы уже и не верили, что кто-то придет... Мужчина подходит к Эспрессо, и, склонившись над ним, расстегивает рубашку. Одного взгляда целителю достаточно, чтобы сделать определенные выводы. Но он подносит к груди больного руки, проводя ими над телом. — К сожалению, я не удивлен, что никто не соглашался помочь, хотя, как минимум можно было назвать причину болезни, а не трусливо убегать, поджав хвост. — Вы знаете, что с ним?! — возглас, излишне громкий, выдает степень нервного перенапряжения Мадлена, что, будучи всегда спокойным и невозмутимым, сейчас уже находился на грани истощения душевных сил. — Да. На вашем... друге серьезное проклятье, наложенное кем-то, кто практикует использование запретной черной магии. — Черной магии?! — лицо Мадлена вытянулось от изумления, — но кто мог наложить на него такое проклятье? Вместо ответа мужчина задает встречный вопрос: — А как долго он пребывает в подобном состоянии? — Без сознания около недели, но и до этого ему, вероятно, не меньше недели было плохо. Я точно не знаю, он ничего нам не рассказывал, я узнал все только в тот момент, когда он после продолжительного приступа кашля лишился чувств. — Две недели это довольно долгий срок, обычно такого рода проклятия убивают если не сразу, то в течение суток, но не более, чем через несколько дней, — мужчина задумчиво провел по волосам, продолжая размышлять вслух, — вероятно, тут сыграло роль несколько факторов: он, насколько я понял, владеет кофейной магией, что в некоторых аспектах, как бы это ни отрицалось, имеет схожие черты с черной, а еще, осмелюсь предположить, проклятье было адресовано не ему. Он или попал под его воздействие косвенно, или... по собственной воле перевел его на себя. — Перевел на себя... — словно эхо повторил Мадлен, ощущая как холод пробирается под кожу. Его последняя битва с магом вдруг с поразительной отчетливостью возникла перед глазами, не оставляя ни малейшего сомнения в верности предположений лекаря. Видя, как рыцарь белеет словно полотно, мужчина спросил: — Вспомнили что-то? — Да... — голос отказывается повиноваться, и Мадлен сбивается на тихий шепот, — это проклятье предназначалось мне... Он нервно сглатывает вставший в горле комок, и с трудом совладав с собой, описывает целителю события двухнедельной давности. — Вот оно что. В таком случае, мне все ясно. Вы были серьезно ранены, и это проклятье убило бы вас на месте, а он просто не нашел иного способа спасти вас. Не так уж много магов, тем более не специализирующихся на врачевании, способны аннулировать воздействие черной магии. Он, должно быть, надеялся найти способ решения после. — Но почему же он ничего не рассказал нам... — Вероятно, не хотел подвергать вас опасности. Просить помощи у кого-то было не в правилах Эспрессо, но в данной ситуации его нежелание вмешивать других было продиктовано далеко не одной лишь гордостью: использование и изучение черной магии запрещено законом, а в том, что снять проклятье, наложенное черным магом можно только с использованием этой же магии, Эспрессо был убежден практически на 100%. Но помимо всего прочего было еще кое-что: маг, рискнувший встать на темный путь и связавший свою судьбу с запретной магией, безусловно, получал серьезную силу, но непременно должен был чем-то заплатить за это, и точную цену не знал никто. Неудивительно, что Эспрессо не желал подобной участи своим близким, отталкивая их, ограждая даже от мимолетного столкновения с черной магией, и пытаясь спасти себя собственными силами. — Но… но вы ведь поможете? — последняя отчаянная надежда светится в лазурных глазах, что, кажется, вот-вот станут влажными, но лекарь тяжело вздыхает, отводя взгляд. — Увы... Если бы я пришел хоть немного пораньше, хотя бы на несколько дней... Я могу лишь приготовить вам снадобье, что замедлит распространение проклятья, но не более. На остальное моих сил не хватит. Оно захватило практически весь организм, и если я даже попытаюсь его снять, полностью ликвидировать его действие не получится: все, что им было затронуто, останется без изменений. Не хотелось бы пугать вас еще больше, но все его внутренние органы практически выжжены, и снятия проклятья недостаточно, чтобы восстановить их. Есть только один целитель, способный помочь вам — это Ванилла. Только лишь он обладает даром, сравнимым едва ли не с божественным, я же, даже отдав все свои жизненные силы, не смогу этого сделать. На протяжении всего монолога лекаря, сердце Мадлена словно сжимала невидимая рука, а разум, теряя связь с реальностью, погружался все глубже и глубже в бездну отчаяния. Но слова о Ванилле вновь зажгли в душе едва теплящийся огонек веры в то, что еще не все потеряно. Мужчина же продолжал разъяснения: — Черная магия вещь страшная даже для самого ее владельца, что уж говорить о целителях, которые по идее пропускают ее через себя, излечивая больного. Ванилла же, по рассказам, помог множеству людей, хотя даже и он в итоге заплатил серьезную цену — почти полностью ослеп. Это плата за спасение других. Неудивительно, что никто из лекарей не захотел связываться, хотя на начальных этапах это было бы не столь опасно. Но многие боятся даже мимолетного контакта с черной энергией. Я, к сожалению, не понаслышке знаю, какова бывает расплата за вмешательство, — мужчина показал взглядом на свою левую ногу, и Мадлен понял, что не обращал внимания на эту деталь: тот сидел на стуле, вытянув ногу вперед, потому что не мог согнуть — она была полностью парализована. — Но где найти этого Ваниллу? Он ведь давно не правит в королевстве. Мадлен умолчал о том, что до сего момента само существование этого человека считал не более чем легендой. — Говорят, он поселился в лесу, на окраине Ванильного королевства, как отшельник. Но точное местоположение указать не могу, поэтому отыскать его вам придется самостоятельно... И стоит поторопиться, ибо мой эликсир лишь ненадолго способен задержать распространение проклятия, а если оно доберется до мозга, обратить процесс вспять будет уже невозможно. Лекарь достал из своей сумки какие-то пузырьки, смешал их в разных пропорциях в пузырьке побольше, и, объяснив Мадлену, как и в какой дозировке нужно давать лекарство больному, откланялся, наотрез отказавшись от предложенных ему денег. Сам Мадлен же, не теряя ни минуты, собрался, затем разбудил спящую в соседней комнате Латте, и, рассказав вкратце о произошедшем, дал в руки пузырек. — Каждые 3 часа по 2 капли. Глаза цвета какао, столь схожие с глазами кофейного мага, полные глубокой надежды, провожают рыцаря в путь. — Будьте осторожны, — тихое напутствие в спину. «Обещаю, что найду того, кто исцелит тебя, ты только держись, Эсси...» *** Путь от Республики до Ванильного королевства был неблизкий, Мадлен спешил, как мог, стараясь обойтись минимальным количеством привалов, ведь на счету была едва ли не каждая минута. Но даже такому выносливому человеку, как он приходилось останавливаться, чтобы хоть немного поспать. Словно осколки драгоценных камней, яркие звезды усыпали чистейшее безоблачное небо, и Мадлен, лежа на траве, глядел на них, снова и снова прокручивая в голове события, приведшие к такому исходу, что они имели сейчас. И чем больше он об этом думал, тем сильнее чувство вины разъедало его душу. «Если бы только я тогда не пошел один, а позвал его с собой, все могло сложиться иначе. Ведь сам же предложил ему стать моим напарником, а потом... Какой же я дурак...» Он старался отвлечься от подобных мыслей, что не несли в себе никакой пользы, «Содеянного ведь не воротишь», а лишь вгоняли в глубокую тоску, морально истощая, но они возвращались снова, напрочь выбивая из колеи. В том, чтобы победить врага исключительно своими силами больше не остается и толики той самодовольной гордости, когда приходит осознание, как твое безрассудство способно отразиться на тех, кто тебе дорог. К следующему вечеру, окрестности начали приобретать знакомые очертания, и Мадлен понял, что входит в обширный лес Ванильного королевства. Он когда-то давно бывал здесь, и помнил некоторые специфические особенности, присущие лишь этой местности, поэтому можно было смело утверждать, что он достиг цели. Но оставалось самое сложное: найти в этом огромном лесу крошечное жилище Ваниллы. Стоило попытаться дойти до ближайшего города и расспросить его жителей, возможно, кто-то из них смог бы указать ему хотя бы примерные ориентиры, в противном случае в плохо знакомом лесу он рисковал плутать сутками, но так и не отыскать того, что нужно. Мадлен выбрал направление, в котором, по его мнению, могло находиться поселение, и пошел прямиком через лес, в надежде наткнуться на протоптанную тропинку, что выведет его к людям. Долгое пребывание на ногах без нормального отдыха давало о себе знать: скорость его движения замедлилась; уже начал ощущаться вес перекинутого через плечо меча, когда как раньше он носил его, словно тот был сделан из воздуха; концентрация внимания стала снижаться, и ему приходилось усиленно всматриваться в окружающие детали, чтобы запомнить их, и с их помощью определить, не ходит ли он вдруг по кругу. Наконец, к великой радости уставшего рыцаря впереди обозначилась вполне заметная тропинка, и, ступив на нее, Мадлен, почувствовал, что нашел верный путь и зашагал несколько бодрее. Но стоило ему выйти на небольшую поляну, заросшую густой желтовато-зеленой травой, как он нос к носу столкнулся с каким-то странным человеком в балахоне, что едва завидев его, сразу же перешел в наступление. Мадлен, совершенно не ожидавший такого поворота событий, и будучи уже не в самой лучшей физической форме, не сразу среагировал на нападение, чудом успев увернуться от летевшего прямиком в грудь сгустка магической энергии, и тот только ощутимо полоснул его по левому плечу. «Черт, что ему от меня надо?» Противник же продолжал атаковать, и рыцарь вдруг понял, что уже сталкивался с подобного рода магией. «Неужели это тоже черный маг?!» Мадлен изо всех сил сражался, стараясь не подпускать нападавшего близко, но то ли перенапряжение последних дней сказывалось на нем, то ли враг обладал действительно серьезной силой, а может и все вместе, но рыцарь стал пропускать удары, а о контратаке можно было даже не помышлять. Он лишь защищался, оттесняемый противником обратно вглубь леса, а в голове билась только одна мысль: «Эспрессо нужна моя помощь, я не имею права проиграть», хоть и понимал, что силы его уже на исходе... *** Все время, прошедшее с момента ухода Мадлена, Эспрессо был тих, и казалось, впал в подобие летаргического сна: дыхание замедлилось, сердцебиение было настолько слабым, что перепуганная Латте едва не лишилась чувств, пока пыталась нащупать у брата едва уловимый пульс. Но в один из дней он вдруг резко зашевелился, даже на мгновение открыл глаза, которые, впрочем, тут же вновь закатились, и внезапно начал бредить. Шумно ворочаясь, он произносил какие-то обрывки фраз, а потом так отчаянно заметался по кровати, что Латте стало жутко. Не в силах облегчить брату страдания, она лишь осторожно взяла его за руку и ужаснулась тому, что его всегда холодные пальцы буквально горели, как и все остальное тело. В какой-то момент Эспрессо начал задыхаться, на губах проступила кровь, а черная паутина проклятья, опутавшая уже большую часть его тела, резко поднялась с шеи по подбородку и остановилась на пылающих щеках у самых глаз. В немом ужасе Латте наблюдала эту жуткую картину, ибо до сих пор проклятье распространялось со скоростью неуловимой взгляду, а сейчас в мгновение ока захватило все его лицо, стремительно приближая состояние Эспрессо к точке невозврата. Он продолжал бредить, и тут Латте, наконец, отчетливо разобрала среди путаного бормотания одно вполне ясное слово «Мадлен». Эспрессо звал Мадлена. Не ее, ни кого бы то ни было еще, а именно Мадлена. «А вдруг он не вернется?» — страшная мысль ударила в голову девушки, но внезапно Эспрессо затих, а на его усталом лице отразилось подобие умиротворения. Латте никак не могла понять, что послужило подобной смене состояния брата, но была несказанно рада, что хотя бы на время его мучения прекратились. *** Битва была тяжелой, Мадлен чувствовал себя до предела вымотанным, когда как враг, казалось, ни капли не устал, продолжая натиск. Рыцарь не собирался так легко сдавать позиции, но его маневренность сильно снизилась, и выстроенная магическая защита, которой он обычно до этого не пользовался за ненадобностью, начала таять. Но одна-единственная оплошность чуть было не поставила финальную точку в поединке. Мадлен не успев сориентироваться, споткнулся о торчащий огромный корень и полетел на землю, выронив оружие. Черный маг тут же, навис над ним, готовясь сделать решающий удар, как вдруг чащу озарила вспышка, настолько ослепляюще-яркая, что даже привыкший к магии света Мадлен вынужден был зажмурить глаза. Но когда он их открыл, вместо противника перед собой увидел мужчину в светлых одеждах. Веки того были опущены, а на губах светилась легкая теплая улыбка. — Как вы, юноша? — голос тихий, но такой мелодично-певучий, приятно касался слуха, и звучал умиротворяюще. Рыцарь оглядел себя. Повреждений было множество, кое-где достаточно серьезных, но он поднялся, стараясь не подавать виду, и хотел было ответить, что жить будет, но незнакомец опередил его. — Знаю, что вы хотите сказать, но лукавить не стоит, я уже и так чувствую, что вы пострадали. Позволите? Мужчина приблизился к Мадлену, и тут только, разглядев незнакомца как следует, он осознал, кто именно перед ним стоит. Однажды он видел портрет Ваниллы в какой-то книге и тогда тот представлялся ему, как величественный и могущественный маг, а этот мужчина выглядел непримечательно и скромно, и его спокойная, тихая улыбка придавала ему сходство скорее со священником или сельским учителем, но никак не с легендарным героем и бывшим королем. Ванилла же замер, выставив вперед раскрытые ладони. В ту же секунду Мадлена окутал кокон света, но в отличие от первой вспышки, этот свет не был столь ярким и холодным, наоборот его сияние успокаивало и излучало приятное мягкое тепло. И рыцарь с изумлением ощутил, как его раны постепенно начинают затягиваться. «Вот это сила!» — восторженно подумал он. Свечение погасло, когда на теле рыцаря остались лишь мелкие царапины. Ванилла опустил руки, пряча их в широких рукавах своего одеяния, Мадлен же, ощущая ко всему прочему прилив жизненных сил, сияя счастливой улыбкой, с благоговением глядел на своего спасителя. — Не понимаю, почему тот маг напал на меня, но если бы не вы... Не знаю, как и благодарить вас! — произнес он, низко кланяясь, совершенно забыв о том, что Ванилла почти полностью слеп. Но светлый маг, казалось, видел не глазами, но неким внутренним зрением, что в следующий момент нашло свое подтверждение. — К сожалению, ответ на ваш вопрос предельно прост: черные маги на дух не переносят тех, кто владеет магией света, и не преминут вступить в схватку, если кто-то подобный окажется на их пути. Что касаемо благодарности... Не стоит, — губы Ваниллы вновь озарила светлая улыбка, — лучше скажите, юноша, что привело вас сюда. Вы ведь не местный, и шли в Ванильное королевство с определенной целью, верно? — Да, вы правы. Вообще я искал вас, — Мадлен заколебался, силясь подобрать нужные слова, чтобы озвучить свою просьбу, а потом вдруг упал перед магом на колени и в порыве чувств заговорил быстро и сбивчиво, — Прошу, пойдемте со мной в Кремовую Республику, нам очень нужна ваша помощь. Мой друг, он... он умирает! Его поразило проклятие черного мага, и нам сказали, что лишь вы способны его снять. Я понимаю, что не вправе просить о подобном, тем более после того, как вы спасли меня, и, зная, как контакт с черной магией может быть опасен, но вы наша последняя надежда... Лазурные глаза полны отчаянной мольбы, рыцарь готов пойти на что угодно, лишь бы Ванилла согласился, но маг протягивает ему руку, изрекая: — Поднимайтесь, юноша, и, поверьте, я далеко не тот, перед кем стоит стоять на коленях. Я помогу, поскольку вижу, как дорог вам этот человек, за которого вы просите. Черное проклятье крайне опасно, и, думаю, нам стоит поспешить. Сейчас нужно дойти до города и найти одного моего знакомого, что сможет нас телепортировать, ибо добираясь пешком, мы рискуем потратить слишком много времени. Мадлен буквально просиял от радости, вновь рассыпаясь в благодарностях, но Ванилла прервал его. — Тише, благодарить будете потом, когда все завершится, а сейчас нам надо идти. А по пути прошу вас рассказать подробности случившегося, и все, что с этим связано. Они вышли с тропинки на широкую дорогу, ведущую в город, когда рыцарь закончил описывать произошедшее. — Очень благородно с его стороны, — произнес Ванилла, внимательно выслушав собеседника, — а вот вы, простите за бестактность, поступили несколько опрометчиво, рискнув вступать в бой в одиночку. Какой бы силой ты не обладал, просить помощи товарищей никогда не зазорно. — Да я и сам теперь это осознаю, — виновато потупившись, ответил Мадлен, — он меня тогда тоже отругал, а я даже в тот момент не понял причины его злости... А теперь... мне кажется, я прямо ощущаю, как ему плохо, и самое страшное, что это полностью моя вина... — Как бы там ни было, не стоит позволять чувству вины овладеть вами. Это тяжело, но нужно признать факт случившегося и сделать для себя выводы, во избежание повторения подобного в будущем. Извлечь из этого урок и твердо помнить о нем. Ванилла повернул голову в сторону рыцаря, и хотя глаза его были по-прежнему закрыты, казалось, будто бы и без них он смотрит прямо в душу. — Он ведь для вас не просто друг, я прав? Мадлен мгновенно вспыхнул, в смущении неосознанно отводя взгляд. — Ну, честно сказать, я сам не до конца понимаю своих чувств, и почему вообще мне еще в детстве взбрело в голову с ним познакомиться... Мы слишком разные, но... Ох, это так сложно! — рыцарь порывисто вскинул руку, проводя ладонью по лицу. — А слыхали ли вы когда-нибудь о соулмейтах, юноша? — Соулмейтах? Это что-то вроде родственных душ? — Верно. Можно верить в это или нет, называть как угодно: судьбой, божественным провидением, или даже приписывать сему явлению магическую подоплеку, в сущности это не столь важно. А важно другое: когда ты встречаешь такого человека, твоя душа сама тянется к нему. И возможные социальные различия или противоположность характеров перестают играть какую-либо значимую роль. Вы чувствуете друг друга на расстоянии, и подобную связь трудно разорвать или перекрыть, как бы ни хотелось. — Но ведь понятие соулмейтов подразумевает обоюдное, так сказать, притяжение. А в моем случае, ну... мне кажется, я его лишь раздражаю... — А так ли это на самом деле? Ведь ради абы кого не рискуют жизнью и уж тем более добровольно не обрекают себя на страдания. Мадлен открыл было рот, но задать очередной вопрос не успел: они уже вошли в небольшой город, и Ванилла остановился у самого первого дома и осторожно постучал. Дверь тут же отворилась, и на пороге показался молодой мужчина, что окинув взглядом посетителей, тут же расплылся в приветливой улыбке. — О, господин Ванилла, я так рад видеть вас! Да вы не одни. Прошу, проходите, пожалуйста, я угощу вас и вашего спутника прекрасным травяным чаем, и моя жена только что испекла яблочный пирог! Но маг виновато покачал головой. — Простите, друг мой, но сейчас мы никак не можем принять ваше приглашение. Мы очень спешим, и я пришел просить вас о помощи. Нам нужно как можно скорее попасть в Кремовую Республику. Его друг серьезно болен и нуждается в срочном лечении. — О, вот как, — мужчина вышел из дома, притворив за собой дверь,— хорошо, я телепортирую вас, только, видите ли, я могу перенести кого-то лишь в то место, которое видел собственными глазами, а в Кремовой Республике я был лишь на окраине Верхнего города. — Ничего страшного, там мы уже сами доберемся. Мужчина кивнул, и, прикрыв глаза, сделал в воздухе несколько движений руками, открывая портал. — Телепортация может вызвать сильное головокружение, поэтому не пугайтесь, если почувствуете себя нехорошо, — предупредил он, обращаясь к Мадлену. — Большое спасибо, друг мой, обязательно в скором времени зайду к вам на чай, — улыбнулся Ванилла, и взял рыцаря за руку, — Идемте, юноша, — произнес он и шагнул в портал, увлекая Мадлена за собой. *** Сгущающиеся сумерки медленно окутывали Кремовую Республику, погружая оба города в глубокий крепкий сон, и только лишь в одном доме два окна светились во мраке, словно большие глаза невиданного зверя. Уже несколько дней эти окна не гасли, даже когда весь дом был во власти ночи. Там, в небольшой комнате, измученная девушка круглые сутки не смыкала глаз, неустанно сидя у кровати своего брата. Мать Мадлена уже не на шутку была обеспокоена состоянием Латте, что категорически отказывалась отдыхать, и никому не позволяла сменить ее на посту. Иногда, впрочем, девушка засыпала на стуле, но от любого даже едва уловимого шороха тут же просыпалась в страхе. Сегодня же после дневного приступа Эспрессо, Латте лишь к вечеру удалось прийти в себя от потрясения, но спокойствие длилось недолго... Ванилла в сопровождении Мадлена едва переступил порог дома, как из коридора выскочила насмерть перепуганная девушка и, заливаясь слезами, бросилась к вошедшим. Слух у Латте был крайне чуткий, и, услышав разговор слуг, что из окна заметили приближающихся к дому людей и теперь перешептывались о возвращении молодого господина, тут же помчалась к дверям. — Ох, слава богам, вы пришли! Прошу пойдемте же скорее! Он уже в агонии! Весь горит, но дыхания почти нет, и кровотечение никак не останавливается! Латте была уже едва ли не на грани помешательства, но Ванилла протянул к ней руку, ласково проведя по волосам, и изрек тихим голосом: — Успокойтесь, юная леди, с вашим братом все будет в порядке, обещаю,— а затем коснулся ладонью ее лба, и девушка, прикрыв глаза, стала оседать на пол. Ванилла бережно подхватил ее, и, отвечая на шокированные взгляды стоящих поодаль слуг, произнес: — Отнесите ее на кровать, она очень устала, ей нужно отдохнуть. Когда же слуги кинулись выполнять его просьбу, он пояснил, обращаясь к Мадлену: — Я всего лишь снял нервное напряжение, и теперь она сможет спокойно поспать и восстановить силы. В спальне, где лежал Эспрессо, уже находилась мать Мадлена, что теперь вместо Латте склонившись над больным, осторожно вытирала бегущую из разомкнутых губ кровь, другой же рукой расправляя на пылающем лбу влажную ткань. Услышав шаги за спиной, она обернулась, поздоровавшись, и поспешила уйти, понимая, что ее присутствие здесь будет лишним. Ванилла же присел подле Эспрессо, откинул одеяло, оглядывая истощенное болезнью тело, что уже сплошь покрывали извилистые черные линии, оставляя нетронутым лишь лоб и тонкие пальцы. «Еще немного, и мы бы опоздали...» с болью думает Мадлен, затаив дыхание глядя на действия целителя. Ванилла же кладет на пятно по центру груди Эспрессо свою ладонь, от которой исходит едва заметное свечение, что постепенно начинает разрастаться, охватывая сначала само пятно, а после теплый свет медленно расходится, словно жидкое золото, растекаясь по телу, перекрывая собой черную сеть, оставленную проклятьем. Мадлен будто завороженный, глядит не в силах оторвать взгляда от сияния магии Ваниллы, лишь краем глаза замечая сверкающий ореол над головой мага, что становится все тусклее, когда как свет под ладонью наоборот разгорается, подавляя черноту. Так проходит около десяти минут, пока ореол полностью не гаснет, а золотые ручейки возвращаются обратно в руку владельца, в конце концов, исчезая вовсе. А на хрупком теле Эспрессо больше не остается и следа проклятья; дыхание его становится глубоким и размеренным, а струйки крови в уголках губ наконец-то высыхают. Ванилла прикрывает его одеялом, тяжело поднимаясь со своего места. Он отдал почти все имеющиеся у него на данный момент силы, но ни о чем не жалел. Возможно, процесс их восстановления будет небыстрым, но любые неудобства меркли на фоне очередной спасенной жизни. — Он теперь спит. К утру регенерация полностью завершится и он придет в себя. Ванилла устало улыбается, опираясь на край прикроватного столика, Мадлен же, что стоял, боясь пошевелиться все это время, делает шаг к нему, и дрожащими губами прошептав «Спасибо», вдруг утыкается в плечо целителя, и напряжение последних дней прорывается наружу в виде беззвучных рыданий. Он вздрагивает, чуть слышно всхлипывая, и продолжает сквозь слезы бормотать слова благодарности. Ванилла по-отечески гладит рыцаря по голове, а из-под его смеженных век вытекают две серебристые капли, которые он тут же смахивает широким рукавом. *** После того, как все закончилось, целитель был с почестями проведен в просторную столовую, где по приказу главы дома накрыли на стол. Мадлен, приведя себя в порядок, пришел уже к окончанию ночной трапезы, и наспех перекусив, отвел Ваниллу в приготовленную для него спальню. Утром же, встав довольно рано, увидел, что целитель уже покидает их дом, и хотел было пойти с ним, но тот остановил рыцаря. — Вы здесь нужнее, и не стоит беспокоиться, я сам доберусь до своего дома. Не в первый раз, — все та же светлая улыбка озаряет лицо Ваниллы. — Никогда не забуду того, что вы для нас сделали! — в сердцах восклицает Мадлен, прижав руку к груди, — я понимаю, что мало чем могу быть вам полезен, но если вдруг что-то понадобится — я всегда к вашим услугам! — Благодарю. Но вы лучше берегите их, и не забывайте про себя. Хотя бы ради их спокойствия. Удачи, благородный юноша с чистым сердцем. Когда дверь за Ваниллой закрывается, Мадлен идет к комнате, где отдыхала Латте, узнать, не проснулась ли она, чтобы скорее сообщить счастливую новость о полном исцелении ее брата. *** Очнувшись поздним утром от продолжительного сна, Эспрессо поднимает все еще тяжелые веки и первое что видит, надев лежавшие на прикроватном столике очки — две пары взволнованных глаз, уставившиеся на него. Силясь понять, где он и что происходит, маг озирается по сторонам, определяя, наконец, что по какой-то причине лежит в спальне Мадлена. Он в недоумении приподнимает одну бровь. — Как ты? — осторожно интересуется Латте, вопросительно глядя на брата. — Нормально, можно даже сказать хорошо. А в чем, собственно, дело? Миллион вопросов проносится в его голове, прежде чем он вспоминает тот момент, когда к нему в лабораторию приходил Мадлен. Пока рыцарь пытается подобрать слова, чтобы объяснить Эспрессо все произошедшее, тот напряженно сведя к переносице тонкие брови, размышляя вслух, задает новый вопрос. — Кажется, я потерял сознание. Сколько времени прошло? — Полторы недели... — почти одними губами шепчет Латте, едва сдерживая подступающие к горлу слезы. Глаза Эспрессо становятся круглыми, как две монеты, и он, приподнявшись на локтях, впивается ошеломленным взглядом в сидящих напротив. — Полторы... недели?! Мадлен, наконец, собравшись с мыслями, рассказывает Эспрессо все, что произошло, пока он пребывал в бессознательном состоянии, находясь на грани жизни и смерти, и тот, дослушав до конца, падает обратно на подушку, обхватив голову руками. — Полторы недели... — снова повторяет он, силясь осознать смысл этих слов, а потом, поворачивая голову в сторону сидящих, глухо произносит, — Простите... что заставил вас пережить все это, и спасибо... Правда, спасибо... Он накрывает руки обоих своими, но Латте вдруг резко вскакивает, и, закрыв лицо платком, выбегает из комнаты, бросив напоследок, что поговорит с братом позже, Мадлен же остается подле Эспрессо. Повисает напряженная пауза, во время которой маг нервно теребит пальцами край одеяла, стараясь не встречаться взглядом с рыцарем, что бессознательно наматывает на палец длинную светлую прядь. Первым тишину разрывает Мадлен, изрекая виноватым голосом: — Это тебе спасибо, ты же спас меня тогда, я знаю... И все же, почему ты так поступил? Глаза Эспрессо мгновенно вспыхивают алыми искрами. — Да потому, что я люблю тебя, дурак! — отчаянный возглас сам собой срывается с губ, и он, испугавшись внезапного признания, накрывается с головой. Мадлен же застывает, словно каменное изваяние. — Ч-что? — Что слышал, — доносится из-под одеяла раздраженное бурчание, — повторять не буду! — Ты это серьезно?! — опешивший Мадлен задает наиглупейший вопрос, не в состоянии осознать услышанное. — О, боги...!— взвыл маг, — А разве о таком шутят? Рыцарь, как громом пораженный, целую минуту сидит не шевелясь, вперив пустой взгляд в стену, а после осторожно пытается убрать с Эспрессо одеяло. — Отстань, дурацкий Мадлен! — ощетинивается маг, зарываясь глубже. — Но почему ты меня до этого никогда и близко к себе не подпускал? — вопрошает рыцарь, не оставляя попыток выпутать Эспрессо из импровизированного кокона. Но тот вдруг скидывает одеяло, являя всему миру пунцовые от смущения щеки. — Неужели ты сам не догадываешься?! Но встречая полное непонимание во взгляде напротив, закатывает глаза. — Да потому, что ты аристократ, будущий глава благородного дома, а я кто? Простолюдин с улицы! Еще и одного с тобой пола. Да нам в жизни не позволят быть вместе! Тебе по статусу положено жениться, завести семью и продолжать род. И всем будет плевать и на любовь, и на то, хочешь ты этого вообще или нет. Должен и точка. А если ты вдруг решишь идти против, общество повесит на тебя ярлык изгоя. Таковы законы, разве не так? Осознавая всю суть глубокой социальной пропасти между ними, Эспрессо изначально старался отдалить от себя Мадлена, хоть на самом деле его душа всячески противилась этому. В первую же их встречу у юного мага что-то щелкнуло внутри при виде этого взбалмошного драчуна с разбитыми коленками, и огромными лучистыми омутами светлых лазурных глаз. Тогда, в детстве, ни о какой любви, конечно, и речи не шло, было лишь любопытство; удивление, что на него, нелюдимого мальчишку из небогатой семьи обратил внимание ребенок знатной аристократии; непонимание и желание разобраться в причинах подобного. Обучаясь же в университете, Эспрессо поймал себя на мысли, что жутко тоскует по своему необычному приятелю, и эта, как снег на голову свалившаяся мысль, настолько напугала его, что он изо всех сил постарался задавить ее в зародыше, и поэтому, когда вернулся обратно в родную Республику, вновь предпринял попытки отгородиться от Мадлена прочной стеной. Он гнал прочь самого Мадлена, вместе с этим вырывая с корнем даже мимолетные намеки на чувства к нему. Он не позволял себе думать об этом, но в глубине души всегда знал: если эти чувства завладеют им, или еще хуже — окажутся взаимными, его сердце не выдержит страданий из-за невозможности им быть вместе. А то, что, такому как он, не место рядом с «наследным принцем», как пренебрежительно он именовал Мадлена в своей голове, Эспрессо был полностью убежден. Будь ты хоть сто раз уважаемым магом, главой университета — неважно, если ты от рождения не принадлежишь к высшему сословию, то тебе никогда не стать им ровней. Можешь сколько угодно пытаться прыгнуть выше своей головы, но укоренившиеся в веках правила не разрушить ничем. Так думал Эспрессо тогда, так же считал и сейчас. И когда, спасая Мадлена, он вдруг осознал, что все его попытки уничтожить чувства к нему пошли крахом, и эти чувства, уже бессознательно пытаются прорваться наружу, он был так зол на себя, что не знал куда деваться. Если бы не проклятье, избавление от которого заняло впоследствии весь его разум, он бы еще долго рефлексировал по этому поводу, и возможно загнал бы сам себя в глубокую депрессию. Мадлен во все глаза глядел на раскрасневшегося теперь уже от негодования Эспрессо, и произнес, отделяя каждое слово: — То есть, все это время ты держал дистанцию лишь поэтому? Только потому, что мы принадлежим к разным социальным классам?! — Да, черт возьми! Что тут непонятного?! Губы рыцаря вдруг задрожали, потом он стал вздрагивать уже всем телом, а после, не в состоянии больше сдерживаться, расхохотался в голос. — Что в этом смешного?! — взвился было Эспрессо, осознавая в следующий момент, что смех этот вовсе не весельем был вызван. То была самая настоящая истерика. Эспрессо испуганно попытался взять Мадлена за руку, ведь никогда в жизни не видел его в подобном состоянии, и, запинаясь, пробормотал: — Да… ты чего? Но рыцарь уже смог немного совладать с собой, и произнес, правда, все еще со смешком:— А я-то дурак, считал, что ты меня действительно терпеть не можешь! А вот оно как оказалось! — отсмеявшись, наконец, Мадлен перевел дыхание, — Ох, Эсси, я не знаю, кто и когда тебе это все внушил, но поверь, в наше время общество стало намного более лояльно к подобного рода вещам, и никто на улице не закидает нас камнями потому, что якобы аристократ идет под руку с якобы простолюдином. И если бы все было настолько плохо, от меня бы уже отвернулись в тот момент, когда я привел тебя впервые к нам домой. Более того, тебя даже Совет признал. Что касаемо конкретно моей семьи, что б ты понимал: моя матушка, пока ты пребывал в бессознательном состоянии в НАШЕМ, между прочим, фамильном доме, на уши всех слуг поставила, рассылала письма по всем королевствам в поисках лекаря, и в последнюю ночь даже компресс тебе на лоб ставила. И после этого ты думаешь, что она будет против? Да хочешь, я вот прямо сейчас пойду и скажу ей все, как есть?! Мадлен уже было вскочил со стула, но Эспрессо схватил его за руку. — Сдурел что ли, не горячись ты так! — зашипел маг, не ослабляя хватки. Рыцарь смиренно остался на месте, и, выдохнув, продолжил уже более спокойно: — Извини, перенервничал я за последнее время, вот и... В общем, пойми, Эсси, одно только твое слово и никто уже не станет поперек нас, ведь я... тоже тебя люблю! Эспрессо просто не мог поверить, что все его многолетние душевные терзания и противоречия разрешились вдруг так внезапно в какие-то считанные минуты. Он сидел в кровати молча глядя куда-то в пространство совершенно невидящим взглядом. «Подумать только, если бы я раньше не побоялся рассказать ему о своих чувствах, не пришлось бы столько времени мучить и его и себя…» — Так что если тебя останавливал только мой статус аристократа... — продолжил было Мадлен, но Эспрессо перебил его: — Не только, — бросил маг запальчиво, — еще ты очень шумный, надоедливый, и вообще меня бесишь! — подытожил он, толкая рыцаря в грудь. Тот в ответ лишь облегченно улыбнулся, осторожно перехватывая его тонкую руку, касаясь затем губами тыльной стороны смуглой ладони, и переплел изящные пальцы мага со своими. Бездонные лазурные глаза, наполненные искренним светом, глядят с такой теплотой и любовью, что Эспрессо вновь краснеет, смущенно пряча лицо на чужой широкой груди. — Все равно раздражаешь, дурацкий Мадлен! — бормочет он, крепче прижимаясь к своему возлюбленному, а тот нежно перебирает встрепанные кофейные локоны, а с лица его не сходит счастливая светлая улыбка. *** Дверь лаборатории распахивается с треском и рыцарь света, словно золотой ураган, влетает в комнату. — Эсси! Как обычно без стука и орет прямо с порога... Некоторые вещи остаются неизменными, но Эспрессо уже привык, поэтому даже не реагирует на вошедшего, до тех пор, пока тот не озвучивает причину столь внезапного появления. — Разлом вновь открылся, монстры лезут только так! Мне бы не помешала твоя помощь. «Ты наконец-то повзрослел» — с теплотой думает маг, откладывая в сторону перо. — Что ж, — Эспрессо встает из-за стола, оправляя мантию, — значит защитим Республику вместе, а, напарник? А в глубине лукавых глаз цвета какао за блестящими стеклами очков застывает невысказанное: «Я за тобой куда угодно...».