Существо, которое можно потискать, когда захочется

      Я искал тепла. Когда вместо души прожженная дыра, не сразу замечаешь, будто тебе чего-то не хватает.       Неостывающий пепел продолжает теплиться в груди, но это приносит такую неприятную боль, что непременно хочется исчезнуть, стереть себя с лица земли, перестать существовать даже в чьих-то мыслях — будто тебя никогда и не было.       Но Тигнари зачем-то подходит ко мне. Как бы случайно интересуется, всё ли в порядке; но я вижу по его глазам, что он знает ответ. Мы никогда особо не жаловали друг друга, так к чему сейчас эти откровения?       — Всё супер, — мрачно бросаю ему в ответ и пытаюсь скрыться.       Кажется, у него есть девчонка. Они смотрелись весьма мило раньше, но теперь я все реже замечаю их вместе.       Аль-Хайтам продолжает донимать меня, пока однажды я не увидел их разговор с Тигнари. После этого случая этот парень лишь с мрачной миной проходил мимо.       — Тигнари! — останавливаю я ушастого посреди коридора.       — М? — он окинул меня теплым взглядом, заставив слегка опешить.       — Прости, что вмешиваюсь, но что ты сказал аль-Хайтаму, что он теперь не трогает меня?       — Так ведь лучше, верно? — улыбнулся он, избегая ответа на вопрос. — Если будут проблемы, обращайся ко мне.       — Ага, но…       — Прости, мне пора бежать, — перебил он. — Если хочешь, можем встретиться после пар.       Он всунул мне в руку листок и быстро убежал. Дал мне номер своего телефона. Кусок раскалённого железа приложили к моей груди. Больно. Но приятно.       А потом меня избивают. В переулке. До полусмерти. Набираю на телефоне выученный наизусть номер. Почему запомнил? Сам не знаю; будет глупо, если скажу, что последовательность цифр сама отложилась в памяти?       Тигнари прибегает на место как только, так сразу (если быть точнее — спустя 13,5 минут). Весь запыхавшийся, он искал меня с помощью фонарика на телефоне. Потом сделал дозвон — рингтон раздался в районе мусорных баков. Он подбежал.       — Сайно, Сайно! — от нашёл меня на земле и всего в грязи.       Я не чувствовал ни одной своей конечности — я чувствовал только боль, охватившую меня всего целиком, и до сих пор горящую дыру на месте, где должна быть душа (чуть выше солнечного сплетения, знаете?).       — Я вызову скорую, — пробормотал он, дрожащими пальцами набирая номер.       — Не надо, — я с усилием схватил его за запястье. — Не надо в больницу.       — Ладно, тогда… домой? Скажи мне свой адрес, — сказал Тигнари.       Домой мне тоже было нельзя. Потому что как такового дома то и не было — жалкое подобие жилья в подвале язык не поворачивается домом назвать.       Предательская слеза покатилась из уголка моего глаза, и я невольно всхлипнул. Позорище.       Тигнари осторожно поднял меня на ноги. Очень мягко обхватил за талию; если честно, боль была убийственная. Я издал нечленораздельный звук, обмякая в его руках.       — Нет-нет-нет, — тревожно проговорил он, — Сайно, не засыпай, слышишь? Пожалуйста, оставайся в сознании.       Только ради тебя, Тигнари, я попробую. Но так сильно хочется спать, ты бы знал.       Он приволок меня в свою комнату в общаге. Разместил на диване.       — Чёрт, кто тебя так? — спросил он, с ужасом осматривая меня при свете от лампы дневного света.       — Будто у меня много обожателей, — ответил я.       Он принес аптечку, ещё кучу бинтов, тазик с теплой водой и мягкое полотенце.       — Придётся потерпеть, — тихо предупредил он. Осторожно расстегнул мою грязную рубашку, распахнул её, открыв поражающее зрелищное месиво. Я стиснул зубы, чтобы не закричать от боли. — Господи…       Его уши печально поникли, как бы выражая скорбь. Он намочил полотенце и принялся убирать липкую кровь в областях ран.       — Ты знаешь, что с такими ранениями тебе все равно придется идти в больницу? — спросил он. Я нехотя помотал головой. — Почему? Я не смогу оказать тебе должную помощь.       Я ничего не ответил. Глаза были на мокром месте, а ком в горле мог выдать мой дрожащий голос. Я закрыл глаза рукой. Почувствовал, как Тигнари остановился, а затем пустил свои пальцы в мои волосы, успокаивающе массируя кожу головы.       — Всё хорошо, всё хорошо, — проговорил он. — Я тебя не оставлю, обещаю.       И робко коснулся губами моего лба.       — Можешь дать волю чувствам, нет ничего стыдного в том, что человек может немного поплакать, хорошо? — снова спросил он. Я по-прежнему не мог открыться. — Давай я приглушу свет.       В комнате стало темно. Лишь свет из коридора попадал внутрь, отражаясь о светлые поверхности. Тогда я снова смог открыть глаза — посмотреть на него, на человека, который почему-то помогает мне, хотя не должен.       — Спасибо, — с трудом сумел выговорить я. — Почему ты помогаешь мне?       Тигнари сосредоточенно размачивал засохшую кровь, чтобы стереть её с моей кожи. Он завис на секунду, подумал совсем недолго, потом посмотрел прямо мне в глаза и ответил:       — Потому что ты мне нравишься.       И продолжил обхаживать моё покалеченное тело.       — Нужно нанести антисептик. Будет очень сильно жечь, — предупредил он спустя пару минут молчания. Я готов был терпеть; всё, что угодно, лишь бы не эту горящую боль в груди.       Я молил его о смерти в тот момент, когда он пшикнул из дозатора в первый раз. Я впился когтями в его руку — думаю, он предвидел это. Он осторожно расцепил эту мертвую хватку, сжимая мою ладонь в своих руках. Когда он был напряжён, его уши всегда стояли торчком, точно, как сейчас. Забавный.       — Тигнари, я не переживу этого снова, я серьёзно тебе говорю, — пересиливая это чертово жжение, проговорил я сквозь зубы.       — Потерпи-потерпи… Давай поговорим о чём-нибудь, — предложил он. — Как переживёшь это — награжу тебя, чем хочешь. Что ты хочешь?       Импульсивно, не подумав, я просто ляпнул какую то ерунду про его уши. Даже краской не залился — будто стыдно не было.       — Я знаю, что нельзя их трогать, так что просто расскажи мне об этом, — сказал я.       — Что ж… Обычно я действительно не позволяю кому-либо трогать их. Но для тебя могу сделать исключение.       — И что, никто не трогал их раньше? — удивился я.       — Нет, — отрезал он.       — Даже девушка твоя? Друзья? Родители?       — Совсем никто.       Тигнари облокотился о диван и опустил свои пушистые локаторы.       — Так получается, я особенный? — ляпнул я. Тигнари промолчал.       Я коснулся его уха, и он почему-то закрыл глаза, нахмурившись, словно пытается сконцентрироваться на чём-то. Прикольно, наверное, иметь существо, которое можно потискать, когда захочется.       Я устало потирал мочку его уха — моё больное сердце успокаивалось, приходило в себя, когда я снова почувствовал невыносимых масштабов боль — этот… он… Тигнари снова пшикнул на рану антисептиком. Чтобы не причинить ему боли, я отдернул свою руку.       — Прости, — пробормотал он предательским тоном. — Прости. Дай руку.       Он схватил меня за руку и попросил, чтобы я сжал его ладонь двумя руками.       — Можешь не стесняться в выражениях, но мне нужно сделать это. Чем быстрее закончим, тем проще тебе будет.       Я обхватил его ладонь так крепко, как только позволяла мне моя сила. Его мягкая теплая рука, как ни странно, отвлекала меня. Он нанес средство на оставшиеся три области моих кожных покровов. Даже когда меня били, так больно не было.       Внезапно в дверь постучали. Потрепав меня по голове, Тигнари отстранился и вышел в коридор, оставив меня один на один с моими демонами.       — Какого чёрта тебя принесло? — спросил Тигнари у гостя.       — А что, шибко занят? — ответит тот.       — Удивишься, но да.       Аль-Хайтам переступил порог, заходя внутрь.       — Ты не один? — удивился он. — С красоткой своей вроде расстался…       — Заткнись, — одёрнул его ушастый. — Раз уж ты здесь, у меня есть пара вопросов. Проходи, — он затолкал его куртку в шкаф и пригласил его в гостиную. Его лицо вмиг переменилось, когда он увидел меня в полуживом виде.       — Какого ху…       — Выражения выбирай, — самым холодным тоном проговорил Тигнари. — Сайно избили сегодня, и раз это не ты (А Я НАДЕЮСЬ, ЧТО ЭТО НЕ ТЫ, АЛЬ-ХАЙТАМ), то я бы хотел спросить у тебя, кто ещё мог это сделать?       — Мне действительно стоит перечислить весь универ, с кем мы учимся? — он пафосно скрестил руки на груди, но мой вид по-прежнему вызывал у него жуткий дискомфорт.       — Можешь не перечислять, но ты поможешь мне, — заключил Тигнари. — Давай, что встал? Поднимай все свои связи, мне нужен ответ, и чем раньше ты это сделаешь, тем будет лучше.       — Иногда я диву даюсь, как я всё ещё дружу с тобой, раз ты такой мелкий ублюдок? — деланно почесал подбородок аль-Хайтам.       — Ты просто любишь меня, вот и всё, — заключил Тигнари, садясь возле меня на диван и снова беря в руки лекарства.       — Ну, я пошёл, — пробормотал Хайтам. — Проводи меня.       Они снова оказались в коридоре, а я наконец мог расслабиться и дать волю мучительным гримасам на моём лице. До меня доносились обрывки перешёптываний с коридора:       — Ты… Сайно… Чёрт, Нари, ты серьезно? Я его на дух не переношу, так какого чёрта?       — Во-первых, слава богу, буду видеть твою заносчивую физиономию реже, а во-вторых, привыкай, ок?       — Ещё чего! — фыркнул аль-Хайтам и поспешил уйти.       Ушастый резво вернулся ко мне в комнату.       — Надеюсь, он не сильно тебя напрягает, — виновато проговорил он. — И не бойся, он не тронет тебя.       На минуту я подумал, что лучше бы он добил меня насмерть. Не пришлось бы так мучаться.       Тигнари продолжил обрабатывать мои раны.       — Подними руку, — он потянул её наверх, и на мгновение мне показалось, будто он хотел, чтобы я положил её ему на голову. Я и положил. Его уши вмиг опустились вниз, отчего мне стало удобнее гладить его. Такой мягкий. И нежный, как самый настоящий ручной зверь.       — Нравится? — спросил он. Я не нашелся, что ответить.       Вместо этого ляпнул:       — Так ты расстался со своей девушкой?       — Да, — коротко и ясно. Ему хотя бы было, за чем скрывать свою неловкость — он усиленно делал вид, что обрабатывает мои раны.       — Почему? — меня интересовал это вопрос.       — Потому что я хочу заботиться о другом человеке, — ответил он, не раздумывая.       Вау. Его простые ответы кажутся такими правильными. Ещё больше меня восхищает то, что он говорит об этом, не задумываясь ни на минуту. Вот что значит уверенный в себе и в своём будущем человек.       — Ты кажешься мне потрясающим, — откровенно проговорил я.       — Так… Где ты живёшь? — резво перевёл он тему.       Могу я так же перевести тему сейчас? Совсем не хочу отвечать на этот вопрос. Мне стыдно будет даже в глаза ему смотреть после такого.       — Прости, если лезу не в своё дело, — виновато пробормотал Тигнари.       Повисло неловкое молчание.       — Я имел в виду, что можешь пожить у меня, пока не восстановишься, — сказал он немного погодя. — Так мне легче будет присматривать за тобой.       Теперь мне сделалось ещё более неловко. Я же не могу жить здесь за его счёт. Сердце болезненно сжалось, и в груди снова разлили кислоту, которая прожигала мне рёбра. Тигнари нанёс на раны заживляющую мазь, от чего мои внутренние боли перешли на вполне ощутимо физические. Давно не чувствовал себя более паршиво.       — Я не знаю, что у тебя за проблемы, — снова заговорил он, — но пока не думай о них, хорошо?       Моя проблема — это вся жизнь целиком. Как не думать? Чёрт возьми, наверняка ему легко говорить об этом!       — Побудь немного наглым и воспользуйся моей добротой.       Я и воспользовался. Живу у него уже неделю, и начал кое-что понимать в его отношении ко мне. Я же не могу быть настолько глупым и не разбирающимся в чувствах человеком, верно? Он позволял гладить себя по голове, как домашний кот; мягко улыбался мне и заботился обо мне; а ещё проявлял излишнюю тактильность — любил брать меня за руку, гладил меня по голове в ответ и чуть дольше, чем надо, смотрел мне в глаза. Я не смущался — не дурак же.       И вот сейчас от сидит на подоконнике, из окна провожая уходящего аль-Хайтама. Я стою рядом, когда Тигнари кладет свою голову мне на плечо, подгибая уши, и обнимает меня. Моё сердце вмиг начинает плавиться — невозможно этого вынести, но тепло так разливается по всей моей грудной клетке, что я не могу от него отказаться. Неужели ему комфортно в моём присутствии? Неужели я не вызываю у него отвращения?       — Сайно, переезжай ко мне, — предлагает он.       Сердце ухает вниз. Я не могу сдержать накопившегося внутри меня потока, и мои глаза начинает предательски щипать. Я просто не могу понять, чем заслужил такого; что сделал, чтобы он так ко мне относился?       Он проник руками под мою футболку, мягко касаясь моей кожи и осторожничая с пластырями на моей спине. Обвил руками мою талию и прижал к себе так крепко, что я почувствовал тепло его тела через слои его одежды.       Я никогда не думал, что он будет таким решительным. Сопоставляя в голове все факты и действия, я решился на вопрос:       — Так кто тот человек, о котором ты хочешь заботиться?       В добавок ко всему, он обвил меня ещё и ногами, не позволяя отстраниться в случае чего.       — Я о тебе забочусь, не заметно? — пробормотал он.       — Заметно. Спасибо, — тупо ответил я, заливаясь краской. — То есть это значит…       — Что ты небезразличен мне во всех смыслах, — прямой, как рельса, честное слово. — Ты не против…?       Он отстранился, опираясь о подоконник ладонями, и в ожидании уставился на меня. Я долго не думал — грешно было думать в такой момент. Подался вперёд, также оперевшись о столешницу. Тигнари был на расстоянии нескольких сантиметров, и от этого его глаза выглядели такими забавными, но в них читалось решительное желание. Это были не глаза — омуты, поглощающие меня целиком; и как я не замечал раньше?.. Я наклонился и чмокнул его в губы.       — Я не могу быть против. Ты мне даже выбора не оставляешь, — проговорил я.