Только ты и твоя рука

      Уколы с левой стороны груди, и дымка перед глазами. Он видел людей, что шли навстречу, и проезжавшие мимо машины, но их изображение казалось смазанным, неясным, даже аляповатым, словно художник на своей картине недорисовал им ни лиц, ни деталей одежды, а автомобили оставил изображёнными как огромные темные пятна где-то за спинами людей. Словно набросал какие-то неясные мазки и оставил в таком виде. А некий кинематограф использовал эти пятна и заставил их двигаться. Вот только они двигались замедлено, а некоторые их движения даже казались смазанными и расплывающимися, словно краски размазали водой, и картинка местами теперь расплылась.       Звуки доносились слегка издалека и словно приглушённые ватой. Он пытался сфокусироваться и слушать веселый рассказ Клери, попутно пытаясь проморгаться и увидеть нормальную четкую картину происходящего вокруг,но собственное тело двигалось на автомате рядом с любимым парнем, держась за руку и просто рядом с ним, как за единственный безопасный оплот в этом замедленном и размытом мире. Слабость в ногах едва ли не подгибала коленки, и только привыкший через волю и усилия бороться с собой, Инк заставлял конечности двигаться также легко и свободно, как будто мир вокруг него не превратился в размытый калейдоскоп с красками. Словно он слушал рассказ, а не считал количество сделанных шагов в попытке держать связь с реальностью. А реальность усиленно пыталась ускользнуть от него.       Дымка в голове. В ушах. Перед глазами. В груди.       Хотелось накрыть уши руками, хотя вокруг не было никаких громких звуков. Ещё с детства у него осталась привычка накрывать уши руками в сложных стрессовых условиях, как когда-то давно, когда родители дома постоянно ругались и ссорились, и он так пытался заглушить их крики. Теперь этот жест казался чем-то безопасным, и в моменте истерик он невольно также пытался накрыться руками с головой.       Сердце в груди билось часто и очень грузно, будто каждый удар давался ему с трудом, будто этому мясному мешочку было просто тяжело двигаться. Впрочем, как и самому человеку. Руки заледенели, хотя на улице, несмотря на снег, было тепло, а горячие ладони Клери не давали им замёрзнуть. Но этот холод шёл из глубин самого тела, и пока Инк считал количество сделанные шагов, борясь с приступом, то кончики пальцев, кисти, запястья и даже немного локти обоих рук слегка онемели и начали покалывать. Они ослабли, как и ноги, и кисть оставалась в ладони Клери только благодаря крепкой хватке самого розоволосого - сама по себе рука едва ли шевелила пальцами, и сделать усилие, сжать теплую любимую руку в ответ, стало почти невозможно. "Почти" - потому что Инк привык пересиливать себя и расширять границы своей выносливости. И он немного сжал руку Клери, как только почувствовал слабость и как рука перестала слушаться.       Мысли в голове путались, и сквозь дымку он слышал весёлый рассказ парня, но слова то и дело не доходили до его головы, и он на несколько секунд словно проваливался куда-то, где уже не слышал ни любимый голос, ни шум проезжающих мимо машин. С усилием выныривал обратно в реальность, краем сознания улавливал часть рассказа и почти сразу снова погружался в вату, успевая покивать и с усилием, с интересом, ответить Клери: "ого, я и не думал, что так бывает"       Он привык переносить подобное на ногах, когда внезапно его настигло прямо во время работы, учебы или на свидании с "почти-женихом", как про себя шутил Инк над Клери. И тем более привык переносить молча, никому не жалуясь.       Поэтому, когда его вдруг потянули за руку куда-то совсем в другую сторону, и ноги едва не уронили его, но выдержали и потащили вслед за любимым, то он на автомате только считал шаги и поддерживал связь с реальностью, стараясь сквозь размытый калейдоскоп и неясный фокус увидеть лицо Клери и понять, что случилось. Неужели он сказал что-то неправильное и рассердил парня? Или Клери заметил, что его плохо слушают, и это его обидело? Он не хотел обижать, и с самого начала этого приступа ощущал себя очень виновато, ведь он портил их свидание. Но Инк пропускал не так много сказанного и даже так всё равно услышал очень многое, эта история действительно была очень забавной. Ах нет... неужели Клери сказал что-то забавное из той истории, а Инк слишком задумался и не успел улыбнуться? Ведь ему действительно нравилось слушать, и история ему понравилась, просто он не мог эмоционально показать, как сильно ему нравится. Но он запомнил каждое слово и потом, когда ему станет лучше, он сможет даже расхохотаться. Просто это всё так внезапно навалилось, и он даже дышать старался, грудь сдавило... и дымка... и вата... ему так дурно...       Он не ориентировался, куда его приволокли, и только когда его прижали к стенке, крепко держа за плечи, он чуть щурясь смог наконец увидеть нахмуренное лицо совсем близко. И немного проморгавшись, почувствовав себя на долю легче благодаря тому, что опирался на стену и мог не стоять сам, смог всё-таки сфокусировать зрение и увидеть, что в его лицо и глаза всматривались очень внимательно и напряжённо. Он мог больше не считать шаги и не тратить внимание на контроль каждого шага. Он наконец остановился и больше не шёл. Он наконец мог не держать равновесие, а просто немного расслабиться благодаря стене позади и руками Клери, что держали его. И только теперь понял, как же сильно мир перед глазами шатается и кружится - ему даже пришлось переступить с ноги на ногу, когда мир сильно пошатнулся, и Инку показалось, что он сейчас тоже упадет.       Слабые онемевшие руки нашли сначала куртку Клери, и немного поднявшись - его бока, и мягко притянули к себе, ближе, вплотную, чтобы заглянуть в обеспокоенные глаза и обвить любимого, пока грудная клетка тяжело вздымалась, пока сердце очень грузно отбивало каждый удар в груди. И пока в голове всё ещё царила вата. Прикрыв глаза от яркого солнечного света, он опустил голову на плечо и с каждым вдохом трепетно вкушал запах любимого, родного человека. Чтобы руки не упали с боков Клери и не висели как безжизненные плети, он скрепил пальцы замком за спиной парня, ощущая, как его синхронно обвили и крепко обняли, помогая стоять.       Лишь спустя несколько долгих минут отдыха он осознал, что его завели на какую-то заднюю часть магазина, где не было людей и никто не смог бы их потревожить. Признаться честно, этих приступов у него было много, но этот - самый приятный.       Тёплые губы прижались к его пульсирующему виску, и одновременно волосы согрел горячий обеспокоенный выдох: "Почему ты не сказал раньше? Я так испугался..."