Дочь злодея

Наверное, мне стоит начать с приветствия. Здравствуйте, меня зовут Тодороки Юрико и я внучка героя. А также дочь злодея. На самом деле я не знаю, зачем я пишу эти строки. Вряд ли их кто-то прочтёт, а если и прочтёт, то не воспримет всерьёз и не поймёт. Но я хочу написать о моей семье. Моей дорогой семье, которую у меня отобрали и заменили её подобием. «Кровные узы важны», — сказали они и меня, тогда ещё маленькую девочку лет шести, отдали в руки моего дяди. В тот момент я ещё не знала, что он мой дядя. Я думала, что это просто подросток с похожим цветом глаз как у меня и папы. Я думала, что это ненадолго и меня вернут папе. Не вернули. До самой смерти моего отца я видела его через толстый слой стекла, привязанного к стулу и с наручниками. Я не могла говорить с ним больше часа в неделю, а иногда и месяц. Какое-то время, примерно первые два года, мне запрещали с ним видеться вообще. Они думали, что так я быстрее забуду его и перестану искать встречи с ним. Но как можно забыть своего единственного родителя? Да, для вас он злодей. Он убивал людей, мучал, наводил страх. Но только ли злодеи это делают? Только ли мой отец, Даби, сжигал людей, не ведая пощады? Я ненавижу своего деда, который посадил в тюрьму своего сына, моего отца, и лицемерно говорил, мол, да, я виновен в том, кем он стал, но я же и наказал его, а значит спас. Не спас. Уничтожил. Искалечил не только папу, но и меня. И после этого он заявил, что мы семья и он будет воспитывать меня «как надо». Да пошёл ты в задницу, Старатель! Я не признаю тебя своей семьёй и никогда не стану. Потому что моя семья — это отвергнутые обществом люди. Те, от кого отвернулись, отказались понимать и помогать; те, кому пришлось прогрызать свой путь к выживанию, пока остальные беспечно не ведая, попивали чай в тёплых отремонтированных кухоньках. Я родилась в результате алкогольного и наркотического угара. Папа никогда не скрывал, что не желал меня, не хотел плодить нищету и «грязь». Потому что знал, что со «дна» (вы по-модному называете это подпольем) — места куда попадают все отверженные — выхода нет. Но он принял на себя ответственность, когда моя безалаберная мамаша родила меня и оставила на пороге его убежища. Через несколько лет он нашёл её с простреленной головой полуразложившейся в каком-то притоне. Папа родился в «благополучной» семье, но за пять лет жизни на дне он узнал многое. Однажды он сказал мне, что первой его мыслью было убить меня. «Чтоб не мучилась». Потому что дальнейший путь мой был ясен. Проституция, наркотики, продажа органов, рабство, злодейство. Объяснить? Красивые девочки (да и не совсем красивые) идут в проститутки. Знаете, как в древности, лет с четырёх отбирают и обучают. Зато есть тёплая еда и крыша над головой. Это если тебя оставили в хорошем Доме. А если там наркоманов больше, чем женщин, то прямой путь в раннюю смерть от СПИДа. Интересно, почему люди научились использовать причуды во благо, но так и не придумали лекарство от ЗППП? Ли-це-ме-ри-е. Если же ты не красив, имеешь мутацию или беспричуден, то могут запросто продать на органы. Потому что обещанные искусственные органы, о которых так яро говорили в допричудном двадцать первом веке, так и не научились создавать. А ещё дяденьки и тётеньки с деньгами любят бесплатный труд и личный «цирк уродов». Повезло не попасть в притон или не украли на органы? А повезло ли? Документов нет, а значит и человека не существует. Государство тебя не видит и ты для него никто. Не можешь учиться, не можешь работать. Не можешь жить. Привет, грабежи, разбой, убийства и прочая хрень, которую так любят герои, чтобы показать свои красочные бои по телевизору. Единственный возможный заработок в любой момент может стать погибелью. Дети, рождённые «на дне» не знают, как жить нормальной жизнью. Потому что никогда не жили так. Почему он не отправил меня в приют? Потому что отказники с рождения — те, чьи родители не умерли и были вынуждены отдать своего ребёнка в приют, — оказываются на самой низшей ступени иерархии. Проще говоря, на самом дне. Итак, почему же он меня не убил? Кто бы знал ещё. Папа никогда не отвечал на этот вопрос и теперь уже не ответит. Вот так в возрасте восемнадцати с половиной лет злодей Даби оказался с младенцем на руках. Уточняю. С маленькой, болезненной девочкой-альбиносом, которой нужен был уход. Профессиональный медицинский уход. Чувак, которому самому нужна была помощь из-за того, что он сжигал самого себя причудой, решил взяться за ребёнка, на которого бы все остальные махнули рукой. Подпольные врачи не ставили мне больше пары месяцев, если не недель. Ошиблись, суки, мне уже восемнадцать и я вполне здорова! Папа им тоже не верил, а потому лечил, доставал лекарства и ухаживал как мог. Переживая мои болезни, истерики, скачки и замедления роста. Он оставался рядом и был моей семьёй. Долгие пять лет мы были вдвоём. В четыре года за мной пришли из борделя, но он не отдал, а сам бордель сжёг. Я помню, как красиво синим огнём горело большое здание, из которого раздавались крики и плач, пахло тогда жжёной плотью и кровью. Он не отдал. Потом он нашёл Лигу Злодеев, и мы обрели семью. Некровную, странную, неправильную, но такую родную и тёплую семью. Вы скажете, что они злодеи, что они безжалостные убийцы. А я скажу, что мне плевать. Для меня они не были злодеями, они были моей семьёй. Мог ли этим похвастаться «мой дед» Старатель? А я могу. Потому что эта была семья, где все друг за друга держались и поддерживали. Где никто никого не гнал, не отодвигал в сторону. Где чья-то проблема становилась семейной, где чья-то месть становилась общей. Я помню тот день, когда папа привёл меня в обшарпанный бар. Его руки тряслись, и он был весь напряжён, мне нужен был доктор, а старого упекли за решётку. Я помню, что как только папа вывел меня из своей тени, повисла тишина; как из рук Мистера Компресса выпали карты, тут же растелившиеся по грязному полу пёстрым ковром; как изо рта Магне выпала сигарета; как Тога уронила на Твайса нож; как Спиннер чуть не упал с барного стула; как Курогири чуть не выронил стакан. Как Шигараки отставил приставку и тихо подошёл к нам. Я помню, что он долго молчал и смотрел на меня своими пронзительными кроваво-красными глазами, а потом он снял со своего лица руку «Отца» и присел передо мной на корточки. Да-да, тот самый злодей, наводящий страх и ужас, протеже Все за Одного, присел перед маленькой пятилетней девочкой, у которой была лёгкая простуда, и обратился к папе: — Из-за неё? Я не знаю, что он имел в виду. Какой молчаливый разговор они тогда вели и что решили, но факт один. Моя семья стала в один миг намного больше, чем я могла себе представить. Лёгкая простуда переросла в полноценную лихорадку, но папе не пришлось справляться с этим одному. Спиннер имел незаконченное медицинское образование, а Магне по своим каналам смогла выбить подходящее мне лекарство. Когда мне было плохо, а папе надо было работать, со мной сидел кто-то из Лиги, чаще это были Твайс и Тога, которые развлекали и смешили. Курогири присматривал за нами, как мать или отец всего этого большого семейства. Магне научила меня плести косички, ставить себе уколы обезболивающего и жаропонижающего. Спиннер научил распознавать различные состояния моего организма. Мистер Компресс был отличным преподавателем и учил меня простым вещам, которые учат в детском саду и школе. Папа мог наконец-то отдохнуть от постоянного напряжения и боязни потерять меня. Он начал хоть немного задумываться о себе и своём здоровье. Я помню, как Шигараки швырнул в папу пакет со льдом, когда он начал неожиданно дымиться. Папина кожа на животе начала расходиться и плавить соединяющие её скобы. Зрелище, от которого сводило живот и к горлу подступала кислая желчь. Папа не чувствовал боли. Вообще, нигде. Даже на чистых участках кожи у него не было нервных окончаний. От папы всегда пахло кровью и жжёной человеческой кожей. Иногда от него пахло лекарствами и антисептиком. Папины руки были горячие и шершавые. Он едва ли чувствовал прикосновения, но тепло и холод различал с точностью до градуса. Папа говорил, что моя температура всегда чуть ниже нормы, тогда как его намного выше. Лига первая, кто это заметил. И Лига приняла нас в свои объятия как драгоценных членов семьи. Магне была первой, кого мы потеряли. Просто в какой-то момент они вернулись, а моей любимой «сестрички Магне» не было. Шигараки в ярости уничтожил стол и пару дверей, попавшихся ему на пути. Такой ярости он не испытывал даже когда он потерял Сенсея, — которому меня не представили по инициативе самого Шигараки, — и когда мы оказались без места существования. Мистер Компресс сжимал обрубок руки, которая ещё перед уходом показывала мне фокусы. Спиннер трясся, Твайс плакал, Тога выпустила из рук нож. А папа долго не мог перестать обнимать меня. Хоронить было нечего, кроме ошмётка кровавой плоти и лоскутка одежды. Потом мы потеряли Курогири. Герои забрали его, а мы потеряли второго ценного члена семьи. Нашего маму-отца, который всегда знал, когда надо успокоить и что делать. Человека-ному, от которого приятно пахло петрикором, который угадывал погоду и укрывал нас своей заботой от всех невзгод. Он готовил для меня самое лучшее какао и читал мне детские книги. Человек-мертвец, который был мне роднее и ближе кровных родственников (кроме отца). Всё тогда стало хаотичным, непонятным. Семья была раздражена, семья была зла. Семья была в отчаянии. Всё слилось воедино и перемешалось. Мы всё ещё пытались сохранить твёрдость духа, но что-то неуловимо изменилось. Объединение с Фронтом, проникновение Ястреба… О-о-о. Последнего я ненавижу… и жалею. Он был тем, кто выкрал меня из семьи и считал, что спасает. До сих пор так считает. Да разве ж может понять тот, кто в клетке и не знал семьи, что он совершил? Какую глупость? Какую наглость? Какое кощунство? Лига пыталась принять его. Папа хотел, чтобы Таками Кейго понял ошибочность его пути и воспитания и присоединился к Лиге. Оказалось, что у него не «промытые мозги», а их полное отсутствие. Предпоследний мой день в семье я запомнила навечно. Мы сидели, играли в игры, смотрели кино, для меня специально включили мультики. Папа обнимал меня, только что выздоровевшую от очередной простуды, Тога с рук кормила печеньем. Потом папе надо было ненадолго отойти и ко мне подсел Шигараки. Этот мужчина редко находился рядом со мной. Уже повзрослев, я поняла, что он боялся случайно навредить мне своей причудой. Этот человек до смешного неуклюже заботился о нашей семье. Мой неуклюжий, ворчливый, немного истеричный, но от того не менее любимый дядюшка Шигараки. Я не знала, что тогда я в последний раз увижу его вживую. А он, кажется, чувствовал. Потому что как иначе объяснить, что он тайком ото всех погладил меня по голове, заменил одну из резинок в волосах и тихо сказал: — Позаботься о себе, живи долго. Шигараки часто смотрел на меня немного тоскливым взглядом, словно что-то вспоминал. Я тогда ничего не понимала, но внутри уже появилась боль и пустота. На следующий день меня разбудил папа, сказал, что появилась работа и оставил с Твайсом. Ястреб убил Твайса, а меня выкрал и отдал в руки Комиссии, которая уже впоследствии передала меня в семью Старателя. Сам крылатый герой лицемерно развивал бурную деятельность в Лиге, которая в судорожном гневе искала меня. Если бы я знала, то ни за что бы не встретилась с Ястребом раньше, не была бы к нему так добра, не стала бы считать его потенциальной семьёй. Я бы не позволила папе уйти в то утро, напросилась бы на собрание с Шигараки. Всё что угодно сделала бы, но не осталась бы одна с Твайсом против убийцы. Тодороки Фуюми, кровная сестра моего отца вышла за Ястреба замуж. Я вижу этого человека слишком часто, чтобы забыть, как умирал на моих глазах мой, наверное, самый беспомощный член семьи. И этот человек всё ещё смеет смотреть мне в глаза, улыбаться, называть меня своей племянницей и объявлять себя моей семьёй и спасителем. Убийца и вор. В моём сердце нет для него места. В моём сердце пустота и раны, сочащиеся густой, почти чёрной кровью. Я помню, как меня привели в огромный, чистый, добротный дом в традиционном стиле, так не похожий на трущобы, которые я знала, и сказали, что это мой дом. Что Старатель, — которого ненавидел мой отец и к которому в здравом уме и трезвой памяти ни за что бы не подпустил ближе, чем на несколько километров — мой дедушка, а женщина в очках тётя. Через несколько часов появился высокий беловолосый мужчина, Натсуо, дядя, единственный которого я признала и который сказал, что моей настоящей семьёй навсегда останется Лига. Дядя Натсуо был тем, кто яростнее всего добивался того, чтобы мне позволили общаться с пойманным в тюрьму отцом. Он спорил со Старателем и Фуюми до хрипа в горле, уговаривал Рэй, «бабушку», что папа не может причинить мне вреда. Шото молча лишь смотрел на весь этот балаган. Он не поддерживал ни одну из сторон и я могу его понять. Возможно, даже простить. Ведь он был тем, кто добился того, чтобы на смертном одре мне позволили прикоснуться к отцу, тело которого покрывали одни лишь шрамы и ожоги. Перед смертью он спел мне тихим хрипом колыбельную, которую пел в самые тяжёлые моменты; когда лихорадка болезни варила мои органы внутри; когда на коже оставались солнечные ожоги, после долгой прогулки; когда я не могла встать с постели без текущей крови из носа и «мошек» перед глазами. Я потеряла семью, когда мне было шесть. Когда мне было тринадцать, причуда отца полностью сожгла его, несмотря на все подавляющие наручники и препараты. Я осталась сиротой в чужом для меня мире, окружённая людьми, лицемерно называвшими себя моей семьёй. Я вынуждена добиваться разрешения увидеть, хотя бы мельком, огрызки моего детства. Людей, которые мне дороги. Вчера я ходила к Мистеру Компрессу. Он захирел немного, в кудрявых тёмных волосах появилась седина. Он смеялся и говорил, как я выросла и стала красавицей. Позади меня раздражённо цыкал охранник и заставил уйти раньше положенного часа. Сако уже давно не улыбается. К Спиннеру не пускают уже шесть месяцев. Я боюсь, что на самом деле они скрывают его смерть. В последний раз я видела его избитым и только что из карцера. Он защитил кого-то с мутацией и охранникам это не понравилось. Его даже лечить не стали. Я не хочу ставить именную табличку Шуичи Игучи рядом с папиной, Магне, Джином и Шигараки. Тога год назад пыталась перерезать себе вены. Как несовершеннолетнюю её отправили на исправительные работы и приставили надзирателей, но так как она состояла не в простой преступной группировке, а в Лиге Злодеев, то надсмотр для неё постановили на всю жизнь. Новый «надзиратель» решил воспользоваться своей появившейся властью и удовлетворить свои грязные потребности. Тога всегда была красивой девушкой, а по прошествии более пяти лет и за хорошее поведение злодейки, ей стали давать менее серьёзных героев для надсмотра. Эта была уже третья попытка изнасилования. И, к сожалению, удачная. Героя оштрафовали и отобрали лицензию на три года, а Тогу отправили в психушку. Уж лучше бы умереть дали, вместо того чтобы пичкать транквилизаторами и успокоительными. Когда я её видела, она меня не узнала. В сонном состоянии, опухшая, с грязными сальными светлыми волосами и в смирительной рубашке. Плакать у меня уже нет сил. Я покрасила свои белые волосы в чёрный и чуть не довела Старателя до сердечного приступа. Я похожа на отца, только без шрамов, и моя причуда хоть и огненная, но мой огонь обжигает не жаром — холодом. Становиться героем, как это обсуждали Старатель и Комиссия, я не собиралась никогда. Обесценено это звание, обозвано профессией. Герои отобрали у меня семью. Сожгли все мосты, связывающие нас. Уничтожили то единственное, что было мне дорого. С какой стати я должна вам уподобляться? Я не буду героем. Я не буду злодеем. Да, даже гражданской вряд ли стану. Я хочу вернуться в лоно семьи, где меня снова обнимет своими горячими руками отец, дядя Шигараки позволит через плечо посмотреть, как он рубится в приставку, Мистер Компресс разыграет передо мной представление, Магне заплетёт мне косички и будет хихикать о чём-то девичьем, Спиннер и Тога будут перекидываться ножами, Твайс будет бегать между ними и не понимать, что происходит, а Курогири соберёт все порушенные вещи и приготовит вкусный обед. Но это было разрушено и никогда не вернётся назад. Внутри меня навсегда засела пустота, а люди вокруг как безликие куклы будут утверждать, что мои убеждения ошибочны. Как бы красиво не пытались обставить с кровными родственниками-героями, я всё ещё дочь Даби. Дочь злодея.