0%, Джостен.

Он падает на колени, ощущая тупую боль. Она успокаивала, говоря, что он все еще может что-то чувствовать. Силы медленно оставляли его, и он, потеряв равновесие, упал на живот. Его глаза открыты, но все расплывается, и он ничего не видит. В голове пульсирует болью лишь одна мысль - "Я потерял его. Я потерял его и больше никогда не верну". Нил Джостен никогда не плакал, и мокрые струйки на щеках очень его удивили. Они затекали в рот и были солеными на вкус. Черт же дернул его за язык рассказать Эндрю о том поцелуе с Ники в "Райских сумерках"... Но он же не знал, что Миньярд настолько ревнивый! И явно не стоило говорить Эндрю, что Ники прекрасно целуется. Абсолютное отсутствие эмоций на лице его парня на секунду обнадежило его на более-менее нормальный исход событий, но фраза, словно невзначай брошенная Миньярдом в следующую секунду, выбила из него весь воздух в одно мгновение. "0%, Джостен". Словно батарейка, подпитывающая их любовь, села - села окончательно и бесповоротно. Стоило Нилу только подумать о том, что не будет больше этих особенных, напористых и одновременно недоверчивых, поцелуев, как ему тут же захотелось вскрыть вены. Ведь Эндрю Миньярд был самым ярким лучиком в жизни Нила. Он дарил ему все, в чем он нуждался, и пусть их любовь выражалась немного странным "До смерти тебя ненавижу". Нил знал, что он его любит. Любил. Он не помнил, что с ним тогда произошло, но, открыв глаза, он тут же закрыл их - свет в комнате был слишком яркий. Пересилив себя, Нил смог перестать щуриться и разглядеть белые стены и несколько кроватей рядом. Где-то сбоку что-то тихо и размеренно тикало. Ему было лень поворачивать голову, а лежать в теплой кровати - приятно, и он только собирался закрыть глаза, как услышал звук открывающейся двери. Высокая девушка в белом халате уставилась на него с радостным удивлением. - Очнулся, - прошептала она. - Как ты себя чувствуешь? В горле пересохло, и Джостен, попытавшись что-то сказать, закашлялся. Голова закружилась. - Ужасно, - с трудом произнес он, когда почувствовал ломающую боль во всем теле, особенно - в руках, возле запястий. И тут он все вспомнил. Кухонный нож и звук собственного дыхания. Раньше Нил Джостен решительно не понимал, как можно причинять себе боль, а сейчас в почти сознательном состоянии он попытался покончить с собой... Медсестра выбежала из палаты, и уже более-менее проснувшийся Нил услышал из коридора крики "Впустите меня, или я сам войду!", протесты и попытки успокоить, добрый мужской голос и радостное верещание медсестры. Дверь распахнулась резко, будто ее открыли ногой, и появился Эндрю, от вида которого Нилу снова захотелось вскрыться. Но в этот раз на его лице читались эмоции, вернее, одна эмоция - гнев в чистом виде. - Уйди, - попросил Джостен. - Просто свали отсюда. Гнев сменился на секундное недоумение, но потом он, видимо, все понял. Конечно, Миньярд не ушел - он сел рядом с Нилом и запустил руку в его волосы. - Ты идиот, Нил Джостен, - изрек он. - Сам себе противоречишь. Эндрю перебирал рыжие пряди пальцами, задумчиво уставившись в стену. - Причину-то хоть скажешь? - в его голосе послышалась явная насмешка. - Скажу, - вмиг разозлившись, сказал Нил. - Ты. - Я?.. На секунду взгляд Эндрю затуманился, но затем он тяжело вздохнул. - А разобраться, Наркоман? Нет, слишком просто? Подойти и поговорить? - ядовито спрашивал он. - Конечно, лучше мы вскроем вены и оставим меня совсем без нервов. Ты так думал? - Ты хоть помнишь, что ты вообще сказал?! - Ну, не нервничай. - Он коротко поцеловал его в уголок губ. - Ладно, извини меня, хорошо? Я буду думать, прежде чем что-то сказать. Нил опешил. - Ты до сих пор любишь меня? Эндрю подавился воздухом, смотря на него с оторопелым удивлением. - До смерти ненавижу. По лицу Нила расползлась довольная улыбка, но он тут же ее спрятал. Он хотел целоваться, но у него кружилась голова - от потери большого количества крови и от разговора с Эндрю. Они еще успеют дойти до поцелуев, да и не только до них. Сейчас существовало только теплое одеяло и холодные руки Миньярда, гладящие его по волосам. Для Нила Эндрю всегда будет лучиком света в его тяжелой жизни.