Снежки

В этих краях морозно. Даже слишком морозно. Не то чтобы им непривычны такие проказни погодные, но всё же руки неимоверно зябнут, а щёки немеют, особенно сейчас. Вечером их ждёт горячая баня, но для этого приходится потрудиться. Они и не против, совестно как-то без дела сидеть, от того и вызвались в лес по дрова. В доме слишком шумно, и даже не сговариваясь они поняли, что обеих этот шум докучивает. Топорик, потасканный годами, Ольга за пояс заткнула при выходе. Всю дорогу то и дело надеялась, чтобы китель не порезал. Остриё не такое уж и заточенное у инструмента, да всё равно за одежду боязно немного. Оглядывается по сторонам, понимает, что приятельница отстала слегка, шли-то они ранее вровень. Замечает, как Анна стоит, куда-то в сторону деревни смотрит. Глаза раскрыты, губы слегка растянуты. Не в привычной для неё манере, совсем не в ней. Ольга понимает — Анна заворожена чем-то, совсем от Грозного не отличается, когда тот что-то интересное вдалеке разглядывает, прямо как сейчас вместе с хозяйкой. — Что приметила? — приходится нарушить прежнюю тишину. Ольга оборачивается в ту же сторону, подмечает детишек на подходе в деревню. Визжат, снегом кидаются. На её лице это вызывает незаметную улыбку — вот же беззаботное у них время сейчас, даже завидно немного, по-белому. — Знаешь, я так давно в снежки не играла. — А я никогда… — задумчиво произносит Ольга. — Вот как? — голос Анны звучит отчасти не так, как прежде. Ольга для себя решает, что Анна удивлена. И решает она верно. Внутри Анны такие непонятки. Как так — в снежки-то! — и никогда не играть?! Это была одна из любимейших её забав, в голове не укладывается, что кого-то она обошла стороной. Наверное, сейчас она делает что-то неправильное и очень невежественное, особенно в отношении Ольги, но держать себя в руках просто невозможно. Как и хворост. Он падает на землю также быстро, как и приходит это решение. Голые руки шустро лепят снежок, и, не менее шустро, кидают его в обернувшуюся на странный звук Ольгу. — Ты чего? — удивляется та. — В снежки играю, — непринуждённо пожимает Анна плечами. — Ты не хочешь? В мыслях Ольги крутится уверенное «хочу». Вроде взрослая женщина, а вроде и какое дело до этого? Разве сейчас её хоть что-то или кто-то удерживает от того, что так желанно сделать? Она спешит положить связки дров наземь, бросает рядом топор. Пока возится, ей от Анны ещё за шиворот попадает. Да уж, тут мешкать нельзя, особенно с такой меткой оппоненткой! Снежки Ольге лепить ранее не приходилось, но самый первый не отличается от тех, которые уже удалось словить. Кидает мимо — Анна успевает нагнуться к сугробу за очередным снарядом. Это подстёгивает, заставляет быстрее слепить новый снежок и кинуть его… Чёрт. Прямо в лицо Анне. Ольга тушуется, беспокоится, что могла сделать больно, но Анне, кажется, абсолютно всё равно. В ту же секунду Ольга получает снегом в лоб. — Нравится? — кротко улыбается Анна. — Нравится. Смешинки сами по себе вырываются наружу. Ольга спешит отбежать подальше, в поле, игнорируя высокие сугробы — Анна усердно лепит снежок побольше. Грозный непонятливо смотрит на отдаляющуюся женщину, потом на хозяйку. Та очень быстро срывается с места, на бегу кидается в Ольгу. Грозный ещё плохо понимает, что это за игра, но ему очень нравится! В ней можно побегать, а бегать он любит! Догоняет Анну по протоптанным тропкам, звонко лает, глаз с хозяйки не сводит, ожидая нового маршрута. — Промазала! Крик Ольги сопровождается ответным броском. — Нет ты! И так всё равно, что снег попадает в их обувь, что ноги мёрзнут ещё сильнее, чем прежде. Щёки горят от холода, а глаза от задора. В какой-то момент Анна начинает резко загребать руками снег в одну кучу. Грозный в этом немного мешается и, сам того не понимая, мешает в построении своеобразного укрытия. Анна на него не злится, он тоже ей помогает избегать снежной атаки — в порыве игры иногда славливает круглые снаряды пастью,. — Аня! Куда ты зарылась? — весело кричит Ольга. — Силёнок не хватит, чтобы как Царь-пушка стрельнуть! — Крепость строю! — Анна гордо улыбается, пытается поправить платок на голове. Пальцы плохо гнутся, от холода ничего не чувствуют, но на это она внимания не обращает. — Спасу нету от тебя! — Так не по правилам! — А их и нет! — Ну смотри мне! План в голове Ольги зарождается быстро, она немедля кидается снежком. Отвлечь Анну как раз плюнуть! Та сразу же нагибается, голову закрывает руками, почти полностью прячась за горкой снега. Это даёт Ольге немного времени — она быстро преодолевает расстояние до Анны, несколько раз уворачивается от летящих снежков, но свои не спешит даже лепить. — Эй-эй, не надо, прекрати! Оля! Анна, не рассчитавшая такого расклада, звонко смеётся. Заваливается назад, пытается отползти, но Ольга быстрее — вся крепость её руками разрушается, а пушистые обломки снегопадом летят в Анну. — Оля, не по правилам это! — Анна неуклюже встаёт на ноги, пытается в ответ закидать снегом. Грозный носится рядом, ловит его пастью, Ольгу чуть с ног не сбивает. — А нет же правил! Такой счастливой Ольга себя никогда не чувствовала. И это так странно. Её жизнь была мечтой многих, если не всех, девушек. Вечные балы, знакомства с многоуважаемыми личностями, роскошные платья, различные яства, не одна шкатулка драгоценностей. Да только в этом ли счастье? Ещё в детстве всё было поперёк горла. Ольга, изредка поминая прошлое, глубоко в душе жалела ту маленькую девочку, которая с завистью и тоской смотрела на простых детей. Им было позволено то, что ей строго запрещалось. Ольга уверена, узнай она тогда, что сможет спустя долгие года поиграть в снежки, то была бы счастливее всех-всех детей в мире. Прямо как сейчас. Нет никакого бремени, нет навязанных обязательств, нет ничего, что тянуло её душу в пропасть. Сейчас она вольная птица. И Анна чувствует себя также. Как-то всё… Всё так вылетело из головы. Кажется, такого с ней никогда не случалось. Она забыла, что значит чувствовать радость, что значит убегать не из-за необходимости, а потому что дурачишься в сугробах. И как же ей сейчас хорошо. Морозно до ужаса, но как хорошо. Так сильно забывается, что не замечает, как платок уже просто болтается на шее, как волосы растрепались в разные стороны, штанина одна задралась, за шиворотом полно снега. Они бегут по полю через сугробы, то и дело падают в них, смеются так, что, наверное, и в деревне слышно, сами не помнят, как обратно на дорогу выбираются, так предательски промёрзшую. Анна что-то несвязно выкривает, летит назад, а Ольга её сбоку поймать спешит. Притягивает к себе в объятиях, чувствует, как девичьи руки обвивают шею. Анна весело смеётся, и какая же она сейчас красивая в глазах Ольги. На ресницах иней, в волосах снег застыл льдинками, щёки красные-красные, как грудки снегирей. У Анны очень красивая улыбка. Была. К их общему несчастью, эта озорливость вмиг пропадает у обеих. Они обнаруживают, что прикоснулись друг к другу. Более того — они обнимаются. Обе замерли на доли секунд, пока Анна не начинает принимать попытки выбраться из ранее незаметной для них хватки. Грозный вьётся где-то внизу, мельтешит, не понимает, почему всё веселье так быстро кончилось. Ольге ничего не остаётся, кроме как выпустить Анну из объятий. Её падение вынужденно продолжиться — она приземляется в сугроб, да встать не может, так ей дурно на душе стало. Не Ольги тут вина, невозможно её винить. Ольге же кажется, будто она и сама сейчас рухнет рядом. Это всё так странно. Только что ведь иначе было. Смех, счастье, переклики. Ольге хочется чаще видеть Анну такой, как в порыве этой игры, хочется защитить её от всех напастей, закрыть телом от пуль, чтобы единственная боль, которую Анна испытает — в лице и животе, от долгих улыбок и смеха. В самых потайных уголках сердца Анна и сама хочет этой беззаботности, хочет избавиться от невидимого хомута на шее, но не может. Всё, что она может сейчас — неопределённо смотреть в серое небо. Игнорирует то, как промокло за это время краденое, несоразмерное для неё пальто, как физический холод захватывает всё тело наравне со страхом. Так не хотелось очернять собой эту женщину, пятнать своей грязной личиной её светлую душу. Что будет дальше? Как теперь ненароком заглядывать в эти зеленоватые очи, как теперь предлагать свою помощь и компанию? Анна боится, что Ольга может отвернуться от неё, именно благосклонность Ольги страшно терять. Зря только полагала, что наконец способна обрести подругу. Эта глупая оплошность рискует разрушить все надежды. Слишком много плохих мыслей в голове крутится, пока она не замечает Ольгу, подошедшую поближе. Как ей только не отвратительно? — Прости, я… — слова привычной тишиной кое-как вываливаются сквозь стук зубов Анны. Давно они так?.. — Мы не виноваты. Это всё прошлое. Анне больно это понимать. Будь виноватой она, то существовал бы хоть какой-то лучик надежды. Прошлое же никак не исправить, оно будет всегда и никуда не денется. И Ольга это понимает. — Я рядом, Аня. Сколько жизнь отведёт. Ольга не так многословна, как их попутчики, оставшиеся в деревне, но в её словах Анна чувствует куда больше тепла. Она настоящее Солнце. И даже сейчас, когда небесное светило скрыто облаками, Ольга её согревает лучше любой печи. Отходит, чтобы подобрать топор, протягивает его рукоять Анне, чьи щёки уже начал вылизывать Грозный. Этот жест такой простой со стороны, но такой важный для них. Ольга толком ничего не знает об Анне, но её чувства понять способна. Пережить той пришлось многое, и нельзя это игнорировать. — Спасибо. Анна кое-как цепляется за рукоять топора, а Ольга тянет тот на себя, чтобы помочь подняться. Невозможно не заметить то, как сильно покраснели тонкие ладони. Нужно спешить, неровен час и в синеву цвет уйдёт. Ольге не хочется, чтобы Анна и остальных пальцев лишилась. Ненадолго оставляет её, чтобы топор за пояс убрать, да дрова взять в руки. Анна быстро, насколько для неё сейчас это возможно, отряхивается от снега, платок обратно на голову повязывает, да так нелепо. Не до этого как-то, в голове всё с трудом умещается. Главное, что с платком спокойнее в разы, особенно сейчас, когда сердце в груди стучит. — Я в детстве хотела рябины поесть. Ольга не привыкшая к откровениям от слова совсем. Особенно когда это касается её прошлого. Но Анне она готова рассказать если не всё, то многое, не делает этого лишь из-за того, что всему своё время. Некстати будет огорашивать ту неожиданными фактами из жизни постоянно. Вот сейчас — самое оно, чтобы тему перевести. — А я ела. По голосу непонятно, что Анна сейчас чувствует, но она искренне рада. Не тому, что смогла про рябину сказать, а тому, что Ольга понимающе заводит разговор о чём-то ином, не задаёт лишние вопросы, не допытывается. Анна окажется врунишкой, если скажет, что не испытывает от такого уважения разливающегося в груди тепла. — И какая она? — Рябинная, — жмёт плечами Анна. — За домом растёт здесь. — Поклюём ночью? — Поклюём. И всё-таки хорошо сейчас. Скованность душевная, конечно, не пропадает у Анны, но ей сейчас хорошо. Ольга кажется ей мудрой совой, сжалившейся над крохотным снегирьком. Ольга и сама себя так чувствует. И это чувство ей не претит.