Могила

      Уильям шумно высморкался. Он отстранил платок от своего лица с присущей детям неловкостью, и Арман нетерпеливо протянул руку вперёд, чтобы чистым краем платка вытереть ему насухо нос.       — Дай руку.       Шмыгнув носом, Уильям повиновался. Арман, сосредоточенно хмурясь и тихо считая, дал каплям хлороформа упасть ему на ладонь.       — Девять, десять. Вдыхай. Не так близко. Да что же ты шмыгаешь носом, — он протянул Уильяму ещё один платок.       Сморкаясь снова, Уильям раз за разом окидывал Армана пристальным взглядом, пытаясь понять, уместно — и полезно — ли будет пятое извинение.       «Ты извиняешься за мой выбор тебя опекать?»       Опекать. Уильям бросил взгляд на часы. Под усталым и сосредоточенным взглядом Армана он несколько минут дышал хлороформом, а потом требовательными, тщательными движениями Арман вытер его ладонь. Время истекало.       Когда Арман оттянул его указательный палец, чтобы вытереть каплю хлороформа, Уильям выпалил:       — Ты не мог бы посидеть со мной?       Недоумение в глазах Армана было хуже гнева.       — Зачем? Я уже закончил. Не открывай окно ночью. Нет, посмотри на меня — не открывай окно ночью.       Уильям беспомощно сглотнул, закивал и, сдерживая кашель, заговорил:       — Я не буду открывать окно, я просто… Я просто хотел, чтобы ты посидел со мной.       — Объясни, зачем, и я подумаю.       Уильям тяжело задышал и подтянул колени к груди, прижимаясь подбородком к растянутому между коленями одеялу.       — Просто… — язык предал его, слова не хотели складываться во что-то дельное сквозь муторный туман болезни, — просто… Незачем, просто… Пожалуйста?..       Его плечи сводило судорогой. Арман посмотрел на часы:       — Хорошо. Как долго?       — Я… Н… М… Полчаса?       — Хорошо.       В глухом вечернем свете Уильям смотрел, как Арман водит челюстью из стороны в сторону. «Когда ему в магазине сказали подождать, что сейчас вынесут товар, он тоже…»       — Простите, — сказал он тихо.       — Мы же на «ты». Уильям, перестань извиняться. Я сам выбрал заботиться о тебе. Позволь мне решать.       Уильям моргал быстро, сильно зажмуриваясь, но слёзы всё-таки вытекли из глаз. Качнув головой, пытаясь их спрятать, он столкнулся с ладонью Армана — тот осторожно, придержав его за щеку, вытер большим пальцем его слёзы.       — Что с тобой? Уильям, ты в порядке. Ты не умрёшь. Это просто простуда. В Норфолке, может, от неё и умирают, но не здесь.       — Спасибо…       — Не стоит.       — Вы… Ты… Останешься ещё? Пожалуйста.       — Ты боишься быть один?       «А когда я в последний раз был один?..»       Уильям не смог выдавить ни слова; он промямлил что-то в сопли и слёзы, текущие по лицу, и его лицо коснулось плеча Армана быстрее, чем он осознал это.       — Уильям.       Это был не гнев — это была усталая снисходительность. Уильям не совладал с собой и расслабился, обмяк — и снова сжался, когда его обняли слишком тёплые руки, вдавили в плечо:       — Уильям, я не собираюсь никуда уходить. То, что я за стеной, не значит, что я ушёл. Я дам тебе всё, что нужно. Я всегда соблюдаю правила моих сделок.       Если бы не другая половина сделки, которую Уильям должен был исполнять — и которую сейчас нарушал, — Уильям бы смог выдохнуть.       Но было ли это нарушением? Арман не жаловался на мокрое пятно на своей рубашке, не отстранял его. Время от времени его рука опускалась Уильяму на затылок, и на третий раз Уильям понял, что это было поглаживанием.