Я - инквизитор

— Дёран, тут для нас работа, — Шон, как всегда, штормом ворвался в кабинет, чуть не уронив стеллаж с документами. Ряса туго обтягивала наметившийся животик и толстые, как брёвна, руки, а румяное лицо подходило скорее бандиту, нежели священнику. — Что там у тебя случилось? — я надел колпачок на перьевую ручку и бережно отложил её в сторону. — Опять кто-то увидел оборотня в соседской суке? — Хуже, — Шон шмякнул прямо поверх недописанного отчёта ворох фотографий. — Кто-то пьёт людей. — Ну так отправь это отморозкам Хелсинга, — пожал я плечами. — Мы то тут при чём? — Ты не понял, — глаза моего напарника горели азартным огнём. — Выпили не кровь. — А что тогда? — я взял несколько фото и принялся просматривать их, складывая стопочкой. — Выглядят совершенными овощами. Когда это произошло? — Эд только что прислал, — Шон обошёл вокруг стола, заглядывая мне через плечо. — Вот эти двое были найдены первыми. Потом… да, вот этот мужик. Уже месяц каждый день новый овощ. Они просто сидят и не двигаются, Ранни. Дышат; если дать еду, жуют; потом серут. Но больше ничего. Будто биороботы какие-то. Слушая трёп друга, я рассматривал принесённые фотографии. Много разных людей с одинаково пустым выражением смотрели в объектив. Тусклые глаза, расслабленные лица. У некоторых даже слюна стекала из уголков рта. — Эд иглу одному в ногу загнал, так тот даже не пикнул, — Шон нервно потёр руки. — Ничего не напоминает? Это и права похоже на тот дурдом, что творился в середине девяностых. Тогда несколько городов были разрушены неизвестно чем. Мы убили огромное количество людоедов, кровососов и Бог знает чего ещё. Джон Хелсинг со своими гугенотами с ног сбился пытаясь защитить свой остров и не допустить утечки. Мы же пытались защитить Дублин. В город согнали всех, до кого смогли дотянуться. Епископ так испугался, что вокруг его дома постоянно дежурил десяток инквизиторов и броневик с пулемётом. Впрочем, бояться было чего. Кто-то неплохо так порезвился на кладбище в Литтл-Хэнглтоне. Как сказал Шон, там будто черти блевали. Половина надгробий была расколота, статуя ангела разрушена до основания, а вишенкой на торте был котёл в руническом круге. И, судя по содержимому, они там не курочку варили. Хелсинг пытался замять дело, но мы всё равно раскопали достаточно, чтобы Папа поднял на уши половину Европы. Только после этого до нас довели информацию о больших разборках в мире магов. Храни Господь секретность. В итоге мы смогли поймать всего парочку мелких сошек с татуировками на руках. Они толком ничего не знали, а потом исчезли прямо из камер. И никто из охраны ничегошеньки не вспомнил. И вот теперь снова. — Зови Мэри, её нюх может пригодиться, — я положил стопку фотографий на стол и убрал волосок с рукава сутаны. — Ты уверен? Она же тебя не выносит. — Это важнее наших с ней трений, — стукнул я пальцем по стопке. Мэри. Мелкая рыжая стерва с рогами. Буквально. Из копны рыжих волос торчит пара маленьких рожек, за которые так удобно держаться, когда… не важно. Она не помнит, откуда они взялись, но совершенно точно, что родилась она обычной. И была таковой лет до двадцати пяти. — Ранни, у тебя пятно на пальце — Шон ехидно ухмыльнулся, а я полез за салфетками. Ненавижу писать ручкой. Давно уже придумали компьютеры, но Папа в своей консервативности всё ещё требует доверять только бумаге. Храни его Господь. *** Аллея, куда мы прибыли, выглядела откровенно неухоженной. Кусты акации были давно не стрижены, на булыжной мостовой валялся мусор, а несколько лавочек не досчитались досок. — Привет, Шон, — поздоровалась Мэри, когда мы вылезли из машины. Меня она, как впрочем и всегда, приветливо проигнорировала. — Вы не спешили. Миниатюрная Мэри Флинн — объект вожделения половины молодых монахов, служащих под её началом. Она, будто специально, ушивает одеяние, подгоняя его идеально по фигуре. А фигура у неё просто прекрасная. Молча мы пролезли под огораживающими место возможного преступления лентами и подошли к скучающему Эду. Угрюмый и нескладный, он сидел на скамейке, вытянув длинные, как у цапли, узловатые ноги и пытался дремать. Лицо инквизитор прикрыл газетой, которую Шон тут же сдёрнул. — Вставай, епископ приехал! — крикнул он. Эд вскочил, размахивая руками и выругался, увидев только лишь нас. — Когда-нибудь, тебя пристрелят, — ткнул он длинным пальцем в сторону ржущего Шона. — Ты лучше скажи, куда дели тело? — Приехали люди в чёрном, погрузили в чёрную машину и увезли, — пожал плечами Эд. — Как будто ты не знаешь как это делается. — Что-нибудь уже нашли? — я подошёл к нарисованному белой краской прямо по траве силуэту, обозначавшему, где находилась жертва. — Вон там трава завяла, — махнул рукой Эд. — Больше ничего. — Завяла говоришь? — Мэри присела около узкой, примерно тридцать санитеметров шириной, дорожки, тянувшейся через всю поляну мимо места, где была найдена жертва. Девушка потёрла между тонких пальцев травинку и та развалилась, как переваренная макаронина, испачкав кожу. — Она замёрзла, — Призрак? — тут же всполошился Шон. — Я пойду принесу железки. Под железками он подразумевал метровые куски арматуры. Не Бог весть что, но от призраков спасает на ура. Ещё в багажнике лежат заряженные солью обрезы двустволок, осиновые колья и куча другой необходимой утвари. Разве что кургузые револьверы с пулями из освящённого серебра у каждого из нас всегда при себе. Тем временем Мэри двинулась по следу. Не знаю, чем она руководствовалась, выбирая направление, но двигалась она уверенно. Мэри обошла куст, и, чтобы не потерять её из виду, мы поспешили следом. Газон зарос, и трава поднималась местами до колена. В таких местах холод ударил по ней особенно сильно. Кое-где тёмные пятна мерзлоты расползались на пару метров вокруг, будто что-то останавливалось и раздумывало, куда двигаться дальше. — Часовня? — я удивлённо уставился на узнаваемую постройку. След обрывался на дорожке, но определённо вёл в сторону тёмного проёма покосившихся дверей, из которых веяло морозной сыростью. — А мы и не заметили, — Мэри ухмыльнулась и закатила глаза, глядя как я отряхиваю штанины от налипших травинок и мелкого репейника. — Вот теперь я точно пойду за железками и солью, — Шон ободряюще хлопнул меня по плечу, подмигнул и поспешил в сторону машины. Мы же остались стоять у входа в неизвестность. И неловко молчать. Не могу сказать, что мне очень неприятно общество Мэри. В конце концов, мы просто не сошлись привычками. Между нами не произошло ничего, что сожгло бы мосты окончательно. И, возможно, именно поэтому она так бесится. — Матерь Божья, — Мэри вдруг принялась пристально вглядываться в темноту. — Это не призрак, это демон! Я совершенно ничего не видел до тех пор, пока по траве в нашу сторону не потянулся след изморози. Мэри тем временем выставила перед собой Псалтырь и принялась читать текст Романского ритуала изгнания. — Regna terrae, cantate deo, psallite Domino qui véhitur per calus, caelos antíquos! Ecce, edit vocem suam, vocem potentem: Akinoscite potentiam dei! Majestas ejus, Et potentia ejus In nubibus. Всегда ярко алые, её губы резко побледнели, а кожа лица стала землистой. Но Мэри ни на шаг не отступала, продолжая упрямо повторять строчки на мёртвом языке. Я достал из сумки деревянный крест и, выставив его перед собой, присоединился к напарнице. — Timendus est dues e sancto suo, Dues Israel: ipse potentiam Datet robur populo suo Benedictus dues. Gloria Patri. Руки озябли. Я старался смотреть в сторону медленно приближающегося источника холода. Кажется. Мы останемся здесь навсегда. Шон не успеет. Мэри погибнет из-за того, что я так слаб. Какая-то мысль настойчиво пыталась сформироваться в сознании, но холод не давал ей пробиться сквозь плёнку стыда. Это наконец подлетело к Мэри. Псалтырь вылетел из её рук, будто выбитый мощным ударом, а сама она взлетела над землёй. Руки сами собой нашарили лежащий в потайном кармане револьвер. Бам. Пуля просвистела там, где должен быть невидимый враг. Бам. Ещё одна. Бам — третья. Бам. Бам. Мэри упала на траву и, судорожно перебирая ногами и руками, попыталась отползти прочь. А в меня будто бы врезался грузовик. Я прокатился по земле несколько метров и тут же невидимая сила вздёрнула меня в воздух. Холод сковал тело. Сердце будто бы стало покрываться льдом, а веки сами собой начали опускаться. Звуки потускнели. Краски мира — тоже. Вязкое болото спокойствия поглощало все прошлые обиды, тревоги и печали. Ничто не сможет потревожить тебя, если тебя нет. Кажется, я даже увидел тёмную фигуру, удерживающую меня над землёй. Сквозь ватную тишину прозвенел глухой звук выстрела. Онемевшее тело ударилось о землю, но я даже не почувствовал боли. Только краем сознания отметил, что рука всё ещё сжимает рукоять револьвера. Зачем я его доставал? — Доран, да приди в себя, чёртов ты придурок! — голова мотнулась в сторону и перед глазами возникла растрёпанная монашка. Её платок сполз, обнажив рыжие волосы, из которых выглядывала пара антрацитово-чёрных рогов. Сквозь пелену безразличия в разум пробилось яркое воспоминание, как мы гуляем в парке. На рыжее каре падают снежинки, но она отказывается надеть платок. Видите ли, ей жарко. Мы пьём кофе в какой-то маленькой уютной кофейне в белфасте. Мы лежим в постели, она уткнулась носом мне в шею, а я стараюсь не напороться глазом на торчащий прямо в лицо рог. Она часто называет меня Дораном, а я ворчу в ответ, что это английское имя. Мы играем в снежки. Мы ссоримся из-за того что я педантично доделываю свою работу и не уделяю времени ей, хоть немного. Она обижается, а я засиживаюсь допоздна в кабинете, пытаясь рассортировать дела. — Дёран, — автоматически поправил я. Точнее, попытался. Непослушные губы выдали что-то нечленораздельное, но она поняла. — Да хоть Папа Урбан Третий! — голова снова мотнулась, но на этот раз щёку обожгла боль. — Шон принёс гвозди! В руку ткнулась связка длинных железных штырей, на шляпках которых была выгравирована звезда Соломона. Я тут же вогнал один рядом с собой и думать сразу стало немного легче. Мэри помогла выстроить круг, в центре которого я наконец вспомнил, что за мысль вертелась на кончике языка, пока из меня пытались выпить душу. — Шон, сюда! — Крикнула Мэри. Но наш напарник крепко завяз в драке с демоном. Он тщетно отмахивался от пустоты железным прутом, но с каждым взмахом оружие двигалось всё медленнее. Даже такой здоровяк не имеет бесконечной выносливости. — Мэри, прости, что я был идиотом, — я кривовато улыбнулся, сжал в руке гвоздь и шагнул за пределы круга. Кажется, я умру прежде, чем что-либо сделаю. И Мэри тоже. Станет такой же безжизненной куклой, как те, что были на снимках. Пустое некогда красивое лицо со вздёрнутым носиком больше никогда не озарит улыбка. Не скривится раздражённо, когда я раскладываю документы по степени важности. Она станет маской. Оболочкой. Тенью. Я не смогу попасть в невидимку. И Шон. Вечно весёлый смельчак опустеет. Больше никто не услышит его неуместных шуток. Он не будет пытаться уронить мой стеллаж для документов. Мне не придётся помогать ему заполнить отчёт. Он просто исчезнет. Я не попаду. Моя рука, всё ещё сжимавшая пистолет, поднялась. Бам. Последняя пуля вошла точно туда, куда было необходимо. Я резко выставил перед собой железный штырь и от последовавшего удара рука предательски хрустнула. Локоть прострелила боль, от которой подкосились ноги и я завалился на замёрзшую траву. *** — Ранни, ты кофе будешь? — в кабинет заглянул непривычно спокойный Шон. Он до сих пор не отошёл от боя с демоном. Слабость и одышка стали спутниками моего друга. Да и, что греха таить, моими. Я надел на ручку колпачок и положил её в пенал. Встал, расправил складки на сутане и уже привычно протёр пальцы салфеткой, избавившись от чернил. Затем придавил лист с отчётом прессом и снял очки, убрав их в чехол. А Шон, всё это время стоявший в дверях, произнёс: — Знаешь, кажется, я понимаю, чем ты достал Мэри.